9. Жерл. Легкая смерть

Как думаешь, что лучше:

жить монстром или умереть человеком?

Остров проклятых

Замок спал и видел последние сны. Небо просветлело, одна за другой начали гаснуть звезды. Метель, вчера гонявшая белую пыль по двору, успокоилась, слуги убирали собравшийся у лестницы глубокий, плотно утрамбованный снег.

Жерл не любил такое вот морозное, застывшее время перед рассветом. Тогда больше всего донимала бессонница, лезли в голову глупые мысли, и хотелось… Он бросил повод подбежавшему прислужке, спрыгнул с коня и направился к дверям господского дома. Удавиться хотелось. Может, больше, чем той ночью, когда он был пьян. От стыда, от беспомощности, отравленной стрелой врезавшейся в память.

Двери распахнулись навстречу, дохнуло в лицо упругое, ласковое тепло. Скинув на руки слуги тяжелый плащ, Жерл прошел через холл, свернул в небольшой, тихий коридор и, остановившись у дверей, осторожно постучал.

— Войди.

Внутри было гораздо теплее. В камине потрескивал огонь, отбрасывая на стены таинственные тени, неярко горел светильник на просторном письменном столе с резными ножками, а за столом сидел погруженный в чтение светловолосый воспитанник Эдлая, такой непривычно маленький в кресле опекуна.

— Ты меня звал? — спросил Жерл у стоявшего за креслом Эдлая.

Друг и соратник вопроса, казалось, и не заметил, лишь склонился над воспитанником, перевернул пару страниц и сказал, ткнув пером в желтоватую книгу:

— Прочитай это. Когда прочитаешь, обсудим.

— И тогда я смогу идти на тренировочный двор? — холодно спросил Арман.

— И тогда ты сможешь идти на тренировочный двор, — так же ровно ответил Эдлай. — Но под присмотром Жерла.

— Ты! — вскипел Жерл и сразу же успокоился, когда Эдлай прижал палец к губам, продолжая склоняться над воспитанником:

— Никуда не уходи, пока я не вернусь.

— Куда и зачем мне уходить? — подернул плечами Арман и вновь углубился в книгу.

Жерл тихонько присвистнул. В кресле точно мальчик? Статуя ледяная, а не мальчик. Ни шаловливости, свойственной детям, ни веселого блеска в глазах, ни даже желания сесть в кресле поудобнее, лишь идеально ровная, выпрямленная спина, застывшее лицо и послушно вцепившийся в книгу взгляд.

Ритуал ли испортил Армана, или он с самого начала был таким — Жерл не знал, да и разбираться, по правде, не хотел. Лишь бросил на мальчика последний равнодушный взгляд и направился за Эдлаем к боковой двери, ведущей в библиотеку.

— Присмотри за ним, — уже в дверях приказал Эдлай стоявшему на страже дозорному. — Если с ним что случится, головой ответишь.

Дозорный кивнул и вновь замер у входной двери. Арман же ухода опекуна, казалось, даже не заметил, все так же увлеченный книгой. И все же необычна эта неподвижность и эта холодность. Если только… Жерл отвернулся. Если только Арман не притворяется. Но это невозможно, чтобы одиннадцатилетний мальчишка так хорошо держал себя в руках. Просто невозможно.

Арман перевернул страницу, вновь уставившись в книгу. Дернулся в камине огонь, отразилось его пламя от кожаных браслетов главы рода на запястьях Армана, отблески затанцевали по стенам, и в кабинете воцарилась тяжелая, неприятная тишина. Даже огонь был живее, чем этот мальчик.

— Иди за мной, — Эдлай толкнул замершего Жерла в библиотеку и закрыл за ним низкую дверь.

Библиотека в замке была маленькой и тесной — читать тут, по сути, некому. Потому и остались от прежнего владельца лишь два высоких, до потолка, полупустых стеллажа да небольшой письменный стол у окна. Темнота здесь казалась особой, осязаемой, пропитанной запахом бумаги.

Когда-то Жерл любил такую темноту. Когда-то пробирался тайком в библиотеку, собранную мачехой, чтобы подобно вору выкрасть на бессонную ночь книгу. Потом возвращался в спальню и, стараясь не разбудить чутко спавшего брата, ложился на живот прямо на пол, между шкафом и кроватью, и целую ночь жадно вчитывался в неясном свете свечи в густо исписанные странницы. Где-то вдалеке сопел младший братишка, страницы шелестели под пальцами, свеча медленно догорала, а утром Жерла никак не могли добудиться, и учителя вновь были недовольны его сонливостью. И продолжалось бы это, наверное, бесконечно, только нельзя все время витать в мире книг, однажды приходится испить горечи настоящей жизни.

Случилось это, когда Жерлу едва исполнилось четырнадцать.

Матери он не помнил, в его жизни, казалось, всегда была нежная, ласковая мачеха и сводный братишка, что был младше на три года. Отец все время пропадал в замке, возвращался редко, всегда едва живой, со шлейфом хмельного, поднимался на второй этаж, заваливался в спальню, и на утро мачеха была гораздо бледнее, чем обычно, и скрывала синяки под высоким, затейливо вышитым воротом верхней туники. Жерл кусал до крови губы, обещал себе, что когда повзрослеет, когда закончит школу и станет дозорным, получит свой дом, обязательно, видят боги, обязательно заберет к себе и мачеху, и брата, а отца близко к обоим не подпустит.

