1 глава

1 глава.

— Люлечка.

От внезапного окрика я вздрогнула, тем самым уронив несколько верхних поленьев, которые несла в руках. Но промолчала.

— Лялечка! — более настойчиво прозвучало со спины. Голос был приторно сладкий, аж зубы свело.

«Не посмеют подойти,» — подумала я, аккуратно сложив дрова возле крыльца на траву, и не спеша обернулась.

Возле не высокого, и уже порядком покосившегося от времени забора стояли двое парней. Крупное телосложение, высокие, широкоплечие, одинаково белобрысые и неровно стриженные, в пестрых холщевых рубашках и такого же материала брюках, подпоясанных куском веревки — они представляли давно опостылевший дуэт известных лоботрясов, которые задирали всех и вся, но недавно они изменили своему принципу и с завидной регулярностью осаждали меня везде, где бы мне не встретили. Наверно именно по этой причине я редко выходила за пределы своих небольших владений. Да и владения мои ограничивались старенькой избушкой, маленьким палисадником, да парой фруктовых деревьев весьма непрезентабельного вида, но исправно плодоносивших, что меня бесконечно радовало. Жила я на отшибе, по — этому ни с кем особо не общалась, да и о чём я могла с ними говорить. Никого в деревне я не знала, кроме тётки молочницы, у которой периодически покупала молоко и творог, обменивая на них засолки, которые та очень любила, или нянчась с её потомством, когда ей это было нужно. Тётушка Ферия была единственная, кто не боялась меня.

— Лия! — гаркнули громче, на этот раз без всякого пафоса. Я поморщилась и, бегло осмотрев посетителей, стала подбирать оброненные поленья, складывая их к остальным.

— Ну, что за неприветливая бабёнка! Мы к ней можно сказать со всей душой, а она нос воротит! — вещал один из них во всю глотку.

— Пущай воротит, со спины то оно поинтересней разглядывать. Оба глумливо заржали.

«Чтоб вы гланды простудили, олухи,» — хмуро подумала я, вновь поднимая дрова и поднимаясь по ступеням в дом.

— Эй, а ну вернись! Мы еще все как следует не рассмотрели!

— Уходите, — тихо ответила я. — Идите своей дорогой, мне и без вас проблем хватает.

— Не хамила бы ты нам! Мы ведь и обидеться можем… — с угрозой произнес один из них.

Я в это время поднялась на крыльцо и подцепила носком край не запертой двери и потянула на себя. Дверь скрипнула, а за моей спиной послышались хруст и грохот. Я бросила взгляд через плечо и вздрогнула. Одним пинком раскрыв калитку, от чего та рухнула о земь, ко мне бульдозером нёсся Гурл. Сын кузнеца всегда отличался дурными манерами и прославился излишней вспыльчивостью на всю округу. Когда его отцу предъявляли очередную претензию по поводу его потомка, тот только отшучивался и говорил, мол, что с него взять, взрывной характер от того, что он с огнем работает. Как характер связан с профессией, я не имела ни малейшего понятия, с учетом, что сам кузнец был спокоен как танк.

— Я научу себя уважать, дрянь!

— Стой, Гурл! — вслед за ним бежал его подпевала, хватая друга за руки и пытаясь остановить, но все безрезультатно.

Парень несся на всех парах с налитыми кровью глазами. Я вскрикнула и отшатнулась, но уперлась в стену дома, отгородив себя от взбесившегося парня стопкой поленьев. Гурл в два прыжка оказался рядом со мной и отшвырнул дрова, которыми я закрывалась, в лицо дыхнули перегаром, и ароматом давно нечищеных зуб:

— Что, теперь не такая смелая? Язык прикусила? — он гаденько хмыкнул.

Я нервно сглотнула, и молила Бога, чтобы кто-нибудь оттащил от меня этого пьянчугу. Внутри меня закручивалась ледяная спираль страха, и это отнюдь не метафора. Легкая поземка покрыла часть стены, на которую я опиралась и поползла дальше, расширяясь. Я в ужасе почувствовала холод под лопатками и еще сильнее прижалась к стене, закрыв глаза.

— Больше не тянет припираться?! А?! — вопил он, брызгая слюной.

