- 4 -

Было холодно, и солнечный свет почти не проникал через плотное переплетение ветвей. Кладбищенская аллея долго петляла между деревьями, и гладкий асфальт успел превратиться в разбитую колею, а дом так и не показался между надгробий. Она так устала, что совсем потеряла надежду дойти, но вдруг увидела капот белой машины, заляпанный грязью.

Машина стояла, наискосок перегородив дорогу, и на её боку красовалась свежая царапина. Надя подошла ближе: двери дома были распахнуты настежь, створка окна покачивалась на ветру.

Было тихо. Очень тихо. Надя приблизилась к первой ступеньке крыльца и прислушалась к тому, что творится в доме. Она так устала бояться, что даже не пряталась, и слушала, всерьёз ожидая услышать голос Контролёра или звуки борьбы. Но было тихо, только хлопала створка окна, и ещё ей почудилось невнятное бормотание.

Осторожно, чтобы не скрипели ступеньки, Надя поднялась на крыльцо. Ей в лицо пахнуло странным кисловатым запахом.

Первым она увидела Сторожа — тот лежал на старой софе, слишком коротенькой для его роста, потому — подогнув ноги. Лица его Надя не видела в полумраке: единственное окошко было закрыто шторой. Рука свисала до самого пола.

«Ранен», — тревожно застучало в ушах. Надя зашарила рукой по стене в поисках выключателя, но вспомнила — лампы нет. Дневного света едва хватало, чтобы вырвать из полумрака часть комнаты.

Она бросилась на колени перед софой и сразу же различила хриплое, тяжёлое дыхание, но даже от этого сделалось легче. Дышит — значит, живой. Она тронула его за плечо. Наполовину стянутый плащ валялся тут же. На серой рубашке не было видно страшных кровавых следов.

В полумраке она видела, что глаза Сторожа закрыты. Его голова лежала опасно близко к краю, и из уголка губ на светлую обивку натекала чёрная жидкость. Надя тряхнула его за плечо, потом хлопнула по щеке. Хриплое дыхание на секунду оборвалось и тут же восстановилось.

— Очнись! Скажи, что с тобой? Что случилось? — Она не думала, что голос прозвучит так отчаянно в холодных облезших стенах, и тихо, пугаясь своего собственного отчаяния, позвала: — Папа…

Он открыл глаза и мгновение безучастно смотрел на Надю, словно не мог понять, кто перед ним. Потом снова хрипло вздохнул.

— Надя, прости меня. Прости, я не смог. Я ничем не могу тебе помочь. Ты уходи. Так будет лучше.

— Я не могу уйти, — закричала она, понимая, что ещё немного, и сорвётся на настоящую истерику. — Меня там ждёт Контролёр. Куда мне идти?

Он больше не ответил. Пальцы, потянувшиеся к Надиной руке, замерли, так и не добравшись, и рука Сторожа опять бессильно повисла над полом. Сколько она не звала его, не трясла за плечо, он больше не отозвался. Надя поднялась.

Она вытряхнула из кармана мобильный телефон и прошла на кухню, где можно было включить свет и вызвать скорую. Даже если придётся идти к воротам и отпирать, лучше рискнуть, чем сидеть в неизвестности. Ему плохо, может стать ещё хуже, а она понятия не имеет, что делать. Она не нашла ран, но мерзкий запах в доме наводил на мысль об отравлении.

Надя распахнула кухонное окно, и тут её взгляд упал на обеденный стол. Там стояла бутылка — на её дне плескались остатки мутной жидкости, тут же нашёлся стакан и тарелка с зачерствевшим куском хлеба и половинкой уже почерневшего, незрелого июльского яблока. Не разглядев, Надя попала рукавом куртки прямо в лужу кисло пахнущей дряни, разлитой на столе.

Она отдёрнула руку. Вот так. Загадочная болезнь обернулась тривиальным опьянением, и вряд ли Контролёр приложил руку к этому делу. Надя постояла над гадко пахнущим столом. Сколько её не было? Час или два? За это время вряд ли можно набраться до беспамятства. Значит, он начал ещё раньше, потому не вернулся утром, бросил её запертой, с тревожными мыслями, ничего не пожелал объяснять.

Надя вернулась в комнату. Теперь включенная на кухне лампа вырывала из полумрака лицо спящего мужчины и ниточку слюны, тянущуюся из его рта. Вовсе не кровь. Надя сунула телефон обратно в карман и долго отстирывала рукав куртки под краном. Ей не хотелось оставлять себе на память никаких запахов, никаких памятных знаков из этого дома.