Но Жерл не успел — в один день мачеха и сводный брат исчезли. Отец сказал, что отправил их в деревню. Жерл не поверил, но и сделать ничего не мог.

Дозорный закрыл глаза, на миг обессилев. Он был молод и глуп. Он доверился первому попавшемуся незнакомцу, предложившему помощь. Он нашел брата и узнал, что мачехи больше нет. Он получил огромную силу, больше чем у высшего мага, а вместе с ней — тварь внутри. А тварь нужно было кормить, регулярно, человеческой кровью, лучше кровью мага. Не покормишь — будет жрать тебя до тех пор, пока не сдашься и не пойдешь убивать, не насытишь тварь, а вместе с ней и ее настоящего хозяина. Демона.

Но это прошлое. Больное, безобразное, а все же прошлое. Сейчас он должен взять себя в руки и вернуться к уже и без того заждавшемуся Эдлаю.

— Зачем звал? — спросил Жерл, поняв, что молчание в библиотеке опасно затянулось, а друг не спешит его прерывать. Просто стоит и изучает внимательным взглядом, будто хочет выведать, о чем Жерл думает.

Обойдется! Хоть Эдлай и друг, а опускать перед ним щиты и открывать душу Жерл не собирался. Ни перед кем не опускал и перед старым другом не будет!

— В последнее время о тебе много рассказывают… — медленно, чеканя каждое слово, ответил Эдлай, присаживаясь на краю письменного стола. — Вижу, что слухи о твоей смерти сильно преувеличены. Надеюсь, что слухи о том, что ты пытался удавиться — тоже.

Жерл вздохнул. И надо же было именно вчера твари вновь зашевелиться. После уничтожения демона она будто исчезла, как и исчезла сила высшего мага. О последней Жерл не жалел, он был все же больше воином, а не магом. Убивать не хотел. Оттого, когда тварь проснулась, и испугался, как никогда в этой жизни не пугался. Оттого и напился. Оттого и вешаться пошел — уж лучше сразу в петлю, чем снова пачкать руки в крови. А в чьей крови он бы выпачкал руки, и так понятно… как и понятно, почему обрадовалась и подняла голову тварь — рядом был беззащитный, очень сильный маг, великолепная жертва, что помогла бы ей воскреснуть. Рэми.

— О чем еще говорят… слухи? — спросил Жерл, не на шутку испугавшись, что старый друг знает больше, чем следовало.

Если Эдлай проведает об этой занозе в заднице, о большеоком мальчике, хлопот не избежать. И хлопот гораздо больших, чем те, о которых рассказал Жерл Брэну. Прознай повелитель, что Рэми жив, мальчика, скорее всего, убьют. Отдать высшего мага, да еще и целителя судеб в руки избивающего его дяди — это получить вскорости безумца, которого остановить не удастся никому. Разнесет к теням смерти и Кассию, и Виссавию, и все, до чего доберется.

Тот же Вирес тому отличный пример, только ведь Вирес далеко не целитель судеб. И отдал бы Жерл волчонка Эдлаю, и забыл бы, да только вот беда… Рид от смерти спасла, да и сам мальчик тварь утихомирил в одно мгновение, тоже, можно сказать, спас. После этого хрен отдашь…

— Хочешь мне о чем-то рассказать? — разорвал наконец-то молчание Эдлай.

— Нет, — поспешно, наверное, слишком поспешно, ответил Жерл. — Скажи, зачем позвал или позволь удалиться. Гости в замке, сам понимаешь, некогда мне с тобой лясы точить.

— А упиваться есть когда? — резко спросил Эдлай.

— Ты укорять меня позвал?

— Дурь из твоей башки выбить! — не на шутку разозлился дозорный. — Ради богов! Обезумел? Удавиться решил?

— Ты зачем позвал? — сквозь зубы процедил Жерл.

— Дай мне слово, что больше этого не повторится! — прошипел Эдлай, хватая Жерла за воротник рубахи.

— Не могу, — честно ответил старшой.

Эдлай воротник отпустил, горько усмехнулся, одними губами, вновь присел на краешек стола и впервые за все время разговора опустил взгляд. Будто слова давались ему с огромным трудом.

— Ты знаешь, рядом со мной не так и много преданных, хороших людей, чтобы терять их так глупо.

— Если я для тебя хороший… — начал было Жерл, но Эдлай его оборвал:

— …дело у меня к тебе, друг. Ты ведь знаешь, что случилось на церемонии? Не дурак ведь, понимаешь, что пытались убить Армана.

— Понимаю, — сразу же стал серьезным Жерл. — Понимаю, что ты его убийцу…

— А что толку от этого убийцы? — махнул рукой Эдлай. — Неприкаянный он был.

Жерл нахмурился. «Неприкаянный» — это тот, чью душу насильно отправили за грань, но тело чье еще живет и подчиняется хозяину. Только узнать, кто хозяин, сложно, скорее — даже невозможно. И стоит создание неприкаянного ой как дорого — даже темные маги не очень охотно ломают запреты богов. А заставлять жить тело без души — один из основных запретов.