— Гурл, жабий сын!? Так вот где ты шляешься, сосунок! — Раздался остервенелый, немного истеричный голос за спиной сына кузнеца. Он вздрогнул и отшатнулся от меня.

— Матушка, — проблеял он заискивающе, медленно поворачиваясь. Рядом с крыльцом стояла дородная женщина. Рукава серого платья закатаны почти по локоть, край подола заправлен за пояс. Тумбообразная фигура, опухшее раскрасневшееся от быстрой ходьбы лицо и почти заплывшие карие глаза. Что ж, помощь явилась весьма специфическая, в лице мачехи Гурла. Возле заборчика скромно топтался Фолт, второй детина, и тот самый подпевала. Видимо это он сбегал за Тариты, когда сам не смог справится с товарищем. Гурл видимо тоже это понял и злобно косил одним глазом на дружка, в то же время старательно изображая покорного ягненка перед своей Маман. Тарита резка схватила Гурла за ухо и потащила прочь от моего дома попутно ругаясь и причитая на все лады:

— Сколько раз говорила не связываться с этой швалью! Как можно! Еще и напился, охломон! Она же дрянь позорная, а вдруг тебя кто с ней рядом увидел, ох и сраму бы было на всю деревню! Чего поперся к ней, кобель проклятый! Эка невесте твоей расскажу, что Матренка с тобой сделает?!

Вопли и стенания Тариты становились все тише, а моё состояние все хуже. Я отлепилась от стены и на негнущихся ногах поплелась в дом. Как только за мной закрылась дверь, я сползла на пол, обхватила себя руками и зарыдала. В помещении резко похолодало, мельчайшие капли влаги начали замерзать, формируя небольшие кристаллики льда. Они неподвижно висели в воздухе, поблескивая гранями в лучах солнца, проникающих с улицы через открытое окно.

— Почему? Почему я?! — раздался душераздирающий вопль, и льдинки как по команде начали свой танец. Ледяной град сплошной стеной окутал меня, рыдающую под защитой стихии, мной же созданной. Звук, похожий на вой раненого зверя заполнил все пространство, когда кристаллы достигли максимальной скорости. Приоткрытые ставни окон ходили ходуном, посуда попадала со стола, лавку отнесло к стене, дорожка, лежащая на полу, взмыла под потолок. А я все плакала, выплескивая в этот буран весь свой гнев, всю печаль, всю безысходность и страх.

Когда силы стали покидать меня, а в душе поселилась пустота, мой ледяной кокон осыпался мелким крошевом. Я сжалась в комок на полу, мелко дрожа.

— Мамочка, — прошептала я всхлипнув, — Папа, — еще тише. — Где вы, почему вас нет? Я одна, опять одна…

Тёмноэльфийская столица — Нэром.

Двое дроу шли по коридору, оживленно переговариваясь. Во дворце было сумрачно, поэтому к стене крепились магические огни, разгорающиеся, при приближении любого живого существа и гаснущие после ухода. Один из фонариков затрепетал и загорелся ярче, впуская в круг света двоих мужчин. Они остановились, каждый думая о своем. Белые, почти седые волосы, заостренные уши и темно серая кожа, являлись отличительной чертой их расы, были и более другие, но скрытые, не заметные глазу, такие как сила, выносливость, огромный магический потенциал. Но на этом их сходство заканчивалось. Один из них был выше и явно старше. С первого взгляда возраст эльфа нельзя определить, но сетка мелких морщин, вокруг глаз, цепкий и уверенный взгляд выдавали в нем немалую мудрость и жизненный опыт. Слегка сутулые плечи — будто его клонил к земле груз прожитых лет. Усталые, но не утратившие грации хищника движения. Всё это наводила на мысли о многих десятилетиях, а может и столетиях, которые видел этот эльф. Он потер переносицу, на мгновения прикрыв глаза, а потом вздохнул и обратился к молодому дроу:

— Есть улучшения?

Парнишка, а это было заметно, по резки нетерпеливым шажкам с ноги на ногу, по нахмуренному и озадаченному выражению лица, выдающим полнейшую неспособность к контролю над эмоциями. Все его мысли были крупными буквами написаны на лбу.

