9. Рэми. Разочарование

Никогда не возвращайся на место,

где ты испытал счастье или встретил любовь.

Ибо в таком случае тебя постигнет

горькое разочарование.

Кир Булычев. Золотые рыбки снова в продаже

Почему служанка? Почему волосы собранны в пучок? Эта проклятая туника, она ж кожу трет… эти страшные ботинки на голые ноги, как это носить-то можно? Как вообще можно пресмыкаться перед этими арханами, теми самыми, среди которых она когда-то блистала. Зачем? Потому что приказано?

Ничего, скоро это изменится… видят боги, все изменится… И она всем отомстит!

И особенно отомстит ей… это из-за нее, не было бы ее, все было бы иначе!

Пожалуй, столь жгучей волны интереса Кадм не испытывал никогда. Надо же… высший маг, что выпил им столько крови, этот горделивый мальчишка Рэми вдруг стал ребенком! А Миранису, разбалованному принцу, придется стать нянькой. Ха-ха! Лучшей шутки от богов нельзя было придумать.

Однако, что делать с этой шуткой богов не знал никто. Никто ведь из них в няньки не нанимался, но и отдать будущего телохранителя было немыслимо. В том, что Рэми станет телохранителем, не сомневался никто.

Будить бунтовщика побаивались: никто не знал, что выкинет шестилетний мальчик-рожанин, да еще и высший маг. Как отреагирует на роскошь вокруг, может, испугается так, что потом не откачаешь. Принц даже предложил отвести Рэми в город, в какой-нибудь дом попроще, но дружно воспротивились телохранители: покушения продолжали сыпаться один за другим, рисковать Миранисом не соглашался никто, да и что, три высших мага, принц и множество прислуги не справятся с какой-то малышней?

Кадм, знакомый не понаслышке с хрупкостью маленьких высших магов, очень сомневался, что справятся, но помалкивал. Помалкивал и когда было решено притушить свет в спальне Мира и разбудить мальчика под опущенным балдахином, когда договорились, что останутся рядом с Рэми лишь Миранис (а как же без него) и Тисмен, магия которого пока удерживала Рэми во сне. Помалкивал, но и уходить из-под балдахина категорически отказался.

— Я постараюсь быть незаметным, — как можно шире улыбнулся он, сам понимая, что сморозил глупость. Не с его ростом. Не с его силой… но Мир и Тисмен, забавно, согласились, а Лерин лишь пожал плечами и отошел в тень. Ему, видимо, какой-то там мальчишка был неинтересен…

И поняв, что пока его никто гнать не собирается, Кадм усмехнулся, сложил на груди руки, прислонился спиной к столбику балдахина и приготовился ждать. Представление намечалось забавнее некуда.

Хотя мальчика было слегка жаль. Он казался таким маленьким и несуразным посреди огромной кровати принца, на темном покрывале и белоснежном шелке наволочки, расшитой дорогими кружевами. В застиранной тунике, которую в конце концов решили не менять, и с почему-то сжатыми в кулаки ладонями с обгрызенными до самого мяса ногтями.

Сразу забывший обо всем на свете, сосредоточившийся на мальчике Тисмен сел на кровать, осторожно провел ладонью над лицом Рэми, и с его пальцев полился благодатный зеленый свет… не изумрудный, как у виссавийских целителей, а зеленый, ласковый, как пронзенная солнцем листва. И сразу же запахло свежестью летнего утра и на сердце потеплело, ладони Рэми разжались, выпуская покрывало, на губах его заиграла легкая улыбка, а удивительно пушистые ресницы дрогнули, раз, другой.

Некоторое время он так и лежал, будто погруженный на этот раз в приятный, солнечный сон, укутанный как в одеяло в туман, льющийся с пальцев Тисмена, вдруг вздохнул поглубже и сел на кровати, протирая глаза кулачками. Он зевнул, окинул все вокруг пока еще невидящим, мутным взглядом и моргнул удивленно, раз, два, будто не совсем понимая где он и зачем. Хотя какие там "будто", и в самом же деле не понимал.

Тисмен сжал пальцы, и сразу же исчез, растворился в покрывале зеленый свет, и тотчас, будто сожалея, вспыхнули синим блеском глаза Рэми, и Кадм насторожился: мальчик явно дружил со своей силой, был сжит с ней и умел ею пользоваться. В то время, как взрослый Рэми…

Полыхнули синим татуировки на детских запястьях, взгляд Рэми как-то вмиг прояснился, став острым и изучающим, и Кадм вдруг понял, что маленький маг смотрит прямо на него… не на Мира, не на Тисмена, а почему-то именно на него. И даже не думает бояться. А ведь чует, не может не чуять, что перед ним высший маг. Мало того, архан. Так где этот самый страх, которого все ожидали?