— Вирес сказал, что это ты его предупредил о змее, — продолжил Эдлай. — Или тот, кто был рядом с тобой. Но ведь рядом никого не было, не так ли?

Жерл дернулся. Был. Рэми. Значит, не зря глаза его синим полыхали. Своенравный мальчишка! С одной стороны, хочет спрятаться, с другой — такое вытворяет!

— Я не верю, что это ты предупредил Виреса, — продолжал Эдлай. — Новый телохранитель повелителя сильный маг, но еще неопытный, наверное, ошибся. Да… вот беда, ошибся не только он, но и тот, кто убийцу послал. Тебе ведь отомстить пытались. За «спасение» Армана. Оттого паука и подкинули…

— Видят боги, — выдохнул Жерл. — Это был не я.

— Я знаю. Я знаю, что для этого ты слишком слабый маг, хоть воин и неплохой. Знаю, что разглядеть неприкаянного среди людей тебе не по силам. Для этого надо быть высшим, а ты ведь… не высший?

Взгляд Эдлая вновь стал острым и колким, и Жерл, не выдержав, посмотрел в пол, туда, где бегали по половицам отбрасываемые свечами тени. Когда был жив демон, Жерл был высшим. Но Эдлаю об этом говорить не стоит.

— Ты же и сам знаешь, — ответил наконец-то Жерл.

— Знаю и потому хочу вас спрятать, тебя и Армана, до тех пор, пока не найду убийцу.

Жерл дернулся:

— Что?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Эдлай. — Церемония закончилась, Арману больше незачем торчать в этом замке. Выслать одного его я не могу, поехать с ним — тоже. Убийцу надо кому-то найти, да и за родом Армана придется присматривать. Поедет с мальчиком его первый учитель. Ты.

Жерл опешил настолько, что слов для возражения как-то не осталось:

— А мой отряд? — выдохнул он.

— Это ненадолго, думаю, как-нибудь и без тебя перебьются, — криво усмехнулся Эдлай. — Пока я не найду убийцу, а я его найду, не сомневайся. А заодно подыщу Арману нового учителя.

— Ты не можешь мне приказывать! Только повелитель…

— Ты этого хочешь? — Эдлай сунул Жерлу под нос бумагу. — Повелитель очень заинтересован в том, чтобы Арман остался жив, чтобы влиятельный северный род не разодрала борьба за власть. Потому, боюсь, он прислушался к моей просьбе. Держи приказ.

Жерл скользнул взглядом по строчкам, по печати синего воска, пронизанной тончайшими нитями магии, и зло бросил проклятый лист бумаги на стол.

— Ты хочешь жить? — прямо спросил Эдлай. — Или все же решил остаться тут и дождаться, пока тебя прикончат? Боюсь, паук не был последним, за тебя взялись всерьез. Сильно ты кому-то на хвост наступил. Они тут неприкаянного заказали, навлекли на себя гнев богов, чтобы Армана достать, а ты взял и помешал… от подобной наглости любой взвоет.

— Ты шутишь? — выдохнул Жерл. — Какой из меня учитель?

— Отец из тебя был неплохой, — Эдлай подошел к Жерлу, заглянул в глаза, грустно улыбнулся. — Я так и не сказал тогда. Мне очень жаль Лаши, хороший был мальчик.

— И проклятый? — прошипел Жерл, сжав ладони в кулаки. — Если бы повелитель не лишил его силы, боясь пробуждения целителя судеб, он смог бы себя защитить, он был бы жив!

— Полно, — положил ему руку на плечо Эдлай. — Полно, друг мой. Если Айдэ решил забрать Лаши, он заберет, так или иначе, ты же знаешь.

— Так почему ты не можешь пережить ухода Алана, если все так легко? — ответил Жерл. — Почему до сих пор винишь повелителя за смерть лучшего друга?

— Потому что я человек и слаб, — ответил Эдлай. — Я говорил уже, правда? Потому что вокруг меня слишком мало хороших людей, верных друзей, чтобы терять их так легко. И потому я не позволю тебе умереть, Жерл. И Арману, сыну Алана, не позволю. Ты уж прости.

Жерл сглотнул, посмотрев в ставшие стальными глаза друга. Может, все же стоило рассказать о Рэми? Если Эдлай с таким ожесточением защищает Армана, то и второго сына Алана он защитит?

Жерл даже рот раскрыл, но боги опять решили иначе — дверь распахнулась, внутрь влетел Арман и, грохнув книгой о стол, прошипел, глядя на Эдлая чуть ли не с ненавистью. Вот тебе и статуя холодная.

— Ты сказал, что примешь любое мое решение! Любое!

Жерла передернуло. Ледяная ярость, вот что бесилось в глазах мальчишки. Смертельный холод, которого не должно было быть у ребенка. А был.

— Я и приму, — с легкой улыбкой подтвердил Эдлай, складывая на груди руки. — Но я хочу, чтобы ты до конца понял и прочувствовал последствия своего решения. Раньше, чем ничего уже нельзя будет изменить.

