Глава 4, в которой танцы служат поводом тактическому отступлению

Он вернулся к самому концу трапезы, когда Эрвиг подавал руку Веллари, чтобы вести ее в Шахматный зал на танцы. Гаррет как раз успел шепнуть Эрвигу: «Коты прилетели», — и занять свое место в процессии позади короля и рядом с… проклятье! Четвертовать церемониймейстера! Только этому старому мерзавцу могло прийти в голову дать ему в спутницы леди Лэндон!

— Прошу, миледи, — он предложил ей руку и получил в ответ горячий взгляд из-под ресниц.

— Мой лорд, — шепнула в ответ она и, кажется, хотела что-то еще сказать.

Милосердный Создатель, за что ты зол на меня? Пусть бы она молчала. И не смотрела так. Слишком уж это похоже на его первую встречу с покойной леди Вольфхайн…

…Тогда самому Гаррету было восемнадцать, а леди Ивери — шестнадцать, и она сияла в точности, как Данира сейчас, ловила каждое его слово и увлеченно рассказывала о своем служении в госпитале. Не сказать, что Гаррет влюбился, но ему показалось, что леди Ивери станет прекрасной супругой: она была красива строгой северной красотой, не мечтала о бесконечных приемах и побрякушках, а ее улыбка напоминала о восходе над скалами Грейрока…

Вот только ее улыбки Гаррет больше не видел. Выйдя замуж, она отказалась от мечты присоединиться к святым сестрам, но исполнила свой долг перед Ивернессом. Долг, сожаление, вина и снова долг — на целых восемь лет. Холодных, как рассветы Грейрока.

Почти против воли представилось, как глаза Даниры превращаются в два заледеневших до самого дна озера, как пропадает тепло из ее улыбки, как она покорно склоняет голову: да, милорд, я сделаю все, что требует от меня долг.

Нет, нет, ни за что. Никогда. Пусть выходит замуж за кого угодно, кто сделает ее счастливой. Кого она выберет сама.

Прошу тебя, Создатель, не дразни меня несбыточными мечтами!

Наверное, Создатель услышал: леди Лэндон продолжать беседу передумала и всю дорогу до парадного зала молчала. Только перед самой дверью спросила, блестя зелеными, как трава, глазами:

— В самом деле Коты?..

— В самом, — ответил Гаррет.

Леди так просияла, что Гаррету резко захотелось кого-нибудь убить. Может быть даже одного дурака, который умудрился влюбиться в девчонку младше собственной дочери, да еще влюбленную в другого.

Первый танец — с дочерью друга, с очень юной дочерью друга! — был истинной пыткой. Она прекрасно танцевала, не хуже, чем играла в шахматы или бросала ножи. От нее едва уловимо пахло яблоками и летним лугом, и рыжий локон выбился из прически, щекотал тонкую шею, словно солнечный луч.

Тысяча бешеных ругримов Эрвигу в корму!

И Маверику Лэндону столько же!

Вот что он так довольно улыбается, глядя на страдания лучшего друга?

Предатель. Кругом предатели.

Вот закончится танец — и услышишь все, что я о тебе думаю, старый лис!

— Вы недовольны, мой лорд?

От голоса Даниры Гаррет едва не вздрогнул. Кажется, танец уже кончился, а он все еще касается ее руки. Проклятье.

— Вы прекрасно танцуете, миледи.

Вежливо улыбнувшись ей, он нашел взглядом Маверика: тот уже вернул фьоргардскому послу его супругу, где-то разжился двумя бокалами розовой норбайской дряни и поджидал Гаррета. Ну, погоди, дружище!

Дойти до возвышения в дальнем конце Шахматного зала он успел, а вот высказать Маверику, что думает о его довольной физиономии — нет. Двери парадного зала отворились, в наступившей тишине церемониймейстер стукнул жезлом по полу и объявил:

— Командор Ордена Грифонов Сивард!

Коты вошли в зал клином, как летели. И у Гаррета возникло ощущение, что их уродливые кошки вошли вместе с ними — так много места они заняли. Весь зал, так что дышать стало нечем.

Видимо, не только ему: неподалеку послышался томный дамский вздох, потом еще один — словно благородные леди внезапно превратились в кошек и почуяли самцов.

