16. Аши. Последняя битва

Если держишь собаку на привязи,

не ожидай от нее привязанности.

Андре Вильметр

Погасли на алтарях светильники, улетали в пустоту горячие молитвы, прекратили появляться знаки рода на запястьях кричащих на алтарях младенцев: боги более не слушали воззваний своих жрецов. И испуганные этой давящей тишиной, жрецы закрыли храмы, собрались в святилищах, вымаливая на коленях прощения.

Они не знали, чем провинились.

Но они знали, кто провинился.

Собирались над столицей Кассии тучи, клубились вокруг замка темной воронкой, и сам замок плакал хрустальным звоном.

Боги наблюдали. Боги не вмешивались. Боги дали все решать людям. Боги приготовились миловать… или карать.

Рэми и очнуться не успел, как загустел в зале воздух, укутались синим туманом колонны, и в тумане яркими искорками вспыхнула магия. Придерживаемый Гаарсом, он неосознанно повернулся к дверям, туда, где синим пламенем горела опасность, и успел увидеть, как распахнулись изрезанные рунами створки, как показались в тумане три высокие фигуры, и согнулся в три погибели: невозможно дышать!

Поднялся с трона, опустился по ступенькам навстречу входящим Миранис, низко склонились гордые телохранители, упал на колени Гаарс, и лишенный поддержки Рэми свалился на пол, как выброшенная на берег рыба хватая ртом воздух.

«Успокойся! — холодным ручейком проник внутрь голос Тисмена. — Ты высший, потому тебя так ломает. Подчинись, не сопротивляйся, сразу станет легче. Дай его силе пройти через себя, не задерживай, это тебя убьет!»

«Его»? Рэми через силу глотнул воздух и согнулся пополам, все так же не в силах перестать задыхаться:

— Вирес, помоги ему! — приказал чужой голос.

От расплывающихся перед глазами пятнами людей отделилось одно: человек в темно-синем плаще. Подошел, опустился на колени, коснулся лба прохладными пальцами, и в разум ворвался новый властный голос:

— На меня смотри...

Рэми с трудом поднял взгляд. Полыхнуло синим в чужих глазах, огнем ворвалась в душу не своя сила, наполняя, подчиняя. И вдохнув полной грудью, Рэми вдруг с удивлением понял… что может дышать...

— Подойди! — властно приказал все тот же голос.

И Рэми послушно встал, благо, что сил теперь хватало, и, опустив глаза в пол, подчинился. Богатая мозаика пряталась за синим туманом, манили, блестели синие искры, давила на плечи чужая мощь, и сам себе он казался таким мелким… глупым. Беспомощным. И в то же время поднимался откуда-то из глубин души тихий протест… что он сделал? За что платит столь высокую цену? Почему этот маг гневается?

Гневается. Рэми чувствовал его гнев всей кожей, кусал в бессилье губы и медленно шел, пробираясь через чужую силу, как через замерзающую воду. Он уже знал, к кому идет.Только у него была столь густая аура силы, только он может поставить на колени любого мага. Только перед одним склоняется в поклоне даже наследный принц. Перед Деммидом, повелителем Кассии.

Дойдя, Рэми по едва слышному приказу Виреса послушно опустился на колени. Так и не осмелился поднять взгляда и видел лишь носы ларийских сапог, да край синего плаща, украшенный серебристой вышивкой. Боги… как душно! Тошно! И собственная сила бьется в глубине души о лед, а лед медленно идет трещинами… не пускать… не позволять. Не сметь!

Что же ты, душа моя, совсем мне не рад?

Аши. Обнимающие крылья, немая поддержка, и растет внутри, расцветает ярким цветком уверенность: не одолеть его даже повелителю.

— Можешь встать! — ровный приказ.

Не угадать: милостив? В гневе ли? Да и не хотелось уже угадывать. Рэми перестал бояться, и дышать как-то сразу стало легче. Сила повелителя уже не давила, пьянила. Пьянила мощь, которой можно было не бояться, не стыдиться, выпустить наружу. Дать ей волю… Рэми вот так не мог. Пока не мог. И море внутри успокоилось, поверхность его выровнялась, как синее зеркало отражая душу и маня глубинами. Покой. Такого покоя Рэми не чувствовал уже давно. И взмах огромных крыльев за спиной. Аши рядом. Аши готов вмешаться, когда будет надо. Аши не предаст.

Рэми улыбнулся, медленно поднялся, выпрямил спину, только взгляда все так же не поднял. Не хотел выдать перемен внутри. И той гордости, что подняла в нем голову, помогла встать уверенно, широко расправив плечи.

Ты имеешь право быть гордым.

Имел. Но и идти против повелителя не хотел. Пока. Пока он не знает, что сделает, что скажет Деммид.

— Посмотри на меня!

И Рэми посмотрел. Холодно, изучающее, спокойно, и повелитель вздрогнул, будто ожидал иного: страха, бессилья. Да только Рэми уже надоело бояться и склонять голову! Хватит! И он разглядывал Деммида, изучал, находя в нем столь знакомые черты.

Оказывается, Мир так похож на отца. Тот же упрямый взгляд, те же синие пронзительные глаза, те же каштановые волосы и тонкие, сложенные в язвительную усмешку, губы. И все же это не Мир. Мир родной, знакомый и… близкий. А этот — чужой, холодный, жесткий. Беспощадный. Но такому и противиться гораздо легче. Легче сложить губы в холодную улыбку, заглянуть в глаза, словить недоумение, медленно переходящее в гнев.

Поздно пугать! Не давит больше гнев повелителя. И сгустившийся туман магии уже не душит. Бодрит. Отрезвляет. Будит в венах собственную силу.

— Жаль тебя, — неожиданно мягко сказал повелитель, да Рэми понимал: не для него была та мягкость.

Все ради наследника, чтобы убедить, оправдаться в его глазах. А Рэми? Его судьба решена. И так явственно читается в холодном взгляде, в чуть изогнутых в презрении уголках губ, в давящем гневе искрящейся вокруг силы.

