Глава 4

— Графиня… — Рауль только руками развел. — Поверьте, я не…

— Так это и есть наш новый Судья? Докатились… скоро детей будут брать. — Ульрик, извернувшись в кресле, уставился на Альет, и под этим беззастенчивым, немигающим взглядом ей стало совсем неуютно. У него были странные глаза — слегка раскосые, золотисто-зеленые, они казались слишком большими и слишком яркими для худого и бледного лица.

— Улле, молчи, — Рауль досадливо покосился на брата. — Сударыня, позвольте вам представить — мой брат, граф Ульрик д’Омбрэ. Он… он недавно вернулся из путешествия.

— Очень приятно, — пролепетала Альет.

— Я счастлив, графиня! — Ульрик попытался было встать на ноги, но герцог, взяв за плечо, толкнул его обратно.

— Сядь, Улле. Альет… Ваш отец, конечно же, не знает о вашем отъезде? Я бы отправил к нему своего слугу, чтобы…

— Нет!

— Как скажете.

— Рауль! — Альет порывисто встала. — Послушайте же меня! Я… я знаю, почему вы отказались на мне жениться, — густой, быстрый румянец залил лоб и щеки девушки, но она не остановилась. — Папа мне все рассказал. Это из-за моей матери, да? Из-за того, что она была…

— Оборотнем, — спокойно закончил герцог д’Омбрэ. — Я это знал. Я знал, что Арабелла д’Алькон была Соколом и Судьей… Альет, что с вами?

Он едва успел подхватить девушку — она пошатнулась, теряя равновесие, и почти повисла у него на руках.

— Н-ничего… Но раз вы все знали, тогда почему же…

— Успокойтесь, — Рауль усадил Альет обратно в кресло и поспешно отвернулся: выносить этот взгляд дольше он был не в силах.

— Сударыня, я вполне понимаю, что вы должны чувствовать, — заговорил герцог некоторое время спустя, когда молчание стало почти болезненным. — Мой поступок отвратителен, но у меня все же есть оправдание. Теперь вам известно, кем была ваша мать. Я полагал, что, оставшись здесь, вы подвергнетесь опасности, тогда как уехав в столицу — избежите ее. Нашими местами правит странная сила, и все, кто живет здесь, так или иначе подвержены ее влиянию. Мы знаем о ней, мы научились с ней жить, но у вас не должно быть такой судьбы! Альет, вы должны уехать, поверьте мне, здесь опасно! Да не смотрите вы так! Я не знаю, что вы себе вообразили, юные леди, начитавшись романов, часто совершенно неадекватно оценивают происходящее, только вся романтика леса Алькон ограничивается дикими розами на опушке и соловьем в том же кусте! Дальше — только мрак. Почти все семьи здесь отравлены, Волки, Медведи — мы грыземся между собой сотни лет, а Соколы наблюдают. Вы даже представить себе не можете этот змеиный клубок, а еще хотите забраться в самую его гущу! Нет, дорогая моя девочка, ни за что на свете я вам этого не позволю. Вы должны уехать, уехать как можно скорее и выкинуть из головы все, что произошло сегодня. Не было ничего, слышите? Сейчас я отвезу вас домой…

— Я не уеду, пока не узнаю, кто убил мою мать и не отомщу! — Альет вздернула подбородок, глядя герцогу прямо в глаза.

— Альет… — Рауль едва не застонал от собственной беспомощности. — Альет! Вы же не капризный ребенок, поверьте мне — все уже сделано за вас!

— Так вам известно имя убийцы?!

— Известно. Его зовут Ульрик д’Омбрэ.

— Улле! — герцог резко повернулся к брату. — Что ты несешь?! Опомнись!

— Графиня, мне жаль, — Ульрик все же поднялся из кресла, и стоял теперь, опираясь рукой на спинку. — Но это я убил вашу мать и ее… друга.