— Мы…не…

— Веди меня к Барелду, — перебил его старший.

Парнишка изумленно распахнул глаза, отчего его зрачки вытянулись в тонкую линию.

— Тебя же Барелд послал за мной? — усмехнулся Эльф, отчего еще четче стали видны морщинки вокруг глаз. Паренёк кивнул и, развернувшись, зашагал к боковой лестнице, изредка оборачиваясь, чтобы убедится, что его спутник следует за ним.

Как только парень отвернулся, добродушное выражение сошло с лица Шалуа, как старая ненужная маска. Он хмурился, следуя за дроу, и все думал, думал и думал. Неужели Алагосу стало еще хуже. Уже несколько лет состояние его племянника оставляло желать лучшего.

После очередного, возглавляемого им похода, Алагос вернулся сам не свой, но на это никто вначале не обратил внимания. «Капитан просто устал, ему нужно побыть одному,» — твердили его солдаты, когда кто-то из их товарищей поднимал тему странностей начальства.

Но чем больше времени проходило, тем больше ухудшалось состояние Алагоса. Он закрылся в своих покоях, ни с кем не общался, замкнулся в себе, стал отказываться от еды и целыми днями сидел у окна молча смотря в небо. Шалуа несколько раз пытался вывести племянника из этого состояния, устраивал балы, объявлял охоты и разные развлечения. Во время прихода родственника дроу оживал, поддерживал разговор и даже иногда улыбался, они обсуждали предстоящие мероприятия и он заверял дядю, что обязательно придет, и они повеселятся. Алагос и вправду посетил несколько балов и охоту, но вел он себя необычно замкнуто. Если с ним говорили, он отвечал, но если к нему никто не подходил, он стоял на одном месте, уставившись в одну точку. Спустя несколько месяцев Шалуа забил тревогу и отправил к племяннику лекарей и придворного мага. Тот повел себя более чем не обычно — Лагос впал в бешенство, он покалечил лекарей, уничтожил почти всю мебель в комнате и разрушил стену.

Его Величество король Шалуа, а это именно о нем идет речь, как о венценосном дяде и опекуне Алагоса, прибыл на место происшествия, когда королевский маг уже успел обезвредить впавшего в ярость дроу, погрузив его в магический сон. Обследование спящего эльфа привело к неутешительным выводам — эльф уже несколько месяцев медленно сходил с ума. Тут же было проведено расследование, с целью установить причину случившегося. Но все сослуживцы только недоуменно пожимали плечами, ведь за последний год не произошло ничего такого, что могла нарушить душевного равновесия Алагоса. Королем овладела огромная печаль, ведь сумасшествие для эльфа это хуже смерти. Психические расстройства у этой расы затрагивают и магический аспект жизни, а главное уничтожает личность дроу, их воспоминания, и как следствия и саму душу. Лечение и вмешательство магов ни к чему не привели, Алагоса уже ничто не могло спасти. От некогда могучего воина, безупречного полководца и искусного чародея осталась лишь пустая безжизненная оболочка. Шалуа не мог даже помыслить о том, чтобы убить дроу, ведь у этой оболочки так или иначе было лицо его, погибшего давно брата, сам юноша был напоминанием о нем. Убить Алагоса, значило убить память о брате. Душевно больного эльфа поместили в отдельные покои, кормили, мыли, одевали и укладывали спать. Мужчина был ко всему безразличен и выполнял все, что ему говорили. Король иногда навещал его и говорил с ним, но в основном это был монолог, с бессловесной куклой. Каждый раз, уходя из покоев больного, король испытывал почти физическую боль, но все же раз за разом приходил, чтобы увидеть, поговорить. Надежда, надежда на чудо заставляла раз за разом всматриваться в мутные глаза, надеясь увидеть в нем знакомую давно, насмешку над глупым старым дядей…

— Ваше Величество…— вывел из задумчивости голос того самого паренька — проводника. — Мы пришли.

Король вздохнул и расправил плечи, кивнув мальченке. Тот поклонился и открыл дверь.