— Ты кто? — тихо спросил Рэми, наклонив вбок голову, и Кадм вдруг понял, что не узнает уже напуганного до смерти Астэла в этом ребенке.

Маленький Рэми будто не знал слова «страх». Смотрел открыто, широко распахнутыми глазами, и в глубине его бездонного синего взгляда жило и отзывалось синее пламя. И не было ни тени уважения в этом детском голосе, будто он разговаривал с равным. Будто… никогда в жизни не видел того, кто был бы выше.

«Где же тебя держали до шести лет, Рэми? — подумал Кадм, а вслух сам не понимая почему сказал:

— Твой новый учитель, Кадм.

Он ожидал в ответ чего угодно. Удивления, радости, пусть даже страха, но не того глубокого, болезненного огорчения, что заиграло в детских глазах. Мать ж твою так, этот мальчишка действительно считает, что телохранитель самого наследника не достоин быть его учителем?

— А Ир? Его наказали, да? — прошептал Рэми и опустил взгляд, сминая ладошками покрывало. — Из-за меня…

— К чему такие мысли, Рэми? — тихо спросил Кадм.

— Я уже видел, как его… мой дядя… — начал частить Рэми. — Иру было больно, а дядя… дядя не хотел прекратить, хотя я просил… а теперь, наверное, Ира забрали… но это не он, это я, я виноват! Пожалуйста, не надо… не надо его наказывать! Можешь меня наказать, если надо, только не Ира, пожалуйста!

И посмотрел так умоляюще, что на миг дыхание перехватило. Этот ребенок умеет играть на чувствах. Впрочем, его взрослый вариант тоже очень даже этим славился: Миранису мозги прочистил за пару встреч, а телохранители годами бились, и никакого эффекта.

— Обещаю, если будешь виноват, то я буду наказывать только тебя, — наверное, не слишком добро усмехнулся Кадм. — И, уж поверь, меня наказать из-за тебя никто не осмелится.

«Даже Миранис», — мысленно заметил он, хотя по красноречивому взгляду наследника было видно, что он так не думает. Хотя и молчит, явно опасаясь спугнуть мальчонку. Мальчонка-то хоть и бесстрашный, а такой чистый и хрупкий, что тронуть боязно. А придется. Маленький Рэми хорош, никто не спорит, но им старшего бы вернуть. Целитель судеб им сейчас ой как бы пригодился.

— Тогда почему Ира тут нет? — тихо спросил Рэми, все так же опустив взгляд. — Это я виноват?

Кадм было все равно, кто там в чем виноват, одно он знал точно: еще не окрепшего высшего мага лучше ни в чем не винить. И лишний раз не ранить. И не позволять чувствовать себя виноватым.

— Нет, — твердо, без тени сомнения, ответил он, нагибаясь к Рэми. — Просто я тебя должен научить чему-то, что Ир не умеет.

И погруженный в раздумья мальчонка доверчиво потянулся к незнакомому взрослому, будто это было для него обыденным. Протянул тонкие руки, обнял за шею, позволил поднять себя с кровати и пронести через балдахин, и даже на миг не удивился ни огромным покоям, ни их богатому убранству, лишь тихо попросил зажечь свет поярче. Боится темноты? Надо запомнить. И Кадм приказал замку раздвинуть шторы, впустить солнечный свет, и удивился, насколько Рэми в этом свете показался бледным. Показался ли?

Краем глаза проследив, как ни во что не вмешивающийся Мир прошел за ними и встал у окна, Кадм усадил Рэми в кресло и мысленно позвал хариба. Тень явился сразу, поклонился принцу и телохранителям, и послушавшись мысленного приказа архана, опустился перед Рэми на колени, склонив в почтении голову:

— Позволь мне о тебе позаботиться, мой архан.

«Какой архан? — дернулся Тисмен. — Я же проверял татуировки Рэми, они же были желтыми!»

С интересом посмотрел на них Лерин, так же промолчал принц, а мальчонка опять же не выказал ни капли удивления и стыда, лишь коротко кивнул и безропотно позволил харибу помочь себе подняться, снять с себя тунику и отвести к ожидавшей в нише, наполненной ароматной водой ванне. Так же спокойно и уверенно он вошел в теплую воду и сел в ванне и ни капли не удивился, когда хариб намылил ему волосы и мягко нажал на низ челюсти, прося запрокинуть голову.

Кадм усмехнулся и встал рядом. Это оказалось гораздо интереснее, чем он даже думал.

— Я слишком слаб, да? — спросил Рэми, не открывая глаз, когда хариб осторожно смывал пену с его волос. — Ты ведь воин, правда? Я тоже должен стать воином?

