Глава 6

Глава 6

Я не могла поверить. Солнечные лучи любяще грели мою истосковавшуюся по теплу кожу. Совсем недавно солнце казалось незаслуженной роскошью, и меня терзал неподдельный страх навсегда позабыть его переливчатое сияние и удушающий жар. Я думала, что навсегда останусь в темноте, даже начала примиряться с этим фактом, поэтому в первую минуту не могла до конца осознать, что действительно выбралась на свободу, что это не галлюцинация и не предсмертный скачок адреналина. Все было реально. Свет, звуки, запахи… и боль. Она обрушилась на меня крушащим все на своем пути оползнем, придавливая к земле, втаптывая в грязь. С новым вдохом легкие наполнились мелкой пылью, но я не смогла даже закашляться, полностью отдаваясь расползающемуся по телу параличу.

Чьи-то сильные руки аккуратно приподняли меня за плечи и перевернули на спину. Я не могла сосредоточиться на этом человеке, закрыв глаза от яркого солнечного потока, утягивающего меня в радужную воронку, все выше и выше. Звуки притупились, а уверенный мужской голос стал лишь отдаленным монотонным бурчанием. Боль больше не мешалась в теле, и я не могла скрыть улыбки — меня словно до отказа накачали морфием и отправили в свободное плаванье.

— Диана… Диана… — Он никак не хотел меня отпускать, сковывая по рукам и ногам, заставляя вновь вернуться в свою покореженную оболочку. — Диана, посмотри на меня.

Я проигнорировала его просьбу или требование, что бы это ни было, даже не пошевелившись. Любое неосторожное движение могло вернуть меня в реальность, ту, в которой у меня не было сил восстановить растраченные силы, как не было шанса и умереть.

— Сосредоточься на мне… на моем голосе.

Коридор, сотканный искрящимися нитями и пульсирующий в такт моему сердцебиению, стал темнеть, сократившись до узкой полосы света, пространство вокруг меня резко сжалось, будто пытаясь раздавить, а потом распалось подо мной, точно разорванное покрывало, до этого удерживающее мое тело на весу. Я полетела вниз, даже не успев испугаться, соглашаясь на все.

Удара о землю не последовало. Поток воздуха ворвался в мои легкие, заставляя дышать. Я закашлялась, ощущая на языке солоноватый привкус крови вперемешку с разгоряченной дорожной пылью.

— Тише, делай маленькие вздохи. Не жадничай. — Этот голос действовал подобно обезболивающему, растекаясь по венам и вводя в состояние блаженного счастья.

Я открыла глаза, понимая, где нахожусь и кто передо мной, помня, что произошло и что сейчас далеко не в лучшей своей форме, но все эти факты отошли далеко на задний план. Энки смотрел на меня с нескрываемым беспокойством, слишком тонко граничащим с неподдельным ужасом, вероятно, мне было о чем волноваться. Его сиреневые глаза стали совсем светлыми и словно светились изнутри, гипнотизируя. Он склонился надо мной так низко, что золотистые кудри щекотали мне лоб, а на губах ощущались порывы его дыхания.

— Сосредоточься на моем голосе, вцепись в него, как в спасательный круг. Я выведу тебя.

Я даже попыталась улыбнуться ему в ответ, но судя по его нахмуренным бровям и ожесточившемуся взгляду, мне это не очень-то удалось. Энки, мой славный рыцарь в бежевых тонах, в который раз приходил мне на помощь, жаль, что ему так и не удалось направить меня по верному пути. Сейчас я не обходила в своем одеревеневшем сердце и намека на ненависть к нему. Он знал, что Эндж убил моих родителей, знал и промолчал — очередной бессмертный, пытающийся вести свою личную игру. Да, я во многом изменила свое отношение к Фениксам, полная изоляция и "подвал" с чудовищами отлично этому способствовали. Главное, что сейчас наши цели так удачно совпадали — он хотел спасти меня, а я желала быть спасенной.

— Не пытайся шевелиться, — слегка запыхавшись, произнес мужчина, тщательно осматривая мое израненное тело. — Сейчас я подниму тебя на руки, и мы поедем домой.

