Глава 73

У Элины горели глаза. Время пришло! Когда генерал уедет в столицу, забрав своих дисциплинированных солдат, кондотта поднимет восстание. Барон сейчас растерян, ослаблен, и…

— Погоди, Эли, не спеши, — Квэддо поднял руку, словно останавливая поток мечтаний. — Пусть вначале покинут город да отъедут подальше, чтобы барон не смог позвать их на помощь, когда мы начнём…

Это было разумно, и Элина согласилась.

Под покровом ночи кондотьерам раздавали оружие. Конечно, гвардейцы барона имели хорошие мечи и кинжалы, но для уличных боёв вполне годились шипастые дубинки и топоры, похожие на мясницкие. Элина распотрошила казну, щедро оплачивая храбрость и верность сторонников.

— Себе оставь хоть что-то, — посоветовал Рэйшен.

— Не переживай, у нас, предателей, всегда есть заначка, — Элина заговорщицки подмигнула своему телохранителю.

— Ну сколько можно?! Я ведь извинился!

— Серьёзно?! Прямо так взял и извинился?! Сказал, прости меня, Эли, я дурак, послушал дураков, выставил себя дураком, так что прости уж…

— Я почти так и сказал! — возмутился Рэйшен. — Я сказал, что ошибся, ну и… И всё такое.

Элина мгновенно посерьёзнела.

— Нет, Рэй, это не извинение. И я тебя не простила.

— А что это ты пакуешь? — сменил неприятную тему Рэйшен.

— Дорожные сумки.

— Зачем?!

— Вот будем переезжать в баронский дом, а у меня уже вещи подготовлены. Знаешь, как удобно!

Рэйшен только хохотнул в ответ.

Люди короля покинули Жадвиль. Генерал по-прежнему выглядел не только высокомерным и неприступным, но ещё и довольным, как обожравшийся сметаны кот. Ещё бы! Он ухватил за хвост неверного вассала, и тот никак не мог избежать королевского наказания, ведь у короля находился единственный сын барона. Руфус был подавлен. Он не мог предугадать, как именно среагирует король на доклад Римардо, и опасался самого худшего. Гвардейцы, почуяв неладное, вели себя тише воды ниже травы. Правда, длилось это недолго. Стоило королевскому отряду отъехать подальше, как солдаты барона принялись терроризировать жителей. Их грабили средь бела дня, врывались в дома, тащили с собой пригожих девушек и женщин… Люди стали роптать, пытались дать отпор, но гвардейцы, ощутив всю сладость безнаказанности, не знали удержу. Стража бездействовала. Если горожанин жаловался на гвардейца, то суд признавал виновным самого горожанина! Стоило привести свидетелей грабежа или насилия — их тоже бросали в острог, обвиняя в покушении на жизнь и здоровье стражей порядка.

За несколько дней тюрьма была набита до отказа. Люди задыхались в тесных камерах, а сторожа насмехались над ними, не давая ни еды, ни питья.