Как быстро понял. Будто читал как по ладони их души, пусть даже и тщательно закрытые щитами. Будто смотрел на них этими удивительными, полными наивности и в то же время силы, глазами, и видел насквозь, вместе со страхами и сомнениями. И от его чистоты Кадм на миг почувствовал себя грязным, а руки свои, руки воина, испачканными в крови. Но лишь на миг, потому что знал: в этом мире все не могут быть милосердными и кому-то приходится бить. Вырывать свою жизнь, свою судьбу из чужой пасти с кровью, и чуть более взрослый Рэми, судя по всему, об этом знает.

Иначе не предпочел бы все забыть и спрятаться.

Вопрос только — от кого на самом деле спрятался? Кто мог ему угрожать, да так, чтобы стереть уверенное бесстрашие из его глаз? И кто позволил угрожать высшему магу? Если только…

— Расскажи мне, малыш, — осторожно спросил он, садясь на край ванны, — расскажи об Аши.

— Я никогда и никому не рассказывал об Аши, — опустил взгляд Рэми, и Кадм насторожился: значит, знает мальчик о своей второй душе.

А это уже дивнее некуда, ведь вторая душа в телохранителях просыпается лишь после сложного ритуала привязки, которого Рэми никогда не проходил. Да и не столько просыпается, сколько растворяется в душе носителя, дарит свою силу, свою мудрость, а Рэми и Аши были, казалось, отдельно, и, в то же время вместе.

Такого Кадм не видел никогда, даже не знал, что подобное возможно. Но и то, что об Аши никто не знал, успокоило: значит, Рэми спрятали не из-за его судьбы проклятого телохранителя. Хотя бы это.

— И никто о нем не знал?

— Лишь Ви… — ответил Рэми, усаживаясь в ванне и поджимая к груди колени.

— Кто это Ви? — тихо спросил Кадм.

Рэми улыбнулся мечтательно, положил подбородок на колени и слегка поежился, когда хариб начал намыливать ему плечи.

— Ви это Ви, — сказал он. — Она хорошая. Добрая. Она всегда была. И никто ее не видит, кроме меня… — Призрак? Игра воображения мальчишки? — Она сказала, чтобы я помог Аши, тогда я смогу помочь дяде.

— Почему дяде надо помогать? — продолжал спрашивать Кадм, осторожно, стараясь не выдать ни своего интереса, ни своей тревоги.

— Дядя… — Рэми вдруг перестал улыбаться, обнял колени руками и задрожал. Мир шагнул к ванне, но остановился, когда Рэми продолжил, все так же дрожа, срывающимся в плач голосом: — Он хороший! Он меня любит! Но иногда… он такой злой. И… я его боюсь… очень боюсь… и он сильный… никто его не может остановить… даже Ви…

И увидев, что сейчас мальчик не на шутку встревожится, и, что хуже, может выпустить уже и без того полыхающую в его глазах силу, Кадм оборвал его, спросив:

— Как ты помог Аши?

— Но это же просто, — поднял на него удивленный взгляд Рэми. — Я впустил его в свою душу.

Кадм похолодел. Впустил? Одного из двенадцати можно впустить в свою душу? Не родиться с ним?

А тем временем Рэми добавил, все так же срывающимся голосом:

— Я хочу увидеть Ира.

Кадм тоже хотел, ведь происходящее запутывалось все больше. И былой учитель очень даже мог помочь это все распутать. Вопрос — захочет ли? И жив ли он? Ведь Кадм никогда не слышал о высшем маге по имени Ир, а такого, как Рэми, меньше чем высшему бы не доверили.

— Может, позднее… — ответил Кадм и вздрогнул от боли в детском взгляде.

Рэми явно что-то не договаривает. Но и ломаться, вроде, не собирается, так что лучше пока к нему не лезть. Захочет, сам расскажет. А уж Кадм постарается, чтобы захотел.

Из ванны он мальчика принял сам. Завернул в простыню, вновь поднял на руки и поставил посреди спальни. Вытер как следует и все так же не мог надивиться этому глубокому, совсем не по-детски понимающему взгляду, в котором билось, не находило выхода синее пламя. И щитов у Рэми не было, будто это чудо-дитя еще никто и не думал научить закрываться. И эта доверчивость… ласковая и уверенная, его внимание, неотступное и всепонимающее, от которого становилось не по себе, и тонкие детские пальцы, вдруг сомкнувшиеся на рукояти кинжала Кадма.