— Почему? — прохрипел Арман, обессилено опустив голову. — Ты ведь был на моей стороне, так почему?

— Я всегда был на твоей стороне, Арман. И буду. Пойми. Ты не можешь теперь так легко избавиться от Виреса. Не после того, как он спас тебе жизнь.

— Это ничего не меняет! — вскричал Арман. — Забирай книгу, она не поможет! Ничего не поможет! Я убью этого ублюдка, слышишь? Убью! И ты ничего не изменишь!

— Успокоить тебя как девицу? Пощечиной? — холодно оборвал его Эдлай. — Или ты сам изволишь успокоиться? Прочитал?

Жерл аж диву дался: в полумраке библиотеки мальчишка, в котором только что бушевало ледяное пламя ярости, вдруг выпрямился, на лице его вновь появилась маска равнодушия, а глаза приняли ледяной, страшный оттенок:

— Да, опекун, — поклонился он, будто ничего и не было.

— Тогда рассказывай, — приказал Эдлай.

Жерл почувствовал себя почему-то не очень удобно, будто только что подсмотрел нечто его не касающееся. Потому и спросил:

— Мне уйти?

И очень удивился, услышав холодное Эдлая:

— Останься. Ты должен это услышать. Рассказывай Арман.

Жерл лишь вздохнул. Ну да… теперь он учитель этого мальчишки. Смешно. Боги, нет, даже не смешно, раздражает. Учителем может быть немощный старик, но не охраняющий же предел дозорный? Честное слово, бред какой-то.

Арман выпрямился перед опекуном, высоко поднял подбородок, заглянув в глаза Эдлаю, и начал говорить, певуче, однотонно. И взгляд его в свете свечей горел все тем же ледяным пламенем, от которого по спине пробегал холодок и становилось как-то не по себе. Не для детских глаз этот лед.

Зато Эдлай выдерживал взгляд воспитанника спокойно и так же ровно задавал вопросы:

— Кто такие двенадцать?

— Сыновья великого Радона, — четко, как бы читая из книги, ответил Арман, — верховного бога Кассии. Те, кому не нашлось места ни в нашем мире, ни в мире богов. Те, кто раз за разом вселяется в тела избранных людей, носителей, соединяя их души со своими.

— С кем именно?

— В народе их называют людьми с двумя душами, — так же четко отвечал Арман. — Повелитель и его телохранители, телохранители сыновей повелителя. Очень редко — телохранители повелительницы. Повелитель получает вторую душу так называемого двенадцатого сына Радона во время ритуала коронации. Умирает повелитель, умирают и его телохранители. Умирает сын повелителя, умирают и его телохранители.

— Хорошо, — похвалил Эдлай и продолжил: — Чьи души носят телохранители Деммида?

— Даар, лунный камень, телохранитель стихий, — так же четко ответил Арман, хотя синие глаза его потемнели от гнева. — Ниша, горный хрусталь, ясновидец.

— Телохранители Мираниса, наследного принца Кассии?

— Алмаз, Лерин, телохранитель заклинаний. Кадм, кровавик, телохранитель-воин. Тисмен, малахит, зеленый.

— Зеленый это как?

— Знает языки птиц и зверей, умеет общаться с растениями.

— А Вирес?

Арман на миг запнулся, но все так же четко ответил:

— Зеленый гелиотроп, чистая магия.

— Поясни.

— Судя по книге, — голос Армана хрипел, — Вирес живет магией, дышит ей. Он сам — магия.

— Молодец, можешь идти.

— Погоди! — одернул направившегося к дверям мальчика Жерл.

Умом он понимал, что не может вмешиваться, но душа молила и требовала. Жерл должен проверить… если Арман когда-нибудь найдет Рэми, он обязан знать, с чем столкнется:

— Расскажи о проклятых телохранителях, мальчик.

— Сердолик, целитель судеб, — послушно ответил Арман, остановившись у самых дверей. — Черный агат, телохранитель смерти. Души этих двух взяли власть над телами носителей и, не желая умирать и перерождаться в новом теле, продлевали жизнь своего повелителя в течение двух веков. Воспользовались тем, что телохранитель не может умереть, пока не умрет его повелитель. Это было темное время, одно из самых темных в Кассии. С тех пор носителей душ целителя судеб и телохранителя смерти не привязывают ни к повелителю, ни к его сыновьям и либо убивают, либо лишают дара.

Как лишили дара Лаши. Как, несомненно, убьют Рэми. Если узнают.

Жерл восхитился на миг Арманом. У мальчика отличная память и выдержка отменная. После той вспышки гнева так спокойно отвечать на вопросы о Виресе смог бы далеко не каждый. И наверняка, то, что сказал, он на всю жизнь запомнит. Это хорошо. Значит, если Рэми все же попадет в руки повелителя, так просто Арман не сдастся. Но лучше все же не рисковать. Волчонку пока и в рожанах хорошо.

— Я могу идти? — спросил Арман.

— Можешь идти, — ровно ответил Эдлай, — если у Жерла нет больше к тебе вопросов.

— У меня нет.

Мальчик обернулся, поклонился Эдлаю, Жерлу, и вышел.