Шалуа вошел в покои и тут же закашлялся, так как комната была заполнена дымом. «Дымом?» — удивился дроу, взмахнув рукой и произнеся несколько шипящих слов на древнеэльфийском. Дым рассеялся и перед королем предстала ужасная картина. Все, что находилось в комнате было сожжено дотла, посреди этой сплошной груды пепла стоял, качаясь из стороны в сторону Алагос, а возле стены сидели слегка подкопченные, но невредимые, королевский маг — Барелд и одна из служанок. Вокруг погорельцев потрескивал защитный экран, видимо маг успел накрыть себя и девушку, когда случилось… но что же случилось?

Его величество перевел взгляд на Алагоса и в ужасе сделал шаг назад. Его племянник стоял и смотрел на дядю совершенно осознанным, правда слегка расфокусированным взглядом, будто на мгновение задумался. Его некогда белые как у всех дроу волосы с каждой секундой становились все темнее, наливаясь чернотой, тело начало обрастать мышцами, одрябшими во время болезни. Рот открылся в безмолвном крике, на лице отпечаталось выражение жуткой боли. Внезапно взгляд сфокусировался на лице Шалуа.

— Должен найти… здесь…— прохрипел он каркающим, сорванным голосом. И тут же зеленые глаза закатились и Алагос рухнул на пол.

— Что…что это было? — спросил король, не отводя взора от фигуры, лежащей у его ног.

— Я засек в этом крыле огромный всплеск магии и примчался сюда. Когда я вбежал, вся комната полыхала, а Алагос раскачивался и все твердил что….

Маг замолчал, оглянувшись на служанку, все еще прибывающую в шоке от увиденного. Король перевел взгляд на девушку, а потом кивнул Берелду.

Тот пристальнее посмотрел на эльфийку и она потеряла сознание.

— Позови стражу, пусть перенесут его в другие покои и отмоют, — приказал Шалуа.

— Что им сказать?

— Что хочешь, но о том, что здесь произошло должны знать только мы с тобой. Проследи, чтобы с Алагосом больше ничего не произошло, как приведут в порядок пошлешь за мной. Все ясно?

— Да, Ваше Величество, — Берелд поклонился.

Король направился к выходу, но у самой двери остановился и обратился к магу.

— Скажи, Бер, душа вернулась?

— Да, Шал, но вопрос, его ли?

Шалуа дернул плечом и быстро вышел.

Темно. Очень темно. Попыталась открыть глаза, но тьма не рассеялась, а наоборот сгустилась, заполняя собой все пространство. Я прислушалась, но, похоже, темнота скрадывала даже звуки. Ни шуршания, ни писка, ничего не нарушала давящей тишины.

— Кто-нибудь! — хотела крикнуть я, но из сухого горла вырвался лишь каркающий хрип, но даже он быстро растворился, в воздухе, будто впитался в губку. Паника начала накрывать с головой, я шевельнулась, но стукнулась плечом, замахала руками — они уперлись во что-то, на ощупь каменное. Я запаниковала сильнее и начала ощупывать окружающее пространство. На такие телодвижение тело отозвалось невыносимой болью, а в кожу впились тысячи иголок, будто я отлежала себе все. Заскулив, как побитый щенок я замерла, пережидая приступ. Голова начала кружиться, как под водой, похоже, здесь мало воздуха, да и пахнет он сыростью и затхлостью.

Внезапно откуда то полился яркий свет и я зажмурилась, а когда смогла открыть, разом заслезившиеся глаза, то просто онемела от ужаса. Я находилась…в гробу, каменном гробу…

— Нееееееееет! — закричала я, резко сев. Комната ответила мне стрекотом цикад за окном и тихим посвистыванием ветра в печной трубе. — Это сон…

Я вздохнула, на мгновение прикрыв глаза, но тут же открыла их вновь, чтобы удостоверится, что я действительно в своем домике, а не в том саркофаге, в котором очнулась несколько месяцев назад. И вправду, комната не исчезла и не растворилась миражом. Опрокинутая посуда, открытые настежь ставни окон, опрокинутые лавка и стол, дорожка, висящая на потолочной балке, и серебристый лунный свет, освещающий все это безобразие. Ну хоть истерика мне не приснилась, промелькнула неожиданная мысль и я с удивлением заметила, что лежу на полу, возле входной двери, а на стенах все еще видны влажные потеки, от растаявшей измороси, наколдованной мной.

