Глава 2. Раб и госпожа

Некоторое время Исабель и вайя́с смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Затем незнакомец шагнул вперёд, протягивая к ней руку.

Исабель попятилась, собираясь завизжать от ужаса. Ей сразу пришли на ум дикари аррамара, о которых недавно толковал брат. Что, если сейчас её схватят и, бросив поперёк лошадиной спины, увезут неведомо куда?

— Тихо! — произнёс парень хрипловатым шёпотом. — Куайнцин не причинит тебе вреда. Белая девушка не должна его бояться, ибо он — раб её отца. Разве твои глаза так плохи, что не видят на нём ошейника?.. Но нам нельзя оставаться здесь. Этот человек скоро очнётся. Куайнцин обезвредил его лишь на время.

Приглядевшись, Исабель в самом деле увидела на смуглой шее вайяса тёмную полоску магического ошейника. В отличие от настоящего, такой ошейник не натирал кожу раба и не причинял неудобства, но и не позволял бежать: испускаемые артефактом магические импульсы указывали местонахождение беглеца, где бы тот ни находился. Да и наказать нерадивого раба было легко: достаточно лишь прикоснуться к ошейнику особым жезлом, чтобы несчастного заставила корчиться сильная боль во всём теле.

— Раб моего отца? — повторила она услышанное от вайяса. — Но почему ты вступился за меня? Как твоё имя?

Вместо ответа он покачал головой, вновь протягивая руку.

— Нам нельзя говорить здесь. Нужно уйти отсюда. Куайнцин отведёт тебя в безопасное место.

Наверно, надо было закричать, позвать на помощь, или как там поступают в таких случаях нервные барышни? Уж точно не так, как сделала Исабель: она просто дала парню взять себя за руку и увлечь за собой.

В её оправдание можно было сказать лишь то, что лицо раба показалось ей смутно знакомым. Как будто она уже однажды видела и этот гордый взгляд, и это скуластое узкое лицо… Но где и когда — память об этом упорно молчала.

Вайя́с уверенно повёл её через проход в зарослях акаций по неширокой тропе, проложенной животными, которая привела прямиком к краю большого оврага. По крутым склонам его росли колючие кусты и карликовые деревца, а внизу, по каменистому дну, струился прозрачный ручей.

Заглянув за край, Исабель ощутила лёгкое головокружение, ей показалось, что склоны слишком отвесны, чтобы по ним спуститься.

Её спутник взглянул на неё и ободряюще сжал руку в своей.

— Не бойся. Вставай на тропу. Если нога заскользит — хватайся за кусты, их стволы прочны и лишены колючек, а корни крепко держатся за землю. Ступай за мной!

И он первым стал спускаться по узкой тропке, протоптанной, видимо, дикими животными. Чуть помедлив и подобрав подол юбки, Исабель решилась последовать за ним, хотя и боялась оступиться и полететь вниз.

Примерно на половине спуска на пути оказался провал. Наверно, здесь в своё время прошёл оползень и снёс часть тропы, и теперь тут зияла продолговатая впадина, тянувшаяся вниз по склону.

Молодой вайя́с перескочил эту преграду, словно бы и не заметив, но для Исабель расстояние было порядочным.

Она остановилась, с сомнением глядя то перед собой, то на дно оврага, где торчали, словно зубы, острые валуны. Рискнуть перепрыгнуть — или всё-таки не стоит, особенно с её-то длинным подолом?

Её спутник оглянулся и, заметив эти колебания, шагнул к ней, подавая ладонь для поддержки.

— Держись за мою руку — и прыгай! Прыгай, ничего не бойся. Куайнцин не позволит тебе упасть.

Это было сказано таким уверенным тоном, столько слышалось в этих словах чисто мужского покровительства и силы, что Исабель, закусив губу, послушно оперлась одной рукой о протянутую ладонь, а другой подобрала повыше подол юбки. Немного помедлила, собираясь с духом, а затем, набрав в грудь воздуха, с силой оттолкнулась ногами — и прыгнула.

