Глава 1.

1 мая.

Никогда не летала на чартере. На «Ви. Ай. Пи.» чартере. Большие деньги открывают любые двери: будь-то покосившаяся калитка или министерские врата. Нам же открыли ворота аэропорта. Никаких досмотров, никаких очередей.

Кусочек чопорно-медлительной Англии в светло-бежевых тонах быстро набирал высоту. Вася не замолкала ни на миг:

— А надену я обычные джинсы, майку и рубашку в клетку. Только сапоги от Пьера Кардена. И очки. Они, правда, мамины. А папа не любит, когда я ее вещи беру. Но эти очки уже давно у меня. И думаю, папа не узнает, что я взяла ее вещи. И ты не скажешь. Не скажешь ведь?

Я прикрыла глаза и отрицательно покачала головой. По моему мнению, отцу не следовало бы ограничивать дочь. Что такое вещи? Воспоминания? Впечатления? Переживания? Радости? Многоголосые свидетели прошлого. Ну, и пускай они напоминают о прошлом! О замечательных, светлых, наполненных беспечностью днях. Что в этом плохого?

Больно? А от чего не больно? Или он надеется, что сможет запереть в платяной шкаф вместе с кучей шмоток и собственные воспоминания?

— Вася, ты можешь надевать все, что хочешь, — девушка ответила мне улыбкой. — Я поговорю с твоим отцом.

Василиса отвлеклась от болтовни и протянула руку к подносу, который вдруг материализовался в комплекте с ухоженной стюардессой.

— Вася! Это шампанское!

— Ну, и что? — бокал она протянула мне, но на этом не остановилась. — В конце концов мне уже шестнадцать…

— …будет, — перебила я.

— Будет, — девушка кивнула, — и очень скоро.

Я несколько мгновений глядела на спутницу осуждающе, а потом махнула рукой:

— А к черту! Пускай даже нас с тобой заложат. Все равно ты скоро станешь самостоятельной.

— И с паспортом! — Вася отсалютовала мне в ответ и залпом осушила бокал.

Мне оставалось лишь подивиться такой прыти.

— Еще! — скомандовала девушка.

Пришлось срочно тормозить:

— Нет, Вася, попридержи коней. Прошу тебя. Сегодня хватит.

Девушка скривилась, но подчинилась — выбрала высокий стакан ярко-оранжевого фреша.

— А вообще тебе понравится, — покой был нарушен буквально через пол-оборота минутной стрелки, — много солнца, огромные окна, высоченные потолки, террасы на крышах, ухоженный сад. Круто. У нас даже свой дворецкий есть.

Девушка хитро подмигнула. Я насторожилась.

— Представляешь, он встречает гостей. Особых гостей, — многозначительный взгляд из-под бровей, — подает ручку, открывает двери. Каждый день справляется о здоровье и исполняет желания.

— Он — джинн, что ли? — последнее заявление Василисы меня рассмешило. Да еще и шампанское. На одном бокале я не остановилась.

— Нет, конечно! — возмутилась девушка, а потом задумалась над чем-то, и сама себе улыбнулась.

Что творилось в этой хорошенькой головке — одному Богу известно, но меня неизменно пугали любые планы молодой особы, которая совсем недавно лишилась любимого человека, лишилась поддержки и защиты. Депрессия сменялась агрессивностью, упаднические настроения — разгульной жизнью.

Чтобы ни говорил нанятый психолог, как бы ни хвалил психологическое состояние пациентки, я видела Василису совсем другой и боялась всех тех эмоций, которые на долю секунды отражались на милом лице, сменяясь дежурной полуулыбкой или отрешенностью.

— Ты понимаешь, Катя, они говорят, что мне нужен покой. Но я ведь лучше знаю, чего мне хочется!

— И чего же тебе хочется?

— Хочется обмануть весь мир. Доказать, что она достойна не слез, а радости. Она бы ни за что не запретила бы мне веселиться.

— Тогда знаешь, что? — я наклонилась и поманила пальцем, чтобы сообщить нечто крайне секретное.

— Что? — Вася подалась вперед.

— Мы наплюем на чужие мнения и отпразднуем твой день рождения по полной программе.

Самолет плавно окунулся в серую пелену, что скрыла от глаз солнечный свет, и лампочка, подмигнув, сообщила, что пора проявить бдительность и пристегнуть ремни.

«Пасмурно, временами осадки», — сообщал погодный сервис на экране гаджета, но мне было абсолютно все равно. Воздух приморья бодрил лучше энергетических напитков, предвкушение праздника пьянило. Ветер влюблено ласкал кожу, гладил по волосам. По-летнему теплый, по-детски озорной.

Над головой глубоко вздохнула Вася:

— Фу, дизель — вонючка, — и подтолкнула меня в спину.

Пришлось подчиниться и продолжить спуск по ступеням. Волшебство майского дня вылетело в трубу с выхлопными газами погрузчика.