Телохранитель позволил Рэми обнажить оружие. Позволил услышать разочарованный плач магического клинка, который искал и не мог найти истинного хозяина, и Рэми аккуратно провел пальцами по лезвию, как бы проверяя его остроту. Клинок услышал мгновенный приказ, и мальчика не ранил, а Кадм осторожно отнял кинжал у Рэми, вновь убирая его в ножны:

— Лучше не трогай чужое оружие. Мое не трогай без моего разрешения никогда. Слышишь, Рэми?

— Научишь меня быть сильным? — тихо спросило странное дитя. — Чтобы… меня не надо было все время защищать.

— А надо?

— Наверное… — Рэми вдруг тихо всхлипнул, и в широко распахнутых глазах его заблестели слезы, — наверное… ему надоело… правда? Потому я здесь? Потому Ира убрали? Он ведь сказал… что я ему мешаю, это правда? Он больше меня не хочет? Я ему не нужен, да? Он хотел меня убить…

Странные слова для ребенка. Для высшего мага — еще и опасные. И что ответить, не знаешь, ибо боги только ведают, о ком Рэми говорит. Боги, со взрослыми всегда было легче, а это дитя убивает своей логикой! И Кадм судорожно подыскивал нужные слова, когда в их разговор вмешался спокойный голос Мира:

— Ты нужен мне, Рэми. И, уж не сомневайся, я тебя никому просто так не отдам. Одевайся, пойдем, чего-нибудь съедим.

— Ты тоже мой учитель? — удивленно, будто только его заметив, посмотрел на Мира Рэми.

— Нет, — засмеялся Мир. — Хватит с тебя и одного учителя. Зови меня Мир, я твой друг.

Вспыхнул вдруг огонь в камине, заиграл теплыми красками на лице Рэми, и глаза мальчика вспыхнули искренним, невинным интересом:

— Но… взрослые не дружат с детьми.

— Думаешь? — Мир выхватил из вазы яблоко и кинул его Рэми. Маленький маг яблоко поймал, сжал ладошками, и в его выразительных глазах мелькнула ласковая улыбка. — Тогда я особый взрослый. Который с тобой дружит. Которому нравится, когда ты рядом. Которому ты нужен… и для которого ты совсем не слаб. Ты доволен?

Рэми кивнул, улыбнулся шаловливо и надкусил яблоко. А потом, вдруг что-то вспомнив, посмотрел на Кадма и тихо спросил:

— Можно? Можно я пойду с Миром?

— Можно, Рэми, — мягко ответил Кадм. — Конечно, можно. Ты можешь доверять Миру. А еще Тисмену и Лерину, — он показал на телохранителей. — И можешь с ними идти. Можешь идти где хочешь, только выходить из замка я тебе запрещаю. Я запрещаю говорить кому-то свое настоящее имя, для всех тебя зовут Астэл. Так надо, ты ведь понимаешь, — Рэми кивнул. — И если что, зови, я услышу и приду. Никто не может тебя обидеть… верь мне, даже твой дядя. Я не знаю тут никого, кто был бы меня сильнее, веришь мне?

Рэми слегка покраснел и вновь кивнул.

«Не дай его никому обидеть», — приказал Кадм замку и почувствовал легкое тепло: замок принял приказ. И, наблюдая, как Рэми спокойно поднял руки, позволяя харибу натянуть на него тунику, отдал новый приказ, на этот раз Майку: «Подними списки арханов и найди всех, у кого пропали или умерли дети одиннадцать лет назад, не обязательно шестилетние, мы может не знать истинного возраста Рэми. А так же составь списки всех арханов, которым сейчас исполнилось от пятнадцати до двадцати, живых или мертвых. Пошли людей, чтобы проверили татуировки живых и прикажи жрецам смерти проверить саркофаги тех, кто умерли. Мне надо точно знать, что их не подменили. Мне все равно, сколько силы потратят на это маги и жрецы, приказ в приоритете. Прикажи доставить в замок мать Рэми и найди мне высшего мага по имени Ир. Сам поедешь в поместье, где жил Рэми и допросишь всех его обитателей. Не может быть, чтобы за одиннадцать лет столь яркий дар ни разу не проявился. И действуй как можно быстрее, докладывать будешь о каждой мелочи, днем и ночью, людей бери сколько понадобится и кого понадобится, мой хариб принесет тебе печать подчинения. О работе в дозоре Армана можешь пока забыть. И поищи что-то в своих книжках о людях, которые сами принимали в себя души двенадцати…»

И сам не поверил в то, что сказал. Телохранитель, который сам решил быть таким, а не таким родился? Да и выбрал ли он быть телохранителем? Или просто выбрал Аши?

«Да, мой архан», — прозвучал немедленный ответ Майка.

У Кадма тоже появился приоритет. Маленький архан, который почему-то вырос в угрюмого рожанина. Загадка, которую надо разгадать.