— И ты его так просто отпустишь? — удивился старшой. — Без охраны? Знаешь же, что его могут убить!

— У мальчика теперь есть учитель, — пожал плечами Эдлай, взглядом показав на приказ повелителя. — Пусть он и беспокоится. А у меня и без того дел хватает.

Сволочь! И ничего же не сделаешь, со всех сторон обошел, старый друг. Но раз уж ничего не поделаешь, придется о мальчишке позаботиться и молиться всем богам, чтобы Эдлай скорее нашел ему замену. Потому что долго со щенком Жерл не выдержит. Проклятье!

Снаружи мальчишки уже не было. Вспомнив, что Арман собирался на тренировочный двор, Жерл пролетел по зале, нырнул в один из боковых коридоров. Стоявший на часах дозорный сказал, что мальчишка действительно тут проходил да не один. Услышав, что вслед за Арманом в тренировочный двор вышел Вирес, Жерл напрягся. Не к добру это, видят боги, не к добру. И почему высшему магу не спится? И почему именно Жерл должен защищать обоих? Против магической атаки ему, увы, не выстоять, и с такими врагами, как у Армана и у Виреса, ему не справиться. Но он хотя бы попытается.

Тренировочный двор был непривычно пустым. Уже рассвело, и алое солнце вовсю разливало пурпур по снегу, пачкало розовым высокие, окружающие двор стены. Запела стрела, вонзаясь в самый центр мишени, и Жерл довольно кивнул. Арман дружил с луком. Старшой искренне понадеялся, что и с другим оружием мальчик обращается не хуже, но, узнав подходившего к ученику Виреса, понадеялся уже на другое — будет лучше, если до драки не дойдет.

— Я рад, что ты явился на мой зов, — сказал Арман, даже не обернувшись на шаги Виреса.

Вот как, горько улыбнулся Жерл. Потому-то и стремился сюда Арман, что хотел подраться с Виресом. А, значит, ничего хорошего точно не жди. Вновь запела тетива, и вторая стрела расщепила первую, вонзившуюся в центр мишени. Мальчишка хорош! И зол! Уж теперь Жерл не обманывался его внешним спокойствием — просто Арман очень хорошо умеет держать себя в руках, всем бы так.

Арман опустил лук и слегка улыбнулся, когда один из слуг принес длинный сверток, а второй аккуратно развязал на свертке ленту, позволив бархату раскрыться и обнажить два клинка, поблескивающих на темной ткани. Мечи, скривился Жерл. Не тренировочные, боевые. Остановить бы мальчишку…

Вирес заслужил, шептались собравшиеся на стенах дозорные, и глава рода молодец, что решил преподать магу урок. Жерл так не думал, сочувствовал Виресу, потому что сам был не лучше. Но и вмешиваться в отношения между арханом и главой его рода, увы, не мог. Даже если глава рода его ученик.

— Лови! — приказал Арман, забирая у слуги оба меча и бросая один из них Виресу. — Ты же умеешь с ними обращаться, знаю, что умеешь.

Судя по тому, как легко поймал Вирес клинок, как привычно сжал на рукояти тонкие пальцы, обращаться с оружием он и в самом деле умел. Только головы вот так и не поднял, смотрел в снег под сапогами, опустив меч острием вниз. Будто ждал… нападения, будто не хотел сопротивляться.

Проклятие! Правду слухи говорят. Мальчишка поедом себя ест, жить не хочет. Но и умереть сам то ли не может, то ли не решается.

На счастье, Арман тоже дураком не был и это, видимо, понимал:

— Ты будешь сражаться со мной в полную силу, — сказал он. — Это приказ.

Ну да, против приказа главы рода так просто не попрешь. Проклятая магия связи не даст. И потому, когда Арман сделал первый выпад, меч главы рода встретился с мечом Виреса, отражая лучи умытого кровью солнца.

Жерл присвистнул, почуяв нешуточное веселье. Вирес поднял голову, глаза его сузились, тело начало двигаться плавно — заглядишься. Как у молодого, красивого зверя. Впрочем, оба впечатляли, для их возраста — слишком впечатляли. Но сражались как будто на показ, красиво, плавно и завораживающе. Наверняка Вирес раньше дрался, чтобы понравиться матери, а Арман — чтобы девчонки в магической школе крикнули «ах». И теперь они оба не могли избавиться от пагубной привычки, оба скорее танцевали, чем бились. И лишь то и дело скрещивающиеся мечи да едва уловимый блеск метала говорили — драка была всерьез.

А потом Виреса понесло. Арман, почувствовав сильного противника, перестал улыбаться, глаза его зажглись все тем же холодным неистовством. Движения мальчишек стали стремительнее, яростнее. И сталь схлестывалась со сталью все чаще, и развевались плащи, и пылали яростью глаза. Удар. Откат. Вновь удар. И уже не танец — две стихии сходятся вместе. И свистят на смотровой площадке от восторга дозорные, и блестят в лучах солнца мечи, и дрожат, встречая новый удар, и серебристой молнией несутся в атаку. Прыжок. Лезвие, лизнувшее край туники. И новый прыжок, уже не важно чей. И ласковый поцелуй стали, резанувшей кожу. И брызги крови на белоснежном снегу.

