Капитан Брамы - часть вторая (гл. 5 - 8)

Мертвые стражи

Лица убитых стражей были неестественно белые, словно из бумаги. А в остальном — обычные, человеческие лица. И застыли на них вполне человеческие чувства. Причем, чувства хорошие. Что-то вроде детского изумления.

И кровь! Самая настоящая, красная, человеческая кровь. Вот что хуже всего!

Но не может быть у демона кровь, они духи, а эти, получается, из плоти и крови. Нет-нет, тут что-то напутано…

Лесные демоны напоминали Виктору великовозрастных детей. И этим рождали в его душе щемящую жалость. Жалость к демонам, вряд ли бы ее одобрил отец Василий, но что делать, Виктор был добрый малый.

У первого и у второго стража быстрыми и точными ударами топора разрублены грудные клетки. Смерть настигла их быстро, окрасив красным нелепые бело-зеленые балахоны, заострив торчащие босые ноги. Мертвые стражи были похожи на хиппи, или на неопределенного вида сектантов. Да на кого угодно, только не на демонов!

Виктор оглянулся. Возле него, опираясь на свои топоры, стояли довольные Тимошка и Филька — послушание выполнено, лесные демоны обнаружены и убиты.

Виктора покоробил вид довольных гномов. Он до последнего не верил, что земляной народ способен на убийство. Он знал, что они носятся с топорами по лесу. Но думал, что это такой специальный вид послушания, для земляных. А наказ игумена убивать лесных демонов надо понимать символически. Каким же он был наивным!

Виктор не знал, что ему думать об отце Василии и об ангеле. Пока ему было даже страшно направлять мысли в это русло. Оставалось одно голое чувство: что-то у нас не так, раз мы дошли до убийства.

Конечно, гномы рассказали, что лесные демоны вначале притворились деревьями. Но они распознали бесовский обман. Тогда демонам ничего не оставалось, как принять свой нормальный облик. Вот в таком облике их зарубили и приволокли сюда.

…А ведь по большому счету, эти существа ничего плохого нам не сделали, — продолжил размышлять Виктор. — Кроме гномов никто и не знал, как они выглядят. Мы же их земли вообще под покровом ночи проходили. Ангел отцу Василию сказал — срочно собираться. Взять Чашу, Антиминс, Престольное Евангелие, иконы, облачение: ничего антихристовому духу не оставлять! И запечатать Престол знаком рыбы.

Ночью перешли Браму. Спустились в какую-то загаженную лесопосадку. Потом канава была, такая же грязная. Я еще правую ногу замочил. Потом этот холмик. Через который едва ли не бегом бежали. На холме ржавые конструкции. Некие башни. В темноте было не разглядеть. Ангел сказал, что это самое гиблое место. Но никто нам ничего плохого не сделал.

Нет, если б Иосиф Волоцкий, борясь с ересью жидовствующих, так размышлял, как я сейчас, — внезапно осадил себя Виктор. — Они же мне ничего плохого не сделали и вообще, приятные люди. Брат, здесь никаких компромиссов быть не должно. Где бы сейчас была церковь, если бы первые христиане пошли на компромисс с языческим миром? Или если бы преподобный Иосиф не настоял бы на казни еретиков? Нет, с бесами никаких переговоров. Не мир, а меч…

Мысли Виктора приобрели возвышенный характер. По привычке, приобретенной у Свидетелей Иеговы, в такие моменты он думал цитатами из Писания:

Враги человеку ближние его. Не о нашем ли времени речь: двое будут в поле, один возьмется, другой останется. Ибо не мир Он принес, а меч. Меч, — повторил Виктор как бы подпитываясь от самого слова бранной силой.

И он увидел этот самый обоюдоострый меч из Писания! Этим мечем, в руке Господа был никто иной, как отец Василий, что выходил из катакомб.

Да, все это он осознал в единое мгновение. Он увидел иеромонаха в новом невиданном прежде облике; как бы объятого тонким пламенем, быстрого, стремительного, с горящими, голодными глазами.

***

Сегодняшнее послание ангела не выходило из головы у отца Василия. Оно не выходило даже тогда, когда явившийся в полдень Пастух сообщил о том, что краснокутовского попа вместе с помощником и чудиком из Брамы видели на склоне холма. Недалеко от кургана. С ними был лесной демон.

Занятненько, — усмехнулся отец Василий, — и логически ожидаемо, что служители антихристовой церкви и здесь прибегнут к услугам демонов. Ладно, пусть идут, пусть узнают, что такое суд Божий!