— До места можно вообще-то и на вертолете добраться, — продолжила повествование девушка, — но мы с тобой лучше проедемся на машине. Чур, я за рулем!

Мне оставалось лишь развести руками.

Через двадцать минут езды Вася разнервничалась, постоянно отвлекаясь на пиликанье мобильного и дергая руль машины.

— Блин! Чертов мобильник! Такой неудобный! — Ругалась водитель. — Выкину тебя к чертовой бабушке!

Меня рассмешило общение с цифровым прибором.

— Чего ты смеешься?

— Знаешь, некоторые с телевизором разговаривают, а ты с телефоном. В принципе, для разговоров он и предназначен. Но ответить на твои оскорбления он не сможет точно.

Вася не засмеялась, а стала мрачнее тучи.

— Он новый и совершенно неудобный, — стала оправдываться девушка, — старый был намного лучше.

— А зачем тогда поменяла? — я рассматривала город за окном, и в данный момент меня больше беспокоило душевное состояние подруги и то, как оно отразится на езде. Неудобство обращения с новым мобильником меня не волновали.

— Так старый украли! Причем так украли, — Вася выделила местоименное наречие, — что даже папины спецы не смогли его отыскать.

Я уважительно закачала головой: если даже профи не смогли обнаружить, значит, этот старый мобильник очень кому-то понадобился. Или мешал… Я с подозрением глянула на Васю, но, похоже, девушка на самом деле была расстроена пропажей вещи. То, что телефон был напичкан жучками-шпионами собственного производства лаборатории Константина Мазура, не поддавалось сомнениям. После смерти жены отец Василисы стал параноиком и использовал все средства, чтобы избежать повторения ситуации.

— А еще мои эккаунты взломали. Причем, я бы и не заметила, если бы мне не подсказал один знакомый, — девушка подмигнула.

Ну, конечно же, глупо было бы сомневаться в том, что дочь не похожа на отца — всегда и везде успевала завести необходимые знакомства и использовать сиюминутные связи, оборачивая дела себе на пользу.

— Ты думаешь, тебе кто-то хочет навредить?

— Это папа думает, что мне кто-то хочет навредить. Поэтому и приставил ко мне соглядатаев.

— Правда? — я была удивлена, потому как никаких «хвостов» не наблюдала.

— А ты и не заметила, — Василиса усмехнулась.

Я развела руками, признавая собственную некомпетентность в вопросах наблюдения и шпионажа.

Одесса была знакома мне с детства: неповторимый юмор и легкий налет снисхождения в разговорах с местным населением, небывалая невоспитанность на дорогах, контрасты пышного убранства фасадов и убогости внутренних дворов, строгость рабочих будней и бесшабашность праздников. Город не дышал историей, не манил неизведанностью, однако неизменно радовал разнообразием полуподвальных помещений, занятых ресторанчиками, пабами, пивнушками и прочими видами увеселительных заведений.

Пока Василиса разбиралась с одним из поручений отца, мне удалось сделать несколько приятных черно-белых снимков. Хобби у меня такое — монохромное фото.

— Куда прешь, придурок?!

Я вынырнула из омута весенних образов — Василиса активно жестикулировала, высунувшись из окна автомобиля.

— Здесь нет знака поворота!

— А мне туда надо! — огрызнулся второй водитель и таки перебежал нам дорогу на стареньком «жигуленке».

Вот, в этом вся Одесса — «мне туда надо», и никого не волнует, что другим надо прямо, а дорожные знаки разрешают движение только в одном направлении.

— Вот урод!

Мне пришлось погладить девушку по руке, успокаивая и сочувствуя ей, как водителю.

Оставшиеся двадцать минут дороги Вася пыхтела, как самовар, переваривая неблагоприятно сложившиеся обстоятельства, словно «жигуль» был ее персональным черным котом, перебежавшим дорогу с пустым мусорным ведром.

За чертой города я напряглась — приготовилась к ямам и ухабам. Однако, напряжение вскоре переросло в неподдельное удивление. Дорога была гладка, как шелк.

— Это папа постарался, — гордо сообщила Вася, догадавшись о моих мыслях. — Видишь, как хорошо, когда умный и дальновидный человек берется за работу?

Мудрый, умный, дальновидный, бескомпромиссный, удачливый, добрый, строгий — это все про Костю. Про Константина Алексеевича Мазура, женатого на собственной работе и такого неудачливого в любви. Или наоборот — слишком удачливого?

Две прекрасные жены — две неоправданные потери. Василиса — отрада для души. И неимоверное количество проектов — обезболивающее средство при острой семейной недостаточности.

Мне иногда казалось, что Костик когда-то давно продал душу дьяволу. Нечистый подарил неземную удачу, но выставлял слишком высокую цену — забирал любовь.