— Вы?! — Альет хотела вскочить, закричать — но ноги не слушались, а голос пропал, оставив лишь жалкий сип

— Я. — Совершенно спокойно подтвердил младший д’Омбрэ. — Я был не в себе. Я оборотень, волк-оборотень, а с нами такое случается. Безумие зверя застилает разум человека. Я не понимал, что творю, но это не снимает с меня вины. Двенадцать лет я камнем пролежал на той поляне, куда сегодня утром пришли вы и каким-то чудом пробудили меня, так что мое наказание можно считать законченным… Впрочем, вы можете мне отомстить, если желаете. Я не стану сопротивляться.

— Я… вы… — ей казалось, она падает в пропасть, падает — и не может остановиться. Все внутри оборвалось, и какие-то нити еще продолжали рваться с болезненным гулом.

«Не упасть в обморок, — настойчиво билась в стремительно пустеющей голове мысль. — Только не потерять сознание… не здесь, не сейчас, не….»

— Графиня!

— Не трогайте меня! — Альет прижала ладонь к горлу, борясь с тошнотой. — Отвезите меня домой, герцог, немедленно!

— Прощайте, графиня… — захлопнувшаяся дверь отрезала тихий голос Ульрика. — Надеюсь, этой сцены вам хватит.

Утром следующего дня замок Алькон наполнился суетой от подвалов до шпилей — юная графиня пожелала уехать в столицу сегодня же, и отец, конечно, поспешил исполнить каприз дочери. Альет готова была прыгнуть в карету в чем с постели встала — только кто ж такое безобразие допустит? Наряды уложить, украшения, сервизы — не с тарелок же трактирных в пути есть, в самом деле?!

Сборы затянулись до завтрака.

Разумеется, Максимилиана д’Алькона несказанно радовала покорность дочери. Он и не надеялся, что ее удастся легко уговорить покинуть замок, а тут она сама рвется в столицу… Вот только его слегка тревожила такая лихорадочная поспешность. Будто за прошедшую ночь она узнала или поняла что-то, в корне изменившее ее желания. Но что? Да нет, глупые сомнения, девочка действительно хочет поскорее покинуть непонятное и страшноватое место, в которое вдруг превратился родной дом. Хотя какой он родной, если подумать, Альет в нем и десяти лет не прожила. Детские воспоминания не в счет, а после она приезжала всего несколько раз… А теперь уедет, наверное, навсегда. Ну и хорошо. Давно надо было бросить это совиное гнездо к чертям…

— Милорд! — голос дворецкого пробился сквозь размышления графа. — Милорд, к вам какая-то дама.

— Что значит «какая-то», Виктуар? — Максимилиан удивленно обернулся. — Разве ты ее не знаешь?

— Не могу знать, ваша светлость, может, и знаю.

— То есть как это?

— Так она с ног до головы в плащ закутана, и лицо завешено. Как тут узнать? Я ее в малую гостиную проводил, сказать, что ваша милость уже уехать изволили?

— Нет, я подойду. — Граф поднялся из-за стола. — Кого это леший принес…

— Я с тобой! — Альет торопливо отставила нетронутую чашку кофе.

Гостья, дожидавшаяся их в малой гостиной, в самом деле, выглядела странно: высокую, худую фигуру с ног до головы окутывал черный плащ, и черная же вуаль, словно плотная паутина, свисала с широких полей шляпы.

— Доброе утро, мадам, — Максимилиан учтиво поклонился. — Чем могу служить?

— Я — маркиза д’Аран. — прозвучал из-под вуали низкий, глухой голос.

— Прошу прощения? — Армель, конечно, упоминал, что приехал с матерью, но она ни разу нигде не показывалась, и граф о ней как-то подзабыл.

— Я — Лариетта д’Аран, — повторила гостья. — Я мать Армеля.

— Конечно, мадам, разумеется, я весьма счастлив…

— Не стоит, — рука в черной перчатке, на секунду показавшаяся из-под плаща, сделала резкий жест, отметая растерянные любезности графа. — Я прекрасно осведомлена о ваших чувствах. Безусловно, мой визит вам крайне нежелателен, особенно сейчас. Но я все же попрошу вас отложить свой отъезд.

— С какой стати? — ляпнул ошарашенный подобной выходкой граф.

— С такой, сударь, что мой сын болен. Очень болен.