Отпустив Пастуха, отец Василий уже через минуту забыл о краснокутовском попе. Вновь и вновь он прокручивал послание ангела:

Государь намерен быть здесь. Государь! Отсюда он начнет поход на Москву, по окончанию кратковременных бедствий… Да, последнее посещение ангела было самым долгим и основательным. Ангел ему первому сообщил об убийстве двух демонов. Еще кровь убитых не остыла. И похвалив гномов, приказал Василию отныне благословить их барабаны. Пусть себе стучат на здоровье.

Еще ангел велел не ослаблять натиск. Готовить поход на холм. После чего сообщил главное. Начал издалека, мол, все непросто так: и аномальная зона, и расположение ее возле моря, и то, что по воле Божьей, бесы земли, гномы, даны тебе в послушание. Нет, не просто это. По своему смирению, ты избран Господом, избран первым встретить государя, что явится из-за моря. Отсюда он начнет готовить поход на Москву.

Он забыл уточнить у ангела, правильно ли насчет Москвы понял. Ведь Москва провалится в преисподнюю. Или это в духовном смысле надо понимать? Или не все провалится, что-то останется?

Ладно, не его ума дело. Главное в другом:

Он встретит самого государя!!! Он, грешный и ничтожный монах, и иерей Василий, презираемый своими братьями, сосланный епископом в бессрочную ссылку, в эту дыру, он!..

Воистину, дивны дела Твои, Господи! Дивны! Первых Ты делаешь последними, а последних первыми! Господи, да за что мне все это! Даром! Прости, но мне хочется петь и танцевать. И славить Тебя так, как славил великий псалмопевец Давид. Грешный Василий видит из своих катакомб дальше, чем они — из своих сияющих столиц.

И смех и грех! Одни ждут, что кто-то из угасшего рода Романовых неким чудом объявится. Другие, что государь чуть ли не с неба свалится и неким чудесным образом Святая Русь появится. Третьи и сами не прочь себя в цари. А государь возьмет и здесь высадится. Они думали, что поставили на грешном Василии жирную точку. А грешный Василий первым государю поклонится! Первым!..

Вот с такими мыслями, едва не пританцовывая, вышел отец Василий из катакомб. И увидел мертвых стражей. И красную кровь. И почему-то померкло буйное веселье души. Он вдруг пожалел мертвых демонов. Жалкие, босые создания были так похожи на несчастных людей.

Сколько во мне еще розового христианского гуманизма, достоевщины, — устыдил себя отец Василий. А Филька с Тимошкой уже тянули свои «рыбки» под его благословление.

Отец Василий благословил «рыбки» и сказал гномам:

— Молодцы, настоящие воины государя!

— Воины! Воины! Воины! — радостно заорали гномы.

Из глубин катакомб раздалась гулкая барабанная дробь. И еще одна. И еще.

У-ытрычх

— Никогда народ земли не убивал наших братьев, — вздохнул Серебряный и спросил нас, — вы не догадываетесь, кто за этим стоит?

— Догадываемся, — тихо ответил Капитан.

— Кто? — эмоционально выдохнул отец Иван.

От состояния покоя у нас не осталось и следа. Нас охватила тревога и беспокойство. Убили двух прекрасных существ. Какой-то народ земли. И каким-то образом это страшное происшествие имеет отношение к нам. Раз Серебряный именно нас спрашивает.

— Кто? — нетерпеливо повторил отец Иван.

— Отец Василий, скорее всего, — просто ответил Капитан.

— Иеромонах убил двух стражей! — почти закричал отец Иван, — он, что, с ума сошел. Зачем?.. Впрочем, я тоже об этом подумал, но тут же отбросил эту мысль, как нелепую.

— Нет, не лично он убил, — сказал Белодрев, — но по его приказу.

Повисла тягостная, непривычная для этого светлого места тишина. Мне стало стыдно, стыдно до омерзения за весь наш человеческий род.

— Не печальтесь, друзья-человеки, — сказала Игуменья и улыбнулась, — мы вас ни в чем не упрекаем, да и как вас можно упрекать, вы непричастны к совершенному злу.

— Более того, — продолжил Серебряный, — мы и служителя Кон-Аз-у… Василия не упрекаем. Ибо и ему было внушено.

— Кем внушено? — спросил отец Иван.

— Духами с кургана тьмы, — спокойно ответил Серебряный. — Точнее, каким-то одним из них. Очень сильным. Непростым духом.

— То есть, речь идет о тех сущностях, которых мы зовем бесами? — уточнил я.

— Совершенно верно, — сказал Белодрев, — мы именуем их… пришельцами. Да, пришельцами. В незапамятные времена они вторглись к нам из глубин космоса. Они пришли на землю со стороны созвездия, которое вы называете… Скорпион. Да, так поется в наших самых древних песнях.