Домой… Слово болезненным эхом отозвалось в груди. У меня его не было, только тюрьмы, одна комфортней другой. Но вслух я ничего не сказала, не уверенная что вообще могу говорить. Энки легко оторвал мое тело от земли и прижал к своей груди. Боль так и не вернулась, и единственной мыслью было то, что моя едкая кричаще-красная на ярком солнце кровь совсем испортит его светло-терракотовый джемпер.

Перед глазами плясали пухлые кучерявые облака как неаккуратные комки чистой ваты, разбросанные по опрятному идеально-голубому ковру. Кажется, лето было на исходе, и зеленый на деревьях постепенно начинал обгорать до желтого и оранжевого, теряя свою прежнюю насыщенность, словно прощаясь. Слышны были только шаги Энки и приглушенный треск сухих веток под его ногами. Солнце, заигрывая со мной, подмигивало, сквозь узорчатую скатерть крон деревьев. Я потеряла счет времени, так и не осознав, как долго мы добирались до машины. Мужчина аккуратно усадил меня на пассажирское сидение, заботливо пристегнув и удобно отрегулировав сидение.

Я щурилась от особо ярких солнечных лучей и не могла поверить, что все происходит на самом деле. Мне было плевать на то, куда мы едем и насколько серьезны мои раны. Меня волновали только детали — послушно выгнувшийся резной листок клена, миниатюрный ураган пыли, настойчиво следующий за нами по дороге, насекомые-самоубийцы, сводящие счеты с жизнью на лобовом стекле автомобиля — все имело значение. Так я пыталась убедить себя, что этот мир действительно реален, а не насильно вживлен мне в мозг вездесущим Хорсом. Игры с сознанием были его излюбленным развлечением.

Мы не виделись с Энки так давно, что сейчас он казался для меня практически недосягаемым, слишком идеальным, как главный герой слащавого любовного романа. Лучи солнца рассеивались, проникая в салон автомобиля, создавая вокруг мужчины сияющий ореол, будто расцветший нимб. Все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Нам придется попетлять по дорогам, прежде чем снова нырнуть в коридор. Другие тебя уже наверняка ищут.

Я ничего не ответила, подставляя лицо дневному свету и щурясь от его теплого прикосновения. Можно было притвориться, что Диана все еще жива, на соседнем кресле сидит отец, напряженно вцепившись в руль и сосредоточенно глядя на дорогу, а сзади мама, ворчливо попрекающая его за какую-нибудь мелочь. Можно было, но не стоило — я и так достаточно себя обманывала.

— Почему ты здесь? — Вопрос казался несуразным, каким-то до омерзения избитым, но сейчас мне вряд ли удалось бы придумать что-нибудь получше.

Энки бросил в мою сторону короткий взгляд, полный кричащего о себе непонимания, словно сомневаясь в здравости моего рассудка. А я лишний раз ощутила себя наивным ребенком, задающим взрослому слишком глупые вопросы.

— О чем ты вообще?

— Как ты здесь оказался? — Я была готова увидеть кого угодно, только не его. Как бы Энки ко мне хорошо не относился в прошлом, казалось, что ему, по большему счету, плевать на меня.

— Правильнее было бы спросить, как ТЫ здесь оказалась. — Мужчина усмехнулся, но я не заметила в его словах ничего забавного. — Главное, что все получилось, и ты сейчас здесь. А раны затянутся. — Бессмертный вновь мимолетно посмотрел на меня и, поймав мой недоумевающий взгляд, продолжил: — Я вывел тебя из темноты.

— Я как-то не особо заметила твоего чуткого участия. — Воспоминания о "долгой дороге домой" были еще достаточно свежи в памяти, как и мои раны, и те и те — глубокие и уродливые, собирающиеся остаться со мной навсегда рубцующимися шрамами.

— Ты же видела свет, который вывел тебя из темноты. Я думал, ты поняла что происходит.

