Глава VIII

Оборотнем. Слова Алека эхом отзывались в пространстве внезапно опустевшей головы. Оборотнем. Резко вспомнился процесс трансформации. Меня замутило.

— Я буду меняться как Канис? — голос осип и прозвучал совсем тихо. Алек стал еще более бледным, чем до этого. Казалось, вся кровь схлынула с его кожи.

— Рейна, ты можешь умереть. Тело просто не выдержит….

Мне стало совсем дурно. Я почувствовала себя пациентом в больнице, которому сообщили, что него неоперабельная стадия рака и жить осталось несколько недель.

— Это обратимо? Можно же что-то сделать? — спросила со смесью страха и надежды. Но дроу только помотал головой.

— Я не знаю. Такие случаи вообще редкость. Оборотнями чаще рождаются, чем становятся, — Алек тяжело вздохнул и стал вертеть в руках маску, не зная, что вообще можно сказать в подобной ситуации.

Меня же охватила паника. Мне стало страшно. Мысли проносились в голове одна за другой и тонули в мрачной стене грядущей неизвестности. Мелкая дрожь охватила сначала мои руки, а затем перешла на все тело. Я бы окончательно ушла в себя, но тут мне на плечо опустилась холодная рука. Сначала я испугалась, но увидев сочувствующее выражение на лице дроу, я немного успокоилась. Холод его руки отвлек меня от своих переживаний.

Мурашки прочно угнездились в области спины. Когда я окончательно озябла, я подумала, как у него могут быть такими холодными руки? Поддавшись порыву, я взяла окоченевшие кисти дроу и принялась растирать и дуть на них. Алек удивился, но вырываться не стал.

— Спасибо, — прошептал он. Я кивнула, и из глаз потекли незаметно набравшиеся слезы. Алек вздохнул и притянул меня к себе. Уткнувшись носом ему в грудь, и тихонько всхлипывая, я дала волю слезам. В какой-то момент я так и уснула у дроу на руках.

Но нервное перенапряжение сыграло со мной злую шутку. Подсознание в моих снах рисовало одну жестокую картину за другой. Все кошмары были только об одном — о трансформации. Слишком хорошо я запомнила моменты обращения Каниса.

Очнулась я в холодном поту и тут же бросилась в кусты. Меня вырвало. Затем еще раз. Желчью.

Алек, поняв, что проснулась, подскочил следом. Вытащил меня из кустов, так как выбраться из них я была не в состоянии. Дроу взял меня на руки и понес к реке. Добравшись до воды, он умыл меня. Ледяная влага привела меня в чувство. Слабость немного отступила.

— Спасибо, — поблагодарила я. Алек кинул на меня задумчивый взгляд и опустил на камень. Я уселась и принялась пить воду, чтобы сбить горький привкус желчи.

Дроу чуть поодаль стоял и шумом втягивал в себя воздух, принюхиваясь к какому-то далекому аромату, принесенным ветром. Шумела вода в реке, а на дереве пела птичка. Далеко в лесу и на болоте ей вторили ее сородичи. Пока я прислушивалась к птицам, пытаясь отойти от кошмара, следопыт хмурился все больше и больше.

— Что случилось? — спросила, испытывая острую тревогу.

— У Каниса проблемы. Варис загнал его в ловушку. Я чую его кровь, — Алек одел маску и стал поправлять свой балахон.

— Ты это понял только по запаху? — озадачилась я.

— Волчий вой. Он сообщил мне, — пояснил дроу. — А теперь послушай.

Я напряглась. Голос, звучащий из-под маски, показался мне холодным и безжизненным.

— Рейна, я сейчас уйду на помощь Канису. Ты останешься одна и будешь ждать здесь.

— А дикие звери? — мне живо вспомнился медведь, которого мы встретили с Канисом, когда убегали от дроу.

— Сними амулет, — посоветовали мне. — Никакой зверь не посмеет приблизиться к тебе, ощущая более сильного и опасного хищника.

Кивнув, я сняла кулон. Дроу забрал его и убрал в карман.

— Я не знаю, сколько времени это займет. Сутки, может двое. Но я тебя прошу, никуда не уходи. Здесь относительно безопасно, но насчет болота и леса не ручаюсь. Или заблудишься, или еще что похуже, — голос дроу охрип от волнения. Он боялся и не хотел уходить. Я могла просто не пережить эти сутки, двое. А Канису требовалась помощь.

— Хорошо, Алек. Я поняла тебя.

Я не видела выражения лица за маской, но на прощание дроу сильно, почти до боли сжал мою руку. И незаметно исчез в полумраке раннего утра.

Резко стало очень жутко, тоскливо и пусто. Сгустился воздух, я с трудом делала вдохи. Стараясь успокоить себя, я вернулась под дерево, где мы с дроу отдыхали. Сердце колотилось и не давало уснуть. Было холодно, а на душе тревожно. Нескоро я забылась сном.

Я мучилась кошмарами. Без Алека и Каниса находиться в лесу одной само по себе страшно. Но сознание рисовало все более страшные образы. Сначала я превращалась в оборотня, потом меня загрызали дикие звери, в третий раз их убивала уже я. Где-то к полдню я проснулась настолько разбитой, что не смогла встать. Еще несколько часов я лежала в куче листьев в полудреме, просто смотрела в одну точку и думала. Размышляла о том, в какую ситуацию попала.

Я не жалела. По крайней мере, не так сильно, как должна была бы жалеть. Как бы не повернулась судьба в другом случае, я бы не бросила Каниса умирать. Наверное, я дура. Из-за своей доброты я могла умереть. Но я жалела только о том, что не могла ничем помочь. И что в случае моей гибели мог погибнуть и Канис. Я надеялась, что Алек успеет предотвратить самое страшное.