Мерзость.

А Коты, не обращая внимания на восторг дам и физически ощутимую неприязнь мужчин, прошли через расступившуюся толпу прямо к Эрвигу.

Одинаково невысокие, гибкие, одетые в яркие… мундиры? Гаррет чуть не рассмеялся. Коты — и мундиры! Шитые золотом, одного покроя, но разных цветов — синие, зеленые, алые, черные, и цвет ни разу не повторился в точности. Блеск их драгоценностей резал глаза. Завитые волосы Коты одинаково украсили цветами — нарванными не иначе как в королевском парке.

И одинаково подведенные глаза их горели недобро, как у кошки ночью.

Нелюди. Вот так, среди обыкновенных людей, это было куда заметнее, чем в парке.

Возглавляющий стаю Котов — назвать этот блестящий бордель отрядом у Гаррета не повернулся бы язык — командор приблизился к королю, опустился на одно колено. Прочие только склонили головы, сохранив наглый и вызывающий вид.

— Сир! Позвольте от имени Ордена поздравить вас и преподнести скромный подарок, — голос командора Сиварда неуловимо напоминал кошачье урчание и заполнял весь Шахматный зал.

Эрвиг улыбнулся и покачал головой:

— Опять эти церемонии, братишка. Ну, дай же я тебя обниму!

Коты словно ждали этих слов — тут же, как командор поднялся на ноги и обнял старшего брата, они сломали строй и словно чудом растворились в толпе гостей.

— Чувствуйте себя, как дома, — буркнул Гаррет.

— Но не забывайте, что в гостях, — в тон ему продолжил Маверик.

— Папа! Зачем ты так?.. — шепнула леди Лэндон.

Гаррет невольно оглянулся на нее — слышать в ее голосе обиду было непривычно, неправильно… и, пожалуй, стыдно. Что-то он сегодня совсем превратился в брюзгу. Не дело.

Он уже собрался было сказать ей что-нибудь утешительное, уже протянул ей руку — как раньше, когда звал охотиться на уток или сооружать в саду качели — но его опередили.

Как несложно догадаться, Скай. И ему, Скаю, Данира улыбнулась так, что Гаррет едва удержался от проклятия.

— А мы не забываем, дядюшка Маверик, — мурлыкнул Кот, вклиниваясь между Гарретом и Данирой. — У вас тут развернуться негде. Рани, ты же не обещала никому следующий танец? А то мне придется его убить.

Косой взгляд, брошенный на Гаррета, ясно говорил — что убить он готов даже дядюшку, буде дядюшка обидит его возлюбленную.

Глупый мальчишка.

Глупый, самонадеянный, счастливый мальчишка.

Если бы Данира так улыбалась Гаррету — ему было бы совершенно наплевать на всех кавалеров, что вьются вокруг нее. Вообще на все…

— Басданс! — оборвал его мысли церемониймейстер.

Дурак. И правильно, что она не тебе улыбается. У тебя дочь замуж вышла, а ты про нее забыл. Второй танец — ее, нерадивый ты отец!

Поднявшись на возвышение к Эрвигу и дочери, он склонился перед ней:

— Позвольте пригласить вас, моя королева.

Веллари просияла и подала ему руку.

Создатель, как быстро летит время! Казалось бы, только вчера она примеряла свое первое бальное платье и переживала, что у нее слишком высокий рост и слишком яркий румянец… и вот — королева. Самая прекрасная на свете королева, истинная иверка: статная, с уложенными короной тяжелыми косами, сияющая силой и здоровьем, но по сравнению с великаном Эрвигом — маленькая и хрупкая.

Пожалуй, Гаррету бы удалось почувствовать себя счастливым отцом счастливой дочери, если бы на глаза то и дело не попадались Коты. Если бы Котами не пропах весь Шахматный зал. Если бы леди Данира не улыбалась этому, тысяча ругримов ему под хвост, Коту!

— Папа, тебе нехорошо? — под конец басданса спросила Веллари. Одними губами: самочувствие королевского тестя — не предмет для сплетен. Впрочем, весь Ивернесс знает о нелюбви тана Вольфхайма к пышным празднествам и танцам, так что ничего нового все равно не насплетничают.