Зато в голове прояснилось, и проклятое зелье, наконец, выветрилось из крови. Одним взмахом крыльев Аши.

Ничего не решено… ты же знаешь.

О да, Рэми знал! Поднял выше подбородок, еще больше расправил плечи, сощурил глаза. И чуть не засмеялся, когда синие, как у Мира, глаза повелителя зажглись сталью.

— Как же ты дерзок!

— Другие позволяли себя убивать молча? — спокойно ответил Рэми. — Падая к вашим ногам, повелитель? Моля о пощаде?

— А ты не взмолишься?

— А разве поможет? — усмехнулся Рэми и развел руками. — Вы же все решили, правда, мой повелитель? Был бы я архан, было бы все иначе. Носил бы я душу другого полубога, и тогда было бы все иначе. Я был бы вашей гордостью. Вашей силой. Вашей опорой. Одним из них, — он обвел взглядом настороженных телохранителей повелителя. — Но волей богов я всего лишь презренный рожанин. И во мне живет целитель судеб. Проклятый Аши. И за это я должен умереть, не так ли?

— Рэми! — выдохнул за спиной Миранис.

— И как же ты оправдываться будешь, мой повелитель? — продолжал Рэми, заглядывая Деммиду в глаза. И зная, что долго не красоваться. — Что же, вот он я! Убей! Не жалко же, правда? Ведь я давно заслужил!

— Ты меня провоцируешь, мальчик? — усмехнулся Деммид.

— Я хочу понять за что! Разве нельзя?

— Ты чуть не убил моего сына…

— …который хотел одарить меня своей милостью. Ошейником! — усмехнулся Рэми. — Я не знал, что его убиваю. Если бы знал, сорвал бы этот проклятый амулет раньше, чем надел. Но тебе не нужны мои объяснения, не так ли? Никому не нужны. Мир хочет лишь нового телохранителя, Аши, ты хочешь убить, тоже Аши, кто-то из вас подумал, что вы убиваете и ломаете не Аши, а меня?

— Мне очень жаль, — уже для него, не для Мира, сказал повелитель. — Я вижу, ты запутался, мой мальчик. Вижу твою боль и обиду. Вижу, насколько ты одарен богами. Мне жаль… но тебя не должно быть… и мне придется это исправить.

— Исправить? — засмеялся Рэми. — Волю богов, и после этого я дерзкий?

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, Рэми, — продолжал зачем-то уговаривать Деммид. — Возможно воля богов в том, чтобы мы…

— Я такое же создание богов, как и ты, повелитель! — ответил Рэми. — И я так же имею право жить! Как и он, — он показал взглядом на Мираниса, — как и все они! И дерзость не во мне, в тебе: ты считаешь, что эти люди рядом с тобой это дар богов, а я их ошибка! Ты и твои носители вычеркнули Аши из числа двенадцати, не задаваясь вопросом — а дал ли кто вам на это право? Право отталкивать столь ценный подарок самого Радона.

— Ты всего лишь пробуешь защитить свою жизнь, — начал Деммид, — я понимаю.

— Тебе так нужна моя жизнь. Бери, — усмехнулся Рэми, раскрывая руки и падая перед повелителем на колени. — Вот он я! Смотри мне в глаза, в глаза человека, который так же, как и ты, носит душу полубога, и бери. Разве я противлюсь, мой повелитель? Разве я смелю противиться тебе, носителю Нэскэ? Ведь я люблю брата Аши. Меня этой любовью заразили, наполнили мою душу ядом. Я ее не желал.

Деммид вновь улыбнулся, на этот раз с легкой грустинкой, и посмотрел вдруг на Рэми иначе: не холодно, тепло и мягко. Скользнул ладонью ему под подбородок, заставил поднять голову, посмотреть себе в глаза. И Рэми на миг задохнулся. Бездна пылающей силы в этих глазах. Притягивающая, завораживающая.

Опустив руки, Рэми поплыл на волнах чужой магии, утонул в ее глубинах, вдохнул полной грудью, наполняя ею легкие. И закрыл глаза, смиряясь. Пока смиряясь.

— Я не причиню тебе боли, мой мальчик, — откуда-то издалека донесся тихий голос повелителя. И вдогонку ему полетел крик:

— Отец! Он мне спас жизнь!

— Знаю, — ответил Деммид, отравляя сердце горечью. — Я все знаю.

— И ты его… моего спасителя…

— Ты ведь все понимаешь, Рэми, — сказал повелитель, не сыну, Рэми, будто извиняясь. Заражая серьезностью и сожалением. Неизбежностью. — Все понимаешь, мой мальчик. Жрецы смерти проведут тебя через грань быстро, обещаю. И, надеюсь, в следующем воплощении боги будут к тебе более милостивы…

— Куда уж более? — сам не зная зачем, усмехнулся Рэми, и открыл глаза. Пощады не будет. Повелитель ничего не понял и никогда не поймет. И он, и его наследники, будут раз за разом убивать носителей Аши, и эта карусель не закончится никогда… Если Рэми все не исправит, прямо здесь, прямо сейчас!

Рэми…

— Ты ведь сам этого хотел? — продолжал Деммид, успокаивая голосом. — Давай не будем усложнять, мой мальчик. Просто смирись.

Смирись? Вот так просто? Да, Рэми хотел! Когда над ним стоял Арман, осуждал, хотел! Но он помнил и другого Армана! Его тихий голос сквозь беспамятство, его мягкое «прости», его угасающий взгляд, когда Рэми очнулся. Помнил тот вечер, после битвы в храме Шерена, когда Арман ему поверил, отпустил. Помнил, с каким упрямством Арман и его дозорные тащили его из обрушивающегося храма Шерена. Помнил, Жерла, почти отца, и его отряд, скачки в ночи, навстречу чужим бедам. Помнил мать и сестру, Аланну, ради которых стоило жить.

И теперь не хотел умирать!

Живи!