Хоть что-то интересного в этом скучном замке.

А Рэми еще раз надкусил яблоко, посмотрел внимательно на Кадма и начал говорить, на этот раз уверенно и с недетской серьезностью:

— Он был такой усталый… несчастный… со сломанными крыльями, а вокруг столько крови… и цепи… и он все равно был красивым. И добрым. Почему вы так с ним? Это нечестно… ведь Аши любит вас… а вы его — нет.

И откусил еще один кусок, отворачиваясь от удивленного Кадма.

Так ли уж этот мальчик не понимал, что тут происходит? Маленький Рэми, которого одевал молчаливый хариб, все так же задумчиво грыз свое яблоко посреди залитой светом спальни, а трое взрослых мужчин, высших магов, не знали, что и думать об этом странном «сокровище».

Кадм вздрогнул. Показалось на миг, что за спиной Рэми стоял и улыбался, раскрывал уже излеченные, сильные крылья полубог Аши, проклятый телохранитель.

«Почему ты не помог ему, почему не защитил против Армана?» — зло спросил Кадм.

«Потому что он не позволяет мне вставать между собой и Арманом».

«Почему Арман?»

Аши издевательски усмехнулся:

«Вы слепы. А больше всего слеп Арман, но я не могу открыть вам глаза… он не разрешает».

«Так что нам делать, чтобы ему помочь?»

«Ты уже сделал. Ты дал ему свободу. Дальнейшее он сделает сам».

И исчез, оставив за собой лишь мягкость вечернего солнца. Только Кадму от его слов легче не стало. Ему все казалось, что кто-то делает из них дураков, что разгадка у них под носом, но они ее не видят.

Арман страшно устал: полдня разнимал вместе с отрядом разгоревшуюся на площади драку. Из-за чего подрались? А кто его знает, из-за чего подрались, но лупили друг друга с таким жаром, будто у них на глазах жен насиловали. Часть поубивали друг друга, часть пришлось рассовать по тюремным камерам, чтобы потом маги разобрались, кто кого успел убить, а кто не совсем… вторых выпорют как следует, чтобы знали, а первым повезло меньше, и уже на рассвете их раскачивающиеся на ветру тела поубавят у народа желание развлекаться подобным образом. Но это утром…

А сегодня Арман хотел только одного: как следует размяться. Хариба звать не стал: он до сих пор был зол на Нара и приказал ему оставить несколько в меру болезненных ран и, увы, тень не мог встать с ним в пару. А Нар все равно таскался вокруг хвостом. Морщился от каждого резкого движения, но упрямо ходил за своим арханом, и Арман даже не думал его прогонять. Не хотелось. На тренинге заменить его было сложно, но пара талантливых людей у Армана имелась.

— Ника ко мне! — приказал он появившемуся из тени Нару. И когда дошел до зеркальной залы, Ник, рослый, сильный, уже ждал там. Ждал с понимающей улыбкой и отблеском в глазах того же огня, какой горел и в Армане: ему тоже очень «понравилось» бить рожан на той проклятой площади.

Арман усмехнулся, взял у хариба меч, перекинул из одной ладони в другую, привыкая к необычной балансировке, и улыбнулся противнику. Настоящему противнику, а не тому сбору, который он бил целый день. Тем хватало одного удара, а до Ника добраться было сложно… но чем сложнее, тем интереснее. И можно не сдерживать рвущийся наружу гнев зверя.

А потом начался танец ярости в отблесках огня. Отражения в зеркалах, пылающие факелы по стенам, блестящий, недавно начищенный паркет. Стекающий по коже пот, восторг в крови и жажда, жажда крови! Клинок пел в руках, пил азарт хозяина, мелькал и звенел, целовался с клинком противника. И Арман забыл все: и вчерашнюю неудачу с Рэми, и предательство Нара, и…

Отрезвление пришло мгновенно, будто кто-то окатил ледяной водой. А вместе с ним дикий страх… И меч остановился близко, слизком близко к детской светловолосой голове. Ник сообразил медленнее и отлетел к стенке, сокрушенный на этот раз не оружием, а магией. Посмотрел на Армана с легким недоумением, сменившимся тем же страхом, когда он увидел, кто стоял перед старшим: архачонок, мелкий совсем, лет шести, с светлыми, пушистыми после мытья волосами. Стоял бесстрашно, будто не звенела только что вокруг сталь, будто не пролетела у его виска смерть, и смотрел как-то… ожидающе странно…

Дивно все это… вчера, когда его привели в казармы, был напуган до ужаса, а сейчас его будто подменили. И во взгляде его был покой и уверенность, словно и не было того дома призрения. Но Арман-то знал, что был. Даже послал туда своего человека. И выяснил, что мальчик был с матерью, но мать выкупил какой-то дивный клиент, а потом пришли и за Астэлом… пришел человек, которому хозяин не посмел отказывать. Зачем этот мальчишка понадобился Зиру? И причем тут Лиин?