В тишине кладбища пели цикады. Надя остановилась перед открытым окном. Ей нужно было прорвать осаду Контролёра, который наверняка дожидается снаружи. Может, у самих ворот. Если продолжить терять время, Контролёр соберёт свою армию. Созовёт их из всех ближайших подворотен, притащит из глухих подвалов и заброшенных строек, тогда её шансы приблизятся к нулю. Сейчас, пока он ещё верит, что справится один, нельзя терять ни минуты.

Ключи от машины она нашла в плаще Сторожа. Ещё немного Надя задержалась перед дверью: она наглухо застегнула куртку, натянула на голову капюшон. Когти, которые прятала до этого в рукавах, выпустила наружу. Кровь на пальцах спеклась, и ей было почти не больно. Спина противно ныла, но приходилось не обращать на это внимания.

Плотно прикрыв за собою дверь, Надя сбежала вниз по ступенькам. Она боялась, что машина не заведётся от чужого прикосновения. Ведь вещи привыкают к хозяевам и мстят тем, кто взял их без спросу. Но двигатель завёлся легко.

Надя проверила, все ли окна закрыты, достаточно ли топлива в баке, и развернула на коленях карту города, на которую наткнулась в бардачке. По всему выходило, что если город не успеет запутать её, то по южной трассе она доберётся до окраины. Чуть дальше нашёлся коттеджный посёлок, а дальше трасса неслась в другую область, петляя между редкими промышленными зонами.

Ей должно повезти. Просто не может не повезти. Не имеет права.

Она понятия не имела, как далеко распространяется власть Контролёра, и не знала, на что ещё способен город, чтобы поймать в ловушку старенькую грязно-белую машину с большой царапиной на боку. Но Надя знала, что не сможет сидеть на месте и покорно ждать поражения.

Он убил Игоря.

Нет, ерунда, он не мог убить Игоря. Контролёр сказал так, чтобы напугать её, чтобы она отчаялась и сдалась на милость победителя. Игорь просто спрятался от него и теперь ищет Надю. И он найдёт. Или она найдёт его.

Ключ зажигания провернулся с трудом. Надя не водила много лет: в закрытом городе, где все жилые районы можно было обойти за пару часов, в машине не было особой надобности, да и топлива в последнее время — не найти. Потом, уже в чужом городе, она старалась не выходить из дома надолго, тем более одна, без Игоря.

Машина сдала назад, чуть не зацепив кривую оградку. Темнота густела за пределами узкой дорожки, так что фары осветили малую её часть, коридор между вереницей столетних ив. Левое колесо попало в выбоину, заставив Надю судорожно дёрнуться.

Она больше не обернулась на дом. Дорога, вымощенная камнем, постепенно перешла в грунтовку, а та бугрилась застывшей грязью. Машину то и дело подбрасывало, и что-то с грохотом перекатывалось в багажнике. Надя с тревогой ждала, когда же в свете фар обнаружится упавшее дерево поперёк дороги. Тогда её план с треском провалится, не добравшись даже до середины.

За деревьями показался просвет, каким может быть городская ночь по сравнению с лесным сумраком — серая, разбавленная светом фонарей. И проём в ограде — здесь не было даже ворот, только два осыпающихся кирпичных столбика. За ними показались одноэтажные постройки и — ни движения, ни голоса.

Надя прибавила скорости. В силуэте деревца ей почудилась фигура Контролёра. Машина выскочила на узкую дорогу, едва не процарапав боком по рекламному щиту. Надя выкрутила руль, так что заболели от напряжения пальцы. Минуту спустя она неслась навстречу сонному городу.

Светофоры самозабвенно перемигивались друг с другом, машин не было, огней в домах — тоже. Что это: привычное затишье в спальном районе или очередная игра города, Надя не знала и не хотела знать. Она тут же запуталась в переплетении незнакомых улиц. На карте всё казалось простым, а город подсунул ей перекрёсток, загромождённый строительной техникой, пришлось сворачивать на боковую улицу.

Мрачный асфальтоукладчик за трепещущей бело-красной лентой сверкнул на Надю стёклами в кабине. Она поймала этот взгляд и рефлекторно вдавила педаль газа в пол. Вовремя, потому что сзади взвизгнули колёса по свежему асфальту.

Надя мельком глянула в зеркало заднего вида, но кроме ослепляющего света ничего не успела разглядеть. В глазах на мгновение сделалось темно, руки на руле ослабели, и машина вильнула из стороны в сторону. В багажнике грохнуло с отчаянной силой.