Тихое слово, бьющееся в крови.

Живи, Рэми! Живи, ради богов!

И Рэми отталкивает руку повелителя, поднимается с колен.

Шаг назад, и взгляд повелителя наполняется удивлением. И бежит по венам огонь силы, и зажигает гнев. Расправляет за спиной крылья!

— Рэми! — кричит за спиной Мир.

И не может подойти. Держат, не пускают телохранители, загорается силой взгляд Деммида, встают по обе стороны от повелителя его телохранители, а Рэми лишь запрокидывает голову, смотрит на окна, где огненным цветком расцветает новый день. И смеется. Горько безумно. Может, это его последний закат… но так просто он не сдастся. Хватит сдаваться!

— Останови его, Гаарс, — кричит Мир.

Гаарс пробует. Честно пробует, но Рэми продолжает смеяться — понимая: приказы главы рода для него как горох об стену. Не напрягаются связывающие с родом нити, не заставляют подчиниться, прекратить… видимо, ничего не может заставить!

Рэми…

Раскинуть руки, посмотреть в лицо новому дню.

Рэми!

Расправить крылья, вспомнить мимолетные сны. Полет. Свобода. Радость.

Рэми…

— Что же ты делаешь, глупец? — едва слышно шепчет Мир.

Рэми…

— Позволяю ему жить! — ответил Рэми, посмотрев в глаза наследному принцу. — Позволяю ему защищаться.

— Не смей! — выкрикнул Миранис.

Мир, глупый Мир, пусть ты и наследный принц Кассии, а больше не можешь приказывать… никто не может. Никто не остановит.

Не оборачиваясь, Рэми видел краем глаза, как телохранители выводят принца из залы. Пусть. Мир ему не нужен. Ему нужен только Деммид.

— Ты ведь понимаешь, что назад пути не будет? — тихо спросил повелитель.

— А разве был? — в тон ему ответил Рэми, вздохнул и позволил Аши перенять контроль.

Двери тронной залы закрылись за их спиной, и Тисмен грубо швырнул Мираниса и Гаарса в коридор. Здесь было светлее и дышалось легче: сила повелителя не отравляла легкие жаром, а через высокие окна уже врывался солнечный свет. Принц рвался обратно, Тисмен и не думал его пускать, а дозорные шустро вывели из коридора ожидавших приема придворных. Еще и память им, несомненно, почистят: свидетели слабости наследника не нужны никому… но сейчас Тисмена волновало совсем не это. Его волновали волны отчаяния исходившие от наследника.

— Что я наделал! — простонал вдруг Миранис, опускаясь в бессилии на стул и вплетая пальцы в волосы. — Боги, что же я наделал! Это я его сюда привел! Это я решил, что смогу обуздать Аши!

— Ты дал ему шанс жить, — отрезал Тисмен. — То, что происходит там, это результат его выбора, не твоего. Если бы не упрямство Рэми, он бы давно уже был твоим телохранителем, несмотря на то, что он носитель проклятого Аши. И ты это отлично знаешь.

— Я мог бы сразу его…

— Что? Убить? Своего спасителя? И умер бы в храме Шерена. Тебя оттуда ведь Рэми и его целитель судеб вытащили, не так ли?

— Но отец… если отец умрет…

— Меня не волнует твой отец, — отрезал Тисмен, — моя жизнь в тебе, а не в нем. О том, как спасти твоего отца, пусть думают его телохранители. А ты будешь жить, видят боги, что будешь. Аши может быть сто раз силен, но через эти двери он не пройдет, его замок не пустит. И тебя он не достанет. Большего, чем вытащить оттуда тебя, мы сделать не могли.

— Ты циничная сволочь, Тис.

— Я защищающая тебя циничная сволочь, — поправил его Тисмен. — И попрошу об этом не забывать.

— Меня больше другое интересует, — перебил их Лерин. — Почему Рэми не послушался своего главы рода? Как бы силен он не был, но магия родов на него еще должна была действовать, не так ли?

Все разом посмотрели на Гаарса, но тот лишь встал у двери, сложил на груди руки и беспомощно покачал головой:

— Я не маг, откуда мне знать? Это вы же высшие, вам в этом и разбираться. Да и сейчас-то какая разница?

За дверью бабахнуло, Миранис вздрогнул, Лерин сжал в бессилии зубы. Тисмен его понимал: на самом деле ему хотелось быть там, а не тут. Хоть бы что-то сделать! Но и Мираниса оставлять сейчас нельзя.

— Он тебя не слушает лишь потому, что ты не глава его рода, — раздалось за спиной, и Тисмен сразу напрягся: он даже не заметил, как тут появился Арман. Бледный, едва стоящий на ногах, в простой, домашней тунике, старшой оперся ладонью о стену и тихо сказал, задыхаясь:

— Лерин, мне нужна твоя помощь.

— Сейчас не время… — начал Тисмен, но Арман прервал его, вновь повернувшись к телохранителю:

— Ты ведь хочешь спасти Деммида? Точно знаю, что хочешь. И сделаешь для этого почти все… мне надо туда попасть. И мне нужен маг, который отлично знает заклинания. Ты.

Миранис поднял голову, посмотрел удивленно на Армана, и промолчал. Молчал и Тисмен, ведь не его просили о помощи, почему-то, а Лерин лишь холодно посмотрел на Армана и ответил:

— Тебе жить надоело? Что ты там забыл, воин, там битва магов, тебе там не место. Тем более, в твоем состоянии.

— Я могу его остановить.

— Ты бредишь! — отрезал Лерин. — Я прикажу твоим людям отвести тебя в твои покои. И пригласить виссавийцев. Плохо работают целители, если больной с бредом у них сбегает прямо с кровати.

— Ты не понимаешь… — Арман схватил его за запястье, и Лерин побледнел от гнева, но руки не вырвал, будто ждал продолжения. И продолжение последовало. Всего две коротких фразы, и Миранис медленно поднялся со стула, Гаарс посерел, а Лерин прошипел через зубы:

— Дай ему хоть немного сил, Тис, иначе он свалится в обморок раньше, чем обуздает Рэми.

