Глава 11

Неразговорчивый гном, из которого друзьям удалось вытянуть лишь имя — Могрет — провел их по цепочке пещер, в которых жила царская семья. По пути, стоило Слэму засмотреться на какую-нибудь картину или скульптуру, Могрет их поторапливал, чуть ли не шипел. Гном не скрывал, что ему совсем не по душе присутствие людей в личных покоях царя.

В распоряжении царевны Тсеи было несколько комнат-пещер. После слов царя о том, что она слабоумна, Экроланду не показались странными ни яркие, крупные рисунки на стенах, ни множество игрушек, стоявших на полках.

В комнате с кроватью под балдахином преклонных лет гномиха мыла пол, стоя на четвереньках. При появлении людей она вскочила и торопливо высморкалась в фартук. По покрасневшим глазам было видно, что она недавно плакала. Могрет, насупившись, отошел в дальний угол, где встал, скрестив руки на груди и выставив бороду вперед, словно клинок.

— Добрый день, — поздоровался Экроланд и представился. — Его величество рассказал нам о постигшем его несчастье. Мы здесь затем, чтобы помочь в поисках ее высочества.

Гномиха сморгнула с ресниц слезы и присела в реверансе:

— Меня зовут Лайса, сэр Гурд. Я — горничная Тсеи. Это ужасно, просто ужасно! У меня даже слов нет… Все случилось так неожиданно! Бедная девочка, что с ней сталось? На его величестве лица нет, вчера пришлось лекаря вызывать — с сердцем что-то…

— Скажите, пожалуйста, госпожа Лайса, — перебил ее Экроланд, — кто и когда видел ее высочество в последний раз?

— Я и видела! — воскликнула гномиха и, заломив руки, запричитала, — несчастное дитя! Три дня тому назад я, как обычно, уложила ее вечером спать, а позавчера наутро обнаружила пустую постель. Мы с ног сбились, обыскивая туннель за туннелем, только в запечатанные никто сунуться не решился, а так снизу доверху все осмотрели, и даже охрипли, зовя ее. И все напрасно! Даже Чуня исчез.

— Чуня? Это кто? — насторожился Слэм, по-кошачьи мягко обходя спальню и заглядывая во все углы. Могрет недовольно засопел, но промолчал.

— Собака. Недавно его величество подарил Тсее щеночка, так она в нем души не чает. Уж он-то куда запропастился, ума не приложу.

— Два дня — не такой большой срок, — заметил Экроланд. — Я попробую взять след. Госпожа Лайса, Могрет, вы не могли бы на несколько минут оставить нас со Слэмом одних?

Гномиха решительно подхватила упирающегося Могрета под руку и потащила его вон из спальни, тихо приговаривая:

— Ты совсем сдурел! Люди нам помочь пытаются, а ты смотришь на них, как саламандра на воду.

Слэм отошел в сторонку, чтобы не мешать рыцарю, и присел на корточки. Он видел, как тяжело его другу даются заклинания, и тихонько проклинал далекую деревню, выманившую у Экроланда меч. Но мало помалу рыцарю удалось скопить в себе необходимое количество Силы, он поманил Слэма к себе, и, когда тот подошел, схватил его за руку. Рейнджер почувствовал, как Сила тихонько сочится в него сквозь прохладные рыцарские пальцы. Она позволила ему воспользоваться волшебным зрением, даром, доступным лишь немногим.

В воздухе нарисовались разноцветные нити-следы. В их хаотичном переплетении Экроланд сразу нашел нужную, нежно-салатовую нить царевны и показал ее Слэму. Было делом нескольких минут вычленить наиболее поздний след.

— Ну, пошли, что ли, — сказал Слэм, почесав в затылке. Его глаза были распахнуты широко-широко, чтобы вобрать все волшебство вокруг. — Только вот как бы нам половчее избавиться от Могрета, а то он и шагу ступить не даст, от его добреньких взглядов у меня уже ожог на спине, честное слово!

Однако Могрет и сам не горел желанием сопровождать друзей. Когда они торопливо вышли из спальни Тсеи и объявили, что встали на след, он подозрительно поинтересовался:

— И что же, вы сами разберетесь в хитросплетениях наших туннелей?

— Мы просто последуем за Тсеей, — ответил Экроланд. — А когда найдем ее, вернемся обратно по этому же следу. Так что сам видишь, заблудиться мы не сможем.

— Отлично! — просиял Могрет. — Тогда идите! Если же вам все-таки надо будет спуститься вниз, имейте в виду: запечатанные туннели, конечно, вовсе не закрыты, их просто усиленно охраняют. Разных тварей там полным-полно! Ну, удачи вам!

Друзья, переглянувшись, пошли по следу. Легкий вздох облегчения вырвался изо рта гнома, который поспешил уйти прямо в противоположную сторону. Лайса неодобрительно покачала головой и вернулась в спальню царевны — продолжать уборку.

— Как ты думаешь, — спросил Слэм, — этот гном испугался?

— Да. Кажется, запечатанные туннели во всех гномах вызывают безотчетный ужас. Даже Толлирен говорил о них, понизив голос. Ты же слышал: кто бы туда не спустился, назад живым не вернулся.

— Вдвоем нам никто не страшен, — усмехнулся Слэм, — помнишь, как мы чуть было не угодили на ужин к дикарям?

— И ты надел котел на голову вождя, — довольно ответил Экроланд, — потом они избрали тебя вождем и предложили выбрать жену.

— Не будь они все такие страшненькие, очень может быть, я уже был бы женат и правил бы племенем, — подмигнул Слэм.

Они шли все ниже и ниже под землю, руководствуясь указаниями следа.

Пару раз он приводил их к огромным подъемным механизмам, шахты для которых были пробиты в скале. Тогда они дожидались очередного подъемника и в нем спускались на нижние уровни.

Гномы их будто не замечали, шли себе по своим делам с кирками на плечах, только пару раз Экроланда узнавали, и тогда ему низко кланялись.

Все ниже и ниже спускались они, все уже становились туннели, и все тяжелее было дышать. Здесь можно было находиться только благодаря системе вентиляции.

Некоторое время они ощущали дикий, пронизывающий до костей холод, и чем ниже, тем злее он кусал кожу, а потом вдруг стало теплее.

— Только не говори, что мы уже близко к центру Роналора, — сказал спустя час Слэм. — Ни за что не поверю!

— Не скажу, — уверил Экроланд. — Просто здесь, похоже, рядышком кузни гномов, поэтому тут так жарко.

Вскоре они попали в туннели, где рудные жилы были полностью истощены. Разработка переместилась далеко в сторону, а здесь если им и встречался какой гном, то его целью было забрать забытые вещи и поскорее уйти наверх.

— Чем дальше мы топаем, тем больше мне интересно, что здесь забыла царевна. Какой бы слабоумной она ни была, но ведь могла же увидеть, насколько здесь неуютно? — размышлял вслух Слэм.

— Смотри, — указал Экроланд, — рядом со следом царевны еще один, уже поблекший. Чья, интересно, эта тонкая синяя нить? Может, ее похитили?

— Что за мерзкий звук? — вдруг сказал Слэм, прислушиваясь. Как будто где-то скребли доброй сотней ножей по фарфоровым тарелкам, только очень-очень тихо.

Теперь они шли медленно, настороженно оглядываясь. Подозрительный звук затих, но вскоре вновь возобновился, уже громче.

— Дальше начинаются запечатанные туннели, — сказал Экроланд, указывая на стену с нарисованным черепом. Уже давно они не встречали вокруг ни души.

— Но след-то ведет именно туда. И этот звук, от которого мороз по коже, тоже оттуда. Боюсь, как бы мы не опоздали. Времени прошло немало.

В запечатанном туннеле шары с прирученным огнем были сняты со стен, остались лишь белые круги на камне, и Экроланду пришлось запалить взятый с собой факел.

— Я чувствую, она уже близко, — только и успел вымолвить Экроланд, как из-за угла выползло самое отвратительное существо, которое им когда-либо приходилось видеть.

Более всего оно походило на громадную сороконожку размером с лошадь, но все мохнатые ножки оканчивались острыми когтями, которыми оно цеплялось за пол и стены, отчего и происходил неприятный звук, словно ножом скребут по тарелке. От когтей на камне оставались длинные глубокие царапины.

Слэм достал из-за спины топор, Экроланд обнажил меч, но тварь не удосужилась обратить на людей внимание и проползла куда-то в узкий, ребенку не пройти, разлом в стене.