— Что ты… — начал Ник и, подчиняясь одному движению руки Армана, вышел из залы.

Драться расхотелось. Арман отдал клинок Нару и раздраженно спросил:

— Что ты тут забыл, Астэл? Почему Майк разрешает тебе так просто бегать по замку? Почему суешься к воинам во время боя? Ты хоть понимаешь, что тебя могли бы ранить?

Услышав свое имя мальчик вздрогнул, и в глазах его мелькнуло удивление. Потом посмотрел вдруг в зеркало за спиной Армана, и губы его слегка дрогнули, будто он собирался расплакаться. Но грусть его была мимолетной, сменилась легкой улыбкой, и Астэл вдруг спросил:

— Ты никогда не ранишь меня, правда, Арман?

"Арман"? Не, мой архан? Не «вы меня никогда не раните»? Ни капли почтения в голосе? Этот мальчик забавный. И будь на месте Армана кто другой, мог бы сейчас и получить неплохую порку. Потому что неуважение к чинам и роду при дворе не прощали.

— Пойдем, я отведу тебя к Майку, — сказал Арман, решив разобраться с мальчиком потом, когда вернется Лиин, а сейчас хорошенько отругать Майка и приказать ему лучше присматривать за мелким. И сильно удивился, услышав:

— Кто такой Майк?

Арман скривился, почуяв подвох. Развернулся, посмотрел на невозмутимого Астэла и спросил:

— А к кому ты хотел бы пойти?

— К тебе. — Арман вздрогнул, а Астэл, видимо почуяв поднимающийся в старшом гнев, спохватился: — Нельзя? Тогда… тогда к Кадму… или к Миру… или… Тису… если ты не хочешь…

Что значит «не хочешь»? И вот так легко… к принцу или его телохранителям? К кому отвели этого мальчишку идиоты дозорные? Каким образом он попал на глаза Миру? Да и попал ли? Может, этот мальчишка хочет явиться к Миру так, как только что явился к Арману: как снег на голову.

— Ты… ты злишься? — впервые испугался Астэл. — Я мешаю? Я… я просто хотел спросить… почему ты от меня отказался?

— А с чего это я должен был от тебя не отказываться? — холодно спросил Арман. — Разве ты когда-то принадлежал мне? Разве я когда-то дал хотя раз понять, что собираюсь о тебе заботится?

— Ты… — мальчик моргнул, и на глазах его вдруг выступили слезы. — Ты другой… совсем другой…

Арман усмехнулся, вытянул из рукава белоснежный платок и сам не зная почему, потянулся, чтобы стереть бежавшие по щекам Астэла слезы. Ну и чего это чудо ревет-то? Мальчик же, должен быть сильнее и плакать гораздо меньше.

Но Астэл вдруг увернулся, вздрогнул, и рука Армана сама опустилась: взгляд ребенка наполнился чистым синим светом… Высший маг. Так вот почему тобой заинтересовались телохранители!

Он сел перед мальчиком на корточки, улыбнулся как мог более ласково, пытаясь успокоить. Высшие, они ж как люди без кожи… хрупкие, чувствующие, подобны цветам, которые так легко сжать в ладони… погубить. Арман не хотел губить, ведь однажды и в его семье родилось такое чудо. И вспоминая о погибшем брате, он мягко погладил Астэла по волосам и тихо сказал:

— Ты чего боишься, малыш? Разве я тебя обидел? Разве я когда-то обижал?

Астэл растаял от этой ласки. Улыбнулся счастливо, потупился, и пламя в его взоре стало каким-то другим… столь ошеломляюще знакомым… Как котенок он потерся щекой о ладонь Армана, заглянул в глаза, будто пытаясь там что-то найти, и едва слышно всхлипнул, явно не отыскав. И словно отозвался на его боль, вспыхнул на груди Армана ровным светом амулет… И улыбка Астэла вдруг растеряла всю грусть, став почти счастливой. Чему он так радуется-то?

Будто зачарованный, Астэл коснулся ветви амулета, провел по ней пальцами, прошептал:

— Красивый…

— Да, красивый, — отозвался Арман, радуясь, что слезы уже сохнут на щеках высшего мага. — Подарок моего младшего брата…

— Он был другим, да? — не спросил, утверждал Астэл, — а теперь такой белый… такой сильный… я рад… что он готов, так рад…

Арман уже не слушал. Он заметил ожидавшего у дверей Ника и вдруг сообразил, что и без того потерял слишком много времени. Решительно поднявшись, он подозвал Нара и приказал:

— Проводи его к Тисмену, спроси телохранителя, знает ли он его. Если нет, отведи к Майку и прикажи поставить у его дверей стражу, чтобы снова не сбежал.