— Бесы пришли из космоса, из созвездия Скорпиона?! — не удержался я. — Никогда ничего подобного не слышал. У нас они просто ниспали с Неба. Они же духовные сущности, не могли же они в звездолетах прилететь.

— Зачем им эти, звездо-у-леты? — удивился Белодрев. — Машинами вы пользуетесь. А им машины ни к чему. Да и не об этом речь. Слушайте дальше. С самого момента вторжения и поныне пришельцы пытаются захватить и переделать по-своему эту землю, воздушный слой, а народы здесь живущие пленить и вовлечь в страдание. В случае же с Василием, демон с кургана (пусть будет демон, так вам привычней), демон пытается расстроить будущий союз между нашими народами.

— Союз? — удивлено переспросил отец Иван. — О каком союзе речь? Ничего не понимаю.

— Каюсь, — вздохнул Капитан, — самое главное я вам так и не рискнул сообщить. Решил, что это вам уяснится на месте.

— И что же самое главное? — спросил я.

— Будущая связь между нашими народами; увы, она будет недолгой, для этого берега, но будет, — сказал Серебряный. — Но прежде несколько слов о народе земли.

— О народе земли?!

— Что-то вроде гномов, — уточнил Капитан.

— И эти… гномы, — продолжил Серебряный, — работают тут на отца Василия. Они у него послушники, или рабы. Не знаю, как правильно.

— О, чудесе, — тихо проговорил отец Иван.

— Боюсь, здесь не обошлось без демона с кургана, — сказал Серебряный. — Земляной народ тяжело подчинить, земляной народ не помнит Кон-Аз-у… и поклоняется только своим родовым корням и особым священным камням. Земляной народ поет только о том, что видит. А видит он творения рук своих в сумраке своих пещер. И больше ни до чего ему нет дела… Вот так вот, друзья-человеки.

Помолчали.

Легкая воскликнула своим звонким колокольчиковым голосом:

— Они готовят против нас войну! — На ее детском лице на мгновение отразился страх. — Я еще не вижу их мысли, но чувствую тревогу; и главный цветок иллиунурии подтверждает мою тревогу. Скорее всего, демон с кургана внушает Василию отправить на нас войной земляной народ!

— Это ожидаемо, — сказал Серебряный совершенно спокойным голосом. — Нам они вреда мало причинят, мы под защитой Серебряных Деревьев. А вот народ земли жалко. Да. Надо торопиться. И начнем с того, что я поведаю главное. Итак, слушайте друзья-человеки, я расскажу вам то, что не рассказал Капитан Брамы. Было время, когда мы все жили в одном мире. Или, как говорит дорогой Капитан, обитали в одном матери-у-альном слое. Было это очень давно. Даже по нашим меркам. До того, что в вашей главной песне вы зовете потопом…

— То есть, до всемирного потопа, — дополнил Капитан.

Серебряный одобрительно качнул головой и продолжил:

— Рядом с человеками жили мы, народ земли и прочие малые народы. И в этом же мире, вместе со всеми нами, обитали… пришельцы. Они были сжаты, стеснены Солнцем, но зато имели такую же плотную форму, как и мы. И ночь была в их распоряжении. Пришельцы, как всегда, хотели одного — власти над всем живущим. Чтобы все народы поклонились их богу, который на самом деле обычное творение и наш общий враг. Мы зовем его…

Серебряный произнес какое-то длинное слово, очень неприятное, но выразительное; в нем слышался скрежет зубовный и шелест мертвой листвы и запах тления и угрозы. Что-то вроде ытрычх…

Ытрычх — мысленно повторил я.

— Пусть будет ытрычх, — согласился Серебряный, — пожалуй, так ближе всего к вашему и нашему языку.

— Это сатана? — спросил отец Иван.

— Точно так, сатана, — подтвердил Капитан.

— Итак, — продолжил Серебряный, — злые существа хотели, по своему обыкновению, всех поработить, ввергнуть в страдание и чтобы все поклонились их хозяину, ытрычху, как богу. Поэтому злые существа развращали народы, как могли. Увы, лучше всего они преуспели в своем черном деле с вашим народом. Уж слишком свободными и непоседливыми вы были сотворены. Слишком забывчивыми. Слишком легко вы становились гордыми и жестокими. Ваш народ стал строить большие города. Очень большие. Захватывать наши земли. Потом у вас появилось самое ужасное для нас — техника. Та техника была другой, но не менее смертоносной, чем нынешняя. В довершение наших бед вы очень быстро плодились. Вы меньше нас жили, но во много раз лучше рождались.