— Еще один такой срыв, и полы можно не мыть…да и стены тоже, — сказала я вслух, поднимаясь с пола. Тело ныло и болело, будто я не спала на полу, а весь день вагоны разгружала. Провела рукой по лицу и принялась собирать разбросанные вещи, кряхтя как столетняя бабка. Дойдя до стола я вздохнула, посуда вроде не побилась, хоть что-то радует. После вещей и скудной мебели, я принялась за дрова. Комната изрядно промерзла, не хватало еще заболеть. Поленья, как оказалось, отсырели и никак не хотели разгораться, злобно плюясь и шипя. Я раздосадовано выругалась и со злостью пнула печь. Не знаю к счастью ли, или к горю, но та устояла и даже не пошелохнулась, а вот моя нога пострадала знатно. Прыгая на одной ноге, я злобно материлась, вспоминая весь свой лексикон и недобрым словом поминая свою дурость. Нашла с чем тягаться на прочность, еще бы головой долбанулась, как в блокбастерах, вот бы сейчас звон стоял, церковный колокол позеленел бы от зависти. Выругавшись, я немного успокоилась, и направилась во двор, за сухой растопкой. Возле двери я остановилась и прислушалась. Но на улице, вроде, никого не было и, встряхнувшись, я вышла.

Вечерний воздух был прохладен, но заметно теплее, чем в доме, поэтому я подперла бревнышком входную дверь, чтобы она не захлопнулась, пусть помещение проветрится. Порыв воздуха откинул прядь волос, с лица и наполнил легкие одуряющим запахом свежести и цветущего жасмина. Причем, наверняка, в этом мире и слыхом не слыхивали ни о каком жасмине, да и не цветет он в конце лета, но запах, запах напоминал мне именно об этом кустарнике. Я улыбнулась полной луне, не отрывая от нее восхищенного взгляда, какая же она здесь большая и красивая, как будто протянув руку, можно аккуратно провести по краю серебряного диска. Видимо услышав мои мысли, луна смущенно скрылась за небольшой тучкой, тем не менее, поглядывая на меня из-за ее края. Я засмеялась и погрозила ей пальцем…

Вдалеке, в коровнике, замычала коровы. Ей в ответ где-то залаяла собака, и моё оцепенение как рукой сняло. Я оторвала взгляд от небосвода и оглядела бренную землю, ближайшее пространство которой сейчас напоминало поле боя. Калитка была полностью снесена с петель и сиротливо валялась недалеко от ворот, все пространство перед домом было вытоптано, причем не только людьми. Небольшая дорожка следов вела за дом. Я чуть не взвыла, понимая, что соседская живность наверняка уже разворошила все мои грядки. Быстро кинувшись по этим следам я выбежала на задний двор, где устроила небольшой огородик.

— Ну что за бездушные создания?! Где их совесть?!

Капуста была местами ободрана и поклевана, но кочаны, к счастью остались целы. Плачевнее обстояли дела с огурцами, листва и плети оказались целы, но эти сволочи надкусали все плоды, целыми остались только самые маленькие, а почва вокруг помидоров была вытоптана и взрыта.

— Чтоб вы подавились моими овощами, чтоб вас пронесло, сволочи.

Я повернулась спиной к грядкам, дабы не травить душу, ведь наверняка завтра, при свете дня я найду еще больше сюрпризов. От этой мысли я скрипнула зубами и потопала к сарайчику, где хранились дрова. Но я бы была не я, если бы на этом приключения кончились, по дороге к сараю я встретила прощальный подарок разорителей, а вернее я в него наступила. Моя левая нога поспешила выбраться из такого счастья, не предупредив правую и они разъехались в разные стороны. Со всего маху я шлепнулась на земь, аккурат рядом сюрпризом…да-а-а-а…

«Похоже их все таки пронесло,» — проскользнула в голове мыслишка, из за которой я нервно хихикнула, а за ней вторая, не менее дебильная: «Лучше б на грядку сразу гадили, так хоть польза бы была!»