— Хватит! — не выдержал Жерл, бросаясь на тренировочный двор.

Если они друг друга ранят, повелитель будет в ярости.

Новый выпад Армана. Серебристое лезвие, прошедшее рядом с лицом Виреса, срезанная прядь волос и удар локтем в шею. Раньше, чем Жерл добежал, он понял — Арман достал мальчишку. Меч мага отлетел в сторону. Кашляя, ослабевая, Вирес упал на колени, потом на спину, когда Арман грубо толкнул его коленом в плечо.

Вирес сдался? Нет. Почти радостно встретил серебристое лезвие, надрезавшее кожу на его шее. Смеясь, провел по клинку пальцами, вниз, к шее, пачкая руки в собственной крови. И посмотрел на Армана умоляюще… Боги. Просит о смерти?

— Арман! Пусти его! — закричал Жерл.

— Да кто ты такой, чтобы мне приказывать? — спокойно ответил щенок Эдлая. — Все мне горазды приказывать. Как вы там говорили? Если хочешь убить, будь готов убить собственноручно. Вот и убью, будете знать!

Вирес улыбнулся почти счастливо и вдруг расслабился, прикрыв глаза.

— Я твой учитель, Арман, — пытался урезонить мальчишку Жерл.

А ведь щенок упрям. И слишком уж благороден. Убить самому? Бред.

— Врешь! — вскричал Арман.

— Зачем мне тебе врать?

Прикусив губу, мальчишка упрямо посмотрел на Виреса, глаза его потемнели, по щеке сбежала слеза.

— Все равно убью! — уже не так уверенно сказал он.

— Если можешь не убивать, никогда не убивай, — ответил Жерл.

— … и позволить это сделать другому?

— Ты глава рода, не палач, мальчик. Отдай меч.

Руки Армана задрожали, меч выпал из его ладони, подняв облачко снежной пыли. Осторожно шагнув к мальчишке, Жерл обнял его за плечи и притянул к себе. Напряжен как струна. И все еще дрожит. И смотрит ошеломленно на поднимающегося со снега Виреса, и кричит:

— Убирайся!

Вирес еще раз затравленно посмотрел на Армана и бросился к господскому дому:

— Убивать легко, мой мальчик, — прошептал Жерл, притягивая к себе ученика. — Сложно потом с этим жить.

— Не надо меня успокаивать! — вскричал Арман, вырываясь. Зло отшвырнув ногой меч, он влетел внутрь и хлопнул дверью так сильно, что с козырька крыльца упала снежная шапка.

Зол. Потому и зол, что сомневается, но сам себе признаться не может. Воистину мальчишка. Надо найти обоих, неизвестно еще, кого искать первым. Ошеломленного, запутавшегося Виреса или злого Армана?

Жерл не знал. Он быстро вошел внутрь и одним движением плеч скинул плащ на руки подбежавшего слуги. Армана уже не было видно. И где искать обоих мальчиков, не понятно. Наверное, стоит начать с комнаты ученика.

Жерл прошел через зеркальный зал, посмотрев на свое отражение, машинально поправил складки верхней туники — в замке было много придворных, а придворные не терпят небрежности в одежде. Повернув к узкой лестнице, он бросился вверх: Виреса он, увы, уже нашел. Все так же ошеломленного, все так же вжимающего в стену и все так же не осмеливавшегося поднять виноватого взгляда. А над ним, в слабо освещенном единственным факелом полумраке навис… проклятие, Тэйл. Говорил же Жерл Влассию, убери идиота из замка. Нет, не послушал. Вот теперь они все и расплатятся:

— Ты! Ты мою дочь, высший! — закричал рожанин, замахиваясь.

Жерл уже знал, что не успеет. И Вирес, хоть и высший маг, стоял неподвижно, даже не думая защищаться.

— Прости, — прошептал он.

Тэйл взревел, огромный кулак его устремился к голове мальчишки. Жерл побежал быстрее, ускоряя тело магией. Не успеет, пришибут мага, видят боги, пришибут. Выбежала из-за колоны серебристая тень, смела Виреса на пол и выставила перед собой руку, защитив обоих, и спасителя, и высшего мага, едва поблескивающей во мраке сферой.

— Ты! — взревел Тэйл. — Моя дочь! Моя девочка!

Он бешено колотил в магический щит руками, разбрасывая вокруг ошметки собственной крови из разбитых кулаков и серебристые, отлетающие от щита искры. Он сам плакал, смотрел с ненавистью на Виреса, подобно сломанной кукле застывшего под Арманом.

— Чудовище! — кричал Тэйл, когда Жерл заехал ему ребром ладони по шее.

Верзила обмяк и мешком свалился на пол. Арман, тяжело дыша, убрал щит, вытерев бегущую по подбородку кровь, с удивлением посмотрел на испачканные пальцы.

— Ты слишком слаб в магии, чтобы такое выдержать, тем более, после недавно пройденного ритуала, — пояснил Жерл, протягивая ему руку.

Арман руку принял. Жерл поставил мальчишку на ноги и приказал подбежавшим дозорным, показывая на Тэйла:

— На конюшню его! Высечь и на рудники!