— Ох, и отвратительное же создание, — вздохнул Слэм, не спеша, однако, убирать далеко топор.

Как оказалось, не зря.

— Она близко, — предупредил Экроланд.

За поворотом что-то светилось. Ступая на цыпочках, они приблизились. Слэм осторожно высунул голову за угол и тут же махнул Экроланду рукой, торопя его к себе.

Их глазам открылось удивительное зрелище.

На перекрестке нескольких туннелей в самой середке сидела маленькая гномиха в красном платье. В руках у нее были какие-то косточки, она плакала и раскачивалась на месте, а вокруг нее с шуршанием ползало несколько страхолюдных тварей, одну из которых друзьям довелось увидеть минутами ранее. Их было пять штук, они пытались подобраться к гномихе с разных сторон, но та начинала быстро-быстро махать руками, и твари отступали, злобно щелкая жвалами, с которых капала зеленая слюна. Из оранжевых фасетчатых глаз брызгал свет, они плотоядно поглядывали на лакомый, но почему-то недостижимый кусочек. Но, тем не менее, им удавалось подбираться все ближе и ближе.

— Быстро, — прошептал Экроланд одними губами, — я беру на себя трех левых, ты двух других. Потом я хватаю девчонку, и мы убегаем, даже если не всех убьем, понятно?

— Да, — коротко ответил Слэм и двинулся вперед. Экроланд, воткнув факел в железное кольцо в стене, пошел следом.

Они разом накинулись на монстров.

С ходу Экроланд отрубил голову одной, но вторая уже пыталась вонзить в его стальную броню свои когти, с такой легкостью бороздившие камень, и ему пришлось немало потрудиться, чтобы избегнуть ранений.

У Слэма дела пошли куда как успешнее, он зарубил без особых трудностей обеих сколопендр и пришел на подмогу Экроланду.

Тсея даже плакать перестала и уставилась маленькими глазками на поединок. Ее рот открылся в удивлении, и она выронила косточки.

Одна из многоножек отползла, ее голова с желтыми глазами приподнялась, и она зашипела, раскачиваясь.

Экроланд и Слэм совместно загнали предпоследнюю тварь в угол и там ее добили. Слэм отер со лба пот и повернул голову в сторону одного из туннелей:

— Кажется, нам надо поторопиться. Или я ошибаюсь, или эта дрянь зовет на подмогу!

Экроланд подхватил Тсею на руки, и они быстрым шагом двинулись прочь. Слэм забрал факел. Воздух вокруг вибрировал от шорохов и неприятных звуков.

Они уже были недалеко от изображения черепа на стене, как из неприметной щели стала выползать сколопендра.

— Скорее, вперед! — крикнул Слэм и стал рубить ее топором, — идите наружу, Эри, я вас догоню!

Рыцарь не стал спорить, он прекрасно понимал, что безопасность царевны дороже пары лишних трупов врагов. А в том, что Слэм и так справится, он не сомневался.

Позади сверкнула яркая вспышка, и Экроланд на бегу довольно улыбнулся. Жрицы Майринды умеют не только отдавать приказы, они еще и помогают своим верным воинам-рейнджерам. Наверняка у Слэма было припасено какое-то особое оружие на такой случай.

Спустя минут пять запыхавшийся Слэм его догнал. По его губам блуждал плотоядный оскал, и он довольно потряхивал волосами.

Сейчас Слэм как никогда раньше напоминал рыцарю огромное животное.

Они миновали запечатанный туннель и двинулись в обратную дорогу.

Тсея забрыкалась, требуя, чтобы ее поставили на землю.

— Мы друзья, — мягко сказал рыцарь, — не бойся, мы не причиним тебе вреда. Мы пришли спасти тебя.

— Чунька, — сказала она, скорбно поджав губы, — он умер…

— Кто? — переспросил Экроланд, вспоминая слабый синий след.

— Он убежал от меня и заблудился в этих местах. Я нашла его, а его съели. Он был хорошим.

Она подумала и добавила:

— Хорошим и пушистым. Мы любили друг друга.

Друзья догадались, что царевна говорит о своей собаке.

— Но как ты нашла ее, твое высочество?

— Чуня всегда был у меня здесь, — сказала Тсея, ткнув кулачком в голову. — Я всегда знала, где он есть, я просто поселила частичку его у себя в сердце.

Экроланд удивленно поднял брови, но промолчал. Вероятно, у царевны имелись некоторые магические способности, раз она установила узы со своим псом и столько времени противостояла монстрам.

— Мы отведем тебя к Толлирену, хорошо?

— Спасибо, — серьезно ответила она. — Я попрошу отца отблагодарить вас.

Счастье царя было безмерным, когда он узнал о спасении дочери. Отблагодарить героев он решил по-особому.

Толлирен пригласил людей в личные покои, приказал принести эля и закусок и попросил Тсею рассказать историю о мече Талиндаре.

Поначалу Слэм обескуражено пофыркивал и недоуменно посматривал на Экроланда, сидевшего с непроницаемым выражением лица, но под конец подпер голову рукой, а в глазах у него появилось странное печальное выражение.

Рассказ Тсеи

Давным-давно, в одной деревеньке у самого океана, жила девушка. Звали ее Талина. Ее родители умерли, и она работала у своих дальних родственников: чинила сети, стряпала, ходила за скотиной. Она была очень красива, и многие в деревне пытались завоевать ее сердце, но она любила молодого пастуха Дариана. Дариан разительно отличался от остальных жителей — храбрый и благородный, он походил на рыцаря, а не на крестьянина. Он тоже любил Талину, и они должны были пожениться через год, когда зацветут подснежники и юной девушке исполнится четырнадцать лет.

Но не суждено было их чаяниям исполниться. Беда пришла с Запада, где Император собрал несметные армии и двинулся на Светлое Королевство. Началась война. Дариана и многих молодых людей пришли забрать в ополчение.

Опечалилась Талина, но она была не из тех девушек, кто попусту льет слезы. Ей удалось скопить за время работы немного денег, и она решила сделать любимому подарок в дорогу.

Принесла она деньги кузнецу и попросила выковать меч, которому бы не было равных. Кузнец же был злым и непорядочным человеком, но умело скрывался под лицемерной маской добродетели. А еще он питал тайную страсть к красавице Талине.

Принял он деньги из рук девушки, выковал меч. Тот получился на славу: из хорошей стали, изукрашенный по клинку узорами, а в рукоять кузнец вставил красивые камни, и среди них кровавик — аслатин необычного багрового оттенка.

Отдал он Талинке меч. Известно всем кузнецам, что не дарят оружие, а тем паче близким людям, хоть символичную, но надо взять плату, иначе будет беда. Знал это кузнец, и смолчал.

Понравился Дариану меч, обозвал он его в шутку «Талиндар», сказав: «Называют по-всякому господа мечи свои, будет и у меня меч с именем любимой».

Ушел он на войну.

Три года ждала его Талинка, и не увядала ее красота. Все глаза выплакала она, а голова ее всегда была повернута на запад, откуда должен был воротиться Дариан. Но он не возвращался.

А кузнец неизменно был рядом, и опутывал ее паутиной сладких речей да любовных признаний, медовой патокой умасливаний да посулов. И через день говорил, что Дариан умер на поле брани, не вернется он живым с войны.

Три долгих года Талинка не верила кузнецу. Не принимало ее сердце слов кузнеца, но на четвертый год смирилась она с горькой правдой. Приняла и предложение о замужестве. Об одном просила она — чтобы свадьбу на зиму назначили. Не хотела она воспоминаний о подснежниках.

Пришла зима. Кузнец устроил пир по случаю венчания и пригласил священника Талуса из соседней деревни.

Не один приехал священник, с замужней парой, которую встретил по пути. То был Дариан, возмужавший в дальних краях и разбогатевший. С ним была жена-чужестранка.

Не был счастлив Дариан. Все эти годы ела его непонятная тоска. Не доставляла ему счастья слава от ратных подвигов, не смеялся он на пирах. Но и Талинку не вспоминал. Жена его была знатного рода, богатая да красивая, но Дариан не любил ее, сам не понял, как она его окрутила. Должно быть, в дело было замешано колдовство, а, может, и нет. Забыл Дариан Талинку, а все же тянуло его что-то в родные края. И решил он привезти сюда жену свою, показать ей отчий дом.

