- 7 -

Это была башня. Нечего и гадать. Когда жар и боль отступили, Надя открыла глаза и обнаружила себя на постели, сделанной из нескольких старых одеял. Через них ощущалась каждая трещина на дощатом полу, и каждый гвоздь оставлял синяк на теле. Но спина болела сильнее. В башне было достаточно света, потому что огни города просачивались через разрушенную кое-где кирпичную кладку.

Дверь открылась, впуская в комнату поток белесоватого света фонарей, и зазвучали шаги. У Нади не было сил, чтобы открыть глаза, но этого и не требовалось. Она узнала бы его шаги из тысячи других.

Контролёр приблизился, опустился рядом на колени. Он сидел неподвижно, Надя ощущала тяжелый взгляд. Она бы отстранилась, но и так лежала у самой стены — бежать было некуда. Потом он потянулся и бесцеремонно дёрнул молнию на её куртке.

— Не надо, — она схватилась за полы куртки, но в руках почти не осталось силы. Контролёр легко расцепил её пальцы, стащил сначала один рукав, потом другой. Надя упала лицом в пыльные одеяла и замерла. Она успела разглядеть в его руке нож. Тяжелый нож с резной ручкой, с отверстиями для стока крови.

В голову тут же ударила паника. Она задёргалась, извернулась и царапнуть его по плечу — но и только. Контролёр даже не обратил внимания.

— Не трогай меня!

Нож поддел майку на её спине, мгновение ткань держалась и тут же послушно треснула, расходясь двумя полосками в стороны. Спине сделалось холодно от сквозняка, а голове — отчаянно горячо. Надя дёрнулась, схватила Контролёра за руку пониже локтя. Он легко сломил сопротивление и навалился сверху, вжимая в пол.

Она закричала раньше, чем нож прошёлся по коже, только от страха, и тут же скатилась на жалкий хрип. Ногти проскребли по доскам, оставляя длинные следы. Под майкой потекла кровь и закапала на одеяла.

— Замолчи, уже всё.

Стало чуть легче дышать — Контролёр ослабил хватку. Надя попыталась приподняться, но свалилась, уничтоженная болью. Спазмом перехватило грудь.

— Я тебя ненавижу, — прохрипела она, ловя воздух ртом после каждого слова, — ненавижу тебя, тварь, чудовище, урод. Я тебя убью, вот увидишь. Я тебя уничтожу.

Он ничего не ответил. Может, не знал, что значит слово «ненавижу». И не верил, что его можно уничтожить.

Она вынырнула из горячечного сна ещё раз, в предрассветном мареве, залившем башню. Контролёр стоял рядом с ней на коленях и влажной тканью стирал со спины спёкшуюся кровь. Прохладные прикосновения были даже приятны до того, как она вспомнила, что произошло ночью. Зубы выбивали дробь. Спина превратилась в одну сплошную рану.

— Оставь меня в покое, — прошипела Надя уже без злости. Просто потому что нужно было что-нибудь прошипеть ему в лицо.

Контролёр не обратил внимания на её жалкие попытки сопротивляться. Он окунул полотенце в миску с водой, отжал. По полу побежали светло-алые ручейки. Что-то зашуршало под его руками. Знакомый, приятный звук, как будто ветер гладит кроны деревьев.

Дверь открылась под вечер, разорвав полумрак башни лучиком дневного света. Надя зажмурилась и натянула на лицо угол куртки, которой была накрыта. От боли до сих пор сводило виски. В желудке было пусто, губы пересохли и потрескались до крови, только это была ерунда по сравнению с теми ранами на спине. Перевернуться на другой бок оказалось невыполнимой задачей, потому она терпела свет, бьющий сквозь веки, и ждала, когда силуэт Контролёра закроет собой дверной проём.

— Хочешь на свежий воздух? — Тон был непривычным, просящим что ли, неуверенным.

Она приоткрыла глаза, нашла в себе силы усмехнуться. Что ещё за ангельская забота? Свежий воздух ведь не положен заключённым. И потом, откуда в его заводских настройках появилось сострадание к чужой боли?

— Премного благодарна, но я не доползу.

Контролёр присел рядом, просунул руку, так что едва не зацепил открытую рану на спине, другой рукой подхватил Надю под колени. Сказал:

— Держись.