Уже в прыжке сильная ладонь вайяса резко дёрнула её вперёд, помогая преодолеть впадину до конца и, хотя Исабель всё-таки оступилась одной ногой и заскользила вниз, другая его рука тут же обхватила за талию и втянула на край тропы.

Несколько мгновений они стояли довольно тесно друг другу, переводя сбитое дыхание.

Затем вайя́с отстранился и, молча кивнув следовать за ним, стал продолжать путь.

Теперь идти было гораздо легче: спуск становился более пологим, да и сама тропа слегка расширялась, так что можно было немного расслабиться. Правда, ненадолго, ибо на дне оврага громоздились валуны, и подошвы сапог Исабель заскользили по их гладкой, обкатанной поверхности. К тому же, при попытке перепрыгнуть с одного на другой некоторые из каменных глыб угрожающе покачивались.

Хотя её спутника это, казалось, ничуть не смущало: он легко переносился с одного валуна на другой — так, словно имел за спиной невидимые крылья. Кошачьей гибкости и ловкости вайяса, умению неизменно сохранять равновесие можно было лишь позавидовать.

Заметив затруднение Исабель перед очередным валуном, он вернулся к ней — и, по-прежнему не говоря ни слова, взял за руку, ободряя взглядом и увлекая за собой.

Крепкая рука в её руке, внимательные тёмные глаза на смуглом лице, — всё это уже было когда-то давно… Или, может быть, во сне?

***

Но вот овраг сделал крутой поворот, его склоны стали ещё выше и неприступнее, бросая густую тень на бегущий по дну ручей. И это было как нельзя кстати, потому что взошедшее солнце начинало припекать, а в воздухе заплясали назойливые мухи.

Здесь вайя́с выпустил её руку и, присев на корточки возле журчащего потока, омочил водой лицо.

Чуть помедлив, Исабель устроилась рядом и тоже умылась, а после, опустив руки в прохладную воду, стала наблюдать, как быстрое течение проносило мимо мелкие листья и щепки.

Некоторое время оба молчали, наверно, каждый думал о своём.

Налетавший ветер шелестел ветвями кустов, растущими на склонах оврага и гнал мелкую рябь по воде. Неподалёку перекликались скрипучими голосами попугаи, свистели и пищали в зарослях какие-то мелкие пичуги. И ото всего этого было так хорошо, и так пронзительно жаль текущего мгновения, что Исабель хотелось не то плакать, не то обнять в восторге весь мир...

Украдкой взглянув в лицо своему спутнику, она неожиданно встретилась с ним глазами — и в смущении потупила взор. Молчание становилось напряжённым, как натянутая до предела струна.

— Спасибо, что избавил меня от… От внимания брата, — скомканно поблагодарила Исабель, глядя на плывущие по ручью мелкие листья. — Я очень признательна… Надеюсь, тебе не попадёт за это?.. Как ты сказал, тебя зовут?

— У белой девушки короткая память, — медленно проговорил вайяс. — Она забывает быстрее, чем ветер заносит песком следы.

Его ответ поверг её в недоумение. Неужели они вправду могли когда-то видеться?

Нахмурясь, она вглядывалась в черты сидевшего перед ней парня, пытаясь его вспомнить, узнать...

— Белая девочка часто играла одна в саду, — подсказал вайя́с хрипловатым голосом. — У неё была большая, красивая книга с нарисованными зверями и птицами. Однажды белая девочка оставила её на скамейке у фонтана, и книгу нашёл я. Но тебе это очень не понравилось...

При этих словах память Исабель словно озарило молнией; образы прошлого вспыхивали перед её внутренним взором, сменяясь, будто цветные картинки в калейдоскопе.

Чёрные волосы, карие внимательные глаза. Смуглое лицо, которое тогда умело весело улыбаться...