А как приехал в родные места, так вспомнил он все. Увидел речку, где плавал с Талинкой, увидел лес, в котором они землянику и грибы собирали, увидел поле, на котором плел венки из ромашек для любимой, — и словно спала пелена с его глаз, зашипели на них горючие слезы. По-новому взглянул он на меч, невинно сидящий в ножнах, вспомнил имя его. Но рядом сидела нелюбимая жена, и ничего не сказал Дариан, только вздохнул судорожно.

Пышной была свадьба Талинки и кузнеца. Девушка узнала Дариана в приезжем, но даже поприветствовать не подошла, увидав рядом с ним разодетую в меха женщину, красивую чуждой красотой.

Два сердца сгорали пламенем утраты, когда непослушные губы Талинки тихо произносили слова нерушимой клятвы кузнецу.

Допьяна напился Дариан на пиру, травил от отчаяния байки о дальних походах своих. Заслушались его люди. Не смотрел он в сторону Талинки.

Пришла пора уединиться молодым. Повел кузнец Талинку в новый дом, перенес ее через порог на сильных руках и ногой захлопнул дверь за собой.

В Дариане словно зверь проснулся. Зажегся взор его лютой злобой. Обнажил он Талиндар, оттолкнул от себя жену-чужеземку и ворвался в дом к новобрачным.

А увидав, как кузнец Талинку целует да к себе прижимает, и вовсе словно с ума сошел. Занес меч и опустил!

«Моя ты, Талинка, моя суженая!» — закричал он, и стекала с Талиндара кровь кузнеца.

«Нет, Дариан, не твоя. Вдова я теперь, и буду мужа своего оплакивать, — ответила Талинка, набрасывая на золотые волосы черный платок. — А ты, мужний человек, ступай от меня прочь».

Пуще прежнего рассвирепел Дариан, и зарубил Талинку.

Повесили его за это.

А Талиндар с тех пор сменил десятки владельцев, но мало кому принес радость и удачу.

Так Тсея закончила свой рассказ и потупила глаза, расправляя платье. Некоторое время никто не решался заговорить, все были очарованы простой историей, которая, тем не менее, затронула в душе каждого какие-то струны. Впечатление усиливалось благодаря голосу царевны, негромкому, мягкому, во время рассказа ставшему завораживающе бархатным.

Царь удовлетворенно кивнул. Счастливое спасение единственной дочери заставило разгладиться скорбные складки возле рта, и даже тени под глазами куда-то исчезли, сменившись лукавыми морщинками.

Толлирен поднялся на ноги и опустил ладонь на плечо Экроланда:

— Я вижу, тебе пришлись по душе слова Тсеи. Так вот, от первого и до последнего слова это все — чистая правда.

— Твоя история слишком грустна для меня, царевна, — сказал, коротко вздохнув, Слэм. — Недаром больше всего на свете мне по душе веселые сказания. Но позволь поблагодарить тебя. Редко кто обладает даром вытащить из груди сердце и играючи перебросить его между ладонями, а потом вернуть назад, потрясенное от переживаний.

Экроланд склонил голову, соглашаясь с другом. Но он понял, что Толлирен неспроста велел Тсее рассказать историю, очень далекую от гномов.

И впрямь, царь взял со стола большой сверток, доселе никем не замеченный, и протянул его рыцарю:

— Прошу тебя, прими этот меч в знак моей благодарности. Ты знаешь, что мои кланы поклялись никогда не продавать и не дарить людям нашего оружия, но этот меч не гномьей работы. Это и есть Талиндар, выкованный кузнецом с душой змеи.

Экроланд нерешительно протянул руку и замешкался, смотря царю прямо в глаза. Толлирен отгадал причину его колебаний и, склонив голову набок, проговорил:

— Не бойся. Этот меч попал к нам законным путем, и лучшие кузнецы избавили его от проклятия. Я вижу, что у тебя больше нет твоего меча, и потому повторяю — прими Талиндар. Он сделан нечистыми руками, но никаких проклятий на нем нет.

Сверток оказался неожиданно тяжел. Экроланд опустил его на стол и, распутав узлы бечевки, развернул шелковую ткань.

Меч, оказавшийся внутри, выглядел именно таким, как в рассказе Тсеи — вычурным, но одновременно изящным. По ровному клинку бежали старинные руны, а в рукояти темнел небольшой красный аслатин. Остальные камни давным-давно выпали, но без них рукоять казалась еще интереснее. Экроланд сделал мечом несколько пробных махов, и словно молния сверкнула в покоях. На его лице расплылась улыбка:

— Славный меч, Твое величество. Я с благодарностью принимаю этот изумительный дар, Толлирен.

Царь с улыбкой наклонил голову и прижал к себе Тсею.

— Я знаю еще много историй, папа, — пролепетала она.

— В другой раз, малышка.

Внезапно царь насторожился.

— Вы слышите?

Слэм завертел головой, прислушиваясь, но ничего необычного не услышал.

— Что? Что такое?

— Божественная музыка! Она перестала звучать!

Действительно, гул исчез. Толлирен в крайней тревоге обратился к друзьям:

— Что-то случилось! Скорее за мной, в тронный зал!

Горничная царевны, Лайса, поспешила увести Тсею в ее покои, по дороге то и дело оглядываясь назад. В ее глазах виднелась паника.

Возглавляемые царем, люди поспешили по бесконечным туннелям покоев. Для небольшого роста и коротких ног Толлирен бежал очень быстро, на ходу отдавая приказы стражникам и успокаивая придворных, сгрудившихся на каждом перекрестке. К счастью, спустя минут пять музыка возобновилась, царь немного расслабился и слегка замедлил шаг.

Слэм, не слишком обеспокоенный тем, играет музыка или нет, поделился на ходу с Экроландом своими мыслями:

— Слушай, а ведь давненько, должно быть, все это было! Возможно, даже не здесь, на Кольдии?

— Я тоже так думаю, — кивнул рыцарь. — К тому же, я слышал, что в Эсмалуте есть обширная равнина, которая называется Тал-Дариан. Возможно, именно в честь этих двух несчастных возлюбленных?

Навстречу им появился запыхавшийся гном в доспехах:

— Ваше Величество, храм подвергся осквернению! Чуть было не была украдена секира Мондара!

Царь потрясенно замер, выпучив глаза и раскрыв рот.

— Что?!

— Это был человек, Ваше Величество!

Эти слова заставили остолбенеть Экроланда и Слэма.

— Единственные люди, находящиеся в данный момент здесь, это Сегрик и твой оруженосец, Эри! — жестко сказал царь и повернулся к стражнику. — Кто из них? Мальчишка или рыцарь? Да, и где он?

— Это молодой человечек, — отрапортовал тот. — Он схвачен и брошен в тюрьму.

— Уверен, что произошло недоразумение, — попытался вмешаться Экроланд. — Аткас не стал бы даже пытаться совершить столь безумный поступок…

Холод царского взгляда оказался похлеще любого лютого мороза:

— А вот это уже мне решать. Доставьте пленника в тронный зал. Я хочу знать, что именно произошло в Храме.

***

Толлирен, насупившись, сидел на троне и хмуро взирал на происходящее вокруг. Временами его лицо разглаживалось — он напоминал себе, что его любимая дочурка, его кровиночка спасена и никакая опасность в мире не способна более причинить ей вред, но потом царь переводил взгляд на подсудимого и легонько вздыхал. Человечий юноша принес в подгорный город смятение и страх, его следовало сурово наказать, но при этом не обидеть давнего друга, Экроланда. Задача оказалась не из простых, поэтому Толлирен пообещал себе судить как можно более беспристрастно.

В зале собралось множество гномов, а люди возвышались среди них, как высоченные ели над лесным кустарником. Возле дверей скопились любопытные слуги и стражники, в середине же стояли только родовитые гномы.

Несмотря на обилие народа и тихий гул от десятков перешептываний, звонкий голос Галдрина долетал до самых дальних углов тронного зала. Гном испытывал сильнейшее волнение и то и дело запинался под пристальными взглядами окружающих, но очень толково рассказывал, что стряслось с ним и Аткасом до злополучной попытки украсть секиру.

Виновник переполоха, Аткас, сидел на стуле неподалеку от трона и был бледным, как мел. Его руки плотно охватывали дорогущие аслатиновые наручники, которые оказались немилосердно тяжелыми. Пальцы затекли и почти ничего не чувствовали, только изредка по ним пробегали мурашки. Юноша повесил голову и мучительно раздумывал, каким образом выбраться из этой передряги если не свободным, то хотя бы живым. Вокруг себя он видел множество враждебных лиц, их вид не сулил ему ровным счетом ничего хорошего. Будь у него возможность заключать пари, он не поставил бы на себя и медной монетки.