— Я завидую его величеству — ему досталась самая прекрасная девушка по эту сторону моря.

Веллари тихонько засмеялась.

— Папа, ты так и не научился льстить коронованным особам. — И совсем тихо добавила: — Если ты высматриваешь Рани, то она прямо за моей спиной.

— Я вовсе не…

Дочь приложила палец к губам и понимающе улыбнулась.

И когда только она успела стать такой взрослой и умной?

— Позвольте, дядюшка, я похищу у вас свою прекрасную сестру! — раздался мурлыкающий голос прямо над ухом.

— Сивард, — Гаррет сдержанно кивнул и отошел.

Наблюдать, как очередной Кот обхаживает его собственную дочь, не было никаких сил. Уж лучше норбайские лягушки в розовом желе, право слово! И вообще, он не понимал Эрвига. Сивард отрекся от семьи, сбежал от ответственности в кошачий орден, сманил туда же его единственного сына — а Эрвиг по-прежнему называет его братом и позволяет из себя веревки вить. Такое всепрощение подобает святому монаху, но никак не монарху! Или дело не во всепрощении, а в слабости к Котам?

Все коты одинаковы, вечно вьются вокруг, морочат головы, сбивают с толку, вон как Скай: шепчет что-то на ухо Данире, держит за руки, а она… сияет она, смеется, заливается румянцем...

Проклятье.

— Не старайся, не загорится, — раздался за спиной королевский бас.

Гаррет недоуменно обернулся.

— Не понимаю, о чем это ты.

— А хороша выросла, и платье вполне, — продолжил Эрвиг с понимающей улыбкой и обрисовал в воздухе округлый контур. — Но жечь его не надо, друг мой, даже если ты сегодня проснулся магом.

— Тыс… — Гаррет проглотил все, что просилось дальше, и скривился.

Тысяча бешеных ругримов!

Будь они наедине, он бы сказал, куда друг может катиться со своим пониманием, но не при гостях же! Еще не хватало кормить сплетников «неуважением к величеству» или «ссорой в августейшем семействе».

Но Эрвиг — кто бы сомневался! — не отстал. Обняв Гаррета за плечи, отвел его к окну, где уже ждали Маверик Лэндон и Брюс Глоу. Оба приятеля смотрели на Гаррета с искренним интересом, а Маверик еще и флягу достал. Старую добрую флягу с вишневой наливкой: этот божественный запах Гаррет бы ни с чем не перепутал.

— По маленькой за семейное счастье! — провозгласил Брюс, доставая из недр собственного кармана четыре серебряных стаканчика.

Друзья молча, с благоговением выпили. Наливка пахла летом, солнцем и приключениями, все как положено.

— Спасибо, друзья мои, — растроганно сказал Эрвиг после мгновения восхищенного молчания: во всем, что касалось изготовления вишневой наливки, Маверик мог дать фору всем магам девяти королевств. — Семейная жизнь… Веллари прекрасна! И какого ругрима мы так тянули со свадьбой?

Гаррет фыркнул. Если его величеству угодно забыть, что именно у него все время находились причины еще немножко подождать, не Гаррету об этом напоминать.

— Добро пожаловать в клуб, — Брюс расплылся в отвратительно счастливой улыбке.

Маверик тоже лучился самодовольством.

А Эрвиг, ругрим его подери, пихнул Гаррета в бок:

— Эй, лорд Сыч, тебе тоже пора. А то что это, наше величество женаты, таны Лэндон и Глоу женаты, а ты — нет? Непорядок.

Так и просившееся на язык ругательство Гаррет поспешно запил вдруг загорчившей наливкой.

Шуточки у Эрвига… как обычно.

— Я лучше на вас посмотрю, ваше величество.

— Сегодня посмотришь, а месяца через три женишься, — все также добродушно пророкотал Эрвиг. — Я тебе и невесту нашел. Хорошую невесту, а, друзья мои?

Маверик и Брюс довольно закивали.

А Гаррет впервые за свои сорок лет понял, что такое «потерять дар речи».

Его предали самые близкие друзья. Эти трое, что бились с ним спиной к спине, которым он доверял больше, чем самому себе — сговорились за его спиной!.. Тысяча ругримов, они же прекрасно знают, что женитьба — не для него. Не нужна ему жена! Он двенадцать лет прекрасно живет один, никто не портит настроение, не высказывает претензий, не жалуется и не воротит нос… тьфу ты, даже вспоминать противно!