Большая толстая книга, порванная в усилиях отнять друг у друга. Плеть, просвистевшая над его спиной, но встретившая её руку. Боль, как огнём обжёгшая Исабель. Её собственный крик, в котором смешались слёзы и гнев…

Развесистое дерево, на которое лазили они оба. Крепкая рука мальчишки в её руке, белые зубы, сверкающие в улыбке… Детская клятва помнить, несмотря ни на что.

Как она могла забыть? Как умудрились сёстры в обители отнять эти воспоминания?!

— Хуанито! — прошептала Исабель, неверяще глядя в лицо вайяса, и на миг зажмурилась от переполнявшего её волнения. — Ты — Хуанито?! Не может быть...

Он пожал плечами.

— Что же в этом странного? Белая девушка вернулась в свой дом. А Ку… Хуанито по-прежнему раб твоего отца. Вот и всё.

— Нет, не всё… — Она потрясённо смотрела на него, силясь запомнить, вобрать всей душой его новый образ: взрослого хмурого парня с крепким жилистым телом, в котором уже невозможно было разглядеть прежнего смешливого мальчишку. Её друга детства...

Новый Хуанито завораживал гордой статью, смущал своим присутствием. Хотелось дотронуться до его обнажённой груди, и в то же время она не смела её рассматривать. Он стал мужчиной… Настоящим, красивым мужчиной, с орлиным профилем и сильными мускулами. О таком можно мечтать, в такого она могла бы влюбиться…

— Расскажи, как ты жил здесь. Без меня...

Вместо ответа Хуанито покосился через плечо на край обрыва, откуда выглядывало солнце.

— Хорошо, но давай перейдём вон туда. Здесь нас могут заметить.

— Заметить? Кто?

— Надсмотрщики, — Он криво усмехнулся. — Если увидят, что Куайнцин ушёл и не смотрит за табуном… Вряд ли белая девушка отведёт от него плети, как тогда, в детстве.

***

Они перешли по камням на другой берег. Здесь каменный склон оврага образовывал нишу, обращённую к западу, и закрытую с обеих сторон кустарником. Правда, воды ручья подступали тут почти вплотную, оставляя довольно узкую полоску сырой земли.

Хуанито вывернул поблизости круглый камень и установил в нише, чтобы Исабель не приходилось сидеть на мокрой глине. Сам же он уселся, скрестив ноги, возле самой стены, не обращая внимания на сырость и грязь.

— Ну, рассказывай, — попросила Исабель, когда они оба устроились, насколько тут было удобно. — Как ты жил здесь все эти годы?

По губам вайя́са скользнула горькая улыбка — и тут же пропала.

— Когда… белая девочка уехала, меня отослали на плантацию помогать убирать тростник. Куайнци́н не умел ещё толком управляться с мачете, потому просто собирал листья, приносил воду, пищу, — словом, был на подхвате у старших. С ними же он и жил, в одной хижине. Да, Куайнцин много узнал о себе с тех пор…

— Почему ты называешь себя так странно: Куай… син, Куан… тин? — недовольно спросила Исабель. — Язык сломать можно!.. Ты же Хуанито.

Он пожал плечами.

— Потому что это и есть моё имя, то, которое нарекла мне мать. Куайнцин принадлежит к народу вайя́сов. У всех, кто работает на твоего отца, есть свои, настоящие имена. Только белым людям их не произнести, вот вы и зовёте нас по-своему. Пока Куайнци́н жил при кухне, он привык быть Хуаном, он мало что знал про своих предков. Мать щадила меня, не говоря всей правды. Но когда она ушла в Благодатный край...

— Как, разве Лючия умерла? — поражённо перебила Исабель.

Парень слегка поморщился.

— Да, это случилось спустя несколько лун после твоего отъезда. Мне было тринадцать зим, и с утратой матери Куайнцин перестал быть нужен на кухне. Там хозяйничала новая повариха. А меня назвал своим сыном Искэй-киню. То есть Игнасио, как вы его зовёте. Это старый воин нашего племени, он мудрый и многое повидал. Он даже когда-то участвовал в сражениях с… с проклятыми тсули.