Еще Аткаса очень смущал стоявший неподалеку Сегрик. Рыцарь старался обособиться от толпы гномов и брезгливо морщил нос, когда чувствовал пряные ароматы гномьей парфюмерии. В сторону Аткаса он не смотрел, но юноша необыкновенно четко чувствовал его недружелюбное присутствие. Будь судьей не Толлирен, а Сегрик, исход был бы ясен.

Единственные, кто оставался спокойным, были Слэм и царевна, неизвестно как миновавшая навязчивую опеку своей горничной, Лайсы, и пробравшаяся на этот импровизированный суд. Экроланд сочувственно внимал Галдрину и ни разу не обернулся на своего оруженосца.

— …Он выглядел таким растерянным в толчее у лавок, таким потерявшимся среди нас, что мне стало его жаль! Я подумал, что мы многое можем рассказать друг другу, ведь мне столь редко доводилось бывать в верхнем мире, а ему — спускаться в наш мир… Поэтому я пригласил его с собой в таверну…

Когда Галдрин рассказал, что Аткас, не моргнув глазом, раскрыл причину приезда людей, Сегрик чуть не рванулся на юношу с кулаками. Аткас уже сжался на своем стуле в ожидании града ударов, но Экроланд твердо придержал Сегрика за локоть.

— …Еще он сказал, что поехал с сэром Эри из-за денег, что никогда не хотел стать рыцарем, и что он обманывал его. Он сказал, что он… м-м-м… трус, и никогда не изменится.

— Трус! — повторил хор изумленных голосов. Среди гномов считалось, что хуже признания в трусости может быть лишь признание в убийстве собственной матери.

Аткас заалел как маков свет и боялся кинуть лишний взгляд на рыцаря. Тот, впрочем, сочувственно продолжал кивать при каждом слове гнома, не выказывая признаков раздражения или неудовольствия.

— …Я стал оглядываться, но его нигде не было. И тут я увидел, как открывается проход к секире! Вы можете себе представить, Ваше величество, как сильно я удивился! Эта дверь была закрыта наглухо сотни лет! К счастью, почти сразу появились стражники, обладавшие волшебным зрением, и потому легко скрутили мерзавца. Я так и не понял, почему человек так поступил. Я не знаю, как он стал невидимым!

— Это был уход в тени, Ваше величество, только необычайно глубокий, — объяснил стражник, который сообщил царю о случившемся. — Но если вы желаете знать мое мнение, то я вам вот что скажу: этот человек — самый обычный вор, да и приспешник Темного, к тому же. Казнить его, и все дела!

— Я полагаю, — сказал царь, поднимая руку — Экроланд хотел что-то сказать, — я полагаю, что в городе хватает более доступных ценностей, чем наша реликвия. Почему ты захотел именно ее, Аткас?

— Отвечай! — прошипел стражник, стоявший позади стула, и пребольно ущипнул железными пальцами Аткаса за бок.

Юноша едва удержался от вскрика и поторопился ответить, хотя язык ему не подчинялся:

— Она была такой… Такой красивой… Я таких и не видел никогда! И она звала меня, просто-таки кричала, чтобы я подошел и схватил ее, понимаете? Устоять было невозможно… Мне очень жаль, что так вышло. Я больше никогда так не буду, честное слово!

— Ваше Величество! — перебил Сегрик. — Клянусь, нам плевать на мальчишку. Делайте с ним что хотите, но дайте, пожалуйста, ответ на просьбу Наместника…

— Мне дела нет ни до Наместника, ни до его вшивого городишки, — рявкнул царь. Встав, Толлирен обвел всех суровым взглядом, словно решая, кого казнить, чтоб другим неповадно было.

Аткас машинально отметил, что он говорит о Вусэнте точь-в-точь как простые гномы из таверны.

— Я сам решу, что мне делать, без ваших указок, сэр Теллер! Или вы полагаете, что ваши бумажки заставят меня плясать под дудку Наместника? Ну уж нет. При все моем уважении к Эри, я не дам вам ни единого гнома латать вусэнтовские стены! Я понятно изъясняюсь, сэр Теллер? Вы, люди, слишком досаждаете мне! Не успел один из вас войти в мой город, как сразу чуть было не украл одну из наших главных реликвий! Скажите спасибо Эри, что я не казнил вас всех…

Сегрик отошел на два шага назад и склонил голову, однако Аткас расслышал, как заскрипели зубы.

— Ваше Величество! — с мольбой обратился к царю Экроланд, и когда тот милостиво кивнул, продолжал, — Аткас не мог уйти в тень, да к тому же в храме Мондара! Его Силы не хватит на это, уж поверьте мне! Я прошу, чтобы вы посмотрели на него волшебным зрением. Он не может и яблока стащить с рынка!

— Я посмотрел на него, Эри, — тяжело ответил царь. — Думаю, он искусно перед тобой притворялся. Мне очень жаль, но его казнят.

Рыцарь посмотрел на Аткаса, и его дыхание прервалось. От юноши исходила аура такой Силы, что было странно, как он до сих пор не предпринял попытки сбежать. Экроланд был готов дать голову на отсечение, что с такой Силой ему бы это удалось, ведь в арсенале у воров так много всяких заклинаний!

Тер, спутник Тенефора, стремительно взмыл вверх и восхищенно облетел вокруг Аткаса. Экроланд поймал укоризненный взгляд царя и вовремя вспомнил, что гномы ненавидят драконов и считают их исконными врагами. Он мысленно призвал ящерку к себе на плечо. Она нехотя подчинилась.

— Я съел аслатиновой крошки, — едва слышно сказал Аткас, но чудом царь его услышал.

— Повтори-ка, что ты сказал?!

— Я съел аслатиновой крошки, — более уверенно и громко повторил Аткас. — Когда Галдрин зашел к себе домой за плащами, я остался на улице. Ко мне подошел гном и продал… э-э-э… шарик этой самой крошки.

В разговор вступил советник царя, гном в расшитой золотыми нитями куртке. Он вначале поклонился царю, и только затем обратился к Аткасу:

— Возможно, ты сумеешь припомнить внешность этого гнома, мальчик?

«Ну конечно, этому трехсотлетнему гному я и впрямь кажусь сопляком», — раздосадовано подумал Аткас, но сейчас было не время обижаться, поэтому он сосредоточился и стал вспоминать.

— Полоска на брови… Кажется, порез или даже шрам, но не очень давний — сказал он наконец, когда молчание слишком затянулось.

— Лицо! — громко воскликнул Сегрик. На него все обернулись, но он с жаром продолжил, — не вы ли мне сказали, что Прикс был ранен в лицо?

— Да, на Приксе и впрямь должна быть отметина или шрам, возможно, даже на брови, — рассудительно заметил советник. — Но знаете ли вы, у скольких гномов есть подобные?

— Мы точно знаем, что еще час назад гном, похожий на Прикса, торговал аслатиновой крошкой прямо здесь, в подгорном городе, — подвел итог царь. — Пусть запрут все входы и выходы. Послать стражников прочесывать таверны на улице, где живет Галдрин, — возможно, Прикс веселится в одной из них. Найдите и приведите его сюда!

Тут же зал опустел. По крайней мере четверть гномов разбежались выполнять царский приказ, остальные сгрудились вокруг Аткаса и любопытствовали, не болит ли у него живот и может ли он показать что-нибудь эдакое, волшебное. Юноша, слишком испуганный, чтобы отвечать, только мотал головой.

Царь расслабленно откинулся на спинку трона и сложил ладони на белом ремне:

— Прикс… Это полностью меняет дело. Эй, вы, там, отойдите от него! Суд, как-никак, продолжается. Значит, Аткас, ты не вор и не последователь Секлара, а только обладаешь начатками умений?

— Не знаю, — соврал Аткас, стараясь не смотреть на Экроланда. Он знал, что рыцарь его не выдаст, ну а Сегрик, к счастью, не знал об эпизоде на рыночной площади Стипота. — Я ни разу ничего такого за собой не замечал…

Толлирен важно кивнул и продолжил:

— В подгорном городе запрещена аслатиновая крошка. Думаю, все же не твоя вина, что ты ее съел. Хотя, погоди-ка. Ты знал, что случится, если ты ее съешь?

— Нет, — вновь соврал Аткас. Только бы Слэм промолчал! Следопыт его не подвел, как стоял, так и стоит, только улыбка играет на губах.

