Глава восьмая.

1

Тьфу, блин, опять! Только расположился с максимальным комфортом на диване, чтобы в полной мере насладиться просмотром очередной серии «Красивых и амбициозных», как буквально из ниоткуда материализовался взъерошенный игоша. Сел на пол, встряхнулся и посмотрел на меня ошалевшими глазами.

— Ну и что уставился? — буркнул он. — Не видишь что ли, у меня нервное потрясение. Подлечиться бы надо. Пойдём, выпьем, а?

Кивнув, я поднялся с дивана и как был, в одних трусах на босу ногу, отправился на кухню. Мыш проследовал следом (пардон за тавтологию), всё ещё недоумённо вертя головой. Интересно, что или кто довёл этого проказника до такого состояния? Даже представить не могу монстра, которому под силу вывести игошу из равновесия. Ну, ничего, выпьем — сам расколется. На первом же скачке.

Нехитрым образом сервировал стол: литровый пузырь водки, с подмигивающим дядькой, две стопки и банка шпрот. Уселись, я на табурет, игоша прямо возле стопки. Налил, как всегда, по половинке. Мыш бросил на меня недоумевающий взгляд.

— Что опять не так? — спросил я.

— А чего ты по столько наливаешь? — обиженно прогудел он.

— А сколько надо?

— А ты что, краёв не видишь?

Содержательный диалог, нечего сказать. А ты не лопнешь, деточка? Ну до краёв, так до краёв. Налил. Выпили. Эх, хорошо пошла! Повторим? Повторили, пошла не хуже. От шпрот игоша категорически отказался, занюхивая хвостом. Ну и ладно, мне больше этой гадости достанется. И отравиться я не боялся — водочка прекрасный очиститель.

— А теперь колись, что случилось? — поинтересовался я у захмелевшего игоши.

— Что рассказывать-то? Сцепился с соседским котярой и всех делов, — шмыгнув носом, ответил он.

Клавдии Степановны что ли? Знаю я его: здоровенный перс-альбинос, ленивый настолько, что даже к своей чашке не подходит, а подползает. Интересно, каким образом мышу удалось расшевелить этого бездельника? Хотя о чём я: мой постоялец и мёртвого достанет.

— И чего вы не поделили?

— Колбасу.

— Что!!!

— Колбасу, глухой что ли? Нет, к соседке я вообще-то хожу за сыром, у тебя в холодильнике не то, что «рокфора» нет, так даже и завалящегося брикета «Дружбы». Вот и приходится по соседям побираться. Вообще-то котяра был не против — ему сыр, как и тебе: до лампочки. Так что между нами установилось перемирия, до сегодняшнего дня.

— А что пошло не так?

— Бутерброда мне захотелось, вот что. Ну я и достал хлеб, сыр, полез было за колбасой, но тут заметил, что в тарелке этого блохастого лежит толстенный кусок, а он от него нос воротит. И такая обида меня взяла: в Африке дети голодают, а этот буржуин от колбасы отказывается! Ну и решил я восстановить справедливость — откушать его обедом во здравие всех страждущих. Ну, подошел я, подцепил колбаску, и приготовился было переместиться на стол, чтоб, значит, всё по-человечески, а этот вдруг вскочил на лапы, выгнулся дугой, да как зашипит. Вроде наехал. Ну я ему и говорю: «Выйдем, поговорим?». И правда, чего соседку тревожить? Ей, бедняжке, и так досталось. Мы и вышли во двор. Ну, думаю, сейчас я тебе, коврик мяукающий, холку-то намылю.

— И что же не намылил? — поинтересовался я, разливаю по пустым стопкам водку.

— Да ничего! — отрезал игоша, выпив и утерев хвостом скупую мужскую слезу. — Только я вознамерился приступить к процессу, как этот трусливый мерзавец заорал во всё горло. И на его крик сбежались все окрестные коты. И вот представь: я, маленький беззащитный мышь, а напротив Белый со всей бригадой. Вот и пришлось поспешно ретироваться, предварительно забив им «стрелку» в полночь в парке. Со мной пойдёшь?

Опять парк. Да что мне на них так везёт? Пойду, разумеется, не бросать же друга в беде? Да и потом: мне ещё ни разу не доводилось бывать на самой настоящей «стрелке». Заполучу новые ощущения, пусть даже с котами.