— С Армелем что-то случилось?! — ахнула Альет.

— Увы, да, сударыня. — Маркиза впервые повернулась к девушке, и, хоть лица ее и не было видно, Альет кожей ощутила колючий взгляд. — Вчера, возвращаясь от вас, он встретил в лесу медведя.

— Господи… он жив?!

— Да. Но раны его так серьезны, что я не посмела отказать сыну в просьбе. Он хочет видеть вас, графиня.

— Меня? Но я…

— Я осведомлена о вашем отказе принять предложение моего сына. И все же я прошу вас, — перед этим «прошу» была крохотная пауза или просто показалось? — Я прошу вас поехать со мной в замок моей кузины Лотрэ.

Альет молчала.

— Сударыня, — осторожно начал Максимилиан, кинув быстрый взгляд на дочь. — Мне очень жаль, я скорблю вместе с вами и надеюсь, что ваш сын поправится, но…

— Хорошо, я согласна.

— Альет!

— Отец, ты понимаешь, что я не могу отказать. Мы уедем завтра.

— Ты уверена, дорогая?

— Моя карета ждет внизу, — мать Армеля повернулась к дверям, не дожидаясь, чем кончится разговор.

— Папа, я поеду. — Альет обняла отца и поцеловала в щеку. — Армель… если он умрет, я никогда себе не прощу! Я должна его увидеть!

— Как скажешь, милая… — графу отчего-то очень не хотелось ее отпускать. Но у кого бы хватило черствости не исполнить просьбу, которая вполне может оказаться последней?

Непогода, бушевавшая ночью, к утру утихла. Тучи все еще скрывали солнце, холодный ветер гнал их к югу, рвал в клочья, сквозь которые нет-нет, да и проглядывала лоскутная синева. Этот же ветер подсушил дорогу, что было кстати — иначе по лесу пришлось бы пробираться верхом. В карете были опущены шторки, пахло сыростью и чем-то тяжелым, кисловатым… так пахнет мокрая шкура, брошенная у огня. В полумраке маркиза д’Аран казалась собственной тенью, она уселась в угол и Альет скорее угадывала, чем видела очертания закутанной в черный плащ фигуры.

Ей было плохо. Так бывает, когда простудишься — вроде все еще в порядке, и горло даже не болит, но тело уже чувствует болезнь внутри себя, голова неуклонно наливается тяжестью, сердце гулко бухает в груди, ноги становятся противно ватными… Может быть, она и простудилась вчера, когда мчалась под проливным дождем к герцогу д’Омбрэ, но, скорее всего, дело было в состоянии души. Все вдруг стало так мерзко, так постыло и горько… В один день узнать, что ты, оказывается, дочь оборотня, что твоя мать была жестоко убита, что отец даже не искал убийцу… всей силой души поклясться найти нелюдя и отомстить, найти… и понять, что мстить некому. Убийца уже наказан, наказан жестоко, может быть, слишком жестоко — ведь им владел зверь, а как осуждать за убийство зверя? Боже, как страшно. Как все неправильно! Хочется выскочить из этой душной коробки и закричать прямо в серое небо, захлебываясь ледяным ветром — только пусть вернут вчерашнее утро, такое золотое и чистое, пусть вернут хороший и добрый мир, где живут люди, где нет злобных тварей и всего лишь нужно решить, кого из двух влюбленных кавалеров предпочесть!

Армель, Армель, что же ты натворил… почему не остался ночевать в замке?! Господи, да эти клячи могут тащиться быстрее?!

В нетерпении, Альет отбросила занавеску, выглядывая наружу — далеко еще, в самом деле?! Она только успела понять, что дорога ей не знакома, и в то же мгновение лошади захрапели, учуяв зверя, рванулись, карета съехала в лес, задев боком ствол дерева, Альет швырнуло вперед и вбок, прямо на маркизу… но инстинктивно вытянутые вперед руки внезапно ткнулись в жесткую шерсть, а потом на затылок обрушился тяжелый удар. Проваливаясь в беспамятство, девушка смутно услышала отчаянное ржание, треск ломающегося дерева, чей-то вопль… впрочем, тут же оборвавшийся.