К сожалению, мне так и не удалось найти в себе силы, объяснить ему, что, блуждая во мраке и спасаясь от одичавшей тени, я никак не успевала, да и не хотела, понять всю значимость холодного сияния, указывающего мне дорогу. Возможно, стоило задуматься, как этот луч надежды появлялся каждый раз, когда моя вера в счастливый исход угасала, под натиском бездушной темноты. Никакого чуда, всего лишь очередной бессмертный, знающий об этом мире намного больше меня. Хотя, его помощь и так для меня приравнивалась к чуду.

— Я не знала.

— Ничего, — он снова мягко улыбнулся, так обыденно, словно мы сидели за чашкой чая и болтали о рутинных мелочах. — Важно только то, что ты последовала за моим зовом.

— Эмпатия. — Кто мог знать, какие еще таланты скрывались за этой ангельской внешностью. Глядя сейчас на Энки, я с трудом могла представить, как он использует свою силу во зло.

— Я лишь мог указать тебе верный путь.

— Как по-джентельменски. — Мужчина не оценил моего сарказма, задумчиво нахмурившись. — Это означает спасибо.

— Хорошо, если так.

На какое-то время между нами повисла тишина. Энки выглядел невозмутимым, на лице мужчины удачной маской укоренилось умиротворенно-блаженное выражение, скрывая от моих любопытных глаз его настоящие эмоций. Обеспокоенность? Сомнение? Недовольство? Я пыталась разгадать его как головоломку, по правде, раньше не преуспевая даже в простейших судоку.

— Ты же планируешь вернуть меня на поруки Энджу? — Вряд ли мне удалось бы этому препятствовать, не в моем нынешнем состоянии, но оказаться перед своим злейшим врагом столь слабой и беспомощной значило бы сразу проиграть, даже не вступая в борьбу. Я не могла позволить ему знать, в какую пропасть рухнула по собственному слабоумию и, более того, до сих пор продолжала падать на самое дно. — Лучше уж верни меня Хорсу или просто брось на съедение бродячим псам — так гуманнее.

— Не волнуйся, спрячешься у меня, пока не наберешься сил, а потом мы с тобой решим, что делать дальше.

Энки даже не взглянул на меня, всем своим видом показывая, что не особо заинтересован продолжать разговор. Я действительно пыталась помолчать, замечая и плотно сжатые губы и отстраненность, с которой это было произнесено, но не могла — месяцы молчания давали о себе знать. Слова так и вырывались из горла, едва успевая сформироваться в осмысленные предложения, словно тоже истосковавшись по свежему воздуху.

— Почему я ничего не чувствую? — Судя по открытым ранам, некоторые из которых до сих пор кровоточили, боль должна была свести меня с ума. Но я до сих пор пребывала в сладкой неге, все теснее сплетавшейся с предсмертным параличом.

— Я забрал ее, и если не хочешь вновь ощутить на себе всю ее силу, то лучше помолчи. Мне тяжело одновременно блокировать твои эмоций и вести светскую беседу.

Остаток дороги мы провели молча. Я лишь изредка краем глаза посматривала на Энки, с каждым разом подмечая все больше признаков того, насколько тяжело ему дается контроль над моими и своими чувствами. Мужчина становился все напряженней, даже слегка озлобленным, резко газуя и выкручивая руль до предела.

Мы свернули на проселочную дорогу, петляющую среди высоких, как на подбор, деревьями с узкими, стремящимися вверх к солнцу кронами. Ее ширины едва хватало для машины, но мне все равно каждый раз казалось, что мы заденет крылом ближайший разросшийся пень. Через несколько сот метров, изрядно укачавшись по кочкам и вымытым ливнями рытвинам, автомобиль вывернул из чащи на открытую широкую поляну. Только светло-зеленая низкая трава и кристально-чистый лазурный небосвод, насколько хватало взгляда. Словно компьютерная заставка на рабочий стол, мозолившая мне глаза всю мою сознательную жизнь. Перелесье плавно пошло под откос и Энки прибавил газу, отдаляясь от лесополосы в сторону безоблачного горизонта.