— Ты глянь, глянь, как хороша! — Эрвиг сделал неопределенный жест рукой, словно бы показывая всех незамужних дам в зале; только вот среди них не было ни одной, кого Гаррет хотел бы видеть своей супругой. Он вообще не хотел жениться, никогда больше! — И возраст самый тот… э… сколько, шестнадцать?

— Семнадцать, — невыносимо довольным голосом поправил его Маверик.

Гаррету стало совсем дурно.

— Ты с ума сошел, ваше величество. В моем возрасте жениться на девчонке? Упаси Создатель!

Эрвиг хмыкнул:

— Это ты сейчас меня обидеть хотел? Я, между прочим, на два года тебя старше, папенька. И попробуй только сказать, что в сорок пора на кладбище, а не жениться!

— Нет, это он меня обидеть хотел, — сдвинул косматые рыжие брови Маверик. — Значит, пялиться на мою дочь так, что на ней платье дымится, возраст позволяет, а жениться — нет?

— И мне на что-нибудь обидеться, что ли… — насмешливо протянул Брюс. — Гаррет, дружище, с женитьбой жизнь не кончается, поверь мне.

Кулаки сжались сами собой, и только воспитанная за годы придворной службы выдержка спасла Брюса… или Маверика… или всех троих от хорошей драки.

— Я не собираюсь жениться. А тебе стоило бы лучше смотреть за дочерью, Маверик. А то как бы твои внуки не мяукали, — бросил он и пошел прочь, не разбирая, успевают ли убраться с его дороги, и шушукаются ли за спиной подлые заговорщики.

Подальше отсюда, как можно дальше от котов и заботливых друзей!

И только когда караул перед его собственным кабинетом вылупился на него, как на привидение, осознал, что всю дорогу сжимал в руке невесть откуда взявшуюся бутылку со сладкой норбайской дрянью.

Тьфу ты!

— Э… не стоит, — остановил Гаррет рванувшегося открыть перед ним дверь солдата.

Тот послушно вытянулся и продолжил преданно поедать начальство глазами. Мол, ничего тут такого — милорд генерал работать изволят. Милорд генерал все время работать изволят! Даже в день свадьбы собственной дочери, когда все честные иверцы веселятся и радуются за королевство. А милорд генерал — работают.

То есть пьют в собственном кабинете, в компании военных карт.

Плохая идея.

С отвращением глянув на бутылку розового норбайского, Гаррет протянул ее караульному:

— Выпейте за здоровье его величества.

Оба солдата дружно гаркнули:

— Служу Ивернессу!

Получилось не столько браво, сколько подозрительно: не водилось за милордом генералом привычки спаивать караулы. Значит — что-то здесь не то. Но выражать сомнения вслух не стали, только обшарили взглядами пустой коридор, не иначе как на предмет норбайских шпионов, и подвинули руки поближе к эфесам, так, на всякий случай.

— Орлы! — одобрительно кивнул Гаррет и еле сдержал смех: орлы прищурились еще подозрительнее.

Хороши служаки! Его школа! Муха не пролетит!

Но вот милорду генералу сейчас определенно лучше в свой кабинет не соваться, если нет желания пить в компании половины дворцовой стражи. Ведь приведут же, как пить дать, приведут. Для надежности.

Хмыкнув, он развернулся и пошел прочь.

За спиной выдохнули с явным облегчением, но к бутылке норбайской дряни не приложились. И не приложатся до смены караула, ручаться можно.

Правильно воспитал. Можно гордиться.

Уже гораздо спокойнее Гаррет спустился на пару этажей, к библиотеке. Здесь караулов нет, а вместо карт — древние маги и ученые на портретах. С ними и пить не зазорно, все ж великие люди. А по дороге перехватил мимо пробегающего лакея и велел принести ему бренди. Не бокал! Бутылку!