Нар поклонился, обернулся к Астэлу, и тихо сказал:

— Мой архан, — и Арман сразу же отвернулся, забыл о мальчике.

Если Астэлом действительно занялись телохранители, мальчик с этого момента не забота Армана. Он прошел мимо Нара и скривился, когда тень ему поклонился, вздрогнул, явно от боли, и прошептал едва слышно:

— Прости!

Арман не мог простить. Не получалось. Пока. Он уже почти дошел до двери, как увидел в зеркале неожиданно бледное лицо Нара и печального вдруг Астэла. Маленький маг вдруг коснулся ладони хариба, как бы привлекая к себе внимание, и грустно спросил:

— Болит, да?

Хариб вздрогнул, явно не зная, что ответить, и раньше, чем Арман успел вмешаться, глаза мальчишки загорелись не синим, белоснежным сиянием, и Нар отшатнулся, потом бросился к Арману в ноги и прошептал:

— Прости, я не виноват! Он…

Астэл исцелил Нара? Так походя, будто ничего не случилось? Арман глазам своим не верил. Дар целителей был в Кассии крайне редок и даже те, кто им обладал, не исцеляли так легко… даже виссавийцы не…

А Астэл посмотрел сначала на Нара, потом на Армана, и в глазах его медленно начал загораться гнев… мальчишка злится? Это смешно. Но Астэлу смешно не было, он шагнул к Арману, сжимая кулаки и выдавил, заглатывая бегущие по щекам слезы:

— Ты, ты его ранил! Ты! Как ты мог! Как мог! Он тебя так любит! Он все для тебя! Плохой, ты плохой!

— Ты… — выдохнул Арман

Астэл уже подскочил к нему, подпрыгнул, схватился за амулет, и шею Армана прошило болью, а белоснежная ветвь мелькнула в пальцах мальчишки.

— Ты злой, Арман!

И отпрыгнул в сторону, шипя и согнувшись, как злой от испуга щенок. И все так же не переставал плакать, а в глазах его ярилось пламя силы. Но бить магией пока не спешил… и это хорошо.

— Отдай амулет, — спокойно сказал Арман, уверенный, что мальчик подчинится. Куда там! Астэл, еще недавно ливший слезы из-за холода Армана, теперь задрал вдруг узкий подбородок, обжег злым взглядом, сжал еще сильнее пальцы на амулете, выкрикнул:

— Не отдам! — и его крик отразился от зеркал и хрусталя зала.

Вот же мелкий ублюдок! Еще вчера был простой подстилкой в доме призрения, а сегодня отказывается подчиняться старшому дозора! Арман почувствовал, как поднимается к горлу холодный гнев, но и пугать мальчишку слишком сильно не спешил, помнил, что перед ним — высший маг и старался прятать за щитами холодный гнев.

— Астэл, — протянул он ладонь. — Ну же, малыш. Отдай амулет. Он мне очень дорог!

— Нет! — закричал мальчишка, и на лице его боль смешалась со смертельной обидой. — Ты не заслужил!

И повесил амулет себе на шею. Вот мелкий наглец, а!

Поняв, что уговоры не помогут, Арман метнулся к мальчишке. Куда там! Астэл увернулся легко, пожалуй, слишком легко, и сиганул в дверям.

— Держите его! — приказал Арман дозорным, но толку было мало — мальчик змеей проскользнул между мужчинами и влетел в открытую почему-то дверь. Арман побежал следом, дозорные за ним, и все трое остановились резко, когда поняли, куда попали.

Раскинулся перед ними огромный тронный зал, убежали вверх потолки, поддерживаемые тонкими колонами, укрылись где-то далеко мраморные стены. Обернулись на них разодетые придворные, столпившиеся по обе стороны от ярко-алой ковровой дорожки, а в конце той дорожки, за стоявшим на коленях посольством в ярко-алых плащах, медленно поднимался с трона Миранис.

И Арман сразу же вспомнил, что сегодня было подписание какого-то очень важного договора. Что посольство ждали долго, что Арману самому пришлось подбирать охрану для тронного зала, как и для покоев, выделенных послам, мол, обидчивы они и дивные… и что повелитель приказал всем быть вежливыми и внимательными, а тут…

Медленно оглядывалось на них ошеломленное такой наглостью, разодетое в шелка, посольство, сошел со ступенек разъяренный Кадм, а хрупкий Астэл упрямо несся по ковровой дорожке к принцу, и дозорные, пытающиеся его остановить, по одному движению руки телохранителя отлетели к колоннам.