— Ты точно знаешь дорогу? — Впереди ничего не было, только бескрайнее небо, а я была более чем уверенна, что машина Энки не умеет летать. — Энки…

Мужчина ничего не ответил, оставаясь столь же навозимым, как и прежде, полностью выжав педаль газа и сильнее перехватив руль, который повело в сторону. Автомобиль затрясло так сильно, что меня выбросило бы из машины, если бы не ремень безопасности, не отпускавший от сидения дальше, чем на несколько сантиметров. Камни на пути становились все крупнее, вырастая из-под земли темными остроконечными глыбами. Бессмертный ловко объезжал препятствия, плавно лавируя между ними, но так и не сворачивая в сторону. Впереди был обрыв. Я ощутила его близость всеми фибрами своей измученной души, но не успела даже запаниковать — сознание просто-напросто отказалось воспринимать такую действительность. Дыхание в груди замерло, крик сгрудился в горле тяжелым неповоротливым комом, глаза оставались широко открытыми, достаточно долго, чтобы увидеть каменистые уступы, стремящиеся в небо и развернувшуюся за ними пустоту, красочную, но смертельную.

Машина сделала последний рывок, подскочив на очередном валуне, а потом рванула вниз. Горизонт, которым я так восхищалась, начал заваливаться, а потом и вовсе исчез, отравляя только голые потрепанные скалы, стремительно мелькающие перед глазами. Меня бросило вперед в стекло, ремень удержал в меня в паре сантиметров от лобового столкновения. Внизу замаячила пропасть, словно разверзшаяся пасть древнего невероятных размеров зверя, до сего момента дремавшего под землей, поближе к раскаленному ядру. Остро-заточенные клыки из прочных скалистых пород, тонкий извилистый ручей, словно бегущая голодная слюна, цепь кустарников с красными цветами — длинный раздвоенный язык чудовища. Я сумела рассмотреть все в мельчайших деталях за считанные доли секунды, а потом мое сознание заботливо спасло меня от дальнейшего созерцания нашего падения. Мозг отключился, и наступила темнота.

Энки легонько трепал меня по щеке, приводя в сознание. Последние воспоминания молниеносной вспышкой возникли перед глазами — мы должны были разбиться. Я инстинктивно дернулась, словно пытаясь защититься от последующего удара, и только позже поняла, что удара не последует, мы больше не были в машине, на полной скорости ныряющей в пропасть. Приглушенный свет, будто нехотя, освещал небольшую, но просторную и уютную комнату. После вычурной роскоши в убежище Хорса с его стремлением ко всему излишне броскому, это место показалось даже аскетично-пустынным. Дом Энки, еще в мой первый визит сюда я отметила, что бессмертный предпочитает простоту и пространство.

— Здесь? — Мне не удалось целостно сформулировать свою мысль, но мужчина понял меня без слов, лишь мягко улыбнувшись в ответ на мой испуганный взгляд.

— Все хорошо. Мы уже дома. Я немного "подлотал" тебя, раны теперь чистые, поэтому должны затянуться скорее. Не хочешь рассказать, что произошло?

— А ты?

В последнее время я так часто лишалась чувств, что это могло стать постыдной привычкой. Но впервые после подобных провалов, мое тело не отказывалось работать, ссылаясь на недомогание. Ни боли, ни слабости, ни даже головокружения — я почти была здорова. Почти, если бы не белые бинты, затянутые так туго, что мешали двигаться.

— Ты ведь не испугалась? — Улыбка стала еще шире. — Я бы не стал нас калечить. Зачем мне это?

— Не знаю. Вы, бессмертные, достаточно чокнутые, чтобы так развлекаться.

— Не вы, в мы. Не забывай, что ты одна из нас. И нет, мазохизм не в числе моих хобби.

— А садизм? — Я сама толком не знала, шучу или спрашиваю на полном серьезе.

— Нет, как и вуарьеризм, эксгибиционизм и прочие труднопроизносимые отклонения. Знаешь еще какие-нибудь замысловатые слова?

— Перидромофилизм?

— Что это еще за гадость? — Энки поморщился только он одного звучания.

— Коллекционирование проездных билетов.