Пришлось обхватить его рукой за шею — кожа в том месте была тёплой, почти как у человека. Может, это всё остатки солнечного света.

Когда глаза привыкли к свету, он оказался всего лишь отблесками заката в стёклах домов. На узком уступе башни Контролёр поставил Надю на ноги. Она судорожно вцепилась в ржавые скобы, торчащие из стены, и поняла вдруг, что боль понемногу уходит.

Крылья — пока ещё маленькие, трусливые — почуяли ветер и расправились ему навстречу. Главная ость едва достигала Надиного локтя, крыльям было не под силу поднять её, но они встопорщились, умоляя о полёте. Надя подалась вперёд, всей грудью втягивая прохладный ветер. Она задрожала, но теперь не от лихорадки. От нетерпения вернуться в жизнь. Контролёр обхватил её за талию, не давая свалиться с крошащегося кирпичного выступа.

Он же довёл её обратно. Надя упала на одеяло, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось, как будто она пробежала марафон. Контролёр неподвижно стоял рядом, дожидаясь что ли, когда она заговорит? Но он же не признавал благодарностей.

— Зачем ты это сделал? — Надя обхватила себя за плечи, собирая остатки рваной футболки в горстях.

Куртка валялась в углу — не дотянуться, а без неё Надя оказалась почти голой. Чуть раньше её не волновало это, а теперь сделалось до смерти противно сидеть перед ним вот так. Ещё более беззащитной, если это вообще возможно. Крылья, пока что маленькие и слабые, сложились за спиной.

— Ты что натворил, а? Теперь я не смогу жить среди людей. Мне что, опять отираться в грязных подвалах? Знакомиться с крысами? Прятаться в канализации, пока солнце не зайдёт?

Контролёр присел рядом и колёном упёрся ей в поясницу, прижал к полу. Металлический лязг, грубые прикосновения к коже. В один страшный момент Надя начала задыхаться, рванула когтями металл на шее, но только разодрала кожу.

Когда хватка ослабла, она нашла в себе силы, поднялась на локтях и перевернулась лицом к стене. Слёз не было, но горло сводило от спазмов. Её трясло так, что остья крыльев выбивали дробь об доски пола. Она ощупала свою шею: металлические секции чередовались с кожаными вставками. Пока что они держались свободно, но что-то подсказывало, что Контролёру нужно только захотеть — и её жизнь будет зависеть от глотка воздуха.

— Лучше бы ты меня сразу убил. Ну, что встал? Убивай теперь. Ненавижу.

Пока Надя пыталась вздохнуть и объяснить, как именно и за что она его ненавидит, хлопнула дверь. Она даже не услышала шагов и снова осталась один на один с собственной истерикой, с дрожащими от страха крыльями.

Он не пришёл ни ночью, ни утром, и когда солнце поднялось так высоко, что пронизало башню насквозь, Надя поняла, что ждёт, когда опять скрипнет дверь. Она лежала ничком, и вспученные края досок впивались в тело через тонкие одеяла. Боль понемногу утихала, жар схлынул, оставив на висках капельки холодного пота.

Она успела испугаться, что Контролёр больше не придёт, и она обречена медленно умирать, запертая в башне. Она подбиралась к двери, но сил не хватало даже заставить её дрожать. Надя прижималась к двери, прислушивалась, но кругом стояла мёртвая тишина. К башне не долетал ни шум машин, ни шорох ветра в деревьях. Заколдованная крепость из четырёх брошенных домов не пускала сюда ничего живого.

Она успела разозлиться и закричать во весь голос о том, как ненавидит его. И ударить ладонями об пол, ещё раз и ещё, занозить руку и скорчиться на полу в сухих рыданиях.

Контролёр явился только под вечер второго дня. Надя к тому времени просто лежала, глядя в стену. Она послушно поднялась ему навстречу, села, сжимая на груди рваную майку. Вытянула шею, чтобы рассмотреть, что у него в руках. Спохватилась и, как смогла, вытерла лицо от слёз и пыли.

Он тоже сел и молча протянул Наде шуршащий бумажный пакет. Она заглянула внутрь: там лежал свёрток печенья в фирменной упаковке и большое яблоко — всё, что в представлении Контролёра являлось человеческой едой.