Следующий вопрос царь задать не успел: в тронный зал вошли стражники, за собой волочившие гнома в темном плаще.

Аткас вскочил, не обращая внимания на угрожающий рык гнома позади стула:

— Это он! Точно он!

Ответом ему был взгляд, полный ненависти, со стороны пленного гнома. Выглядел он не слишком хорошо. Плащ в нескольких местах оказался порван, а из носа на пышные усы текла кровь.

— Это и есть Прикс, Ваше величество, — угодливо доложил стражник, самодовольно поправляя воротник кожаной куртки. — Необыкновенная удача сопутствовала нам в поимке этого негодяя. Думаю, не побеги он прочь при нашем появлении на улице, мы и внимания бы на него не обратили. Вот что мы нашли при нем.

Стражник подошел ближе и расшнуровал завязки небольшого мешочка. Советник царя подставил ладонь, и на нее сверкающим дождем посыпались мелкие камушки.

— Аслатин, — благоговейно зашептались в толпе.

— И еще вот это! — добавил стражник, присовокупляя к горсти камней с десяток черных шариков, похожих на бусинки.

Стоявшие рядом гномы невольно сделали шаг назад, а советник чуть не отдернул руку, на его лице появилось выражение ужаса, словно ему в руки всунули ядовитую змею.

— Аслатиновая крошка, Ваше величество! — несчастным голосом проговорил он, тыкая пальцем себе в ладонь. — Никаких сомнений нет.

Толлирен доверился мнению советника и кивнул стражникам.

Лицо Прикса, искаженное ужасом, отразилось ему навстречу в начищенном до зеркального блеска полу, когда его грубо швырнули к ногам царя. Шрам над бровью потемнел от прилившей крови. Гном заскулил и попытался отползти назад, но ближайший стражник грубо пнул его ногой, так что он еще дальше проехал по скользкому полу вперед, чуть не уткнувшись головой в изящные белые ботинки Толлирена.

— Предатель! — загремел царский голос, многократно отраженный стенами. — Безумец, посмевший красть у нас аслатин и продавать его кому? Людям! Отродьям тени! Не жди пощады, мерзкий отщепенец… Ты будешь казнен сегодня же, сейчас же!

Среди столпившихся придворных поднялся переполох, когда, грубо отпихивая окружающих локтями, вперед пробился Сегрик с искаженным лицом. Он пытался держать себя в руках, однако его голос дрожал от ярости:

— Ваше величество! В данный момент я говорю от имени Наместника Вусэнта. Он поручил мне привезти Прикса в город, дабы свершить над ним правосудие. Уверен, решение Наместника будет таким же, как и ваше. Позвольте мне увезти этого гнома с собой, и он будет казнен!

Толлирен нехотя отвернул лицо от Прикса и сквозь зубы бросил:

— Мы сами творим правосудие над преступниками… Едва ли нам нужна для этого помощь Наместника. Сэр Теллер, мы казним Прикса здесь и сейчас.

— Нет! Невозможно! — попытался было возразить Сегрик, но дюжие стражники поспешили оттащить его вглубь толпы, так что негодующие возгласы рыцаря потонули в общем шуме.

— Мастер топора, прошу вас, — негромко молвил царь.

Возле дверей толпа загомонила, стала расходиться в две стороны, очищая проход неторопливо идущему гному, вооруженному простой, безо всяких узоров и украшений, секирой. Лицо гнома скрывала тень черного капюшона, и лишь белоснежные потоки бороды струились вниз по скромному черному камзолу с единственной серебряной нитью по обшлагу рукавов.

Раздался придушенный визг. Катаясь по полу, верещал от ужаса Прикс, но никто и бровью не повел. Аткас с дрожью подумал, что сам мог быть на его месте. Горячая волна благодарности затопила его изнутри, благодарности к Экроланду и Слэму, — за то, что они не выдали его царю.

Позади мастера топора семенили двое совсем юных гномов, у которых вместо солидных бород торчали во все стороны смешные кустики. Один с важностью тащил круглую деревянную колоду, второй сосредоточено нес небольшой мешок, стараясь не глядеть по сторонам.

Толлирен подал знак. Придворные и прочие гномы быстро расступились, увлекая за собой людей. На очистившийся круг вступил мастер топора со своими помощниками. Деревянную колоду установили посредине, а юный гном расстелил вокруг тряпки.

Вопль, громче всех предыдущих, захлебнулся у Прикса в груди, когда стражники поволокли его к колоде. Мастер топора равнодушно стоял поодаль, терпеливо ожидая, когда преступника расположат удобным для него образом.

Аткас сглотнул и почувствовал, как волоски на руках становятся дыбом. Он и желал бы отвернуться, но какое-то мерзкое любопытство заставляло его пошире распахнуть глаза, чтобы не пропустить ни единой детали казни.

Меньше чем через минуту все было кончено. В самый последний момент Аткас все-таки зажмурился, но громкий чмокающий звук, раздавшийся, когда голова отделилась от тела, еще долго стоял у него в ушах. Помощники мастера топора деловито убрались, вымыли пол, а стражники унесли тело прочь.

Казалось, в зале ничего такого и не произошло, разве только пол, где стояла колода, блестел чуть больше обычного, да лица присутствующих слегка побледнели.

— Вам придется ответить за это! — кричал откуда-то сзади Сегрик, совсем потерявший голову; по счастью, царь его не слышал или же делал вид, что не слышит. Стражники вытолкали разбушевавшегося рыцаря из зала и плотно закрыли за ним дверь.

— Аткас… Что же мне с тобой делать? — спросил себе под нос царь. Он поколебался, но затем принял решение, — я освобождаю Аткаса, но предупреждаю, что отныне ему запрещен вход в подземное царство.

Царевна подбежала к отцу и вжалась головой ему в грудь. Толлирен рассеянно пропускал между пальцев прядки волос любимой дочурки и казался расслабленным и спокойным. Задумчиво глядя на Экроланда, он медленно сказал:

— Я еще раз благодарю вас за спасение моей Тсеи. А Наместнику передай, что в Твердикане горы слишком высоки, чтобы он смел мне угрожать. Пусть ищет других строителей, хотя, между нами говоря, те хлипкие стены и за год не поправить.

Экроланд приложил руку к доспеху у сердца и низко-низко склонился:

— Спасибо, Толлирен, за твою доброту, которую ты проявил к Аткасу.

Царь усмехнулся:

— Может, Эри, он и хороший оруженосец, но я бы на твоем месте не слишком на него полагался. Кажется, он и вправду трус, да к тому же у него ветер в голове.

— Я знаю, — просто сказал рыцарь, — прощай. Надеюсь, мы еще свидимся.

Когда они выходили из зала, царь негромко сказал им вслед:

— Да, еще, Эри. Спасибо за Трогина…

***

Сегрика в тот день они так и не видели. Он предпочел забрать коня и уехать в Вусэнт, даже не попрощавшись. Видимо, боялся в ярости натворить глупостей.

После блужданий по подземным лабиринтам Аткасу казалось, что его словно выпустили из тюрьмы, настолько здорово было вновь увидеть небо, солнце и облака, клубившиеся белым туманом где-то под ногами.

— Ну, брат, — ухмыльнулся Слэм, идя рядом, — сегодня ты врал чаще, чем дышал!

— Простите, мастер Слэм, но я совсем не хотел умирать, — огрызнулся Аткас, — мне совершенно не хотелось ничего красть, просто гномы напичкали меня этим своим порошком, и я…

— Ага, — расхохотался Слэм. — Насильно небось кормили?

Надувшись, Аткас замолчал. Он испытывал сильное облегчение оттого, что их больше ничего не держит в подгорном городе. Он совершенно не жалел, что отныне ему закрыт доступ под землю. Откровенно говоря, он радовался этому.

Его хозяин тоже проявил себя самым достойным образом. Ни слова упрека Аткас от него не услышал, хотя был достоин изрядного количества пинков и оплеух. Экроланд, словно жалея его, сам вызвался забрать коней из платной конюшни и сейчас шел к ним, ведя всех троих за собой.

— Ума не приложу, как сказать Наместнику о словах Толлирена, — сказал Экроланд, подходя к ним.

— Ха! Об этом стоит побеспокоиться в последнюю очередь. Вон как Сегрик удрал отсюда — только пыль столбом стояла. Он, небось, не упустит случая доложить своему разлюбезному Наместнику в подробностях, как все было, — воскликнул Слэм. — Так что не тревожься и выкинь из башки дурные мысли. Вообще-то говоря, я думаю, что на самом деле голова у тебя болит совсем по другому поводу.