— Конечно, не отдавать же тебя на растерзание, — ответил я. — Но сначала прикончим бутылку — времени как раз хватит. Согласен?

И игоша, разумеется, согласился.

2

— Ату его, ату! Справа заходи! Да куда тебя понесло, я же сказал справа! И Белого не трогай — он мой!

Игоша, этот серый, хвостатый паскудник, разошёлся не на шутку. Бедные коты разбегались кто куда, жалобно мявкая, пытались укрыться на деревьях, но он доставал их и там. Победно размахивая над головой обрывком оторванного у нерасторопного кота хвоста, мышь носился по парку, выкрикивая лозунг кубинской революции: «Пока мы едины — мы непобедимы!». Несчастные пушистые создания в полной мере почувствовали себя американскими солдатами, неведомо зачем заброшенными на остров Свободы. В их круглых от ужаса глазах прыгал вопрос: «И на фига нас сюда понесло?».

А игоша ни в какую не желал униматься. Его даже не останавливали жалостливые взгляды ещё недавно грозных противников. Он скидывал котов с деревьев, и те, забыв, что умеют приземляться на все четыре лапы, бухались на землю пыльными мешками и расползались куда глаза глядят. Нет, всё-таки я был прав — вторая бутылка оказалась лишней.

А во всём виноват кто бы вы думали? Конечно, игоша! Прикончив первую, мы, на абсолютно, Ик!, трезвую голову, начали разрабатывать стратегию предстоящей разборки. Нет, в основном всё было ясно: прийти и начистить физиономии оборзевшим котярам, но вот некоторые нюансы надо было проработать, один из которых пришёл в необременённую мозгами серую голову.

— Слушай, а как ты с котами биться собираешься? — поинтересовался собутыльник, оглядывая меня с головы до пят.

— Обыкновенно. Подойду и пика под мохнатый зад, — с гордостью ответил я.

— Ага, и какая-нибудь сердобольная старушка, выгуливающая шавку, сообщит о подобном безобразии в милицию. Хотя стоп! А что, это идея! А ну-ка встань!

Я поднялся на ноги и, покачиваясь (прошу заметить — слегка!), замер в центре кухни. Окинув меня оценивающим взглядом, мышь цыкнул и скептически покачал головой.

— С кем приходится работать! Ну с кем!? Куда подевался нормальный материал? Эх, ладно, буду творить из того, что есть. Снимай трусы!.. Хотя нет, не стоит, моя нервная система такого потрясения не выдержит. Теперь замри и смотри мне в глаза, не отводя взгляд.

Повиновавшись, я принял более менее устойчивое положение и, не отрываясь, уставился в блестящие бусинки. Какое-то время ничего не происходило, затем резко закружилась голова и я упал на пол. Сознание мгновенно прояснилось. Я сел, встряхнулся и, почесав задней лапой за ухом, зевнул… Чего? Чем почесал? В обалдении я вскочил на ноги и тут же упал. Повторил попытку — результат тот же. Что за хрень? Не с пузыря же водки на двоих меня так колбасит? Отпустил взгляд вниз и… То ли сознание сделало ручкой и удалилось в неизвестном направлении, то ли ещё что, но относительно здраво я смог мыслить спустя очень относительное время. И первое, что я сделал — это бросился к зеркалу. На четырёх конечностях.

Чтоб тебя! Ну, игоша, ну сволочь, да я тебя за это… Да я… Да не знаю, что сделаю, но что-нибудь страшное и очень жестокое. Вот же гад, вот же мышь облезлая! Хотя справедливости ради стоит сказать, что в тот момент облезлым был я. Обыкновенным, облезлым дворовым псом, непонятного окраса, в семейных трусах в разноцветный горошек. И с почему-то зелёным лбом. И вот это меня добило окончательно.

— Игоша, сволочь! — прорычал я, врываясь на кухню. — Ты что натворил?

— Ну, вообще-то я хотел обратить тебя в овчарку, то есть овчара, но каков материал, таков и результат, — ответил мышь, флегматично пожав плечами. — Хотя так даже лучше будет — беспородная шавка привлекает меньше внимания.

— Ага, особенно с зелёным лбом! Откуда взялся такой колер?

— От зелёнки.

— На хрена?!

— Для колоритности. Выпьешь?