Она разорвала обёртку на печенье и проглотила первый кусок, почти не жуя и не ощущая вкуса. Он едва не застрял в горле. Пальцы дрожали — она вытаскивала из пачки ещё одно печенье, роняла крошки и глотала целыми кусками. Контролёр наблюдал молча. Надя очнулась, когда съела всё. Пальцы были испачканы, на коленях рассыпались крошки печенья, а к горлу подбиралась икота от проглоченной сухомятки. Надя вытерла лицо от крошек и уставилась в пол.

Спорить и кричать больше не хотелось. Как бы ей ни было противно, её судьба сейчас целиком зависела от этого существа в облике мужчины средних лет. Только он мог решить, как поступать с новой сущностью своего города. А всё остальное будет уже потом.

— Лучше? — Контролёр сощурился, глядя на неё. Словно хотел рассмотреть что-то, недоступное простому взгляду.

Надя кивнула.

— Никто из нас не живёт в грязных подвалах, если сам не захочет этого, — произнёс Контролёр негромко. — Многие живут среди людей. Как люди. У некоторых даже есть свои дома. Кому-то это не нужно, но кому-то нравится.

Надя кивнула опять, как примерная ученица на уроке. Она ненавидела себя за эту тупую коровью покорность, но не могла по-другому. То, что осталось в ней от сущности, ожило и зашевелилось, и теперь тянулось наружу. Хотело жить. Подчинялось хозяину города.

— Никто не знакомится с крысами. Мы выходим, когда захотим, и не боимся людей. Мы не воюем с людьми. Они не воюют с нами. Ты понимаешь меня? Ответь мне что-нибудь.

— Да, я заметила. — Надя скомкала бумажный пакет в плотный шарик. Острые края впивались в ладони. — Вы ни с кем не воюете. Вы просто пьёте из них соки, пока не затошнит. Уничтожаете тех, кто не может сопротивляться.

Она зажала рот ладонью и снова опустила глаза в пол. Контролёр помолчал.

— Почему ты говоришь, что они не могут сопротивляться?

Надя помотала головой. И вместо того, чтобы ответить, спросила:

— Что ты со мной сделаешь?

— Ничего. Ты хотела уйти из города — ты уйдёшь. Но сначала отдай мне ключи.

В голове загудело на одной пронзительной инфразвуковой ноте. Надя до скрипа стиснула зубы. Ключи. Чёртовы ключи.

— Я не помню, где они. Я ничего не помню!

— Тогда вспоминай. Когда вспомнишь — уйдёшь. — Контролёр поднялся. Он был абсолютно спокоен, ему-то какая разница: день, год. Как вспомнишь — уйдёшь. Не сможешь вспомнить — не уйдёшь никогда.

Надя вскочила. Ей придал силы страх, что он уйдёт и снова бросит её здесь одну. Глупые крылья дёрнулись и больно проскребли по спине, и потянули вниз. Контролёр обернулся, стоя у дверей, кивнул: идём, мол. Как будто не удивился. Как будто с самого начала планировал позвать её с собой.

Она подхватила с пола куртку, чтобы спрятать под ней и крылья, и всё остальное.

— Руки убери, я сама.

Башня казалась теперь гораздо выше, чем когда Надя смотрела снизу. Первая же вбитая в кирпичи скоба ускользнула из-под пальцев.

— Нет времени, — сказал Контролёр.

Он подхватил её под грудью, бередя незажившие раны, и потащил вниз. Надя прикусила губу, чтобы не вырвалось крика. Скобы жалобно скрипели и сыпалась в воздух кирпичная крошка. Но башня быстро осталась вверху, а они уже были на траве.

Внизу Надя тяжело задышала — сердце колотилось, как у цыплёнка. Контролёр выпустил её тут же, на траве у башни, и зашагал к арке между домами. Даже не оглянулся, знал, что не убежит.

Надя переждала, пока боль уляжется, и побежала следом. Молния на куртке была сломана, и Наде приходилось держать её, чтобы не распахнулась. Молодые непослушные крылья никак не хотели сложиться, они подёргивались и топорщили джинсовую ткань.