Тисмен кивнул и шагнул к Арману, так до конца и не поверив в то, что услышал.

Рэми мой младший брат. И он мне подчинится.

Туман силы повелителя наполнял легкие бодростью, взлетали к самому куполу потолка колонны, и еще отравленный сумерками солнечный день начинал просачиваться через окна. Аши расправил плечи. Н-да… давно ему не отдавали контроля вот так, просто. Безгранично веря. Настолько веря, что Аши уже и не знал, радоваться или горевать, ведь такое доверие давит ответственностью. Он поднял руку, сжал пальцы, крепко, до боли, наслаждаясь сопротивлению мышц, и сразу же поставил вокруг щит. Вовремя: волна магии ударила в невидимую преграду, щит мягко зазвенел, а Аши засмеялся, посмотрев на Деммида:

— Думаешь, меня так просто одолеть? Как моих несчастных носителей, в которых еще даже не успела расцвести полным цветом магия?

— Аши! — нахмурился повелитель. — Чего же ты хочешь?

— Если отвечу, что просто жить, ты ведь не поверишь, не так ли? — усмехнулся Аши. — Правильно не поверишь. Представь себе, я хочу, чтобы жил мой носитель. А ты устроил на Рэми охоту и за что? Только потому что он посмел впустить меня в свою душу!

— Впустить? — удивился Деммид. — Мне казалось…

— Тебе только казалось, брат. Тебе многое казалось. И что я тебя предал, и что во мне все зло и потому меня надо уничтожить. Раз за разом отправлять в ритуальную башню или глушить мою силу в носителях сложными заклинаниями… глушить вместе с силой самих носителей. Коверкать их судьбы только из-за моей души… Но теперь все изменится… я нарушу договор, я разрушу его силу. Я избавлю Рэми от ядовитой любви к носителям Нэскэ. Я дам ему свободу. И себе. От тебя.

— Интересно, как, — усмехнулся Деммид. Пусть себе усмехается. Аши уже знает ответ:

— Предав тебя. По-настоящему.

Деммид пошатнулся, побледнел, как выцветшее на солнце полотно, и впервые в его глазах Аши увидел страх, смешанный с изумлением. Вот как! Его носителей убивают, но никто до сих пор и не думал, что Аши на самом деле способен на предательство. И сам тоже может убивать. Смешно.

— Аши! — выдохнул Дар. — Ты не можешь предать Нэскэ, сам себя разрушишь! Ради чего? Ради простого мальчишки? Одумайся! Не хочешь жить?

— А кто тебе сказал, что я живу! — воскликнул Аши. — Вы убиваете моих носителей, и я вновь возвращаюсь в ритуальную башню. Ждать следующих. И висеть на цепях… в этой проклятой темноте! В полной тишине, так, что уже не знаешь, жив ты или мертв. И только боль, ошеломляющая, пронзающая до самых костей, не прекращающаяся ни на миг, напоминает, что да, о да, ты жив! Пока! Думаешь, я хочу такой жизни?

— Аши… — выдохнул Деммид. — Пойми.

— Прекрати! Сейчас же прекрати делать вид, что меня жалеешь! Что тебе не все равно! Было бы не все равно, ты давно бы это закончил, так или иначе. Но тебя все устраивало, Нэскэ. Ты был хорошим, ты просто не давал мне возродиться, ибо я ж чудовище!

— Давай поговорим, — шагнул к нему Деммид, но Аши лишь попятился назад, не позволяя повелителю сократить между ними расстояние. Не сейчас.

— У тебя было много шансов со мной поговорить, — зашипел Аши. — Когда я был слаб и изранен. Когда висел на цепях в этой проклятой башне со сломанными крыльями. А ты… ты был там лишь случайным редким гостем. Ты и мои братья. Вы воплощаетесь вновь и вновь. Живете в своих носителях, дышите ими, чувствуете, наслаждаетесь жизнью, всем, чего меня лишили! И ты это называешь жизнью! Проклятый лицемер!

— Аши… — позвала Ниша. — Брат, прости...

— Брат? — усмехнулся Аши. — Благодаря Рэми и его братишке я понял значение этого слова. И понял, что вы никогда не были мне братьями.

— Ты говоришь страшные вещи, Аши, — одернул его Дар. — Твои братья и сестры никогда не переставали тебя любить. Мы просто боялись, что ты опять не поймешь… что люди не твои игрушки. С ними не играют!

— Ты забавный, — горько ответил Аши. — Видишь мои ошибки, а своих предпочитаешь не замечать. Думаешь, тебя это оправдывает? А ведь ты недавно сам всадил нож в сердце носителя нашего брата. Сколько ему было? Два года? В чем он был виноват? В том, что носит душу телохранителя смерти? Сам себя слышишь? А мой носитель…

Аши горько улыбнулся. Рэми дал ему то, чего не давал ни один из носителей: свободу. И Аши ночами взлетал в звездное небо, ловил ветер, парил над тучами и… наблюдал за людьми. Многое он понял за эти годы. Многое переоценил. И на многое начал смотреть иначе.

Но кого же это волновало, кроме… Рэми?

— Ему было три года, когда он впустил меня в свою душу. Чистое дитя… он плакал, увидев мои цепи. За вас всех плакал, за ту боль, что причиняли мне вы… И только его глазами я увидел, что такое братская привязанность. Его брат никогда бы не вычеркнул его из жизни так легко, как вы вычеркнули меня.

— Аши… — начал Деммид.

— Вы всего лишь лицемеры. Говорите о любви и преданности, а сами предпочли обо мне забыть, лишили права что-то исправить, объясниться, а он… он никогда не спрашивал, за что меня наказали. Это дитя раскрыло душу и дало мне право жить, то право, в котором мне отказали. Лучший из людей. Даже мои носители никогда не были так чисты, как он. Потому что рядом с ним я, полубог, чувствую себя ничтожеством. Мне продолжать, мой повелитель? — он резко подлетел к повелителю, толкнул его, впечатал в колонну, удерживая за шею.

