Лепесток 7

— Прошу прощения, Виталион, за поведение моего подопечного, — сказал Павел Алексеевич, входя в залитую солнечным светом залу. На самом деле поведением этим Павел Алексеевич был очень даже доволен. Пожелай он выставить Арсения не в лучшем свете, ему не удалось бы додуматься до безобразия, которое тот только что учудил. — Глядя на него, я радуюсь, что у меня нет собственных детей.

— Как же вам тогда повезло стать опекуном? — удивился юноша.

Павел Алексеевич ждал этого вопроса, и всё же замешкался, всем своим видом выражая нежелание обсуждать эту щекотливую тему.

— М-м-м, видите ли, Виталион, дело в том, — протянул он, — что у господина Вотнова не оказалось близких родственников, готовых взять на себя ответственность за воспитание мальчика…

— Не оказалось родственников или не оказалось желания? — уточнил Виталион.

— Первое, — ответил Павел Алексеевич, пытаясь быть любезным. Разговор явно сворачивал в опасное русло, и протеже княгини внезапно перестал казаться ему наивным юношей.

— Вот как, — сказал Виталион с насмешливым недоверием. — А как же госпожа Вотнова? Неужели у неё тоже не нашлось родственников?

— Насколько я знаю, нет, — отвечал Павел Алексеевич, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы родственники Вотновой оставались пока в неведении о случившемся.

— Странно, — заметил Виталион, — ни близких, ни дальних родственников? И в завещании опекун не указан был?

— Увы, — вздохнул Павел Алексеевич, чувствуя себя уверенней. — Григорий Вотанов был человеком молодым и легкомысленным, умирать не собирался. Он составил своё завещание, вступая в права наследования, и после рождения сына не удосужился обновить его. В нём не было оговорки про опекуна, так что барону Горде, городскому голове, пришлось выбирать из местных дворян.

— Вот как, — снова произнёс Виталион, поражая умением вложить в два коротеньких слова богатейшую палитру оттенков сомнения и недоверия.

— Увы, барон счёл меня самой достойной кандидатурой, — снова вздохнул Павел Алексеевич, и это «увы» относилось к той сумме, которую ему пришлось выложить за то, чтобы убедить старого пройдоху в своих достоинствах. — Он уговорил меня позаботиться о мальчике. Сколько раз я потом жалел о своём неосторожном согласии.

— Неужели опекунство столь обременительно? — невинно удивился Виталион, но Павла Алексеевича уже не обманывала эта мнимая наивность.

— О, да. Для начала мне пришлось решать вопрос с гувернёром. Прежний, узнав о смерти хозяев, покинул Версаново с первой же оказией. Да и остальные слуги разбежались.

— Отчего же? — ещё больше удивился юноша.

— Видите ли, — замялся Павел Алексеевич, — родители моего подопечного погибли в результате несчастного случая. Но по городу поползли слухи, — он снова замялся, подбирая слова, — будто Вотановы стали жертвами Дикой Охоты.

— И что же? — спросил Виталион заинтересованно, подобравшись, как пёс, унюхавший добычу.

— Говорят, что души тех, кто стал жертвами Охотника, не находят покоя, и их тянет к дому. Надо ли говорить, что встреча с неупокоенной душой не сулит живым ничего хорошего.

— Какая глупость, — фыркнул Виталион.

— Конечно, Дикая Охота — пустое суеверие, — согласился Павел Алексеевич. — Но мне с большим трудом удалось найти слуг, согласившихся поселиться в доме, не говоря уже о гувернёре. Потому-то я и решил продать усадьбу и перевезти мальчика в более безопасное место.

— Мудрое решение, — согласился Виталион, — к тому же позволяющее вам избавиться от обременительных опекунских обязанностей.

Но Павел Алексеевич не собирался так просто сдаваться.

— Право, Виталион, обязанности обременительны, но я не спешу от них избавляться, тем более, что покойный Григорий Александрович был моим другом. Разумеется, по закону при продаже усадьбы опекунство может перейти к покупателю, но, — тут Павел Алексеевич сделал многозначительную паузу, — это ведь необязательно. Почему бы нам не договориться и не отметить в договоре, что усадьба продаётся без обременения опекунством?

Виталион оценивающе посмотрел на собеседника, и у Павла Алексеевича появилось ощущение, будто юноша видит его насквозь. Странное и неприятное ощущение, подобное которому он испытывал лишь единожды, при первой встрече с Мадам.

Павел Алексеевич поспешил заполнить паузу, возникшую в разговоре.

— Как я уже говорил, планировка господского дома совершенно обычная. Помимо прихожей, через которую мы только что прошли, и залы, в которой мы сейчас находимся, здесь есть гостиная и столовая. На втором этаже расположены хозяйская спальня, детская, а также гостевые комнаты.

Виталион кивнул, рассматривая стену залы, покрытую разноцветными пятнами.

— Что это, Павел Алексеевич?

— О, это, — Павел Алексеевич усмехнулся, — плоды трудов местных художников. Григорий Алексеевич уверял своих гостей, что на ней изображены сцены охоты на оленя и кабана, по крайней мере, заказывал он именно их.

— Да, пожалуй, — после минутного раздумья согласился Виталион. — Вот это отдалённо напоминает всадника, а эти пятна похожи на собак.

Павел Алексеевич снова усмехнулся, стараясь ничем не выдать охватившее его беспокойство. Протеже княгини ни слова не сказал об опекунстве.

— Если вы, Виталион, ходите взглянуть на более серьёзную живопись, — сказал Павел Алексеевич, — нам следует наведаться к мадам Каро. Она специально выписывала из столицы художника. У мадмуазель вообще всё лучшее — живопись, вино...

— Девочки, — подсказал, краснея, Виталион.

— Девочки, — подтвердил Павел Алексеевич. — Думаю, они не уступят столичным, хотя мне сравнивать сложно. Другое дело вы. — Он заговорщицки подмигнул Виталиону. — Почему бы нам не навестить мадам сегодня вечерком?

— Боюсь, что и мне будет сложно сравнить, — ещё сильнее покраснел юноша. — В столице у меня не было надобности посещать подобные заведения и покупать то, что получаю даром. К тому же, Её Сиятельство не одобрила бы моё появление в таком месте.

Павел Алексеевич возликовал, обнаружив слабое место поверенного княгини.

— Почему бы вам не воспользоваться случаем, — предложил он, — раз уж вы вырвались из-под её строгой опеки?

Шальная улыбка бабочкой порхнула на лицо Виталиона.

— Действительно, почему бы нет! — Воскликнул юноша.