— Не сметь! — приказал Кадм, в то время как Астэл миновал, наконец, посольство, подлетел к телохранителю, обнял его за пояс, уткнулся в тунику и заплакал, бормоча столь отчетливо слышимые в тишине слова:

— Арман плохой, плохой, плохой!

И Арман слишком хорошо заметил злую насмешку в глазах принца. Но живо отдал приказ дозорным отойти в сторону, а сам встал за колонну, чтобы меньше к себе привлекать внимание и без того заинтересованных скандалом придворных. Лился свет через окна в куполе, поблескивал начищенный до блеска паркет, и впервые за долгое время Арман вдруг почувствовал, что проиграл. Ну точно же проиграл. И было бы кому!

— Почему Арман плохой? — спросил Мир, не обращая внимания ни на посольство, ни на дозорных, застывших на коленях у дверей, ни на разозленного Армана.

— Он побил… побил Нара. Он плохой… он не может…

Арман вздохнул сквозь зубы. И слышали это, конечно, все. И еще долго Арману этого не забудут. Мир в первую очередь. Но и согласны с Рэми, скорее всего, были далеко не все: Арман был еще ласков с Наром, за подобный проступок, много кто хариба бы просто выгнал. Без слов. И ждал бы уже появления другого.

— Мой мальчик, — сказал вдруг Кадм. — Нар его хариб, ты не можешь вмешиваться…

Арман улыбнулся, почувствовав, что забавлять двор слухами будет не только он. И в самом деле: Астэл вздрогнул, сразу перестав плакать. Потом выскользнул из объятий Кадма, отошел на шаг, опустив голову, и прошептал:

— Тогда ты тоже плохой. Ты не понимаешь.

— Я понимаю, — вмешался Миранис. — И я никогда не бил своего хариба.

«Зато бил других», — мстительно подумал Арман. Но надеялся, что Миранис, наконец-то, прекратит это представление. И в самом деле: Мир, мило улыбаясь, поманил пальцем Астэла и ласково сказал:

— Иди ко мне, дитя, — и, когда Астэл беспечно подошел, дотронулся его лба, и подхватил у самой земли мгновенно заснувшего маленького мага. Арман облегченно выдохнул: давно следовало.

— Позаботься о нем, — приказал Мир Кадму, и мило улыбнулся ожидавшему в напряжении посольству:

— Простите нас, высшие маги это наше сокровище, потому, пожалуй, мы их балуем больше, чем они заслуживают.

— Пусть вернет мой амулет, — прошипел Арман, когда Кадм проносил мимо него спящего Астэла.

— Захочет — вернет, — холодно ответил Кадм.

Арман знал, что не захочет, и сгорал от бессильной злости. Он вдруг понял, что маленький мальчик с горящим силой взглядом оказался все же сильнее. Но восстанавливать раны Нара не спешил, вместо этого отдал еще пару приказов дозорным и пошел напиться, один. Было почему-то стыдно. И горько. И звучал в ушах мальчишеский голос: «Ты не заслуживаешь!»

Эрр бы не одобрил. Эрр бы отреагировал как и Астэл. Но Эрра давно уже нет.

И Арман в который раз с удовольствием вспомнил, что через несколько дней он сможет выпороть ту гадалку. Ведь предсказание ее не исполнится. Увы, не исполнится.

Но все равно почему-то стояло перед глазами лицо Астэла… слишком глубоко капнул этот мальчишка ему в душу.

— Проклятие, — прохрипел Арман, разбивая о стену дорогую чашу. — Почему же ты… Нар!

Нар явился сразу. Сел напротив, как ему было и приказано, и безропотно опорожнил полную чашу вина. Арман не хотел пить в одиночестве.

Аланна летела по коридорам замка и не могла, да и не хотела унять бегущих по щекам слез. Почему вот так, ну почему?

Ты понимаешь, моя девочка, теперь ты все понимаешь, ты ведь мудрая, я знаю…

Она не хотела быть мудрой, не сейчас!

Многие хотят быть такими как мы, но на самом деле мы всего лишь марионетки в руках богов, мы слуги собственной власти, мы не можем делать то, что хотим, поступать как хотим, любить кого хотим…

Аланна вбежала в свои покои, и увидев ожидающего посреди комнаты жениха, бросилась к нему:

— Ты знал, знал!

— Скажи, что я знал? — тихо ответил Идэлан, сжимая ее в объятиях, лишая возможности двигаться.

— Ты знал, что повелитель… мой отец! Знал!

— Знал… — холодно подтвердил Идэлан, и Аланна слетела в крылья беспамятства.