От тяжелых раздумий я отвлекалась наблюдая. Птицы и мелкие зверьки не сразу замечали меня в куче листьев и периодически мелькали то там, то здесь. Некоторое время я слушала, как под листвой шуршат мыши, пока ветер не донес до меня запах. Я могла поклясться, что чуяла несколько белок на деревьях. Заметив эту странность, я решила отложить самобичевание в долгий ящик.

Мои чувства сильно обострились. С наступлением вечера я заметила, что хорошо вижу в темноте. Никогда сумрак в моих глазах не был настолько светлым. Но недолго я дивилась полноте и детальности картины. Вслед за зрением меня ошеломили обоняние и слух. От количества ароматов и звуков, я едва не задохнулась и не оглохла. Голова взорвалась болью от избытка информации. Пелена застила глаза, я поднялась, ноги понесли меня вперед.

Не знаю, как я не убилась, натыкаясь на все стоящие на пути деревья, спотыкаясь обо все корни под ногами. Боль несла меня вперед. И вперед, и вперед. Пока я не упала и не смогла встать.

Я оказалась в болотной жиже. Холодная вода слегка освежила мою голову. Не в силах подняться, я лежала в грязи. Попыталась собрать мысли в кучу и подняться. Не получилось. Боль перешла с головы на все тело.

Она нарастала и отступала приступами. После очередного спазма ко мне вернулось зрение. Я приказала телу пошевелиться, и оно, наконец, подчинилось. Я выбралась из лужи и села на сухую кочку.

Мучаясь болью, я не сразу заметила, как наступила ночь. Мои глаза прекрасно видели все. Болото, деревья, стоящие вдали, охотящихся ночных птиц, удаляющегося в спешке медведя, который испугался моих стонов. И мои руки, на которых выросли волчьи когти.

Затем начался настоящий кошмар. Все рассыпалось в ни что перед этой болью. Казалось, каждая клетка моего тела корчится в агонии. Кожа кусками отваливалась от тела. Не так быстро, как у Каниса. А очень медленно. Я сползла с кочки обратно в лужу, не в силах пошевелиться. Боль парализовала все тело, разум находился в полном смятении.

Под кожей двигались мышцы, сердце колотилось как бешеное, дыхание стало рваным и прерывистым, внутренние органы, казалось, рвали изнутри.

Смерть дышала мне в затылок. Если бы я так и лежала там, в одиночестве, костлявая уже бы прибрала меня к себе. Но меня спасли. Благодаря связи.

Сквозь боль я не сразу ощутила присутствие. Но в момент, когда приступ немного отступил, я услышала в голове истошный крик.

— РЕЙНА!!! — изо всех сил кричал зверь Каниса. Это было ментальное существо, связанное с душой оборотня и дающее ему силу превращаться. И тогда, через связь зверь проник в мое сознание.

— Кто? — промелькнула слабая мысль.

— Господи, я думал, не докричусь до тебя… Я зверь Каниса. Можешь звать меня Люпус, — существо представилось, а меня скрутил новый спазм — начали меняться колени. Они медленно выворачивались в обратную сторону. Не в силах сдерживаться я кричала. Пока связки в суставах не порвались окончательно, а коленки не приняли свое неестественное для человеческого тела положение.

— Рейна, Рейна, не отключайся, умоляю. Потеряешь сознание — погибнешь! — Люпус ментально подействовал на мои нервы, боль слегка ослабла. — Прости, это все, что я могу.

— Спасибо, — поблагодарила я, испытывая небольшое облегчение. — Что ты делаешь у меня в голове?

— Связь ваша. Но сейчас не время….

Я снова закричала, прервав Люпуса. Запястье, пясти и фаланги пальцев начали формировать волчьи лапы.

— Скорее. Тебя еще можно спасти, — в ужасе прошептал зверь.

Я отдышалась, прижав наполовину измененные руки к себе.

— Говори….

У меня перед глазами возник какой-то символ.

— Начерти этот знак у себя на ладони, — приказал Люпус.

Я принялась выводить изломанными пальцами на коже кровью символ. Затем другой. Пока они все не заняли места на жизненно важных точках.

Затрещала грудная клетка, изменяя свою форму. На какое-то время я прекратила дышать.

— Рейна! Рейна! Скорее, заклинание! — запаниковал Люпус. Было от чего. Тут у самого крепкого человека нервы зашалят от такого зрелища.

Мысленно кивнув, я начала шепотом, на половину звериной пастью повторять за Люпусом: «О, ночь, погрязшая в грехах, прими свое дитя! В жертву луне принеси мрачный дар, ибо агнец жаждет встречи со своим зверем. Внемли мольбам страждущего и даруй ему лик животного!»

Символы на теле сначала бледно, а затем ярко осветили тьму вокруг меня. Я почувствовала тревогу Люпуса. Что-то шло не так. Ритуал не действовал.

Почти отдавшись во власть отчаянья, краем сознания я заметила стоящего вдали человека. Он протянул руку, и подо мной образовался ярко сияющий, исписанный знаками и фигурами круг. Яркая вспышка света заставила меня ослепнуть. Боль усилилась.

Процесс, начинавшийся медленно в разы ускорился. Кожа окончательно изменилась и покрылась шерстью, внутренние органы, не повредившись, заняли свои места и восстановили свою работу. Порванные связки в суставах соединились, как положено, а конечности превратились в лапы. Последними свою форму приняли голова и позвоночник.

Боль ушла, а вместо нее появилась масса новых ощущений. Их было так много, что я утонула в них, потеряла себя и забылась. Я опрометью кинулась вперед, навстречу миру, который мои новые глаза видели впервые. Новорожденной волчицей я промчалась мимо алхимика, смотрящего мне вслед с облегченной улыбкой.