— Доброе утро!

Герцог д’Омбрэ дернулся, открывая глаза и пытаясь одновременно сообразить, почему он скособочился в кресле, а не в кровати, откуда этот отвратительный запах жженого кофе и кто, во имя всех волков этого мира, посмел его разбудить?! Ответ на все три вопроса обнаружился тут же, рядом: Ульрик, умытый, в белой рубашке, на светлых волосах, забранных в хвост, блестят капельки воды, и зеленые глаза просто светятся улыбкой. Будто и не было этих лет.

— Доброе… — простонал Рауль, выбираясь из кресла. Шея затекла, поясницу ломило — когда тебе не двадцать, ночь не в своей постели сказывается весьма пагубным образом. — Я полагаю, слуги о тебе уже знают?

— Знают, — безмятежно подтвердил младший братец, протягивая большую чашку, над которой завивался пар. — Будешь? Сам варил! Боже, как я страдал без кофе…

— Вчера, когда я вернулся, ты уже спал. — Герцог подошел к окну, растирая ладонями лицо. — Я не стал тебя будить. Но сейчас-то ты можешь объяснить мне, какого черта ты устроил этот фарс?!

— Рауль… тебе обязательно быть таким занудой? — Ульрик разом поскучнел.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Значит, обязательно. Послушай, ты же сам все прекрасно понимаешь!

— Нет, не понимаю, — за окнами действительно было позднее утро. Ветер растаскивал тучи, деревья в парке кутались в шелестящий кружевной флер падающих листьев. Как там Альет?

— Ну ладно, — вздохнул за спиной брат. — Ты хотел, чтобы эта девочка отсюда уехала? Теперь она уедет. Чем ты недоволен?

— Тем, что ты ей соврал.

— Угу. Я должен был сказать, что Совет признал меня виновным, двенадцать лет я отбывал свое наказание, но на самом деле я чист? Я уверен, я знаю, что не убивал ее мать, но понятия не имею, кто это мог сделать?

— Именно так. А я бы это подтвердил. Мой брат — не убийца!

— Тогда бы она презирала нас обоих. А так — только меня. Сейчас она сорвется в столицу, и ты, если не будешь дураком, успеешь появиться там в нужный момент. Как-нибудь поэффектней, ты ведь это умеешь. И она будет твоя…

— Улле!

— Между прочим, она бы и так стала твоей, если бы ты не сглупил. Я такие вещи чувствую.

— Ульрик! Хватит. — Рауль стремительно развернулся. — Хватит об этом. Никуда я не поеду, пусть бежит в столицу и выходит замуж за какого-нибудь красавчика, меня это больше не касается. Ты вернулся, ты снова дома, и это единственное, что для меня важно.

— Идиот, — вздохнул младший д’Омбрэ. — Лось упрямый.

— Улле, я же просил! — в голосе Рауля отчетливо звякнул металл, и брат счел за лучшее замолчать.

Пролежав двенадцать лет камнем не так уж сложно хранить молчание…

— Герцог д’Омбрэ!

Да что ж это такое, не кабинет, а проходной двор! Сюда теперь все будут вламываться без доклада?!

— Ваша светлость… — пискнул откуда-то из-за двери лакей. — К вам…

— Граф д’Алькон?!

— Герцог… граф Ульрик?!

Максимилиан застыл на пороге, потрясенно уставившись на Ульрика, и Рауль только сейчас сообразил, что брат выглядит точно так же, как и двенадцать лет назад. Камни стареют намного медленнее людей, брату как было двадцать, так почти и осталось…

— Я вчера вернулся из путешествия, — спокойно заметил Улле. — У вас что-то случилось, сударь?

— Случилось… — Максимилиан тяжело привалился к стене. — Моя дочь, Альет, пропала!

— Так вы утверждаете, что она не приезжала в замок Лотрэ? — спросил Рауль, когда граф закончил свой короткий рассказ.