— Незадолго до потопа наше положение стало отчаянным. Не знаю, у нас поют о том, что некоторые из лучших сынов нашего народа, вместе с лучшими из народа земли, просили Единого Аз-А-у… разъединить миры. И сказано было, немного потерпеть, сказано, что скоро все очистит и разъединит вода. Так оно и вышло. Пришел потоп. После потопа единый мир распался. Ваш, человеческий мир, и наш мир разошлись. Так расходятся ветви от одного ствола. То есть, не разошлись совсем, один общий ствол остался, поэтому мы зависимы друг от друга; но мы перестали для вас быть видимыми, осязаемыми. Мы стали для вас народом из ваших сказок и мифов. А злые существа, пришельцы, виновники наших бед, остались как бы между мирами, как бы раз-у, раз-фьюу…

— Развоплощеными, — подсказал Капитан.

— Верно, — обрадовался Серебряный. — Они лишились плотных тел и были вынуждены уйти в глубины земли. Только там они могли принять плотный облик. Здесь же, под Солнцем, их образ отныне тек и менялся, как кошмарный сон, как мутная вода. Однако они не отказались от своих планов по захвату наших миров. И даже утроили силы. Несмотря на призрачный облик, их власть была еще велика. Особенно перед приходом к вам Кон-Аз-у… Но после того как Он Воскрес в вашем мире, силы тьмы отступили, на короткое, впрочем, время. Вот тогда у нас появилась Надежда. Великая Надежда! Мы думали, что вновь станем жить в мире, даря друг другу свои семена и знания. Но вы, вы объявили все связанное с нами языческими баснями, а нас превратили в демонов. Вы повели беспощадную борьбу с Природой и едва не лишили нас мест нашего обитания. Мы, друзья-человеки, не можем жить среди загаженных лесов и рек. Мы, мы умираем. Но что вам до нас, вы все время заняты своей войной, и поэтому не видите дальше собственного носа!

— Не надо осуждать человеков, — подала голос Игуменья. — Натиск тьмы был слишком силен. Еще неизвестно как бы повел себя наш народ, если бы Кон-Аз-у… пришел к нам.

— Да, простите меня, — обратился к нам Серебряный, — я слишком стар и ворчлив. К тому же есть хорошие новости: наступает закат эпохи железа и смерти. Вот поэтому, друзья-человеки, и существуют такие вот зоны, как Брама, и думаю, еще тысячи тропинок растут между нашими народами, для короткого союза. Прежде чем землю поработит тот, кого так боится отец Василий, и кого мы зовем у-ытрычх…

На этот раз слово звучало совсем по-особенному, контрастно. Прекрасный звук «у», который у стражей больше звучит, как птичье «фьюу», на фоне скрежета и смерти. Капитан повернулся к нам:

— Догадались, кого боится отец Василий? У-ытрычх, значит, антихрист.

— Я могу читать помыслы Василия! — воскликнула Легкая. — Дух тьмы внушает ему начать наступление на наши земли в ближайшие дни.

— Действовать будем быстро, — сказал Серебряный. — Завтра же утром надо выдвигаться.

Отшельник

Стражи разбудили нас на рассвете. Мы умылись, оделись (наша человеческая одежда уже лежала аккуратными стопочками на кресле), позавтракали и вместе с Белодревом, Кленом, Пестрым и Братом тронулись в путь. На лужайке нас ждали Серебряный, Игуменья и Легкая. Желали нам доброго пути.

Легкая обещала мысленно помогать и предупреждала, что через несколько часов на эти земли придет гроза с запада. Первая и желанная гроза в этом году. Она очистит воздух от мути и, быть может, принесет с собой добрую воду для весеннего роста, но неизвестно, какова будет ее сила. Ее совет — переждать грозу до спуска в сумрачные земли. А уже потом выходить за защиту Деревьев.

Серебряный попросил нас, человеков, держаться вместе с народом стражей. На сумрачных землях хозяйничают духи с кургана. Насылают дурные мысли, пугают привидениями, обещают несбыточные плоды. Друзья, не поддавайтесь и не принимайте от них ничего. Главное — держитесь все вместе. Белодрев знает путь. И да будет с вами Кон-Аз-у…

Серебряный, Игуменья и Легкая низко нам поклонились. В ответ мы смущенно кивнули головами, а отец Иван всех незаметно благословил. И мы тронулись в путь. Вошли в лес, и провожающие нас стражи скрылись из глаз. Тропинка вела прямо, но так казалось; на самом деле мы постепенно огибали вершину холма с южной стороны. На лужайке Серебряные Деревья были от нас на востоке, теперь же они оказались севернее нас.