Лилась через ладонь знакомая до боли сила, будоражила душу обидой. Бились в щит, безуспешно, телохранители, а Аши смотрел в глаза носителю Нэскэ и вспоминал брата: его чистую, ласковую улыбку, его кровь на руках… угасающий взгляд… взмах крыльев Айдэ за спиной. Полубоги бессмертны, но и их можно убить… стрела… одна проклятая стрела…

А потом они умерли все. И возрождались в душах телохранителей, веками, поколение за поколениями, мирились с человечностью своих носителей, с их эмоциями, с их контролем над душами и поступками, давали почти безграничную силу, и чего ради… чтобы быть рядом с носителем Нэскэ… с тем, кто предал и забыл!

— Брат… — выдохнул Аши, борясь с желанием отпустить. Забыть. Упасть на колени, моля о прощении. Нэскэ бы простил. Его носитель, растворивший в себе душу полубога — вряд ли… И, если Аши сейчас сдастся, Рэми не жить.

— Прощай, Нэскэ, — прошептал Аши, укрепив щит.

— Не делай этого, Аши… прошу, — прохрипел Деммид, вцепившись в запястья Аши, оглушая собственной магией. Бесполезно. Вместе с тем, что носит в себе Рэми, Аши все равно сейчас сильнее. Деммид умрет. Аши уйдет вслед за ним, падет к стопам Айдэ. Попросит его не возвращать. Дядя милостив… Смерть всегда милостива. Рэми будет свободен, а Нэскэ уже завтра проснется в Миранисе. И все… будут счастливы.

— Хватит тебе и одиннадцати телохранителей, брат, я тебе все равно не нужен.

— Аши…

Аши сжал пальцы чуть сильнее, выпуская немного силы…

— Аши… — жизнь меркнет в глазах Нэскэ… нет, в глазах Деммида. Бегут по щекам непрошенные слезы, тянет к земле слабость, и раскрывает за спиной черные крылья, смеется горько Айдэ:

— Что же вы творите, мальчишки? Но если уж ты так решил, Аши, давай! Отдай мне повелителя Кассии. Я вижу, ты устал жить, мой мальчик. Я подарю тебе покой, которого ты так жаждешь. Иди ко мне. Просто сомкни пальцы, выпусти свою силу. И всё…

Всё… как же это, оказывается легко… умирать.

Арман едва не упал, но его поддержал Лерин. Еще неясный солнечный свет бил в глаза, все расплывалось в темные пятна, пол шатался под ногами, и Арман из последних сил держался на грани сна и яви.

Он проснулся совсем недавно, со страшной головной болью… удивился, увидев рядом свернувшуюся калачиком Лию. Преодолев слабость, сел на кровати и принял от хариба чашу с укрепляющим зельем:

— Твоя сестра отдала тебе все силы, мой архан, — прошептал Нар. — Благодаря ей ты проснулся гораздо раньше срока. Ты должен ею гордиться.

— Позднее. Эрр?

— В тронном зале. Там повелитель. И замок гудит от напряжения.

Арман и сам слышал. Сполз с кровати и чуть было не упал, поверженный слабостью. Мышцы болели, отказывались слушаться, в голове клубился туман, но Арман с упрямой злостью выхватил у хариба тунику, натянул ее и перевязал тонким поясом. Сейчас на что-то большее нет времени. И сил.

Боги, когда он в последний раз надевал одежду рожан? Он уже и не помнил. Он даже с завязками штанов справиться не смог, запутался, но внимательный Нар был рядом. Помог с завязками и, сразу, не спрашивая, уложил Арману волосы, скрепил лентой, подсобил натянуть сапоги, подставил плечо, когда Арман вновь чуть было не упал на этот проклятый белый ковер…

Слишком белый, глазам больно. И замок прислушался к боли Армана, приглушил свет, пустил в спальню струю свежего, прохладного воздуха. Завозилась на кровати вмиг замерзшая Лия, Нар укутал ее одеялом и повернулся к Арману:

— Поспеши.

— Сам знаю! — раздраженно ответил старшой.

Он выпил еще чашу зелья, но помогло мало. Приказал замку доставить его как можно ближе к тронной зале, и вышел в коридоре… наткнувшись на Мира и его сволочных телохранителей.

Спорить не хотелось. Объяснять тоже. Но пришлось: Армана никогда и никто не учил обузданию высшего мага, не было надобности. Высших выявляли и забирали из родов еще детьми, Эрр… Эрр во всем оказался исключением.

Но не существовало ни одного заклинания, которого бы не знал Лерин. И не было бы почти ничего, что бы гордый телохранитель не сделал для своего повелителя.

— Останешься с Миром, — сказал Лерин Тисмену. — И позови, наконец, Кадма. Он сейчас нам нужен.

И втолкнул Армана прямо в дверь…

За миг до того, как Арман впечатался в створку, они оказались в тронной зале. И сразу же волной обрушился хаос. Била в стены буря, стонали колонны, сверкали в полумраке синие молнии, и шум оглушал, давил в уши. Он очнуться не успел, как Лерин закрыл их обоих щитом и показал куда-то влево, на колонну, возле которой с огромным трудом Арман разглядел в бешенных вихрях бури две фигуры.

«Смотри моими глазами! Слушай моими ушами!» — приказал Лерин, и все вокруг будто приутихло вмиг. Буря пробивалась как через вату, фигуры в тумане вспыхнули ярким сиянием: белым и синим. И встрепенулась внутри тревога: это точно не Эрр, это Аши, завладевший его телом. Эрр никогда бы не ярился так сильно, не сжимал бы пальцы на чужой шее и не смотрел так, будто был готов… убить.

«Полюбовались и хватит! — остудил его холодом Лерин. — Сейчас проверим, в самом ли деле он тебе брат».

«Ты не видишь цвет его силы?»