Ещё теплилась надежда, что едут не за ней — просто машина на городской трассе, просто нечаянный ночной спутник. Но ощущение погони сверлило затылок. Надя оглянулась: следом мчалась машина, судя по высоте фар, выше и крупнее Надиной, но подозрительно тихая.

Она нашарила ручку на дверце и опустила боковое стекло, и едва не захлебнулась в ветре. Стало слышно, как шуршит под шинами асфальт. Надя рванула переключатель скорости ещё раз, выжимая из машины всё, что могла. Любой нечаянный поворот, любая преграда на дороге, и всё — пиши пропало. Но трасса тянулась прямо, подсвеченная фонарями и светофорами, и фосфоресцирующее заграждение не давало свернуть на обочину.

Сначала ей даже показалось, что она отрывается от преследования. Дорога вынырнула на мост, машина вместе с ней и понеслась, считая колёсами стыки в асфальтовом полотне. Надя смахнула слёзы, выступившие на глазах, и увидела их.

Две машины, смятые до неузнаваемости, перегораживали обе полосы. Они стояли поперёк, бамперами намертво прикипевшие друг к другу, как будто в страстном поцелуе. Нырнуть с моста вниз ей не позволили бы широкие опоры, которые перекрещивались одна с другой высоко вверху, почти у самых звёзд.

Тонкая перепонка между двумя полосами дороги ощетинилась бетонными оградами с узкой лентой воды далеко внизу, между ними. Надя неслась прямо на сплавленные автомобили, почти не чувствуя рук и ног, только понимая, что развернуть машину и пойти на таран на таком узком, опасном перешейке у неё явно не получится. У Игоря получилось бы, у неё — нет.

Она вывернула руль до упора. В багажнике загрохотало, показалось — рушится сам мост, вместе с железобетонными опорами, похожими на слоновьи ноги, и машина уже летит в пропасть. Она оставила полосы взъерошенного, расплавленного асфальта за собой, боком всё-таки вписалась в ограждение. Ударом Надю тряхнуло, так что подпрыгнули внутренности, и она до крови прикусила губу.

Зато машина-преследователь оказалась точно впереди. Она не двигалась, а может, так казалось в густой темноте. Фары — два хищных глаза — уставились Наде в лицо. Она сощурилась и заставила машину рвануть вперёд.

В бешеном мельтешении мыслей и стуке собственного сердца она и сама не знала, кому будет лучше, если оба разобьются в ошмётки. Картина из вечерних новостей: грязно-белый автомобильный бок насмерть впаян в бетонное ограждение, из-за покорёженной дверцы видна человеческая рука, и лужица черноты натекла на асфальт.

Несясь ему навстречу, Надя поняла, что плачет, и холодная влага щекочет кожу под ключицами. Может, она могла бы проскочить мимо, но пальцы на руле уже закостенели, а металлическое чудовище подалось в сторону и повернулось блестящим боком.

«Транспортная компания «Сапсан» — мы всегда в движении» — фары вырвали белую надпись на чёрном боку. Грузовик перегородил дорогу от ограждения до блестящей полоски воды.

Она вывернула руль ещё раз, за секунду до столкновения, ощущая, что трясётся всем телом. Машина не выдержала такого измывательства, взвизгнула и заскрежетала крылом по бетону. Одно колесо уже бессмысленно вращалось в пустоте. Истерично скрипнули тормоза. Надя успела дёрнуть дверцу и выпасть на асфальт перед тем, как машина завалилась на бок и гулко охнула в последний раз.

Грузовик так и стоял, носом отвернувшись к реке — не разглядеть, кто был в его кабине. Свет единственного на весь пролёт фонаря заканчивался у Надиных ног. Ощутив в темноте кабины угрозу, она попятилась. Пятилась и пятилась до тех пор, пока не ткнулась спиной в покорёженный машинный бок, и закрыла глаза, как насмерть перепуганная школьница.

Хлопнула дверца. Под тяжёлыми шагами мост вздрагивал. Надя хорошо помнила эти шаги. Даже придорожные фонари их помнили и выгибали тонкие металлические шеи, чтобы отвернуться. Она тоже отвернулась, боясь увидеть лицо Контролёра. Если встретиться с ним глазами, убежать было бы уже непосильным трудом. Она открыла глаза, отвернувшись, как могла, и уставилась на блестящую полоску чёрной воды в провале между двумя дорожными полосами.

Был только один путь для отступления.

Надя сорвалась с места, обогнула искорёженную машину, как в плохом сне. Ноги казались чужими и тяжёлыми, будто на каждой привязано по гире. Он не верил, что Надя убежит, потому что до последнего не ускорил шаг. А когда она взобралась на широкое ребро бетонного парапета, когда глянула вниз, на далёкую чёрную воду, тогда он замер.