— Сколько же в твоей голове всякого хлама. — Энки покачал головой, отворачиваясь.

До меня донесся слабый стеклянный перезвон — он убирал со стола разложенные бутыльки и инструменты из аптечки. Мой взгляд ухватился за пластиковую корзину для мусора рядом с ножкой стола, почти доверху заполненную грязными, словно в мазуте, бинтами.

— Я буду жить? — Это должно было прозвучать иронично, но в итоге походило на жалостливый всхлип, сдобренный разочарованным вздохом. Достаточно жалобно, чтобы мужчина встревоженно обернулся и посмотрел на меня долгим проникновенным взглядом.

— Ты же прекрасно знаешь, что ничего в этом или любом другом мире не может нас убить, только доставить неприятности. Твои раны глубокие, но скоро зарубцуются, а потом и вовсе исчезнут. Всего лишь легкий дискомфорт.

Там, наедине с Тенью, это не выглядело "легким дискомфортом". Будь я достаточно сильна, на регенерацию ушли бы считанные часы, но сейчас я была ничем не лучше обычного смертного. Смертельно больного, с круглосуточно дежурившим у койки врачом-реаниматологом.

Энки вновь приблизился, склонившись над моей кроватью, в его руке блеснула тонкая игла шприца.

— Это поможет тебе в твоем исцелении.

Жидкость внутри казалась практически черной, с легким красноватым отливом.

Я нахмурилась, у меня не было причин не доверять ему, но новая жизнь многому научила — где-то на подсознании я всегда ожидала предательства.

— Это обязательно?

— Думаю, что да. — Бессмертный тщательно протер мой локтевой сгиб, плавно вводя в вену иглу. — Голод разрушителен, а мы наоборот пытаемся тебя собрать.

Я ничего не почувствовала, лишь едва уловимую, скорее даже надуманную дорожку тепла, развернувшуюся вверх по руке.

— Ты уже когда-нибудь кормил другого бессмертного?

Энки стушевался, как-то испуганно опустив взгляд в пол, использованный шприц полетел мимо корзины, едва слышно ударившись о паркет. Мужчина резко нагнулся, слишком неуклюже для его грациозного тела, совсем по-мальчишески, только со второго раза ухватив тонкий шприц пальцами и раздраженно отбросив его в мусорное ведро.

— Знаешь, со временем ты тоже научишься чувствовать лазейки в пространстве. Линелу следовало в первую очередь научить тебя именно этому, а не хоронить под горой учебных фолиантов. — На его лице появилась натянутая, слегка извиняющаяся улыбка. — Все придет со временем. Благо, его у тебя с избытком.

Я кивнула, сделав вид, что не заметила, как грубо и несуразно он перевел тему с неугодной ему на что-то более нейтральное. Но момент все равно получился неловким. Мы замерли, глуповато улыбаясь друг другу, я понимала, что задела слишком личное и возможно даже болезненное, а Энки — что серьезно прокололся, подкинув мне информацию для размышления.

— Этот мир до сих пор для меня игра, правила к которой я так и не успела выучить. Что-то вроде "Джуманджи". Никогда не знаешь, как упадут кости и что за монстры выпрыгнут из-за угла.

— Я тоже для тебя монстр? — Энки выглядел абсолютно серьезным, и я искала на его лице хотя бы отдаленные намеки на улыбку, чтобы свести все в шутку. Но он ждал от меня ответа.

— Если ты и монстр, то отлично маскируешься под доброго самаритянина. — Мне не хотелось его обидеть, но верить кому бы то ни было вышло из числа моих привычек. Я оказалась не безнадежной, хватило всего лишь нескольких серьезных ошибок, сравнимых со смертью.

Мужчина кивнул, будто бы ожидая чего-то подобного и принимая такой ответ.

— Теперь тебе нужно отдохнуть. Позже мы все обсудим.

На какой-то миг сердце сжалось от иррационального неконтролируемого страха остаться одной. Слишком живыми казались тени в дальнем конце комнаты и слишком зловещей становилась тишина, когда Энки умолкал.