«К сожалению, вижу, — ответил Лерин. — Хлопоты вижу, огромные. Повторяй, Арман. Как можно точнее, времени у нас почти не осталось».

Слова заклинания лились в голову властной волной. И Арман начал повторять. Каждый слетевший с губ звук впечатывался в душу окровавленными рунами, сплетались нити родов в каменный узел, натягивали связывающие Армана и Эрра связи. Сам того не заметив, Арман шагнул к брату, и Лерин пошел вслед за ним, окутывая обоих щитами. И била в щиты, ревела магическая буря, стонали, не пропускали гнев магов стены, опасно пошатывались колонны, искрились вокруг, пронзали все маленькие молнии… и оглядывались на них с удивлением телохранители.

Арман ничего не видел, он просто шел. Оплетал брата сетью заклинаний, восстанавливал данные ему по праву первородства узы, и уже не чувствовал ни сочувствия, ни жалости. Только бы не запутаться в заклинании, взять чужую волю под жесткий контроль, не дать возможности вывернуться. Горели на запястьях татуировки, обжигали болью, расправляла плечи родовая магия, давая в руки опасную власть. Неограниченную власть… повелевать.

— Отпусти!

Хлесткий приказ, тяжелая, густая тишина. Удивленные взгляды телохранителей и еще большее удивление в смеси с ужасом: в теперь родных до боли глазах брата. Эрр… глупый Эрр… неужели опять сломался? Опять выпустил свое отчаяние… но, милостивые боги, потом, а теперь:

— Отпусти его, Аши!

— Да как ты смеешь! — прошипел Аши. — Думаешь, надо мной властен? Только потому что я тебя щадил?

Но повелителя отпустил. Полуоглушенный Деммид бессильно сполз по колонне, и Арман с облегчением отметил: дышит. Но брата из-под своего контроля не выпустил: рано. Стоит только дать слабину… и неизвестно, что выкинет Аши.

— Над тобой — нет, — холодно ответил Арман. — Над телом брата — да. Подойди ко мне. Сам, пока я не заставил. Щиты оставь.

— Арман! — выкрикнул Дар.

— Я не хочу, чтобы его убили, — пояснил Арман, не отпуская взгляда с разгневанного Аши. — Я прошу прощения за беспокойство, которое он вам причинил: мой брат молод и пока не совсем умеет справляться со своим даром. И даю слово, что больше этого не повторится.

— Брат? — тихо повторил Вирес, слегка нахмурившись… — Но… боги!

Поверили. Арман по их глазам видел: в один миг поверили. А попробуй не поверь: такая сила случается редко… И теперь за жизнь брата можно не беспокоиться… зато за жизнь других..

— Аши, так ты выполнишь приказ или мне придется заставить?

— А сможешь ли? — усмехнулся Аши, отвернувшись от повелителя и переключив все внимание на Армана. — Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ты мог бы освободить брата от второй души, а вместо этого…

Арман лишь холодно улыбнулся и ответил:

— Не пререкайся со мной. Хочешь поговорить — подойти. Еще одно слово…

— Ты…

Арман поднял руку и крепко сжал пальцы. Он знал, что Аши теперь пронзила боль, очень хорошо знал. Видел эту боль в его глазах, в сжатых челюстях, слышал в едва слышном стоне, сорвавшемся с губ брата. И сам сгорал в этой боли, но продолжал шептать тихо подсказываемые Лерином заклинания, продолжал приказывать, на этот раз не Аши, телу брата:

— Подойди.

И Аши пошел. Сжигал взглядом, подобно тому, как сжигала недавно взглядом Лия, но шел. И стоило ему отойти от повелителя, как Вирес бросился к Деммиду, провел ладонью над его грудью, влил собственную магию, исцеляя, помогая встать. И вновь пронзило душу облегчение. Всего на миг: Арману нужны были все силы, все его внимание, чтобы держать в узде страждущего вырваться Аши.

— Стой! — приказал он, и Аши застыл совсем близко, на расстоянии руки. Щиты укутали их обоих, но Арман уже видел: телохранители не пытаются больше убить Аши. Следят внимательно, но не вмешиваются. Знают, что Аши теперь под контролем. И Эрр, увы, тоже.

Улыбнувшись, Арман дотронулся лица брата. Провел пальцами по щеке, обошел по кругу, заставив полубога развернуться, опустил руку и тихо приказал:

— На колени! И щиты опусти! — и Аши, выдохнув сквозь зубы, повиновался.

Теперь придется исправлять все, что он натворил. Боги, если это удастся исправить.

— Мой повелитель! — выдохнул Арман и встал на колени рядом с Аши. Тяжело дышавший Деммид, оторвавшись от колонны, мягко оттолкнул Виреса, устало посмотрел на Армана и спросил:

— Это и в самом деле твой брат?

— Вне сомнения, — ответил за Армана Лерин. — Контроль над ним Армана говорит сам за себя. А так же отсутствие контроля у Гаарса. Очевидно, что Рэми не мог передать власть над собой Гаарсу, потому что права передачи… у него никогда не было. Однако наш мальчик одаренный маг, надо сказать. Его желтые татуировки обманули всех. Видимо, мы стали слишком доверять магии родов, чтобы заметить очевидное…

Деммид выпрямился, подошел к Эрру и, взял его за подбородок, заставил поднять голову. Аши дернулся на миг, но Арман вновь сжал пальцы, и Аши застыл, а по его щеке подобно слезе побежала капля пота.

— Мягче с ним, Арман, — сказал Деммид, рассматривая лицо Эрра. — Все же высший маг. И все же на меня обижен… может, даже не без основания.

— Мой повелитель… — выдохнул Арман, — ради богов, прости, что не пришел раньше. Что не сумел его остановить вовремя…

Деммид лишь скривился, и на миг в зале стало нечем дышать. Повелитель гневается. Но уже совсем не на Армана.