— Стоять! У тебя больше нет крыльев.

Надя вдохнула злой ветер и нервно повела плечами. Спина чуть ниже лопаток изводила долгой, противной болью. У неё больше не было крыльев, но что с того? Лучше разбиться, чем снова оказаться в его руках.

Откуда-то взялась железобетонная уверенность, и Надя прыгнула. Ноги сами соскользнули с широкого перешейка — порога между землёй и бездной.

Мост страшно тряхнуло. Разбитая машина отозвалась жалобным, коротким воем. От злости Контролёр врезал кулаком по задней дверце, и машина, оставляя расплавленные колеи в асфальте, подкатила ещё ближе к краю.

Надя ударилась об воду и онемела от боли. От холода перехватило дыхание. Мрачная бездна заглотила её мгновенно, с головой, а потом вдруг вытолкнула вверх. Надя глотнула воздуха, ещё не веря, что жива.

Чёрная вода и чёрное небо перемешивались друг с другом, но прямо под мостом на реке лежали блики фонарей. Когда глаза привыкли к темноте, Надя различила опоры моста. Течением её сносило дальше от фонарного света, но то, что происходило вверху, было слышно и отсюда. Хрустнула и переломилась одна из бетонных плит, обломки и мусор полетели вниз.

Она отчаянно заработала руками, борясь с течением. На осклизших и поросших водорослями опорах были остатки металлической лестницы. Надя уцепилась за ржавую перекладину. В кромешной темноте остался только один звук — это стучали её собственные зубы. Она испугалась, что Контролёр услышит её и вычислит по этому стуку и с силой сжала челюсти.

На мосту стало тихо, только шуршала вода, обтекая толстые опоры. Потом блики света запрыгали по воде. Это фонари крутили головами на тонких шеях, силясь найти в темной воде её. Надя опустила лицо и, перебирая руками, заползла поглубже под мост, туда, куда только хватило ржавого прута от лестницы.

В темноте она не могла разглядеть даже пальцы на собственных руках, но один из фонарей перегнулся через ограду и пустил блик в самую глубину, и высветил её единственную опору — лестницу. Надя дёрнулась назад, руки соскользнули с бетона. Она ушла под воду, всего на секунду, но успела захлебнуться паникой.

Железные когти вспороли бетон, он был старым, потому крошился легко и беззвучно. Она вцепилась в опору, как кошка в верхнюю ветку дерева, хорошо осознавая, что если сорвётся — это будет конец. Блики фонарного света поплясали в опасной близости и ушли на другую сторону моста.

Загрохотало — это Контролёр от злости сшиб ещё один столб. Надя вжала голову в плечи и погрузилась в воду по глаза. Она уже не чувствовала ног и не знала, сколько ещё сможет владеть руками, перед тем, как пальцы самовольно разожмутся и она пойдёт ко дну.

Она вытащила себя на низкий парапет набережной и села. Сил, чтобы шевелиться, не было. С волос и с одежды ручейками текла вода.

Торчать под мостом пришлось долго, ещё дольше — плыть, чтобы добраться до берега. Прямо за мостом набережная была высокая и гладкая — не взобраться, потом потянулся забор. Когда Надя нашла пологий берег, жизнь в ней держалась на чистом упрямстве. Во рту стоял гнилостный привкус водорослей.

Явись сейчас Контролёр — взял бы голыми руками. Но вода смысла кровь, вода стёрла все запахи, и, может, потому Контролёр больше не гнался за ней. Надя обречённо наблюдала, как из-за многоэтажек выползает солнце.

Ей не выбраться из города, ей никогда не сбежать от Контролёра. Здесь даже фонари и машины подчиняются ему, а её ловят, как беглую преступницу. Нужно найти того, кто лучше знает город, кто выведет её через паутинное переплетение улиц.

Солнце поднялось выше, и Надя различила чуть в стороне силуэт — рыбак, спустивший ноги с парапета. Леска удочки, насколько она видела, тянулась до самой середины речной протоки, скованной бетонными парапетами. В воде плавали зелёные пятна ряски.

Надя заставила себя подняться. Рыбак обернулся на неё:

— А не рановато ли купаться, девушка?

И в его тоне Наде почудились железобетонные интонации Контролёра. Она вздрогнула и попятилась. Она пятилась, стараясь не терять сморщенное старческое лицо из виду, а когда рыбак потонул в тумане, Надя развернулась и рванула прочь.