Шли молча. На душе было ощущение светлой грусти от предстоящего прощания с чудным миром стражей. Понемногу давало о себе знать и другое чувство, пока очень слабое, неопределенное. Что-то вроде беспричинной тревоги.

Вот и восточный склон. Деревья теперь были позади нас. Повернув на дорожку, что бежала от Деревьев на восток, мы начали спускаться. Очень скоро вышли из леса и остановились.

— Друзья, — сказал Белодрев, — давайте окинем взглядом простор, что нам предстоит преодолеть.

Панорама, открывшаяся с восточной стороны холма, была гораздо более обширная, чем мы наблюдали, восходя на холм. Но от нее веяло какой-то суровостью, безлюдьем. Прямо под нами начинался луг. Однако прекрасных цветов илиунурии на нем было значительно меньше. И сам луг выглядел менее ярко, более, что ли, аскетично. Но зато он продолжался гораздо ниже, по склону холма, чуть ли не до подножия. И склон с этой стороны был круче, чем с северной.

У самого подножия холма колыхалась светлая завеса, покров мира стражей, его граница. И на этой границе виднелся небольшой дом. Дом колыхался и плыл, вместе с завесой.

— Это дом, это дом… — Белодрев на несколько секунд задумался, подбирая подходящее слово в нашем языке, — Отшельника, да, Отшельника. Он стережет наши восточные границы. Вы с ним познакомитесь. Скорее всего, у него и встретим грозу.

За домом Отшельника, за завесой, краски меркли. От подножия холма мир становился черно-белым. И опять возникло ощущение невероятной дальнозоркости, словно мы наблюдали местность сквозь мощную оптику. Больше всего было непонятно, как подобная четкость сохраняется на фоне колышущегося марева, светлой завесы этого мира.

Местность за холмом открывала себя постепенно. Сначала я увидел плоскую серую степь, уходящую на многие километры. Степь казалась совершенно необитаемой. Но вот взгляд зацепился за нечто интересное — аккуратные кучки из плит и камней; возможно, очень небрежно сложенные домики. Впрочем, это могли быть и люки и шахты, и все что угодно.

— Мы пойдем на юго-восток? — спросил Капитан у Белодрева.

— Точно так, на юго-восток. В сторону вон того леса, где убили наших братьев. И дальше, к тем вон холмам на горизонте, где прячется от своего страха служитель Кон-Аз-у…, Василий.

Мой взгляд невольно скользнул на юго-восток. Там, очень далеко, виднелся лес. Перед лесом клубился неприятный темно-серый туман. Но до деревьев он не доходил. Лес просматривался четко, как на ладони. За лесом, на самом горизонте, шла волнистая линия холмов. В сторону севера линия плавно переходила в степной горизонт. На самой границе степи и холмов что-то мигало отдаленным желтым цветом. Я догадался, или кто-то подсказал — в той стороне Алексеевка, значит, мигает та недостроенная солнечная станция на въезде. Это надо же, за столько километров!

— Отец Иван, — не удержался я, — смотри, даже отсюда ту солнечную станцию, на въезде в Алексеевку, видно.

— Точно. А самого села не видно.

— Наверное, холмы загораживают.

— Друзья, — воскликнул Пестрый, — ну вы опять не туда смотрите. Смотрите на юго-восток, на южную кромку холмов. Там наша и ваша надежда. Туда стремимся все мы. Там ваш рай-у.

К югу линия холмов обретала цветность, а затем резко обрывалась. Дальше шла как бы бездна, как бы отдельное от этого мира огромное пространство, заполненное ослепительным, едва выносимым для глаз, лазурным сиянием. Я повернул взгляд чуть в сторону. И увидел, как лазурное сияние плавно переходит в пронзительную синюю гладь. Море, — дошло до меня. — Море!

Увы, при приближении к нам, краски моря тускнели. Береговая линия проходила южнее нас, где-то километрах в пяти, семи. И там море было совершенно безжизненным, свинцово-серым. Серая степь безрадостно упиралась в неподвижную и свинцовую гладь моря. От такой картины тоскливо заныло сердце.

— Какое разное море? — сказал я.

— Да, море разное, — подтвердил Клен. — На степном берегу море кажется мертвым, оттого что на него брошена тень с кургана. Но тень не так сильна, как о себе думает. К востоку море сбрасывает тень и становится все чище и светлее, пока, наконец, не приводит к другому берегу. Жаль, что вы не видите его так, как мы.