После отъезда дочери тревога Максимилиана усилилась настолько, что он не выдержал — приказал оседлать лошадь и сам отправился следом. Но на дороге никого не встретил, а в замке ему сказали, что маркиза д’Аран покинула их вчера вечером и до сих пор не вернулась. Более того, никакого раненого Армеля тоже не было.

Охваченный самым настоящим ужасом, граф еще раз проскакал весь путь из конца в конец — никаких следов.

— Герцог, я умоляю вас, — на беднягу было страшно смотреть, казалось, он в одночасье постарел лет на десять. — Я не знаю, не могу понять, что происходит. Вы… вы, конечно, все знаете, раз отказались жениться на Альет, но она не виновата в грехах своей матери! Умоляю, помогите мне найти дочь!

— Успокойтесь, сударь, — мягко отозвался Рауль. — Я никогда и ни в чем не ставил под сомнение ни честь вашей супруги, ни честь вашей дочери, ни вашу честь. Я действительно знаю правду о смерти Арабеллы, более того, я всегда ее знал.

— Вы…

— Нет, я не оборотень. Но я из семьи Волков. И я… мы вам поможем. Я сделаю все, чтобы найти Альет, клянусь своей душой!

Лес снова наполнился лаем собак, голосами, перекличкой рогов… вот только не было в этом шуме ничего общего со вчерашним веселым азартом. Тревога, страх — вот чувства, которые звучали теперь в каждом голосе, в каждом шаге. Собаки, уверенно шедшие по следу от замка, потеряли его почти у самой опушки. И опытные охотники не могли различить отпечатков колес в пожелтевшей траве. Карета маркизы д’Аран словно растворилась в полупризрачном свете, льющемся из-за туч.

— Куда она могла поехать?! — Рауль в тысячный раз наклонился с седла, разглядывая землю. — Здесь больше нет замков, на тракте ее не видели, так что же… Улле!

— Посмотри, — Ульрик, подняв голову, разглядывал нависшие над дорогой ветки клена. — Тебе не кажется, что их кто-то недавно трогал? Вот здесь свежая царапина на коре…

— Карета? Кучер?

— Вполне возможно. Здесь когда-то начиналась старая дорога…

Дальнейших пояснений не требовалось — глаза Рауля внезапно различили и колеи, и разбросанные кучи листьев, будто спала застилавшая их пелена. Здесь на самом деле кто-то проехал, и совсем недавно!

Карета обнаружилась минут через десять. Она лежала, перевернувшись набок, колеса были разломаны в щепки, под кучей перепутанных, разорванных постромков валялась мертвая лошадь…

— Альет! — Рауль метнулся к распахнутой дверце. — Альет!!!

Но темное нутро кареты было пустым. Повсюду кругом — на траве, на сучьях — остались клочки какой-то черной ткани… наклонившись, герцог поднял сиротливую замшевую перчатку с абрисом летящего сокола. Альет надевала ее на вчерашнюю охоту…

Глухой рык из-за спины заставил его выхватить пистолет, но зверя поблизости не оказалось. Только Ульрик, с горящими бешенством глазами сдернувший с ветки черный клок.

— Что с тобой?!

— Запах… тот самый запах! — человеческая речь явно давалась младшему д’Омбрэ с трудом.

— Улле, что случилось? Что с тобой, какой запах?!

— Как в ту ночь!

— Ты бредишь, не было там никакого запаха, только твой и жертв! Улле, опомнись — нам надо искать Альет!

— Ты ее не найдешь, — брат с отвращением отшвырнул кусок ткани. — Отвернись.

— Не смей! Не смей этого делать, слышишь?! Больше никогда…

— Как хочешь.

Перевоплощение оборотня может показаться отвратительным, но Рауль не мог отвести взгляд от рвущейся на клочки одежды, от мгновенного перетекания очертаний тела человека в тело зверя — впрочем, все закончилось почти мгновенно. На том месте, где только что стоял граф Ульрик, появился некрупный буровато-серый волк с янтарно-зелеными глазами.

— Улле?

Волк посмотрел на Рауля… усмехнулся, показав пасть, полную белоснежных клыков… и перемахнув через карету гибким прыжком, метнулся в лес.