Три года назад, когда Олеся Мазур была еще жива, Константин, приложив нечеловеческие усилия, выиграл государственный тендер на восстановление некогда популярного курорта и его главной достопримечательности — грязелечебницы на берегу лимана Куяльник. Загоревшись идеей, Костя принял решение, нашел спонсоров, изучил историю местности вплоть до языческих времен, и вот теперь — три года спустя — в новоявленный Баден-Баден были созваны представители лучших туристических агентств Европы и дальнего зарубежья. Куяльнику предстояло стать всемирно известным и одним из самых дорогих курортов Восточной Европы. А то, что в умелых руках Мазура дело будет продвигаться семимильными шагами — я не сомневалась. Очень скоро курорту предстояло стать знаменитостью.

И вот, знала бы, какую роль мне придется сыграть в процессе обретения этого самого бессмертия во языцех, никогда бы не приняла приглашение. А так…

Куяльник преобразился. Судя по всему, Константин Алексеевич избавился разом от двух вечных проблем славянских народов — энтузиастов и рельефа. Это теперь так по-светски величают дураков и неровные дороги.

Тринадцать лет назад, когда мы с мамой приезжали сюда по путевке, меня больше интересовали дискотеки и кинотеатры. Лечебные грязи и воды меня привлекали куда меньше. Я не была поражена архитектурой, не любовалась закатами, не сидела с книгой в березовых рощах. Другие приоритеты были.

Зато сейчас я в полной мере ощутила присутствие волшебства и триумфа прогресса: некогда лысые обрывы обросли березками, меж высоких сосен змейками бежали гравийные дорожки, аккуратно постриженные газоны соревновались чопорностью с упорядоченностью альпийских горок. Я не заметила ни одного несуразного ящика киоска из семейства пивных забегаловок — везде только классические павильоны с колоннами и балясинами, фонтаны с ангелочками, вазоны с вьющимися и тянущимися к земле растениями.

— Как Версаль, правда?

Я никогда не была в обители французских монархов, но сравнение с дворцом мне понравилось — я кивнула головой.

— Все, приехали, — обрадовала меня Василиса и лихо притормозила у бокового входа в грязелечебницу.

— А почему не в отель? — удивилась я.

— А потому что, дорогая Катерина Станиславовна, это и есть отель.

— Вы что, грязелечебницу в постоялый двор превратили?! — была бы Зевсом — метнула бы молнию.

Вася зловредно захихикала и с силой потянула ко ступеням. Я была настолько ошарашена изменениями, что без сопротивления последовала за ней. Пребывая в состоянии близком к шоку, я не обратила внимания на внешнее убранство изменившей статус грязелечебницы: колонны и башенки, облицованные декоративным сайдингом, демонстративно выпячивали грудь, стены красовались арочными проемами, окна пускали солнечные зайчики новыми, идеально прозрачными стеклами, барельефы ослепляли белизной, а ступени скромно стелились под ноги, изредка искрясь прожилками серой мраморной крошки.

Троекратное пожимание моей ладони привело в чувство. Я обнаружила себя прямо перед двустворчатой дверью.

— Сейчас его увидишь, — шепнула малолетняя подружка и протянула руку к резной ручке. Однако, нас уже ожидали, и двери открылись сами.

Вспоминая предыдущее свое пребывание в стенах лечебницы, я приготовилась к неприятным воспоминаниям — к страху. В прошлый раз экстерьер санатория напомнил мне коридоры концлагеря. Глубоко вдохнув свежего воздуха, я сделала шаг в темноту помещения. И в очередной раз обомлела. Эмоции, схожие с чувствами, испытываемые при покупке нового автомобиля, заполнили все существо: оцепенение, восторг, умиление, радость, восхищение. Непередаваемая гамма ощущений. Мгновенно забылось негодование относительно неподобающего использования строения — я испытала эйфорию, окунулась в роскошь, как в ванную с парным молоком. Выбираться из Нирваны не было ни малейшего желания.

— Guten tag! — дуэтом поздоровались грудные женские голоса.

— Guten tag! — вторил им мужской, не менее приятный.

Я обернулась на голоса, но увидела лишь удаляющиеся спины. Оказывается, пока я глазела на внутреннее убранство, вращая головой, мимо меня прошла колоритная парочка: фигуристые и, несомненно, силиконовые блондинки, в резиновых тапочках и белоснежных халатах. Большие банные полотенца смутили меня не меньше халатов. Я обернулась к Васе:

— Это как?

Вася улыбалась, глядя мне за спину.

— Добро пожаловать, — пробасило у меня над головой. Испугалась, аж присела, еще больше развеселив Василису.

Собрав нервишки в коробочку, я обернулась. Думала, потрясений для ослабленной психики на сегодня было достаточно, но ошиблась.

Высокий, не меньше, чем на голову выше меня, стройный, одетый в строгий костюм, учтивый и подозрительный, он пугал своей монументальностью и разоружал полуулыбкой.

— Знакомься, Катя, это — наш дворецкий.

Я протянула руку и нервно сглотнула — в горле пересохло.