Глава 5

Утром, как всегда, надела белую блузку и костюм, в полусонном состоянии добралась на работу и, хмуро поздоровавшись с Машкой, занялась корреспонденцией.

— Ты ничего не замечаешь?

— А что я должна заметить? — рассеянно спросила я.

— Ну, ты Негина, даешь! Букет у тебя на столе!

Я повернула голову — розы. Чуть распустившиеся белоснежные бутоны с едва уловимым нежным ароматом. В груди как-то странно защекотало — вихрь пузырьков поднялся к горлу, сбив дыхание. Сбоку торчит уголок открытки. Вынув ее кончиками пальцев, я прочла: «Прости, сегодня не приеду, дела по работе. Целую. Алексей». Я вскочила и побежала в туалет. Сунув дрожащие пальцы под холодную воду, стирала с лица слезы, удивленно глядя на себя в зеркало. Не понимая причины этого внезапного расстройства, я лихорадочно пыталась успокоиться. Цветы, вопреки тому, что они были белые, нарисовали в голове образ Марка. А записка, разве она огорчила меня? Кажется, нет. Что же я реву? Промокнув лицо бумажной салфеткой, вернулась на рабочее место.

— Что нибудь случилось? — осторожно спросила Маша.

— Нет, все нормально, — кашлянув, хрипло ответила я.

В течение дня я возвращала разлетающиеся мысли к работе, пытаясь сосредоточиться. Машка, стараясь не замечать моих откровенных ляпов, не выдержала:

— Что с тобой происходит?

— Не знаю. Такое опустошение в душе. Будто умер кто-то, — пожаловалась я.

— Господи! Может, тебе домой пойти?

— Нет, дома еще хуже будет. Хотя, кажется, я тебе сегодня только прибавляю работы.

— Ладно, не страшно, сиди.

К концу рабочего дня я совсем выдохлась, апатично смотрела на монитор, в котором буквы расплывались, соединяясь в сплошные темные линии.

По инерции, не задумываясь над своими действиями, будто во сне, я добралась до дома, и, поднимаясь по ступенькам, увидела у моей двери сидящего на корточках Марка. Встретив его грустный взгляд, я вздохнула и сжала ручку сумки.

— Я пришел попрощаться, — он встал и отодвинулся, позволяя мне открыть дверь.

Не произнося ни слова, я вошла в квартиру, разулась и сняла плащ. После того, как я старательно настраивала себя на то, что, может быть, не увижу его больше, его присутствие с новой силой всколыхнуло запрятанные чувства.

— Может, мы и встретимся когда-нибудь, но нескоро, — закрывая за собой дверь, сказал Марк.

Я медленно повернулась к нему, вглядываясь в лицо. На месте вздувшихся вен виднелись еле заметные полосы. Он смотрел на меня спокойно и уверенно.

— Ты так говоришь, будто уезжаешь, — осипшим голосом произнесла я.

— Можно и так сказать. Там, может быть, забуду тебя, — глухо проговорил он, устремив взгляд в сторону, будто стыдясь своих слов.

— Где это «там»? — я больше не могла сдерживаться, слезы потоком хлынули из глаз. Он схватил меня в охапку, гладя по голове и быстро шепча на ухо:

— Это неважно. Какая разница? Где-то очень далеко. Так надо, понимаешь? Ты же сама говорила, что все равно у нас ничего не получиться… можно войти?

Я кивнула и, как сомнамбула пошла в комнату, не понимая, что делаю. Как странно, его чувства так резко изменились? Или действительно устал от неопределенности? Когда губы говорят нет, а глаза…

— Берта…

— Но почему так вдруг, что случилось?

— Я не могу тебе сказать. Да и не надо тебе знать, так будет лучше.

— Ты болен? Что-то серьезное? Не хочешь мне рассказывать?

— Нет, все в порядке. Не спрашивай меня, пожалуйста, это бесполезно.

— Когда уезжаешь?

— Завтра.

Я закрыла лицо руками.

— Берта, не плачь, пожалуйста, — просил он, убирая мои руки, вытирая слезы с моих щек и целуя влажную кожу. Я молчала, целовала его лицо и плакала.

— Мне пора, — сказал Марк.

Мои руки крепко сплелись, не в силах разомкнуться и потерять тепло его тела.

— Берта… — глухо позвал он, отстраняясь.

Ладони соскользнули с его спины и безвольно опустились.

— Прости, — он накрыл мои губы долгим поцелуем. — Не провожай меня.

Хлопок входной двери отозвался в груди резким, болезненным выстрелом.

— Марк! — тихо позвала я, всхлипывая.

Машинально, почти не сознавая, что делаю, стянула с себя одежду и забралась под одеяло. Сжавшись в комок, боролась с отчаянием, забываясь и почти засыпая, но потом, вновь начиная рыдать, выплескивая горечь утраты. Ведь я сама этого хотела. Но это, такое четко отмеченное, расставание, да еще по его инициативе, неожиданно больно ранило. Только под утро я, наконец, забылась тревожным сном, сжимая подушку, то, вздрагивая, то судорожно всхлипывая.