***

У входа в круглосуточный супермаркет прохаживался полицейский. Он останавливался, вытирал с шеи капельки пота. Несмотря на раннее утро, солнце ощутимо припекало. Его взгляд мазнул по Наде — мимолётом, пустой, ничего не выражающий взгляд.

Ей стало плохо. Надя нырнула в первую попавшуюся подворотню и там села на каменную ступеньку. В желудке давным-давно стояла космическая пустота, но от тошноты потемнело в глазах. Руки и ноги тряслись, как в лихорадке. Мышцы выкручивало.

Неужели сказалось купание в холодной воде? Это было бы не то, что внезапно, но чересчур не вовремя. Даже каменная ступенька и стена успели нагреться и дышали душным жаром, а Надю колотил озноб.

Она уже думала над тем, чтобы расколотить стекло в супермаркете, чтобы забрали до выяснения личности, но быстро отбросила этот вариант. В этом городе все подчиняются Контролёру, что если люди — тоже? Тогда она сама себя запрёт в ловушку.

Нет, дело не в этом, тогда в чём? Полицейский? Обычный субъект для города: серая рубашка с пятнами пота, форменные брюки, фуражка, кобура. Наручники болтаются на поясе. Наручники.

Тошнота снова подкатила в горлу, во рту сделалось горько. Наручники, всё дело в них. Почему именно от этого образа её прошибает холодным потом? Надя оглянулась вокруг: двор пустовал, только в мусорных контейнерах рылась дворняга, разбрасывала по асфальту рваные кульки.

Надя закатала штанину: нет, синяки до сих пор не сошли. Вот они — кольцом обхватывают щиколотку. Выше были ещё, одни почернели, другие понемногу светлели, но ни один не вернул ей воспоминаний. Наручники. Клетка. Прозрачная шторка на окне.

…Прозрачная шторка и ширма, разрисованная веточками сакуры — вот и всё, что отгораживало их от большого ресторанного зала. Это был их столик, в самом углу, где окно выходило на летнюю веранду и по вечерам зажигались рыжие, под цвет свечным, огоньки.

В выходной ресторан в глубине парка всегда был полон посетителями, но столик за ширмой никто не занимал. Надя весь вечер ловила отражения в чашке с чаем. Она не любила чужих, а Игоря это всегда раздражало. Сегодня чужих было целых двое: молодой мужчина с видом безумного учёного и женщина.

Про таких говорят: колоритная. И ещё: «Всё при ней». А потом добавляют: «Палец в рот не клади». Её имя вылетело из головы сразу же, но Надя запомнила прозвище, которым наградил собеседницу Игорь.

Измирь взяла себе два пирожных и двойную порцию мороженного с фруктами и съела почти мгновенно, даже не запив водой. И в перерывах громко смеялась и рассказывала обо всём подряд. Второй — тот, что в очках и с всклокоченными волосами — почти не притрагивался к еде. Он склонился к Наде — низко-низко, словно боялся, что их подслушают официанты.

— Ты правда из закрытого города? И как там у вас? Говорят, большие проблемы с толерантностью.

— Большие проблемы с тем, чтобы выжить, — нервно улыбнулась Надя, — какая там толерантность.

— Я хотел съездить туда на выходные. Побудешь гидом?

Она судорожно сглотнула и обернулась к Игорю, ища спасения у него. Игорь погладил под столом её коленку.

— Это Лось шутит так. Не обращай внимания.

Они, кажется, вместе учились в школе или в институте, и утром Игорь сказал, что они отличные ребята, и что Наде обязательно нужно с ними познакомиться. Но Надя весь вечер рассматривала блики света на чайной глади, и даже Лось не смог её разговорить, устал, откинулся на спинку стула и предложил заказать бутылку вина.

…Надя обхватила себя руками за плечи. Голодная собака таскала по асфальту колбасную кожуру и подозрительно поглядывала на Надю.

— Я уже ухожу, — сказала та в ответ и поднялась.

Просто ужин в ресторане, один из череды ему подобных. Просто вечер выходного дня. Почему воспоминание всплыло именно сейчас? Нет, кроме ужина там было что-то ещё, что-то, от чего её до сих пор кидает в лихорадку.

Не вспомнить.

Надя побрела по улице, понемногу обсыхая и отогреваясь под солнечным светом. У неё за душой имелось на одно воспоминание больно, но это воспоминание — хотя бы что-то. Теперь у неё в памяти есть два лица, молодых, красивых лица, они друзья Игоря, и они отличные ребята. Они обязательно помогут его найти и спасти, если потребуется. Только сначала нужно найти их.