— Здесь больше никого нет? — вопрос прозвучал слишком поспешно, выдавая мою нервозность и растерянность. — Мы одни?

Мужчина посмотрел на меня как на маленького ребенка, снисходительно, но с теплотой, словно на дочку, боящуюся засыпать в новой комнате.

— Конечно. Фениксы — одиночки, мы не любим большие компании, а еще сильнее — большие компаний незнакомцев. Мы привыкли жить один на один с собой, реже — замкнутыми общинами. К слову, гостей мы тоже не любим, как собственно и ходить в гости. Здесь тебе никто не помещает. Я буду рядом, если что. — Он развернулся, чтобы уйти, но тут, что-то вспомнив, вновь посмотрел на меня. — И, Диана, лучше не вставай с постели. Я серьезно, тебе нужно время.

Когда за ним закрылась дверь, время остановилось. Или я просто перестала его ощущать. Секунды, минуты, часы… Мое сознание включалось и выключалось, словно неустойчивая электрическая цепь. Я не спала и не видела снов. Вот комната в успокаивающем мягком приглушенном свете, мои пальцы сжимают белое покрывало, а в следующий миг вокруг только темнота, где нет места ни мне, ни моим мыслям. Очередная вспышка и я бодрствую, но вокруг ничего не меняется.

Невозможно было понять, сколько прошло времени и идет ли оно вообще. Ощущение реальности терялось, и меня все чаще посещала мысль, что рядом нет ничего настоящего, только болезненные фантазии обреченного на гибель. Гибель, не смерть — я выбросила это слово из своего словарного запаса за ненужностью. Для таких как я существовало нечто другое, с чем мне еще не довелось познакомиться. Возможно, момент настал. Не жизнь и не смерть. Существование даже там, где ничего не существовало. Одни и те же звуки, цвета, движения. Жужжание тишины и мое сбивчивое дыхание, плавная игра света и тени, вдох и выдох. Энки забрал с собой мою боль, но ничего не дал взамен, и кто бы мог подумать, что она — это все, что у меня оставалось.

Опустошение, новый враг, с которым мне предстояло бороться или смириться. Я мало что помнила из древних тяжеленых книг, что подсовывал мне Линел, но это не выходило у меня из головы — сердце, как средоточие жизненной энергии, Фениксы не могли существовать без душевных переживаний. И мое новое состояние скорее походило на смертельную болезнь, пожирающую здоровые клетки. Благо, мой доктор давал на этот счет весьма оптимистические прогнозы.

Кровь Энки давала о себе знать, я все явственнее ощущала ее в своих венах — древняя неконтролируемая сила, притаившаяся внутри, чужая, но тем более желанная.

Я пошевелилась, пытаясь разрушить статичную картинку, но мир так и не пришел в движение, лишь слегка пошатнулся, а потом вновь вернулся на прежнее место. Как рябь на воде, угасающая и в итоге сходящая на нет, умирающая в идеальной искрящейся глади. Откинув в сторону покрывало, я увидела профессионально наложенную повязку как в лучшей клинике города. Кожа выглядела такой бледной, что бинты терялись на ней. Нога не болела, но я едва могла пошевелить пальцами, не то чтобы пройтись по комнате от одной стены до другой. Мне потребовалось некоторое время, чтобы принять вертикальное положение и осторожно коснуться ступнями мягкого пушистого ковра у кровати.

Комната ожила, словно от меня во все стороны разошлись невидимые, но ощутимые волны. Они ударились о стены и через секунду вернулись ко мне. Мышцы напряглись, с трудом удерживая мое тело прямо, я качнулась вперед, чуть не свалившись на пол, но удержалась, вцепившись в край кровати. Мне требовалось пройтись, необходимо было разогнать это вязкое, словно кисель, пространство. Движения казались слишком плавными и медленными, будто я никак не могла выбраться из под толщи воды, разгуливая по самому дну. Сколько раз за свое недолгое бессмертное существование мне приходилось вот также забиваться в угол и зализывать свои раны? Так происходило со всеми Фениксами или меня можно было считать "особенной"? Мысль о собственной исключительности не очень-то успокоила мою неспокойную натуру. Я была неудачницей до смерти и осталась ею после — у кого еще план жестокой мести мог закончиться очередным пленом и разбитыми надеждами? Как и переломанными костями.