Я встала и отряхнулась, хмуро обошла «сюрприз» и пошла….но не далеко. Оказывается, на пути к цели меня ожидало целое минное поле, смотря на которое, я начала истерически ржать, похоже напугав филина в роще, который запнулся на середине ухуханья. Смотря на дорожку, у меня возникла странная ассоциация с шахматным полем, и закономерным вопросом: «Что делать?» Очень захотелось сгрести все это лопатой и отнести на порог хозяину этой скотины. Но вычислить виновника не представлялось возможным, если только не разнести сие богатство всем в деревне, кто обладает копытным и пернатым достояние. Я так и представила, как ношусь с лопатой по деревне, злорадно хихикая и принося навоз в каждый дом. Ни дать ни взять Дед Мороз….с лопатой…

Похоже моё психическое состояние становится ужасным, оно и раньше не блистало великолепием, но по-моему скоро мне понадобится изба в желтых тонах и с мягкими стенами, или как у них тут выглядят псих больницы.

Аккуратно лавируя между я без потерь добралась до сарая, выбрала поленья и в таком же темпе направилась обратно. Путь назад показался мне вечностью, так как обзор был закрыт, и пришлось ступать медленно и осторожно. После выхода из зоны опасности я почувствовала себя героем, прошедшим все круги ада, и вернувшись домой с победой. Дальше дело пошло веселее, я отнесла дрова, развела огонь в печи, закрыла ставни и села на лавку, устало облокотившись на стену. Пламя весело потрескивало, поедая сухие дрова и выпуская струйки дыма в печную трубу. Уже почти пол года прошло, с тех пор, как я оказалась в этом мире, а все никак не могу привыкнуть к тому, что каждый вечер коротаю только в присутствии огонька. Волна воспоминаний накрыла лавиной, погребая под тяжестью тоски и сожаления.

Пять с половиной месяцев назад.

— Я быстро, мне только денежку на телефон кинуть, и тут же вернусь, — Лешка чмокнул меня в щеку и скрылся в недрах магазина, оставив меня в одиночестве. В принципе в том, что он скоро вернется, я ни капли не сомневалась, он же не моя подружка, которая зайдя в магазин, будь то продуктовый или галантерейный могла накупить всякой всячины, в итоге забыв, зачем пришла. Наверно именно по этой причине я не стала заходить с ним, а то зависнем там на неопределенное время. Я, улыбаясь своим мыслям, покачалась на каблуках, с интересом осматривая прохожих. Ну что сказать, для марта жара была аномальной, как никак +15 это не хухры мухры, поэтому люди с радостью запихнули в дальний ящик свои пуховики и достали ветровки. Я не стала отставать: одела легкое пальто и осенние полусапожки, которые мой парень в шутку называл бульёнчиками. После этого мысли как всегда поплыли в другое русло, и на лицо наползла глупая улыбка (все-таки весна страшная сила). Лёшка. Кто бы мог подумать, а ведь еще пол года назад я была одна и думать не думала ни о каких парнях и отношениях, ну вернее сказать думала, но как таковое меня это не волновало. А тут на тебе, такое счастье привалило…не известно только за какие грехи. От этой мысли я хихикнула и украдкой огляделась, будто он мог подкрасться и прочитать мои мысли. Хотя в какой-то степени это могло быть правдой. Подкрасться он мог, ради забавы и напугать, что он кстати и делал, в первые месяцы нашего знакомства, но я перестала реагировать и он прекратил попытки довести меня до кондрашки. Однако целью пугания он назначил мою подругу Таньку, которую при первой встречи чуть заикой не оставил.

Да и мысли он, по-моему, мог читать, а иначе как объяснить то, что ни с того ни с сего мы начинали одновременно писать друг другу в смс одно и тоже. Нас это очень забавляло. Да и понимали мы друг друга с полу слова, что было крайне не обычно, ведь меня и с десяти слов редко кто понимал. Но нам было взгляда достаточно, чтобы понять, кто из нас о чем подумал…

Мои мысли прервал стук двери и я обернулась. Из магазина выходил Лешка, как всегда с улыбкой от уха до уха.

— Положил?

— Неа, там аппарат не работает, — он приобнял меня за талию и поцеловал.

После небольшой паузы мы продолжили путь, в поисках работающего автомата.

— О чем задумалась? — спросил он, все так же улыбаясь.