Силуэт Контролёра замер в тёмной арке. За периметром мёртвой зоны темнота была расчерчена машинными фарами, красными и зелёными сигналами светофоров. Ещё шаг, и Надя окунулась в звуки ночного города, и наконец осознала, как устала от тишины. Контролёр отвёл жёлтую заградительную ленту, пропустил Надю вперёд.

На тротуарах попадались прохожие — одинокие и группками. Каждый раз Надя опускала голову и сильнее цеплялась за сломанную застёжку. Она старалась не попадать в лужицы фонарного света и не зацепить кого-нибудь плечом. Контролёр ничем подобным себя не утруждал.

Навстречу попалась четвёрка хохочущих парней из породы тех, кто вечно ищет приключения. Надя не любила таких больше всего. Она инстинктивно отшатнулась к тень деревьев, но парни вдруг притихли, ссутулились и просочились по стенке мимо Контролёра.

Тот обернулся к Наде — впервые за всю прогулку.

— Можешь не бояться. Они ничего не увидят.

В доказательство он дёрнул куртку за ворот. Надя захрипела вместо того, чтобы закричать. Крылья встопорщились, как назло. Почуяли ветер и встопорщились — они пока что жили своими звериными инстинктами.

— А? Двинулся совсем? — захрипела Надя и вцепилась ему в руку — неловкая попытка вернуть куртку обратно.

И никто их не заметил. Женщина, гружённая пакетами из супермаркета, обошла Надю и не подняла головы. Контролёр, не глядя, швырнул куртку на проезжую часть. Он нетерпеливо дёрнул головой: идём.

Через несколько шагов Надя обернулась: на дороге лежала сбитая собака. Мёртвое тело вздрагивало и двигалось под колёсами каждой проносящейся машины. Больше Надя не оглядывалась и постаралась не отставать от Контролёра. Если им попадались оживлённые перекрёстки, перед ним все расступались, а её толкали плечами.

— Люди не видят вас? Это что, магия города? Или только твоя?

Он снова не обернулся, но Надя заметила что-то похожее на улыбку — дёрнулся уголок его губ.

— Они нас видят. Просто не хотят замечать. Смотри.

Он указал под ноги. Надя опустила взгляд и шарахнулась назад: прямо на асфальте растекалась большая лужа крови. Густой и почти чёрной. Люди шли, наступали, не глядя, и за каждым долго тянулась цепочка кровавых следов. Она обошла лужу кругом, стараясь не касаться даже бледных отпечатков на асфальте.

— Никаких призраков, никакой магии. Человеку разбили голову, но никому нет дела. До нас точно также никому нет дела. Что сложного? У вас не так?

— Не так, — шёпотом подтвердила Надя.

Она хотела рассказать, как в её городе шла бесконечная война между десятком не-мёртвых и несколькими десятками людей. Она поняла, что бросится грудью на защиту своего родного города. У них всё не так. У них всем есть дело.

И промолчала.

Из света они нырнули в темноту. За автобусной остановкой темнели запечатанные на ночь торговые павильоны. Мимо вела асфальтовая дорожка. Контролёр пошёл на шаг впереди, и ему навстречу из темноты поднялась фигура.

Это был нищий в засаленном пальто, Надя уже видела его здесь. Рядом тёрлась такая же грязная и бесформенная собака. Надя дала себя обнюхать и от неожиданности сказала вслух:

— Она живая. Она ведь живая.

Контролёр не смотрел на неё, теперь он мучил взглядом угол кирпичного здания. Оттуда выплыла ещё одна тень — эта мела подолом грязный асфальт в окурках и бумажных обёртках от еды.

— Новенькая? — сказала тень, взглянув на Надю. Растянула губы в улыбке.

Тень была до того бесформенной, что почти утратила человеческие очертания. Она напоминала то женщину в длинной платье, то монаха в рясе, то огромный мусорный пакет, в какие осенью дворники собирают листья. Они ни секунды не находились в покое — того и гляди навалится на кого-нибудь и поглотит целиком.

Надя на всякий случай отступила за спину Контролёра.

— Покажите ей город. — Он дёрнул головой в сторону Нади. — Покажите ей дверь. И всё остальное.

Все трое: и нищий, и тень, и даже собака — с готовностью кивнули.