— Прошу, не надо! — взмолился Вирес, схватив Жерла за локоть. — Это я сам виноват. Он бы не тронул, я сам. Не надо на рудники!

Жерл даже не взглянул на мальчика-мага. Метит Вирес в телохранители или нет, не суть важно. В этом замке распоряжается дозор. Однако и ссориться лишний раз с предполагаемым телохранителем повелителя не стоит, потому Жерл изволил ровно, как можно более ровно, объяснить:

— Тэйл поднял руку на архана, мне очень жаль, мальчик, но в моем замке подобного не будет.

— Не надо! — кричал Вирес. — Вы не можете. Не можете наказывать из-за меня!

— Я не изменю решения, мне очень жаль, — как можно спокойнее ответил Жерл.

И пусть себе мальчишка ярится и дальше, пусть трясется от рыданий, пусть жалеет Тейла, но это ничего не изменит.

— Вы… вы никогда не поймете! — кричал мальчишка, сжав в раздражении кулаки. — Никогда!

А потом развернулся и бросился к коридору. Арман за ним. Жерл, не желая более выпускать обоих из виду, кинулся следом. Летя по коридорам, он на чем свет стоит проклинал и Армана, и Виреса, и Эдлая. С детьми возиться — сплошная морока. С высшими магами — в сотни раз большая морока, а он в последнее время только этим и занимается.

Вновь лестница. Вновь распахнутая дверь и отпрянувшие к стенам дозорные. Поняв, куда забежали мальчишки, Жерл не на шутку испугался. Когда Вирес распахнул дверь и влетел в покои повелителя, старшой успел-таки догнать Армана, перехватить за талию и притянуть брыкающего мальчика к себе:

— Если вбежишь внутрь, да так внезапно, телохранители могут тебя просто убить… и даже не разбираться. Ты хоть сам видишь, куда вламываешься?

Арман успокоился, видимо, поняв, прохрипел:

— Пусти меня! — и Жерл, от греха подальше, убрал от него руки.

— Я не буду его трогать, — сказал появившийся в дверях Даар и ответил кивком на глубокий поклон Жерла. — Пусть смотрит.

Не гневается. Хорошо.

В глубине комнаты Вирес бросился к сидящему в кресле повелителю, опустил ему голову на колени и глупо, по-детски заплакал:

— Дай, дай ему меня убить! Я не знаю, как жить с этим. Я во сне вижу их лица, спать не могу. Я жить не хочу! Я дышать не хочу! Почему, почему я родился? Почему убил этих людей? Этот огонь, он меня сжирает, понимаешь? Жрет, жрет, жрет изнутри. И те крики. Я их тогда не слышал, а теперь слышу их днем и ночью. Смилуйся мой повелитель, ради всех богов, смилуйся! Не могу, не хочу так больше! Этот рожанин… он так на меня смотрел… проклинал взглядом. Убей меня! Дай меня убить! Пожалуйста!

Арман застыл в дверях, как будто не в силах поверить в услышанное. Просторную, убранную в синие тона повелителя, спальню заливал кроваво-красный солнечный свет. Молчаливый хариб повелителя застилал кровать, ярко пылал огонь в камине, отбрасывая таинственные, золотые тени на высокий письменный стол у окна и на лежавшую на столе толстую, открытую где-то на середине книгу. Так хорошо. Так спокойно. И так много в этой спальне почти осязаемой силы, что, казалось, сгущала воздух.

— Тише, мой мальчик, — погладил по волосам Виреса Деммид, внимательно посмотрев на ошеломленного Армана.

— Кланяйся! — выдохнул Жерл, задыхаясь от льющейся от повелителя магии.

Арман, спохватившись, склонился в глубоком поклоне сначала перед повелителем, потом перед Дааром и, даже не спросив позволения, пробежал через коридор, влетел в свои покои, бросился на кровать и зарылся с головой в одеяло.

Жерл вошел вслед за ним, прикрыл за собой дверь и, тихонько вздохнув, присел на край кровати. И все же здесь, в небольшой, скромно убранной спальне ученика дышалось гораздо свободнее, чем в покоях повелителя. Только спальня эта… какая-то безликая. Будто нежилая. Ни единой вещи, которая точно бы принадлежала Арману, лишь все тот же письменный стол у окна, множество книг на нем и стопка бумаги, на которую были небрежно брошены пара писем, да узкая, под коричневым балдахином, расшитым золотыми звездами, кровать. Хотя натоплено на славу. И на этом спасибо.

— Почему ему так больно? — прошептал Арман, продолжая кутаться в жесткое одеяло.

— Я говорил. Убить кого-то легко, особенно, когда ты великий, всемогущий маг. А жить с этим сложно. Если только ты сам не сволочь. А Вирес, увы для него, не сволочь.

— Умереть легче?

— Да. Мои люди говорили, что Вирес не спит ночами, что его мучают кошмары.

— Слабак.

— Так ли? — улыбнулся Жерл.

— Уйди.

— Не могу, я должен за тобой присматривать.

— Я никуда не пойду.