Бренди явилось едва ли не мгновенно, он только и успел, что расположиться на подоконнике и выглянуть в парк — спускались сумерки, наступало время фейерверков. Стыдно признаться, но фейерверки он обожал. С детства. Хоть никогда в этом не признавался вслух: не уподобляться же восторженным хлыщам и томным дамам, в самом-то деле. Можно и отсюда, из окна, посмотреть. С бутылочкой бренди.

Гаррет глотнул пару раз, почти успокоился и почти начал получать от жизни удовольствие, чему несказанно способствовала тишина библиотеки и чудесное зрелище за окном, как за дверью послышались шаги, хихиканье и страстно-мурлыкающий шепот.

Да ругримы вас всех забери!

Не нашли другого места — бордель разводить?

Другого места, разумеется, не нашли.

— Здесь нам никто не помешает любоваться фейерверком, моя прелесть, — раздалось со звуком отворяющейся двери.

Внутри что-то вздрогнуло и болезненно оборвалось — этот голос Гаррет знал слишком хорошо. И слишком хорошо видел, кого Кот держал за руки и с кем любезничал весь вечер.

С трудом подавив потребность немедленно убить Кота и отобрать у него Даниру, Гаррет обернулся. Медленно. Быстро было нельзя. И перехватывать бутылку бренди нельзя — если взять за горлышко, она ничем не хуже доброй дубины…

А там, между ним и дверью, прошуршали юбки, что-то мурлыкающе-пошлое сказал Кот…

Спокойно, Гаррет. Не замахивайся бутылкой. Опусти руку.

Гаррет обернулся — и выдохнул. Всю злость, всю обиду. Осталась одна пустота.

Дама оказалась не Данирой. И даже не рыжей. Хотя насчет кавалера он не ошибся — да и сложно было ошибиться, голосом Скай в точности походил на Эрвига, только это его мурлыканье и отличало.

Глупый мальчишка.

Как можно задирать юбки какой-то вдовушке сомнительной морали, когда в тебя влюблена Данира? Хотя оно к лучшему, конечно. Что вдовушка, а не Данира. А то, наверное, убил бы. Наверное, обоих.

О том, как бы он оправдывался перед Эрвигом за убийство его единственного сына, думалось совсем равнодушно и отстраненно. И смотреть на то, как Скай устраивает свою даму в кресле и задирает ей юбки, не хотелось — они не были Гаррету интересны. Совсем. Ему никто сейчас не был интересен, даже фейерверк. И Данира — тоже.

Пусть ее. С кем хочет, с тем и любезничает. Лишь бы от него подальше.

И что Скай его не видит в тени — просто отлично. Не видит, не обращает внимания, без разницы.

Удобный случай шугануть мальчишку. Как кошачью свадьбу — ведром воды из окна. Воды только нет, а бренди… хороший бренди. Жаль тратить.

Отпив еще глоток и не глядя на стонущую парочку, Гаррет твердым солдатским шагом направился к двери. Парочка на несколько мгновений прекратила пыхтеть, Скай пробормотал что-то невнятно-оправдательное, но Гаррет не слушал. Он пнул дверь и, не отвечая ни единой приставучей сволочи, пошел, нет, побежал на двор. В конюшню, да! Там не будет котов. Не будет норбайских шпионов с бесконечными улыбочками и восторженными «о, тот самый Вольфхайн!» пополам с «постарел, уже не тот». Зато будут нормальные кони, нормальное мягкое сено и никакой, дери ее ругримы, политики!

Один из этих мурлычущих мерзавцев попался на лестнице. Гаррет, крепче сжав бутылку и нацепив на лицо самую высокомерную ухмылку, задел его плечом — от души задел, так что чернявый ублюдок отлетел… А, нет, не отлетел. Почти успел увернуться и устоял, прохвост, но отступил подальше.

— Доброй ночи, тан Вольфхайн, — отвесил насмешливый поклон.

Вместо ответа Гаррет послал его в болото. Не оборачиваясь. Не останавливаясь. Свадьба дочери — не самое подходящее место, чтобы бить морду ублюдку.

Больше никто под ноги не попадался. Да что делать утонченным лордам на заднем дворе, за кухней и псарней? Совершенно нечего им здесь делать.

Гаррет остановился, вдохнул холодный воздух. Пахло цветущим садом, сеном, лошадьми, предгрозовой свежестью. И немного — яблоками.

Весной.

И никаких котов и лордов.