Жёсткие пальцы обхватили запястье Нади и выволокли в слабый свет, сочащийся между зданиями с остановки.

— Идём.

Надя оглянулась: Контролёр уже таял в полутьме. Нечего было ждать помилования. Она хотела бежать от него как можно дальше, но внезапно выяснила, что в компании этих троих ей совсем невыносимо. Не-мёртвое прошлое неслось навстречу, как волна, и грозило поглотить её с головой. И больше никогда не выплюнуть на берег человеческой жизни.

Собака уселась перед Надей, но нищий отозвал животное животное.

Он пошёл впереди, медленно, но неуловимым образом ускоряясь, как только Надя пыталась его догнать. Вскоре она бросила это глупое занятие и пошла на два шага сзади, как и задумывалось.

Со стороны они, наверное, выглядели случайными попутчиками. Нищий цеплялся к тем, кто попадался навстречу. У группки парней робким голосом пропоицы просил сигаретку, перед дорого одетой женщиной расшаркался — она кинула ему мелкую купюру, лишь бы отстал. Если попадались дети или подростки вперёд выбегала собака и бросалась на землю, чтобы почесали пузо. На освещённом перекрестке она ползла, волоча задние лапы, как парализованные, вышибая из прохожих жалость и робкие попытки прикоснуться.

Надя несколько раз отставала чуть больше, чем на два шага и оглядывалась по сторонам, по инерции продолжая думать о побеге. Каждый раз в лужице фонарного света, в пустоте подворотни мелькала аморфная тень.

Дверь была наглухо заварена — такая типичная дверь от технического помещения в жилой многоэтажке, вход — с заднего двора, над крыльцом — навес с облупившейся краской. Наискосок двери шла надпись, похожая на любое другое неумелое городское граффити.

Нищий так и не обратился к Наде. Он даже не сказал, та ли это дверь. Он просто помялся рядом, а потом отступил в темноту. Надя подошла ближе и пощупала заваренное место между створками. Ко всему прочему там был навесной замок. Под навесом горела тусклая лампочка.

Надя взялась за замок и влипла пальцами в маслянистую смазку. Замочная скважина металлически блестела. И вопросы отпали сами собой. Зачем на старую дверь вешать новый замок, если только дверь — не та самая.

— Оставьте меня одну. Ну хоть притворитесь, что оставили.

Присутствие этих троих за спиной — присутствие нищего — сопящее и зловонное, почти бесшумное присутствие тени и внимательный взгляд собаки — всё это мешало ей сосредоточиться и вспомнить. Она должна была вспомнить эту дверь. Нельзя же просто взять и забыть такое.

Трое даже не шевельнулись, тогда Надя обернулась и раздражённо выкрикнула.

— Да никуда я не денусь! Оставьте меня в покое хоть на секунду, видеть вас больше не могу!

Собака взвизгнула и поджала хвост. Нищий нехотя утащился в темноту. Надя постояла, уставившись на дверь, ничего не видя перед собой. Пальцы машинально потирали горло, сведённое судорогой.

Она услышала, что вокруг зашептались деревья. Несколько капель, залетевших под навес, оставили кляксы на грязном бетоне. Пошёл дождь. Надя постояла, не шевелясь, перебирая в мыслях смутные образы. Она пыталась выловить хоть один знакомый, но ничего, совсем ничего.

Дождь разошёлся не на шутку. Косые струи попали под навес. Она спрыгнула в разросшиеся сорняки — хотела обойти дом вокруг, вдруг попадётся что-нибудь знакомое: объявление на столбе, герань в окошке или хотя бы камень.

Её никто не преследовал. Хотя раз или два хлопали окна, звенели в домах посудой и голосами. Надя выбралась на освещённую улицу. Уставшие крылья не держали себя и обвисли, нагружая больную спину. Она отошла в тень деревьев и села прямо на асфальт, привалившись к высокому бордюру.

Струи дождя долетали и сюда, но хуже от этого не становилось: всё, что могло промокнуть в ней, уже промокло. В очертаниях города не было ничего знакомого, даже запахи — сплошь чужие. И люди, идущие мимо. Надя вглядывалась им в лица, в отчаянной, безумной мечте увидеть Игоря. Но нет.

Нет.