— Да ну? Это по какому же?

— Ну как же? А королевские паладины, которые прибудут в Вусэнт со дня на день? Я бы уже от страха умер, будь я в таком же положении!

— И верно, не Наместник заботит меня прежде всего, — признал Экроланд, устраиваясь удобнее в седле. — Но и о королевских паладинах я тревожусь мало. Меня беспокоит только судьба Вила. Март на исходе… Скоро варвары предпримут решительные действия.

Слэм примолк. Потом он резко вскинул голову:

— Но что будет с городом? Для них взять Вусэнт, что раз плюнуть!

— Не торопись, Слэм, — ответил Экроланд, — не торопись.

Тер, спутник Тенефора, раскинул крылышки и наклонил голову к глазу рыцаря, словно стремясь его подбодрить. Экроланд мысленно почесал ему надбровные дуги, и Тер блаженно прижался к его щеке. «Хорошо иметь друга, который всегда рядом с тобой», — подумал рыцарь.

***

У Престона была своя, удивительная жизнь. В тайне ото всех, когда заканчивались поручения, дворецкий спешил в свою комнатку, выбирался оттуда с футляром в руках и чуть ли не бегом бежал за пределы Медовых Лужаек, на весенние луга.

Там он распаковывал футляр и доставал оттуда сачок, прижимные стеклышки (купленные за целое состояние у одного алхимика из Вусэнта) и прочие хитрые штучки. Потом он проводил немало времени, веселясь, как ребенок, в прыжках и пируэтах за непоседливыми и пугливыми бабочками.

Но охотиться за крылатыми созданиями отнюдь не было главным в этом безобидном увлечении. Самый захватывающий этап начинался уже потом, когда Престон возвращался домой с уловом, стряхивал с высоких сапог пыльцу и с замиранием сердца сортировал бабочек. Подмогой ему служила книжища в переплете красной кожи, написанная известным по всему Твердикану ученым, философом и священником Теодором Камеником. Фолиант был озаглавлен так: «О тварях бессловесных учение, в совокупности с подробнейшим описанием и иллюстрациями трех цветов». Разумеется, Престона не интересовали ни домашние животные, ни дикие; не листал он страниц, посвященных жабам, ящерицам и прочим гадам; даже в какой-то мере родственные его любимым созданиям стрекозы, мушки и жуки ничуть не трогали его сердце; только те жалкие сорок страниц, что были посвящены бабочкам, занимали его воображение.

За несколько лет дворецкому удалось собрать весьма внушительную коллекцию чешуекрылых. Лишь несколько экземпляров, столь красочно описанных Камеником, не попали к нему в руки. Пока еще не попали, как думал Престон. Помимо еженедельных вылазок на луга дворецкий тайком пописывал и свой собственный труд, озаглавленный им в лучших традициях всех научных исследований: «Об особенностях чешуекрылых насекомых (бабочек) в Западной провинции Твердикана и вольного города Вусэнта. Влияние Края Вечной Зимы на строение и повадки отдельных экземпляров».

В душе Престон питал надежду закончить свой труд и послать его в столицу, самому Каменику. Возможно, ученый сподобится включить в очередную рукопись и исследования скромного дворецкого, а там… Кто знает? Ведь ту, будущую, книгу перепишут десятки раз, она попадет в руки самых образованных и умных людей.

На этом мечты Престона заканчивались, и он шел исполнять свои прямые обязанности, которые не мешали ему время от времени поглядывать в окно в надежде, что во дворе промелькнут синие крылышки «парфяницы лазурной» или проплывет величавый, словно морской корабль, «гаэтон шестикрылый».

— Престон, я чувствую, что завтра сэр Эри вернется! — воскликнула Дженнайя, врываясь в гостиную, где дворецкий в одиночестве пил чай и обдумывал, каким образом возможно улучшить конструкцию сачка, чтобы было сподручнее ловить самых шустрых и маленьких бабочек.

Появление девушки его не слишком обрадовало, но он галантно встал, наклонил голову и всегдашним учтивым тоном осведомился:

— Госпожа Ивесси, вы хотите, чтобы к обеду подали какое-нибудь особенное блюдо? Что-нибудь праздничное, хмм? Тогда вам лучше обратиться к мастеру Тиму. А если вам нужны деньги…

— …Тогда я обращусь к госпоже Сакаре, — нетерпеливо перебила его Дженна. — Ты видел парк? Он в ужасном состоянии!

Престон поперхнулся чаем и удивленно уставился на девушку. Потом он нерешительно глянул в окно и увидел деревья в золотистой дымке. Скоро они зазеленеют, покрывшись маленькими клейкими листочками. Что же такого ужасного усмотрела эта девчонка в весеннем парке?

— Прошлогодняя трава сбилась в отвратительные комья с листьями, — ответила на невысказанный вопрос Дженна. — Этот мусор необходимо собрать и сжечь.

— Боюсь, что я не отвечаю за состояние парка, — осмелился напомнить Престон, чувствуя, что почаевничать ему сегодня не дадут.

— Я знаю, кто занимался парком, — жестко отмела возражение Дженна. — Но теперь его здесь нет, верно? Если тебе будет угодно, найми мальчишек из деревни. Уверена, они быстро сделают все необходимое. Я хочу, чтобы к приезду Эри в парке зеленела трава, понимаешь?

Престон сглотнул и признал, что госпожа Ивесси, безусловно, права, но… Увы, его «но» уже никто не слушал, и старый дворецкий, отставив в сторону недопитую чашку, побрел к двери.

Горничная Эста необыкновенно воодушевилась идеей хозяйки. Ей до смерти надоел унылый осенний вид из окон дома.

— Парк будет выглядеть чудесно! — щебетала она. — По правде говоря, я не помню, чтобы его приводили в порядок. Вил, помимо работы конюхом, считался также и садовником, но он появился здесь поздней осенью, когда уже выпал снег, и потому ничего, кажется, и не делал. Сэру Эри понравится, вот увидите!

— Отлично. В дальнем углу парка разведем костер и сожжем там все лишние ветки, листья и разный мусор. Хорошо, что еще не зарядили весенние дожди, иначе мы вряд ли смогли бы что-нибудь сжечь.

Дженнайя заглянула на кухню, поскольку Престон все же был прав, и к приезду Экроланда действительно стоило приготовить что-то необычное. Она минут десять проговорила с Тимом, обсуждая меню завтрашнего обеда, а потом ушла в свою комнату переодеться для работы в саду.

За дни отсутствия рыцаря она мало что разузнала. Ей было ясно одно: только госпожа Сакара могла бы пролить свет на события двадцатилетней давности. Но она, похоже, терпеть Дженну не могла и, хотя обращалась к ней неизменно вежливо, но с каждым словом словно обдавала ушатом ледяной воды. С другими обитателями дома, впрочем, госпожа Сухарь разговаривала едва ли любезнее. Единственное существо, неизменно получавшее ласки и приятное обращение, было ее котом. Мерзкое, жирное животное так и норовило забраться к Тиму в котлы или поваляться на сорочках Дженны, но ему все проделки сходили с рук. Так что девушка отчаялась узнать что-либо от госпожи Сакары.

По крайней мере, ей удалось обнаружить, что когда-то в этом доме жила женщина, и двадцать лет она была примерно такого же возраста, как сейчас Дженна. Но оказалось совершенно невозможным выяснить, то ли рыцарь женился на ней, то ли она доводилась ему сестрой, а может, и вовсе жила здесь временно, поскольку к этому были некие неизвестные причины.

А еще она оказалась весьма обеспеченной особой, если судить по тем платьям, которые Дженне раздобыла Эста в первые же дни ее пребывания в Медовых Лужайках. Шелк, атлас и бархат были усыпаны драгоценными камнями, редко на каком платье отсутствовала искусная золотая или серебряная вышивка, а уж качество кружев было бесподобным. Дюжинам швей приходилось, верно, годами работать дни и ночи напролет, чтобы сшить такие великолепные платья. И вряд ли Экроланд, при всех его богатствах, мог позволить себе столь щедрые наряды для неведомой женщины.

Но вот что стряслось с этой великолепной дамой, оставалось полной загадкой.

В саду уже шныряли местные мальчишки, споро сгребая граблями пожухлые листья. Престон самолично подбрасывал их в дымящийся костер, вызывая к жизни яркие всполохи пламени.