— Интересно, почему не сумел? Слышал я о твоем… несчастном случае. И, думаю, должен серьезно поговорить с телохранителями своего сына. Вижу, что их невинные когда-то игры становятся слишком опасными. Однако… мальчик действительно так похож на виссавийца… как же я раньше не заметил? Тонкие, слишком тонкие для кассийца черты, эти выразительные глаза… которые сейчас полны гнева. Ты все еще злишься на меня, Аши? Это я должен на тебя злиться, ты ведь чуть меня не убил…

Аши хотел что-то сказать, но не мог выдавить и звука, Арман не позволял. Хватит и без того хлопот. Но повелитель, чуть усмехнувшись, приказал:

— Позволь ему говорить, Арман.

— Я боюсь, что он слишком дерзок, мой повелитель, — ответил Арман. — И очень надеюсь, что его глупость не навлечет твой гнев на голову моего брата.

Деммид лишь отпустил Аши и, отойдя на шаг, горько ответил:

— Ты же знаешь, я не могу даже пальцем тронуть твоего брата. Теперь, зная, кто он, не могу. Эррэмиэль моя головная боль похуже Мираниса… огромное сокровище, которое, боюсь, не так просто сохранить. Твой брат упрямо притягивает к себе хлопоты.

— Мой повелитель… — выдохнул Арман, — я не позволю…

— Встань, Арман, — оборвал его повелитель, и пришлось подчиниться. — И объясни Аши, наконец, то, что он еще не до конца понял. Чтобы наш милый друг не попытался еще раз…

Арман вздохнул, поклонился повелителю и вновь встал перед Аши. Ему не хотелось начинать этот разговор тут, при свидетелях. Он был верен повелителю, но сейчас… сейчас их интересы могли разойтись. Деммид думал только о Кассии, Арман должен был думать так же и о брате, о том, что будет лучше для него. И найти слова для запутавшегося полубога.

— Ты думаешь, что спасаешь Рэми, на самом деле ты его губишь. Мой брат очень сильный целитель. И привык отвечать за свои ошибки. Как ты думаешь, что он скажет, когда узнает, что ты его руками убил, да кого убил, повелителя? Отца человека, которого он считает… — Арман вздохнул, бросил косой взгляд на внимательно слушающего Лерина, — другом.

Лерин вздрогнул, отвернулся, скрывая горькую улыбку. А Аши дернулся, будто его ударили.

— Это я убил, а не он…

— Арман ведь прав, — вмешался Вирес. — Ты говорил, что спасаешь, а на самом деле — губишь. Будто ты не знаешь своего носителя… кажется, Рэми готов отвечать за весь свет, готов пожалеть всех, а уж тем более, человека… который умер по его вине. И кого волнует, что ты его убил? Это он впустил тебя в свою душу. Это он отдал тебе сегодня контроль над своим телом, это он дал тебе ту самую свободу, которой ты вот так воспользовался. Чистая душа, так ты сказал? И ты хотел обагрить эту чистую душу чужой кровью? Ты забавный, Аши. Ты бы сломал его, несомненно, и дальше что? Арману пришлось бы его всю жизнь держать на цепях или убить… из жалости.

— Вы были готовы его убить.

— Ты мог бы сразу сказать, кто он, — ответил повелитель, — и всего этого бы не было.

— Он сам это выбрал… я не имел права. Не против его воли. Только одному человеку он бы такое простил, и этот человек предпочитал ничего не видеть.

И все вдруг посмотрели на Армана. Неприятно и душно. Арман поправил воротник туники и понял вдруг, что долго ему не выдержать. И лучше все это быстрее закончить… видят боги, для всех будет лучше.

— Я не знаю, что там происходит между тобой и другими двенадцатью, — начал Арман. — Но знаю одно: я не позволю и волоса тронуть на голове моего брата. Даже повелителю Кассии. Потому приказы…

— Погоди, Арман, — вмешался повелитель раньше, чем Арман успел договорить. — Когда Рэми придет в себя, мы проведем ритуал, и я дам тебе поговорить с Нэскэ…

Слова повелителя, твердые и жесткие, эхом разносились по зале. Арман вздрогнул, Вирес хотел что-то сказать, но повелитель остановил его одним движением руки, наклонился к Аши и заставил его встать. И Арману пришлось разрешить, отпустить контроль, но ошарашенный Аши уже и забыл о своем противостоянии.

— В одном Аши и Рэми правы: это зашло слишком далеко. И нам лучше решить это раз и навсегда. А пока… Прости… прости, что тебе пришлось пойти против меня, чтобы защитить своего носителя. Прости, что перестал верить носителям Нэскэ. Прости, что своей гордыней мы заставили тебя желать смерти.

Повелитель положил обе ладони на предплечья опустившего голову Аши и сказал:

— Я сделаю все, чтобы ты вновь в нас поверил. И я буду счастлив, если твой носитель, если не Рэми, то следующий, вновь встанет у бока моего потомка. Если ты нас простишь… Я забыл то, о чем не имел права забывать: ты, как и любой телохранитель, дар богов, бесценный дар. Который я должен беречь, а я чуть было тебя не сгубил.

— Я не могу тебя не простить, — тихо сказал Аши, — ты же знаешь.

— Знаю… — прошептал повелитель. И стало вдруг тихо. Мучительно тихо. Аши стоял перед повелителем, опустив голову, скрыв лицо за волосами, повелитель молчал, молча подошли к Аши, окружили его телохранители. И слепая прорицательница Ниша вдруг улыбнулась, положила тонкую руку на плечо Аши, тихо сказала:

— Прости.

— Прости, Аши, — эхом повторил Вирес. — Прости, если еще можешь, брат.

— Прости, — выдавил из себя Дар, и по губам Аши пробежала легкая улыбка. Он вдруг поднял голову, заглянул Деммиду в глаза, и тихо прошептал:

— Не устаете меня удивлять…

Расправил плечи, и взгляд его вдруг стал мягче, просветлел, быстро наполняясь недоумением и испугом. Он вздрогнул, приоткрыл губы, будто хотел что-то сказать, и недоуменно оглянулся, словно не понимая до конца, где находится. Не сломался, живой… смотрит открыто, спокойно, будто и не было этого проклятого срыва… все же у Кадма получилось, боги, получилось его вытянуть! Но это не значит, что телохранители его получат!