— С чего взял? — задала я вопрос, отвечая улыбкой на улыбку.

Он хитро прищурился и выдал:

— Ты молчишь больше минуты….а ты ведь вообще редко молчишь, а тут так долго…

Я надулась и показала ему кулак, это развеселило парня еще больше и он, не удержавшись, чмокнул меня в щеку. Ну не выносимый человек, и как на него можно обижаться.

— Думаешь о том, какой я милый? — невинно поинтересовался он и глазками чпок-чпок.

— Нет, думаю о том, что у тебя опять корона на нос сползла.

— Ничего, — отмахнулся он, — Дальше не съедет, я ее ушами держу.

Я засмеялась и Лешка подхватил мой смех. Бьюсь об заклад мы подумали об одной и том же, а вернее о нашем старосте, уши которого могли выдержать не одну корону…

Мы подошли к аптеке, находившейся возле одного из корпусов нашего университета и где, как мне рассказала Люба, есть банкомат, деньги в котором можно положить без процентов.

— Пойдешь?

— Неа, — скорчила я жалобную рожицу, — ты же знаешь, там гематогенки, я же ведь не удержусь и куплю.

Парень хмыкунул. Уж что, а о моей слабости к этим лакомствам он знал чуть ли не с самого нашего знакомства.

— Жди, — и ушел.

— Нет, я убегу в другой мир, — передразнила я его и показала язык закрытой двери. Винить меня в том, что я веду себя как ребенок, никто не станет, да и зачем, даже родители уже свыклись с моим ребяческим поведением. И все же я старалась не так сильно безобразничать в их окружении, но тут, рядом с любимым человеком могу я себе позволить перестать быть серьезной?! Полюбил, пусть терпит такой, какая есть!

Какое-то у меня сегодня приподнятое настроение, подумала я, но тут вспомнила о завтрашней контрольной по интегралам и ушла в себя.

— Тётенька, — бодро оповестил округу звонкий голосок.

Я недоуменно огляделась, это я то тётенька?! Я сама еще, будто только из дет сада. Возле меня стояла маленькая девчушка, на вид лет пять, со смешными косичками и в аккуратном синеньком пальто на больших пуговицах и в резиновых сапожках. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, засунув указательный палец в рот. Я мысленно поумилялась, глядя на эту куколку, но на лице изобразила суровость, сдвинув брови:

— Палец изо рта вытащи, а то стоматит будет.

Девчушка испуганно спрятала руки за спину, заискивающе гладя на меня.

— Тёть, а што такое штоматит?

Ну что тут сказать, я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться и продолжила поучать молодежь.

— Это болячка такая, от того что ты руки грязные во рту держишь. Микробики маленькие тебя кусают за щечку.

Она округлила глаза, а рот стал напоминать букву 0.

— Тёть, я не хощю штоматит, не хощу миклобиков.

Я поспешила исправить положение, а то сейчас расплачется. Мысленно обругав себя, за издевательство над ребенком, я присела на корточки, погладив девчушку по белобрысой макушке.

— Ну ты чего, ты же ручки убрала? — она кивнула, показывая мне ладошки. — Ну вот, микробики не успели перебежать по ним.

Её личико засветилось.

— Плавда?

— Плавда…тьфу ты, правда. Ну так все? Плакать не будешь?

— Не буду, плавда плавда. И луки мыть буду, пелед тем, как в лот блать.

Я от души захохотала. Малышка тоже за улыбаюсь, демонстрируя мне отсутствие одного из передних зубов.

— Тёть, а вы плавда в длугой мил убезать хотите?

Я немного опешила от такого вопроса, откуда она могла…. Я стукнула себя по лбу, ну я же только что сама Лёшке в след крикнула, наверно она услышала…

— Ну да, а что тут такого, там наверно весело. Эльфы, драконы, гномы, магия, принцессы, — я щелкнула её по носу, она смешно фыркнула, и собралась опять взять руку в рот, но я напомнила про микробы, и она, тяжело вздохнув, сложила ручки на груди.

— А вам што, шдешь плохо?

— Да нет, — я побарабанила пальцами по губе. Девчушка внезапно схватила меня за руку и потянула вниз, да так, что я, сидящая на корточках, чуть не упала. — Ты чего?