Как ни странно, но рядом стояла госпожа Сакара, укутанная в меховой полушубок. Она смотрела в огонь, а на ее лице играла печальная улыбка.

Когда подошла Дженнайя, она тихо молвила:

— Хозяйке бы это пришлось по душе.

Дженнайя мигом напустила на лицо равнодушное выражение и как можно небрежнее сказала:

— Да, парку необходимы рабочие руки.

Госпожа Сакара заглянула в ее лицо и ни с того, ни с сего сказала:

— Кажется, вы с ней похожи. Не берусь судить… Но у нее тоже были чудные зеленые глаза…

— У кого? — рискнула задать вопрос Дженна, опуская ресницы и делая вид, что рассматривает свои ботинки.

— У хозяйки. У госпожи Гурд, — криво усмехнулась старуха. — А ты шастаешь здесь, вынюхиваешь… Думаешь, я не замечаю? Всполошила вон весь дом. Да и в душу сэра Эри норовишь залезть. Нам всем будет лучше, если ты уедешь прочь. Не следует будить тени прошлых лет. Я хочу сэру Эри только добра, и ты точно не та особа, которая может его принести.

Дженна слегка нахмурила брови. Она не совсем поняла, в настроении ли госпожа Сакара отвечать на ее вопросы, но все же спросила:

— Он был женат, да?

— Если браки и заключаются на небесах, то здесь совершенно не тот случай, — невпопад ответила та. — На первый взгляд казалось, что они идеально подходят друг другу, но я скажу тебе, что большее заблуждение еще стоит поискать. Мне посчастливилось быть ее нянькой, а потому я знала ее как облупленную. Поверь, она была совсем не ангелом, как думалось сэру Эри… Недолго думалось, скажу я тебе.

— А как ее звали?

Внезапно госпожа Сакара словно очнулась и со злобой посмотрела на девушку. Руки в старческих пятнах сжались в кулачки. Она приблизила лицо к Дженне и с пылом выплюнула:

— Незачем тебе совать свой нос в то, что давно забыто и быльем поросло! Было и было… И нечего об этом вспоминать. И сэра Эри не вздумай выспрашивать, нечего ему старые раны бередить. Одного твоего присутствия хватает… А чтобы ты по дому не лазила и, не дай боги, не попала бы в ловушки, я тебе прямо скажу: запертая дверь ведет в комнату хозяйки, и ничего интересного там нет, понятно тебе? Ничегошеньки. Просто кое-какие ее старые вещи. Вот так-то вот!

Дженна повернулась было, собираясь идти на подмогу мальчишкам, как госпожа Сакара глухо сказала ей в спину:

— Уезжай, прошу тебя!

Дженна подхватила грабли и, водя ими по стылой земле, думала, как одинока госпожа Сакара, если решается столь многое раскрыть девушке, к которой не питает ни капельки дружеского расположения.

Зато кое-что начинает проясняться.

Но совершенно непонятно, почему госпожа Сакара напустила столько туману вокруг жены Экроланда. Скорее всего, бедняжка умерла от какой-нибудь болезни, быть может, даже нехорошей, и с тех пор рыцарь пребывает в одиночестве…

***

До города отряд доехал безо всяких происшествий. В Вусэнте небольшой отряд разделился: Слэму потребовалось зайти в храм Майринды, располагавшийся за городской стеной, Экроланд заявил, что хочет выпить вина в таверне перед тем, как отправляться в Медовые Лужайки, и Аткас оказался предоставлен сам себе.

Перед его внутренним взором возникло хорошенькое личико любимой. Она хмурила бровки и кривила губы. «Забыл о своем обещании, — четко услышал Аткас, точно Цила находилась рядом. — Не любит он меня!» Аткас мигом вспомнил, что хотел подарить своей милой колечко перед свадьбой.

Расспросив прохожих, он узнал, что недорогая ювелирная лавка находится неподалеку, через два квартала. Оставить Солемну в платной конюшне не составило большого труда и, насвистывая, юноша направил стопы к лавке, бережно прижимая кошель с монетками, которых ему щедро насыпал Экроланд за поход в подгорный город. И ни словечком не обмолвился про грешки своего оруженосца! Золотой у него хозяин.

Аткас чувствовал, что окончательно освоился в Вусэнте. Он привык к шумным и широким улицам, обилию людей на тротуарах, постоянным заторам повозок и карет. Ему даже удавалось не слишком часто глазеть на проходивших мимо красивых девушек, да и великолепные дома богачей уже не привлекали столько внимания, как поначалу.

«Я стал здесь своим, — решил он. — Каково мне будет вернуться в Стипот? Пять улиц и одна гостиница! Не то что здесь. Я уже со счету сбился, так много тут постоялых дворов, таверн и кабаков. И море… Каждый раз разное! Вон как сверкает под солнцем. Может, удастся перевезти Цилу с малышом в Медовые Лужайки? Лишняя пара рук там наверняка не будет лишней, а малыш никого сильно не обременит. Конечно, госпожа Сакара начнет ворчать, но она вовсе не злая, как думает Дженна, и наверняка не прогонит девушку с ребенком».

Размышляя таким образом, Аткас почти дошел до нужной ему улицы, и нос к носу столкнулся со своим старым другом, Ториком. Купец выглядел довольным жизнью, на полном лице светилась благодушная улыбка.

— Какими судьбами! — воскликнул он, энергично тряся руку Аткаса.

— Торик, — взволнованный встречей, воскликнул юноша, — как здорово, что я тебя встретил! Можешь выполнить одну мою просьбу?

Купец слегка замялся, довольная улыбка слегка угасла:

— Э-э-э… Видишь ли, друг, при себе у меня денег нет, так что если ты хочешь попросить взаймы, лучше найди кого-нибудь другого…

— Нет, мне вовсе не нужны твои деньги! — поторопился заверить Аткас. — Я совсем не бедствую, наоборот, мне надо сделать важную покупку, и ты бы мог помочь советом.

— Ах, покупку, — облегченно вздохнул Торик, вновь сияя, — ну конечно! Что же ты хочешь купить? Дом? Карету? Место в городском совете?

Брови Аткаса сдвинулись:

— Перестань язвить! Конечно, до дома и всяких карет мне далеко, но я хочу купить Циле обручальное колечко.

— Что ж, дело хорошее, — одобрил Торик. — Я гляжу, оруженосцам неплохо платят! Тоже мне, что ли, к рыцарю какому податься?

— Куда тебе, Торик, ты уже стар для подобной работы, — фамильярно сказал Аткас.

Торик растянул губы в улыбке, но глаза его внезапно стали холодны, словно в них вставили кружочки изо льда.

— Уже знаешь, где будешь покупать? — излишне резко, как показалось Аткасу, спросил он.

— Ага. Тут неподалеку есть…

Договорить Аткас не успел. В конце улицы показалась золотистая карета со скучающим кучером. Проехав мимо друзей, он внезапно натянул поводья и заорал: «Тпру!»

Аткас отступил на шаг, с подозрением глядя на кучера, а тот, бросив на юношу презрительный взгляд, соскочил на мостовую и распахнул украшенную узорами дверцу кареты. С запозданием Аткас обратил внимание, что на карете изображен герб лорда Улина.

Шелестя юбками, на мостовую по деревянным ступенечкам сошла Кармина Улин. Выглядела она на взгляд Аткаса сногсшибательно: из-под легкого полушубка из меха снежной пантеры выглядывало прелестное платье с вышивкой, синий цвет которого удивительно шел к ее огненным кудрям, рассыпавшимся по плечам. На голову она небрежно накинула пушистый платок, элегантно завязанный на затылке модным узлом. В ушах красовались длиннющие серьги с небольшими, но красивыми сапфирами. Несмотря на дорогущий наряд, Кармина отчего-то была похожа на красавицу-гиксиотку. В голубых глазах девушки засветились веселые искорки, а полные губки насмешливо изогнулись.

И Торик, и Аткас потеряли дар речи, изумленно разглядывая представшее перед их глазами небесное видение.

— Кого я вижу! — пропела Кармина, кокетливо поправляя платок на волосах. — Аткас! Отлыниваешь от обязанностей?

— Ну что вы, госпожа Улин, — поторопился ответить юноша, краснея. — Познакомьтесь, это мой лучший друг, Торик.

Девушка с некоторым пренебрежением скользнула взглядом по красному лицу Торика, но потом глянула ниже, оценила дорогой, добротный костюм и учтиво наклонила голову.