Надо было слышать, как вайя́с произнёс последнее слово! Как самое грязное ругательство. Более того, Исабель показалось, что сначала её друг готов был употребить совершенно другое словцо, покрепче, но в последний миг спохватился, словно вспомнив, что говорит с хозяйкой.

— С кем? — спросила она, уже догадываясь, каков будет ответ.

— С теми, кто захватил нашу землю, госпожа. Мы зовём их тсули — чужие.

— Я не госпожа, Хуанито, не называй меня так.

Он нехорошо усмехнулся.

— А как называть?

— Как в детстве. Лита.

Но вайя́с покачал головой. В его голосе теперь сквозила горечь.

— Детство прошло. Мы оба выросли и должны занять места, уготованные нам судьбой. Сегодня Куайнци́н вступился за белую девушку в память о том, как однажды сделала она. Долг возвращён… Но всё меняется, время течёт, как этот ручей. Белая девушка больше не может быть другом Куайнцина, как это было прежде.

— Но почему?

Черты её собеседника неожиданно исказились в жестокой ухмылке.

— Ты спрашиваешь — почему? — заговорил он, и в голосе зазвучала плохо скрытая злость. — Белая девушка, дочь моего врага, спрашивает — почему?.. Куайнци́н многое узнал с тех пор, как мы расстались… — Он сжал кулаки, словно собирался с кем-то драться, а на смуглом лице резче обозначились скулы. — Моя мать… Твой отец… И брат твоего отца, — он ведь один из тех, что захватили землю вайясов! Двадцать зим назад...

— Хуанито, я не понимаю, — прошептала Исабель. Ей стало страшно от выражения лица Хуана.

— Белой девушке трудно понять, — процедил вайя́с сквозь зубы. — Она идёт по цветам, но каждый цветок — это воин моего народа, погибший в бою. Куайнцин должен тебя ненавидеть!.. Твой дядя, дон Энрико де ла Серда, погубил тех, кто мне дорог. Это он пленил брата моей матери, великого Вайта Инти. Он продал в рабство его сестру Йака-ти́ку, дочь самого Инти Монкуацина, — мою мать!.. Куайнцин носит рабский ошейник, но он — внук Монкуацина, вождь вайясов по праву!.. И ты спрашиваешь, почему не можешь быть его другом?!

— Хуанито!

Вайя́с медленно покачал головой, с ненавистью выплёвывая жестокие слова:

— Куайнцин должен тебя ненавидеть, ты дочь его врага! Белая девушка с нежной кожей и шелковистыми волосами цвета солнца… Я могу намотать твои волосы на кулак… Могу задушить тебя — вот этими руками! Но я пощажу тебя сейчас — в память о нашей былой дружбе. Уходи!.. Но помни: Хуанито был тебе другом, Куайнцин станет твоим врагом.

— Хуанито...

— Я всё сказал.

Исабель поднялась с камня, пытаясь справиться с потрясением; руки её бездумно расправляли складки юбки, а губы тщетно искали нужные слова...

Вайя́с не стал ждать. Он в два прыжка перескочил ручей — и начал взбираться по противоположному склону.

Исабель бросилась следом, но сапоги заскользили по глине, а длинная юбка зацепилась за колючки кустарника.

— Хуанито, стой!.. Ты сам сказал, что ты — раб моего отца!

Он остановился, чуть повернув голову.

— Да. Куайнцин раб. Что прикажет белая девушка?

— Я хочу, чтобы ты помог мне добраться домой.

— Прикажи, а не проси, — с усмешкой прервал её вайяс. — Куайнцин не станет слушать твоих просьб.

Да он издевается над ней? За что?!

— Я приказываю тебе! — выдохнула Исабель, глотая слёзы и стараясь унять прыгающие губы.

Ещё не хватало разреветься перед ним, как маленькой девочке!

Хуанито взглянул на неё со странным выражением.

— Дай мне руку, моя госпожа.