— С возвращением, Рэми, — тихо сказал повелитель, и по его знаку телохранители отошли в тень: целитель просто так убивать не будет, а пугать толпой и без того едва живого высшего мага не хотелось никому.

— Я еще жив?

— И, видят боги, я сделаю все, чтобы ты жил еще долго, — ответил Деммид. — Ты добился своего, мальчик. Ты помирил меня со своим драгоценным Аши. Ты доволен?

— А дальше что? Ты заставишь меня стать телохранителем Мираниса?

— Хороший вопрос, — задумчиво ответил повелитель. — Ты даже не представляешь, насколько ты все запутал своей… добротой и отзывчивостью, Рэми. И теперь я не знаю, что с тобой делать. Совсем не знаю…

И никто не знает.

Поняв, что наконец-то все закончилось, без сил Арман прислонился спиной к колонне, наблюдая за братом. Потрепанный и усталый. Но взгляд ясный, чистый, без тени испуга перед мощью повелителя, и затаился в нем, ждет чего-то синий огонь магии. Эрр всегда был таким… не боялся никого и ничего. Настоящий Эрр… а скоро он станет настоящим. Вспомнит о гордости своего рода, уж Арман об этом позаботится.

Будто почувствовав, что на него смотрят, Эрр обернулся. Увидел Армана и насторожился:

— Ты как? — спросил он.

— Жить буду, — усмехнулся Арман, и его скрутило от боли. Раньше, чем он успел опомниться, его вырвало на чистый пол залы. Кажется кровью. И тут же Эрр оказался рядом, подставил плечо, сказал:

— Лечь тебе надо, старшой. И целителей позвать.

— Успеется. Разрешите нам удалиться, мой повелитель, — и, дождавшись, пока Деммид кивнул, слабо улыбнулся Эрру. — Поможешь мне?

Унизительно и совсем не хочется просить, но, кажется, сам он больше не дойдет… а на телохранителей лучше не полагаться никому из них. Да и Рэми может воспротивиться и не пойти… а если надо кому помочь, пойдет непременно… сложно его называть этим именем… Рэми.

— Меня просишь? — слегка удивился Рэми. — А ведь ты убить меня хотел, помнишь…

— Помню…

И перед тем, как его вырвало снова, вспомнилась вдруг так некстати та гадалка. И стало стыдно. Она ведь права была… Арман был не прав. Но поздно уже горевать. Эрр молча перекинул руку Арману через плечо и помог встать. И даже уверенно приказал замку их выпустить. Так естественно, будто всю жизнь приказывал. И замок подчинился.

А там, за дверями залы не было того знакомого коридора. Не было Мираниса и его телохранителей, с которыми теперь разговаривать было опасно. Не сейчас, сейчас надо избавиться от этой проклятой слабости и яда в крови. Там была затемненная приемная Армана с двумя рядами скамей вдоль стен, застывшими у дверей дозорными… и внушительного роста, широкоплечим, светловолосым Захарием.

Единственным из рода, кому Арман доверял как себе.

— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! — устало сказал Арман, когда Захарий помог Рэми усадить его на скамью.

— И потому вылез из кровати? А виссавийцы пророчили тебе спать еще два дня.

— Нет у меня этих двух дней, — скривился Арман и сказал, схватив Захария за руку. — Это важно. Совет созван?

— Да, Арман, — сразу же стал серьезным Захарий. — Ждем, пока тебе станет лучше.

— Хорошо. Пусть ждут и даже не думают разъезжаться.

— Что случилось, Арман? С чего это ты вдруг перестал доверять повелителю и его людям и обращаешься за помощью к совету рода? Я все для тебя сделаю, все мы сделаем, но ты должен сказать, что происходит.

«Посмотри на него! — мысленно ответил Арман. — Посмотри на этого юношу, что пришел со мной».

Захарий посмотрел сначала на Рэми, потом на его желтые татуировки и язвительно усмехнулся: «С каких это пор ты покровительствуешь рожанам, Арман? Но если ты хочешь, я найду ему теплое и незаметное местечко…»

«Ты не понимаешь. Этот юноша — мой брат. И ты знаешь, что это значит».

Захарий знал. И в глазах его мелькнула опасная смесь недоумения… и страха. Он так же не знал, что делать с этим «сокровищем». Зато Арман уже давно знал. И давно решил.

«Спрячешь его в своем городе и никого к нему не подпустишь, даже телохранителей повелителя и Мираниса. Если надо, опустишь над городом полог, но он не может им достаться. Ты ведь понимаешь, почему?»

«Очень даже хорошо понимаю. Боги, Арман… я долго его не удержу».

«Долго и не надо», — устало ответил старшой, и уже вслух добавил, гораздо мягче:

— Рэми… ты пойдешь с этим человеком.

И сразу же глаза Рэми зажглись гневом и упрямством. Ожидаемо. Как жаль, что теперь нет сил с ним бороться.

— Кто тебе сказал, что я пойду? — вскинул подбородок брат. — Ты кто такой, чтобы мне приказывать?

Арман облизал пересохшие губы: боги, почему все так сложно-то?

— Я тебе все объясню, когда мне станет лучше, обещаю. Не приказываю, прошу. Поверь мне. Дай мне день.

— Виссавийцы сказали, два дня, — сказал Рэми, окинув Армана внимательным взглядом. Умный… он всегда был умным… — Я даю тебе три. Если не придешь на закате третьего, сам знаешь, меня никто не удержит. Не торопись и выздоравливай, старшой. Силы тебе понадобятся.

— Ой не сомневаюсь, — прошептал Арман, глядя в спину уходящему брату. И сразу же перед глазами потемнело… и мир рухнул в темную пропасть.