Повисло молчание. Стражи отрешенно смотрели на юго-восток. Брат и Пестрый блаженно улыбались. Клен что-то напевал. А потом Белодрев тихо вздохнул и сказал:

— Пора…

Спуск с холма оказался длиннее, чем я думал. Но склон не был таким уж крутым, как виделось мне с вершины. Аккуратная песчаная дорожка змеилась, изгибалась вдоль всего склона. В самых отвесных местах, в земле, были вырезаны удобные ступеньки. Через полчаса, может чуть больше, мы достигли подножия холма. До дома Отшельника оставалось совсем немного.

Здесь, у подножия, светлая завеса была совсем незаметна. Ничто не рябило, не плыло в глазах. Так что дом Отшельника теперь был виден очень хорошо. Первое, что бросилось — солнечное веретено над небольшим островерхим куполком на крыше.

Дом был небольшой (если сравнивать с домами-замками на вершине холма), но двухэтажный, из неведомого красновато-фиолетового полупрозрачного, воздушного материала. Дом казался легким, как пушинка, и одновременно прочным, как алмаз.

Вокруг жилища было непривычно пустынно — песчаные дорожки, газоны и ни одного дерева. В этот момент, когда я обратил внимание на «пустынность» вокруг, из дверей вышел человек и направился к нам. Тут же за нашими спинами раздался отдаленный грохот грома. И еще один. Подул свежий ветерок, и воздух наполнился почти осязаемым электричеством. Я ощутил приятные покалывания в области затылка и на кончиках пальцев рук.

Человек приближался — да, именно на человека он был похож гораздо больше, чем на стража!

— Вот и Отшельник нас встречает, — сказал Белодрев.

Отшельник одновременно напоминал древнего библейского пророка, колдуна и обычного крестьянина, пастуха овец. На крестьянина делала его похожим одежда; был он в коротком и легком овчинном тулупчике, без рукавов, в белой рубахе и белых штанах. Босиком. А густая, косматая грива волос на голове, длинная седоватая борода и внушительный, странно изогнутый, чем-то схожий с молнией, посох в руках, превращали его не то в пророка, не то в колдуна.

Не доходя до нас, Отшельник остановился и, подняв для приветствия руку вверх, закричал низким и густым голосом:

— Эгей-гей! Кого я вижу?! Сюда, друзья, сюда!

Последние слова смешались с новым ударом грома. На мгновение мне почудилось, что звук его голоса звучит в полный унисон с грохотом грома.

Так человек он, страж, или кто? — подумал я.

В доме Отшельника

— Здравствуйте, товарищи! — торжественно обратился к нам Отшельник. И, повернувшись к стражам, добавил, — учитесь, друзья мои зеленые, правильно людей приветствовать. Пригодится для будущего союза.

Стражи послушно кивнули головами.

— А почему товарищи? — поинтересовался Капитан.

— Как, почему?! — удивился Отшельник. — Сам ваш староста, или голова, по-вашему, так приветствует свой народ.

— А, голова краснокутовского сельсовета, тогда понятно, — сказал отец Иван, с трудом сдерживая улыбку.

— Голова, голова, — подтвердил Отшельник. — Ладно, давайте знакомиться. Ваши имена, благодаря вот этим товарищам, — Отшельник махнул рукой в сторону стражей, — мне известны.

Отшельник подошел к Николаю:

— Здравствуй, уважаемый народом стражей Капитан Брамы, — торжественно сказал он. Затем обратился ко мне:

— Здравствуй, друг Дмитрий.

Подошел к отцу Ивану:

— А к Вам мое особое почтение, отец Иван. — Отшельник низко поклонился и, повернувшись к стражам, сказал:

— Запоминайте, как правильно служителей Кон-Аз-у… надо приветствовать. Да. Уж я-то в этом толк знаю.

— Ну, а у меня много имен. Последнее, что товарищи стражи мне дали… Отшельник, кажется. Что ж, пусть будет Отшельник. Или пустынник, какая разница. Или одинокий солдат, на границе тьмы. Да. Мы ведь с вашим бедным отцом Василием, можно сказать, одно дело делаем. Верней, делали. Бедняга, перегорел на работе. Да...

Ослепительно сверкнула молния, и Отшельник весь вспыхнул голубоватым пламенем. Через пару секунд раздался мощный удар грома. Отшельник вскинул вверх руки и громогласно закричал:

— Э-гей-гей! К нам идут дети грозы!

Мне (и не только мне, как позже выяснилось) захотелось сделать то же самое. Сбросить с плеч ненавистный рюкзак, что-нибудь прокричать. Бурное веселье захлестнуло душу. Сверкнула еще одна молния. Тут же тысячи голубых нитей возникли в воздухе — нити припадали к земле и взмывали обратно, вверх, в сторону вершины, с которой мы только спустились. А над холмом вставала, во всем своем великолепии, большая грозовая туча. Не черная, как у нас, а пронзительно синяя, вся перерезанная голубовато-белыми нитями молний.