Я плыла по комнате подобно кентервильскому привидению, не чувствуя под ногами твердой поверхности, только легкие потоки ветра, задевающие разомлевшую кожу. Беззвучно, что создавало ощущение нереальности происходящего. Мои чувства были благополучно "отключены", что порождало внутри гулкую пугающую пустоту, как в огромной ржавеющей бочке. Каждый стук сердца заставлял ее хрупкие стенки вибрировать, только подтверждая, что на дне плещется только темнота, не слишком любящая чью-либо компанию. Казалось, я лишь оболочка, дешевая игрушечная копия настоящего человека — не гнущиеся суставы, отсутствующий взгляд и опилки в голове. Со мной можно было поиграть, а потом забросить в дальний угол комода и совсем забыть.

Я доковыляла до стены, упираясь в нее ладонями и полностью отдавая ей свою тяжесть. Шероховатая поверхность слегка дрожала под моими кончиками пальцев, будто пытаясь что-то сказать, но мне не был известен этот язык. Шаг, еще один — я хотела быть полностью уверена, что не разваливаюсь на части, и, несмотря на все усилия Тени, все еще не списана в утиль. В комнате не было зеркал, даже хоть какой-нибудь мало-мальски отражающей поверхности, и мне оставалось только догадываться, насколько все плохо выглядит со стороны, что, вероятно, к лучшему — Энки предусмотрел все наперед.

Словно зверек в колесе, я бродила по кругу, пытаясь размять одеревеневшие ноги, притворяясь, что все лучше, чем есть на самом деле. Но походка все равно выходила корявой и дерганной как у только что восставшего трупа. Словно кто-то вколол мне лошадиную дозу лидокаина, полное онемение было даже хуже, чем недавняя боль. Без нее я чувствовала себя обезличенной, будто и вовсе не существуя. Отголоском настоящей себя. Никогда бы не подумала, что могу прийти к чему-то подобному, но мне нужны были все мои чувства, особенно бурлящий гнев и ледяное отчаяние, которые, шипя, сплетались воедино и давали мне очередной глоток воздуха, чтобы продолжить борьбу. Я догадывалась чего стоило бессмертному удерживать боль от меня на расстоянии и не хотела, чтобы его сила расходовалась впустую. Как я могла исцелиться и прийти в норму, если не знала, насколько все плохо?!

Я прислушалась, но не услышала ничего нового, дом опустел — или он был слишком большой для двух человек или Энки умел отлично прятаться. Или за этой дверью не было ничего… Я качнула головой, прогоняя эту мысль. Иногда мне казалось, что сознание совсем мне не друг, и мы с ним находимся по разные стороны баррикад — я пыталась удержать и заново отстроить свое хрупкое душевное равновесие, а оно всяческими путями неугомонно вело подрывную деятельность, подкидывая все новые и новые ужасающие картины «вероятного будущего». Сводя меня с ума… И я все чаще поддавалась, сторонним наблюдателем отмечая, как безумие прогрессирует, опасной болезнью, по-хозяйски обосновываясь в моих мыслях.

Но, повернув дверную ручку и ступив в коридор, я не увидела ничего из того, что так талантливо рисовал мой ошалевший разум. Широкий светлый коридор, нежно-бежевые стены, выполненные текстурой под льняную бумагу с легким глянцевым блеском, абсолютно голые — ни картин, ни зеркал, ни даже простеньких светильников. Что и было странно, свет лился из ниоткуда, чистый и желтовато-молочный, как ранним солнечным утром. Я сделала неуверенный шаг вперед, держась за стену и прослеживая ладонью ребристый рисунок обоев. Тишина была абсолютной, словно боялась тревожить столь умиротворенное место, даже мои шаги оставались обеззвученными. Я парила над землей, не касаясь пола.