— Госпожа Улин, хотите пойти с нами в ювелирную лавку? — простодушно предложил Аткас.

Торик закатил глаза, но Кармина неожиданно заинтересовалась:

— А что это тебе там понадобилось, а?

Покраснев еще больше, Аткас шепотом выдавил:

— Колечко… Обручальное…

Кармина всплеснула руками и от души расхохоталась. Утирая рукой слезы, выступившие от бурного смеха, она проговорила:

— Не ожидала, не ожидала… Что ж, веди нас, богатенький ты наш женишок!

А про себя подумала: «Неужто глупый мальчишка собрался предложить зазнайке Дженне руку и сердце? Вот было бы любопытно послушать! Интересно, что она ему ответит? А ну как согласится, вот будет смех!»

Кармина перекинулась с кучером парой слов, тот недовольно покачал головой, но согласился уехать без своей госпожи и хлестнул лошадей.

Буквально пара шагов отделяла их от нужной им лавке. На самом видном месте болталась вывеска — ажурная позолоченная цепочка была немыслимым образом свита в узоры, которые все вместе образовывали гигантское колье.

В лавке посетителей не оказалось. Хозяин, сухопарый старик с лицом, наводившем на мысли о крысах и прочих грызунах, на секунду замер в растерянности, не зная, к кому обратиться первому: к разодетой молодой даме или мужчине с тяжелым кошелем на поясе. Аткаса он предпочел вовсе не заметить. После некоторой внутренней борьбы победила галантность, и хозяин, низко кланяясь, принялся приветствовать Кармину.

Добрых полчаса они втроем провели над прилавком с кольцами. Аткас ужасно смутился, увидав, что за большинство колец хозяин требует гораздо больше денег, нежели он намеревался потратить. К счастью, немало колец оказалось ему по средствам, поэтому он задумался над выбором.

Около десятка колечек Торик забраковал с ходу, туманно разъяснив, что они слишком мало весят, а Кармина отвергла еще пяток, поражаясь их вульгарности.

Одурев от вида сотни практически одинаковых золотых колец, Аткас украдкой стал оглядываться вокруг.

Подняв глаза, он увидел позади хозяина, непрерывно жужжавшего насчет изумительности своего товара, постамент из дорогого красного дерева, на котором покоилась бархатная подушечка.

— Скажите, пожалуйста, уважаемый, что это у вас там такое? — полюбопытствовал Аткас, прерывая хозяина на полуслове.

Тот встрепенулся, пронзительно посмотрел на юношу, затем перевел взгляд на Кармину… Видимо, осмотр его удовлетворил, потому что он повернулся, снял подушечку с постамента и бережно положил ее перед посетителями.

Кармина ахнула, Торик восхищенно прицокнул языком, а Аткас молча уставился на самый красивый из когда-либо виденных им браслетов.

Прежде всего, в глаза бросалась удивительная форма. Два тела, одно из серебра, другое из золота, переплелись в нескромном объятии. Чтобы замкнуть браслет, неведомому ювелиру пришлось удлинить руки, ноги и торсы до неправдоподобия, но эта деформация отнюдь не была уродливой, напротив, тела смотрелись естественно. Каждый изгиб, каждая черточка были сделаны с необычайным тщанием, приглядевшись, можно было увидеть каждый ноготок на крошечных пальцах.

В глазах золотого мужчины сверкали изумруды, у серебряной женщины на лице мягко излучали загадочный свет рубины.

— Необыкновенно! Это просто чудо! — восхитилась Кармина и потянулась к украшению, намереваясь примерить его на руку, но хозяин торопливо накрыл браслет ладонью.

— Не продается, нет! И трогайте осторожно! Эта вещица слишком дорога мне, да. Бережнее, госпожа, прошу вас!

Хозяин медленно убрал руку от своего сокровища. Кармина осторожно взяла браслет, но надеть его не рискнула, просто стала вертеть в руках. На Аткаса хозяин кидал столь убийственные взгляды, что юноша понял: приближаться к Кармине не стоит. Торик тоже склонился над браслетом, с вожделением разглядывая вещицу.

— Ой, смотрите, тут клеймо придворного ювелира! — вдруг воскликнула Кармина, указывая пальцем на внутреннюю сторону браслета.

На выгнутой серебряной спине и впрямь шла тонкая гравировка нескольких рун, обрамленных стилизованным подсолнухом.

— Ювелир Наместника? — не поняв, переспросил Аткас. — Там что-то написано?

— Какого Наместника, балда! — снисходительно улыбнулась Кармина. — Тут изображен подсолнух, а это — часть герба самого Сариуса Дэктера, короля Твердикана.

Торик пальцем провел по серебряной спине:

— Странные руны. Что они означают?

— Понятия не имею, — пожал плечами хозяин. — Думаю, оберегающие знаки. Уже много зим этот браслет — талисман моего дела. Он мне приносит удачу в делах.

— Вы его приобрели в столице? — с живейшим любопытством спросила Кармина.

— Нет, что вы, госпожа. Я в Силвердале никогда не бывал, да и что мне там делать? Эту лавку мне в наследство оставил отец, и нужды уезжать из Вусэнта я не вижу. А браслет и еще несколько дорогих вещичек мне продал давным-давно один из местных рыцарей. Должно быть, наделал долгов и принялся распродавать фамильные драгоценности. Хотя внешне был очень милым, пристойным молодым человеком, и имя у него было хорошее, Эруланд. Или нет? Да я уж и не упомню, ведь сколько лет прошло!

— Быть может, Экроланд? — уточнила Кармина, удивленно переглядываясь с Аткасом. — Экроланд Гурд?

— Чего не помню, того не помню, — насупился хозяин. — Говорю же, двадцать лет прошло.

Убрав браслет обратно на постамент, он обернулся к ним с натянутой улыбкой:

— Так вы уже выбрали кольцо?

Покупку пришлось делать наспех, поскольку хозяин видимо тяготился излишне любопытными посетителями. Выбранное колечко было скромным, но изящным, а крохотный сапфир в нем Аткас специально выбрал под цвет глаз Цилы.

Когда они провожали Кармину до особняка Улинов, она, возбужденно сверкая глазами, заявила:

— Слушай, Аткас, а ведь Эри приехал в Вусэнт ровно двадцать лет назад! Как ты думаешь, это был он?

Аткас замялся с ответом, но Кармина самозабвенно продолжала болтать, в подробностях вспоминая вид браслета, сплетничая о странном хозяине и подшучивая над Ториком.

Стоило Кармине скрыться за тяжелыми дверями, Торик повернулся к Аткасу и спросил:

— Помнишь, я рассказывал про таверну, где было изображение твоего хозяина? И награда за его голову назначалась немыслимая?

— Что-то такое припоминаю, — нахмурился Аткас. Он долго обдумывал те слова Торика и, в конце концов, пришел к выводу, что его друг ошибся, в таверне речь шла совсем не о Гурде.

— А я вот о чем подумал, — понижая голос, сказал Торик. — Твой Экроланд того… Свистнул королевские бирюльки и был таков.

— Да ты что! — воскликнул Аткас, тряся головой. Как такая абсурдная идея могла прийти Торику в голову? — Сэр Эри совсем не из тех, кто способен что-то стащить, понял? Он благородный!

Торик насмешливо прищурился, так, что его глаза совсем потонули в валиках жира, и его лицо стало напоминать рыхлый лик луны:

— Да ну? Извини, дружочек, но я думаю, что Экроланд не зря, ох не зря выбрал себе в оруженосцы такого скользкого типчика, как ты. Может, он грабитель высокого полета и ему нужен ученик, а?

Аткас открывал и закрывал рот, словно рыба, волной выброшенная на берег. Мало того, что Торик обозвал его «скользким типчиком», так еще и посмел предположить, что сэр Экроланд…

— Кстати, а откуда у твоего хозяина деньги? — Нанес смертельный удар Торик.

— Как всякий рыцарь, — неуверенно заговорил Аткас, — он зарабатывает их в походах…

Тут же перед его глазами встали Медовые Лужайки. Огромные владения, протянувшиеся на несколько миль, с озерами, лесом, деревнями и лугами. Откуда это все? Да, рыцари отнюдь не бедствуют, но и в роскоши не купаются.

В крайнем смятении Аткас быстро распрощался с Ториком, попросив его передать Циле колечко и деньги.

Он шел к конюшне, где оставил Солемну, а в голове у него вертелся чудный браслет от королевского ювелира и множество вопросов, на которые не было ответов.