На столе из ниоткуда материализовалась литровая бутылка водки, точная копия недавно выпитой. Я с тоской посмотрел на собачьи лапы, прикидывая, как буду её открывать, но игоша с лёгкостью решил эту проблему. Острым ноготком он как стеклорезом лишил ёмкость горлышка.

— Мне — в стопку, а сам, так и быть, с горла, — скомандовал мышь. — И давай в темпе, время поджимает.

В темпе, так в темпе. С горла я пить, разумеется, не стал: достал зубами глубокую тарелку и наполнил её. Лакать с непривычки было неудобно, но спустя немного времени мне удалось приноровиться. Наконец, когда водка была выпита, меня отпустило, и даже помазанный зелёнкой лоб не напрягал. Теперь я был готов порвать всех местных котов в клочья!

— Ну что, пошли? — покачнувшись, спросил игоша. — Да, и трусы не снимай — оставь в качестве психологического оружия.

И вот, как говорится, картина маслом. В парковой аллее, в предвкушении развлечения, сидят пятнадцать здоровенных котов во главе с Белым, а навстречу им приближаются пьяный в хламину мышь в сопровождении пса неизвестной породы и почему-то в трусах. Причём оба горланят известную всем «Мурку». Коты, мягко говоря, офанарели. И я их прекрасно понимаю: не каждый день увидишь такое.

— Ну что, Шурик, поговорим как мужчины или толпой наброситесь? — грозно поинтересовался игоша, приближаясь к персу на задних лапах, закатывая несуществующие рукава.

— А почему Шурик? — спросил котяра, в обалдении покачивая головой и вытаращив глаза.

— А потому что классику современного кинематографа знать надо, — невпопад ответил мышь и мгновенно перешёл к предъявам. — Чё зенки вылупил? Ты хоть понял, гастарбайтер блохастый, на кого наехал?! Да я, когда ты ещё у папы в одном месте булькал, не делая попыток выбраться, с авторитетными ворами темы перетирал и они ко мне прислушивались. А ты, жидомасонская рожа, решил меня опустить? Да я тебя, котяру позорного, в твоём же туалете закопаю! Обрею наголо, розовой ленточкой обмотаю и бантик завяжу между ушей! Да ты у меня все оставшиеся жизни будешь одним «Вискасом» питаться! Зашугаю до медвежьей болезни и памперсы станут неотъемлемой частью твоего гардероба. Произведу добровольно-принудительную стерилизацию, чтоб такие больше не рождались! И вооще, что я перед тобой распинаюсь? Переходим к финальной части марлезонского балета.

И перешли. Точнее, перешёл игоша, а я так, пару-тройку удирающих котов успел слегка жамкнуть. Тьфу, ну и гадость! А вот мой хвостатый друг разошёлся по полной программе. Стремясь разобраться с Белым, он носился по парку как угорелый. А так как ночью все кошки серы, досталось каждому. С раздосадованным воплем: «Не он!», мышь за шкирку отбрасывал очередную жертву и вновь пускался на поиски. Наконец моих ушей достиг полный ликования вопль. Кажется, поймал. Стремясь запечатлеть в памяти момент восторжествовавшей справедливости, я рванул на звук.

Да, бедняга Белый. Он наверняка даже не представлял, насколько неудачно закончится для него этот день, иначе отдал бы тот несчастный кусок колбасы без разговоров. Но так как кот не обладал даром предвидения, последствия своего поступка он и пожинал сейчас в полной мере. Игоша, с выражением садистского наслаждения на расплывшейся в улыбке мордочке, схватив перса за уши, окунал в лужу, приговаривая:

— Будешь знать, кулак недобитый, как колбасу жилить!

Котяра уже был рад, да что там — счастлив, отдать не только тот злосчастный кусок, но и весь батон, да только едва он открывал пасть, чтобы сообщить об этом, мышь вновь устраивал принудительное ныряние.

— Смотри, не утопи ненароком, — попросил я. — А то соседка расстроится.

— Да что ему будет? — радостно оскалился игоша, отбрасывая объект издевательств в кусты. — У кошек девять жизней, у этого осталось восемь. На его век хватит. Что, домой?

— Ага. Баиньки.

И с чувством выполненного долга мы, два закадычных друга, обнявшись, отправились домой, напевая под нос: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг». А вдогонку нам неслись полные незаслуженной обиды вопли мокрого, вымазанного в грязи и прошлогодней листве, перса.