— Друзья, товарищи, что ж мы стоим, — сказал Отшельник. — Добро пожаловать ко мне в гости.

Мы вошли в дом Отшельника, и оказались в просторном и светлом коридоре. Вдоль стен коридора во множестве стояли ящички, шкафчики, полочки, вешалки… что-то еще не совсем понятное. В один из шкафов мы положили рюкзаки. Внезапно взгляд мой споткнулся об нечто смутно знакомое. Прямо возле шкафа, куда мы складывали рюкзаки, была полка. На ней, в три ряда, были сложены небольшие, где-то вдвое меньше теннисного мяча шарики, золотистые и полупрозрачные. Рядом с ними было несколько странных сплюснутых дисков.

Диски напомнили мне вытянутую эллипсом летающую тарелку. Еще рыбу камбалу. В переднюю часть «рыбки» была вставлена какая-то странная, металлическая трубочка. Такая же трубочка выходила из задней части. Но главное даже не это, сама форма «камбалы» была смутно знакомой.

Я заметил, что Капитан и отец Иван также пристально смотрят на рыбок.

— Вам ничего эти диски не напоминают? — спросил отец Иван.

— Напоминают, — ответил Капитан. — Кажется, что-то похожее было нарисовано у нас, в церкви.

— Точно, — подтвердил я.

— Верно заметили, товарищи, — пробасил подошедший Отшельник. — Так и быть, поведаю вам о рыбках. Но не здесь. Прошу в гостиную, прошу.

Отшельник сделал выразительный жест. Мы проследовали вглубь коридора. И наткнулись на дверь, которая сама отворилась перед нами. Мы оказались в просторной комнате, в которой ярко пылал камин. Стояли удобные кресла, низкий, длинный столик, а у стены возвышался большой шкаф, с наглухо закрытыми дверцами.

На противоположной, от шкафа, стене висело несколько картин, на которых были изображены большие птицы в ослепительно-белом оперении и с прекрасными женскими лицами. На головах у птиц были царские короны. Птицы отрешенно пели, запрокинув свои царские головы.

— О, Сирины, Алконосты и Гамаюны. Райские птицы, — сказал Капитан.

— Точно так, — подтвердил Отшельник. — Именно под такими именами они известны вашему народу… Думаю, вы услышите их пение, на берегу моря.

— Это было бы неплохо, давно об этом мечтаю, — задумчиво сказал Капитан.

Я увидел странное существо, свернувшееся комочком у камина. В первое мгновение принял его за спящего кота. Но вот «кот», разбуженный нашими голосами, поднял свою голову и посмотрел на нас вполне человечьим лицом, от глаз заросшим шерстью. Было в этом лице и что-то кошачье — особенно большие, немигающие глаза. И в этих глазах застыл почти животный страх. Еще я заметил тоненькие мохнатые ручки и ножки.

Что за нечисть — пронеслось в моей голове. Однако зла от странного создания не ощущалось. Скорее, оно напоминало мультяшного домового, из старого советского мультика.

— Это Юппи, — пояснил Отшельник, — безобидный малый. Бедняга. Поругался со своими. Они вообще-то народец склочный. Ушел, как говорится, хлопнув дверью. Шел как раз к людям. Но на Сумрачной земле был схвачен духами тьмы. Они волокли его в курган. Но мы, — Отшельник махнул рукой в сторону тучи, — его отбили у темных. Он был страшно напуган, избит. Теперь вот лечим его сном. Да.

Юппи послушно положил свою лохматую голову на мохнатые лапы и снова заснул.

— Что же я стою, — спохватился Отшельник. — Гости, а я без угощения. Сейчас.

Отшельник вышел в коридор. Стражи неподвижно сидели в глубоких креслах и, кажется, дремали. Отец Иван последовал их примеру. И только мне и Капитану не сиделось. Капитан разглядывал райских птичек.

Я подошел к окну, за которым уже вовсю грохотало, почти беспрерывно сверкали молнии, разбрасывая вокруг себя синее пламя. Над домом Отшельника шла беловато-голубоватая громада облаков. Все это напоминало какую-то таинственную, воинственную и одновременно радостную мистерию победы. Я посмотрел вверх, и на мгновение мне почудилось будто там, в самой верхней, озаренной солнцем кромке облаков маршируют призрачные фигуры несметного небесного воинства.

Вошел Отшельник с большим подносом в руках.

— Да, дети грома уже над нами, — сказал он мне. — Они делают свое дело, но и вам будет легче идти. А пока покушаем.