— У ваш штомотит будет, — обеспокоенно пролепетала она, а я почувствовала, что если не рассмеюсь, то лопну.

— А жачем тогда в длугой мил? Ешли вам тут холошо?

— Так приключения, злодеи разные, да и принца можно заарканить…

— Он шток олова, штобы его алканить? — удивилась девочка, но в глазах вспыхнуло какое-то странное выражение, отчего мне резко стало не по себе, будто совсем не ребенок со мной сейчас разговаривает. Я резко встала и заозиралась, вспомнив один беспокоящий меня нюанс.

— Где твои родители? Ты потерялась? — громко спросила я, попытавшись взять девочку за руку, но она отскочила с неожиданным проворством, ехидно улыбнувшись.

— Мои родители слишком далеко, чтобы ты их нашла, — усмехнулась она, а у меня от ужаса волосы дыбом встали, так как мало того, что она перестала шепелявить, так еще и голос стал на пару октав и глубже, это совсем не вязалось с ее детской внешностью.

— Тогда я пойду, — я попятилась к входной двери и прижалась к ней спиной, не в силах оторвать взгляда от огромных, затягивающих глаз этого маленького ребенка. Порыв ветра растрепал ее волосы, которые стали длинной до земли и разметал их так, что они окружали фигурку девочки на подобии кокона. И из этого кокона на меня смотрели два ярка голубых глаза, которые стали заполнять собой весь мир. Голова начала кружится, а ноги подкосились. Я упала на колени, успев на автомате выставить руки вперед, к горлу подступил ком, начало жутко мутить, а глаза все увеличивались, и я начала терять сознание. Последнее, что я услышала, это мужской голос: «Достаточно, Мириам!» А дальше тьма, поглотившая мою боль.

Темно. Очень темно. Попыталась открыть глаза, но тьма не рассеялась, а наоборот сгустилась, заполняя собой все пространство. Я прислушалась, но, похоже, темнота скрадывала даже звуки. Ни шуршания, ни писка, ничего не нарушала давящей тишины.

— Кто-нибудь! — хотела крикнуть я, но из сухого горла вырвался лишь каркающий хрип, но даже он быстро растворился, в воздухе, будто впитался в губку. Паника начала накрывать с головой, я шевельнулась, но стукнулась плечом, замахала руками — они уперлись во что-то, на ощупь каменное. Я запаниковала сильнее и начала ощупывать окружающее пространство. На такие телодвижение тело отозвалось невыносимой болью, а в кожу впились тысячи иголок, будто я отлежала себе все. Заскулив, как побитый щенок я замерла, пережидая приступ. Голова начала кружиться, как под водой, похоже, здесь мало воздуха, да и пахнет он сыростью и затхлостью.

Внезапно откуда то полился яркий свет и я зажмурилась, а когда смогла открыть, разом заслезившиеся глаза, то просто онемела от ужаса. Я находилась в гробу. Паника охватила меня и я закричала, не знаю сколько бы это продолжалось, неожиданно меня сковал холод. Холод проник до костей. Повинуясь внезапному порыву, я уперлась обеими руками в крышку и с шорохом вокруг моих ладоней начал расползаться лед, насквозь промораживая камень, отчего тот начал крошиться и трескаться. Еще мгновение, и на лицо посыпалась крупная крошка разрушающегося материала. И только тут я поняла, что творю, если крышка рассыплется, то вся куча земли, находящаяся сверху рухнет на меня. Паника достигла своего пика и воздух вокруг меня начал сгущаться, кислорода явно не хватало, а легкие начало покалывать.

— Не-е-е-е-е-т, — закричала я и весь этот столб сжатого воздуха рванул вверх, вышибая каменную плиту вместе с землей и всем тем, что было еще на верху. Спасительная прохлада хлынула в мою тюрьму. Я сделала глубокий вздох и из глаз хлынули слезы. Я все еще не могла пошевелиться без боли. Голова кружилась, а все тело ломило и карежило, поэтому я, закрыв глаза, лежала и плакала, а на меня сверху сыпались небольшие комья земли и серебристый диск луны поглядывал на меня из-за края моей…могилы