Жерл поверил. И прежде, чем утром они с Арманом покинули замок, узнал, что своенравный ученик подписал помилование Виреса.

— Потому что жить временами сложнее, — прошептал мальчик в ответ на прямой вопрос: «Почему?»

Пока Жерл сидел с мальчишкой в одном из поместий, Эдлай небо и землю перерыв в поисках убийц своего воспитанника. Говорят, что Темный цех, не выдержав облавы дозорного, сам сдал ему заказчика. Говорят, что заказчиком оказался глава семейства Виреса. Гэрри. Говорят, что мужчина кривился на допросах и говорил, что Арман не имел права приговаривать Виреса, что телохранитель повелителя в его семействе это большая честь...

Жерл лишь вздохнул услышав эти слухи. Честь, как же. Гарри, небось, надеялся, что после смерти Армана его сделают главой рода. А как же иначе… Вирес ведь из его семейства, да еще и телохранитель самого повелителя. Только вот не удалось… на счастье.

Поговаривали, что на допросе мужчина шипел как змея, что Арман молод, глуп, и род никогда не потянет. Что властвовать над родом, пока Арман останется главой, все равно будет либо Сеен, либо Эдлай, а этого семейства не потерпят. И что не пойдет повелитель против семейств северного рода, и ничего Эдлай ему не сделает.

Говорят, что Эдлай лишь молча положил перед мужчиной бумагу, и тот побледнел, вмиг заткнувшись. Понял, что еще слово, и одной жертвой его семейство не обойдется. А так… Эдлай удовлетворился только смертью главы, отправив его детей и внуков в изгнание, заодно поумерив гордыню остальных семейств.

Поздней осенью, когда зависли над столицей тяжелые тучи, Жерл вместе с Арманом стоял в собравшей на площади толпе и смотрел, как опускается на колени, кладя голову на плаху, еще недавно полный сил, а теперь исполосованный кнутом мужчина. Дрожа в одной тунике, такой слабый с виду и немощный под пронзительным, холодным ветром, бывший глава семейства посмотрел вдруг в толпу, безошибочно нашел взглядом Армана и улыбнулся.

Мальчик даже не вздрогнул. И даже не отвернулся, когда мелькнул и опустился на плаху топор, и покатилась в корзину голова. Жерл положил ему руку на плечо, испытывая и облегчение, и сожаление одновременно. Теперь Жерл может вернуться к пределу, к своему отряду. Но с другой стороны и тихого да гордого ученика бросать совсем не хотелось.

— Останься с ним еще на одну ночь, — сказал Эдлай, глядя с тревогой в тяжелое, низкое небо.

А вечером кружились за окном первые в этом году снежинки, и лежал в темноте неподвижно, сжавшись на кровати в комок, Арман. Жерл никогда не видел ученика таким. Не зная, что делать, как помочь, он вздрогнул, когда мягко открылась дверь, и зажглась вдруг на лбу гостя руна, выхватив из темноты знакомое, но слегка повзрослевшее с момента их последней встречи лицо.

Жерл поклонился молодому телохранителю повелителя, слегка удивившись неожиданному визиту. Вирес ответил величественным кивком, опустил на плечи капюшон плаща, и присел рядом с Арманом на край кровати. Глядя на своего бывшего главу рода с неожиданным для Жерла сочувствием, он вдруг положил руку на плечо Армана да так и просидел всю ночь не шелохнувшись, и вышел на рассвете, когда Арман забылся тяжелым сном.

— Теперь ты можешь его оставить, — сказал утром Эдлай. — Теперь он все выдержит… до следующего первого снега.

Солнце сегодня светило немилосердно. Жерл посмотрел на сидящего за столом мальчика и кивнул: Арман вновь стал спокойным и холодным, будто и не было предыдущей ночи. И так же, как и каждый день, после обеда мальчик уселся писать письмо, всегда начинающееся одной и той же фразой: «Здравствуй, Лиин. Я расскажу тебе об Эрре …»

Жерлу приходилось читать написанное учеником, чтобы Арман не поведал бы бумаге нечто, о чем говорить было нельзя. И из писем он узнал об обоих братьях больше, чем знал о собственном сыне. Память Армана была потрясающей. Мальчик помнил каждую мелочь, безэмоционально выплескивал свои воспоминания на бумагу и даже, наверное, не понимал до конца, о чем пишет, никогда и нигде не вспоминал о Рэми, кроме как в этих письмах. Никогда не перечитывал написанное и с легким удивлением встречал все вопросы о брате: будто и в самом деле не понимал, почему должен о нем помнить.

Письмо было на этот раз каким-то… тоскливым, наверное, полным боли и необычным. Дочитав, Жерл скрепил бумагу печатью и вложил ее в стоявшую на камине малахитовую шкатулку, аккуратно закрыв крышку и проведя пальцами по выгравированным на стенках рунам. Он чуть замешкался, не успев отдернуть руку, и пальцы его пронзила боль, когда магическая вещица переправила письмо в такую же шкатулку, стоявшую на столе запертого в магической школе мальчика. Лиина. Тени Рэми.

Завтра кто-то другой будет читать письма Армана. Жерлу пора домой. К черноглазому мальчишке, к Рэми.