Свободный полет… Но что-то вмиг вернуло меня в реальность, резко бросив на землю. Голос… скорее даже размытое эхо, отразившееся от голых стен и заботливо преподнесенное мне как призрак, отголосок безумия. Мне не нужно было слышать слов и разбираться в их замысловатом сплетение, чтобы понять — прошлое вернулось. Оно никогда и не уходило, лишь ненадолго притаившись за углом, выжидая и неслышно посмеиваясь над предстоящей шуткой. Все обещания, уговоры и угрозы в итоге свелись к одному — я не была готова к этой встрече. Слишком слабая, слишком напуганная, слишком похожая на саму себя…

— К чему такая конспирация? — Этот голос я бы узнала из тысячи. Самодовольный, с высокими хамоватыми нотками, едва не срывающийся на крик.

— О чем ты? — Энки как всегда говорил спокойно и сдержанно, не поддаваясь на провокацию Энджа.

— С чего вдруг я должен мяться под дверью? Может тебе еще письменное уведомление отправлять за пару дней?

— Что-нибудь слышал о личном пространстве?

— Так я больше не его часть? — Эндж попытался придать голосу напускную обиду, насквозь пропитанную фальшью. От этой самовлюбленной интонации меня начало трясти, словно пережитый кошмар, запрятанный глубоко в подсознание, возвращался и нарастал с новой силой. — С каких пор? Неужели между нами что-то изменилось?

— Эндж, хочешь устраивать шоу, делай это в другом месте. — Я позавидовала его ледяному спокойствию, когда сама, вжавшись в стену, не могла сдержать дрожи. Присутствие моего бывшего наставника, так близко, выводило меня из себя, делая слабой и напуганной. — Сейчас не время и не место.

— Из-за нее?

— Ты все не можешь успокоиться? Давно не видел тебя таким… хм… перевозбужденным.

— Да мы в принципе давно не виделись, ты как-то совсем от нас отдалился. — Молчание и звук шагов по деревянному ламинату. — Только не говори, что этой девчонке удалось??? пустить между нами « черную кошку»? Мы же столько веков вместе, бок о бок. Одни против этой рутины.

Я не услышала ответа Энки, но что-то в выражение его лица, вероятно, не слишком обрадовало Энджа. Он тяжело вздохнул, словно принимая поражение:

— Ладно, согласен, вышло не очень хорошо.

Блондин даже прыснул от такой наглости:

— Не очень хорошо? Ты издеваешься? — Я впервые слышала, чтобы он повышал голос. — Неужели ты ничему не учишься? Неужели не понимаешь, что именно из-за тебя мы провалили нашу миссию?

— Не нужно драм, — отмахнулся Эндж, — граница восстановлена, мир в безопасности, а мы с тобой — герои.

— За последний год мы потеряли троих. И в этом только твоя вина.

— Троих? — Повисла пауза, словно бессмертный раздумывал над этим. — Принц, Феб… ах да, эта маленькая шлюшка. Надеюсь, Хорс хорошо о ней заботится, с раздвинутыми ногами она приносит гораздо больше пользы. У каждого, знаешь ли, свое призвание. Главное вовремя эти таланты раскрыть, а я хороший учитель.

Что-то разбилось, звон. Как сотни крошечных колокольчиков заполнил собой все свободное пространство, резонируя и усиливаясь. Я вздрогнула от неожиданности, готовая броситься прочь в свою комнату в любую секунду, но силой воли удерживая себя на месте.

— Лучше помолчи.

— Прости, если задел твои чувства. — Это прозвучало не как извинение, а скорее как упрек. Энджу всегда удавались такие гадости. — Не знал, что вы с ней так сблизились.

— Просто не забывай, что я могу заставить тебя чувствовать. И к черту наше соглашение. Неверное сложно превзойти свою сволочную натуру, но тебе это каждый раз удается.

— Что сказать, я совершенствуюсь. И давай не будет притворяться, что для тебя это открытие. — Снова звук шагов, на этот раз совсем рядом со мной. — Но хватит уже светской беседы и обмена любезностями. Собирайся, у нас есть дело.