Пока ели, за окном внезапно поднялся ветер. И в этом ветре отчетливо послышались злобные, немного писклявые, как бы плачущие голоса. Отшельник сразу напрягся. Юппи проснулся и задрожал, сжавшись в комок.

— Одну минуту, товарищи, — сказал Отшельник и вышел.

— Духи с кургана пожаловали, — сказал нам Белодрев, отвечая на наш немой вопрос. — Они часто летают возле грозы. Пытаются украсть у грозы силу, для себя. Иногда их бывает много, и тогда дети грозы вынуждены вступать с ними в большую войну. Отчего воздушная стихия начинает волноваться. Возникают воздушные воронки, смертоносные смерчи. Они вредят всему живому. И это темным духам, конечно же, на руку.

Пестрый прислушался:

— Кажется, темных духов немного. Отшельник и сам справится.

Едва он это сказал, как кто-то тяжело затопотал на верхнем этаже, загрохотал по крыше.

— Это Отшельник, ух, прыткий, — пояснил нам Брат.

Послышалось громоголосое — эгей-гей. — Что-то еще, на незнакомом нам языке.

— Кто он, Отшельник? — спросил отец Иван.

— Сложно сказать, — задумчиво ответил Клен.

— Вы не знаете?

— Мы знаем, но мы не знаем, в каких словах вам это поведать. Слишком разные здесь у нас песни.

— Но он больше похож на нас, чем на вас, — сказал я.

— Верно, — подтвердил Белодрев. — Одно время он жил среди вас.

— Так он человек?

Стражи пожали плечами.

— Не смотрите так на меня, — сказал нам Капитан. — Здесь я знаю не больше вашего. У меня ведь так и не хватило духу спуститься в этом месте с холма. Хотя Серебряный мне и говорил, что Отшельник может много рассказать о нашем союзе. Если захочет, конечно.

Стражи согласно закивали. В этот момент вошел Отшельник. Капли дождя блестели на его разгоряченном лице. Я прислушался — за окном шел дождь.

— Кушайте, друзья-товарищи, кушайте и слушайте, — Отшельник положил перед нами на стол ту самую «рыбку», что мы видели в коридоре, на полке.

— Это опасное оружие земляного народа. На вид как детская плевательница. Они и плюются через нее, специальными шариками. Только вот шарики эти убивают наповал. Наше счастье, что очень немногие владеют этим оружием. Тут требуется большая сила воли и ясность ума. Силы воли у народа земли не занимать, а вот с ясностью ума хуже. Так что большинство предпочитают простые топоры. И все равно, опасайтесь этих плевательниц… Да, постарайтесь там быть послезавтра. После восхода солнца отец Василий отправит человеков в людской мир, через Заячью Нору.

— Заячья Нора, что это? — спросил я.

— Что-то вроде Брамы, — пояснил Белодрев, — только об этой Браме мало кто знает из вашего народа.

— А почему такое странное название?

— Это потому, что эта Брама похожа на огромную такую нору, тайный проход в холмах, недалеко от вашего большого села, — ответил Отшельник. — Раньше этой Брамой в основном серый народ пользовался, и очень редко дети земли. Но после того как ваш народ в вашем большом селе взорвал церковь, Заячья Нора перешла под контроль духов тьмы. Теперь там ходят только с их разрешения.

— Итак, друзья-товарищи, — подытожил разговор Отшельник, — послезавтра Василий останется один на один с народом земли. Лучшего дня нам не представится. Постарайтесь успеть к послезавтра.

— План без изменений? — спросил Белодрев.

— Да.

— План, есть план, — воскликнул отец Иван. — Слава Богу! Я-то думал наобум идем.

— Еще бы, без плана, — Отшельник добродушно рассмеялся. — Товарищи-стражи расчетливы, как купцы. Они в авантюры пускаться не любят.

— Не любим, — подтвердил Клен. — О, дождь уже закончился. Надо идти.

— Как закончился?! — Отшельник сделал грозное лицо. — Столько греметь, а работы пшик. Ладно, вам, действительно, пора.

Вышли на улицу. Да, дождь прошел. Изумительный, неописуемый запах омытого, очищенного мира вскружил голову.

— Боже мой, — сказал Капитан, — как не хочется покидать этот мир.

Отшельник провел нас на заднюю часть двора. Двор ограждал высокий деревянный забор. Забор был некрашеный и даже немного покосившийся (это выглядело довольно чудно, по сравнению с самим домом Отшельника).

В заборе была калитка, такая же некрашеная и покосившаяся, и висел большой амбарный замок. Отшельник отпер его. Распахнул калитку.

— Ну, друзья-товарищи. В добрый путь.