7-8

7.

Вот уже третий день поднимаюсь на площадку — и каждый раз встречаю там Кинто и вижу тени, силуэты, черты города. Все странное. У «разбойника» на лице появился шрам. Или я его первый раз просто не заметил? Ну да, не заметишь такое, как же. И почему-то собеседник, как будто ждущий меня, напрягает, хотя беседы с ним, в общем-то, нравятся. Легкие. Даже слишком. Разговор с Кинто быстро забывается, словно и не было. Нет, этот новичок все-таки странный.

Уже начинало потряхивать от мыслей обо всем непонятном, но сегодня утром накатил несон. После того, как я полдня смотрел сцены из жизни мира Снаружи, спокойной и размеренной, все стало казаться проще. Ну шрам, ну черты города в пустоте, ну беседа, от которой следа не остается. Чем это может грозить? А ничем. Наоборот — непонятности и загадки скрасят мое пребывание в форте.

Ты, мой придуманный друг, наверняка спросил бы, если бы мог: столько свободного времени — на что его тратить? А на себя. Не поверишь, как это может быть интересно — и никогда не надоедает. Еще мне кажется, мы тут спим больше, чем обычно, я так точно. И есть несон с картинками из мира Снаружи. Дни улетают со свистом, как монеты из кошелька внезапного богача. Много времени занимают появляющиеся и исчезающие вещи. Новые интересно рассматривать, хотя каждая отдельная быстро надоедает, но смена одних на другие поддерживает интерес. В личных комнатах всегда бардак, а наша библиотека — просто свалка книг, как в столовой еда на столе вечно вперемешку.

Сегодня опять говорил с Кинто о мечтах. Вернее говорил он, а я слушал, потому что не было желания болтать. А он словно это почувствовал. Вот чего мне не может дать тетрадь, так это внимания, хотя с тетрадью удобнее и проще.

Позже. Застукал в своей комнате этого Сивера. Он стоял у моего стола над закрытой тетрадкой и смотрел на нее. На мои шаги обернулся.

— Привет. Скажи, ты тоже пишешь истории?

Выглядит он теперь девятнадцатилетним, но, судя по вопросу и поведению, до настоящей взрослости еще далеко.

— Это личный дневник, — сказал я, подходя к столу. — И кстати, личная комната. Застану тут еще раз — выброшу за дверь.

— Я не собирался вламываться, — спокойно ответил он, отступая от стола. — Твоя подруга очень просила узнать.

Не сразу дошло, о ком он. Ухаживает Талья за Сивером, а подруга — моя?

Но ответить не успел.

— Она в гости придет на днях.

Наглый парень вырос из наглого мальчишки. Не люблю детей и слишком уверенных в себе людей. Неудобные они, как чужая вещь.

И еще мне не хватало этого счастья — Тальи в гости.

— Она тебя все время вспоминает, — добавил Сивер.

Это меня почему-то добило.

— Пошел, — я сильно толкнул его, потом еще раз. Юнец впечатался в стенку, но не поторопился уйти. Просто стоял и смотрел на меня, и всего трясло. Боится? И правильно делает. Только если боится, то почему глаза такие… как у фанатика? Словно он хочет всего этого — страха, ярости и драки.

И тут до меня дошло. Его же «переламывает». Такие же дикие глаза я в зеркале видел в первые дни в Крепости. Разве что мои синие, а у этого Сивера каре-зеленые или вроде того. И я так же нарывался, лез в драку с людьми, а не врагами за воротами Крепости. Мне тогда не хватало просто полыни.

Поняв, почувствовал себя мерзавцем. Протянул руку и отлепил Сивера от стены, хотя это он мог и сам. Просто невыносимо было смотреть, как парень стоит, привалившись, точно поломанную игрушку прислонили.

— Ты не молчи, — сказал я, убедившись, что на ногах он держится. — Тебя ломает сейчас из-за потери Покоя. Мир Снаружи из тебя уходит, слезает, как старая кожа. Когда совсем припрет, можно подняться наверх и повопить. Отпустит. А еще можно найти собеседника и выговориться. Вот хоть наш старикан. Помнишь, кого Талья в столовой прогоняла с места у окна? Он отличный слушатель. А еще драки хороши.

Он кивнул, но как-то с иронией, что ли. Словно я говорю о том, чего не понимаю, даю советы человеку, который знает больше.

Прощаться Сивер не стал, просто ушел, чуть прихрамывая, но мне уже не было его жалко.

Теперь сижу и тетрадку листаю… Что будет, если Талья прочтет, что я о ней думаю, что зову ее сказки историйками и так далее? А и пусть прочтет. Может, наконец, поймет, что у нас нет ничего общего. И перестанет думать обо мне.

Да и мне пора перестать о ней думать.

8.

Женщина — это катастрофа, которой нельзя сказать «хватит». Вернее, сказать можно, но не услышит. Вот уже два дня она не дает мне прохода. Везде, где встречает, говорит что-то вроде «мы же были друзьями» и намекает, что я ей и теперь что-то должен. Очень мило, но мы это уже проходили.

Если честно, то я сопротивляюсь ее «дружбе» из чистого упрямства. Вот и сейчас сижу на стене и пишу в тетрадь, которую теперь всюду ношу с собой. Кинто тоже тут, он словно никуда и не уходил с прошлого раза. Кстати, я не видел его в столовой и в коридорах Крепости. Разговаривать с ним уже не так интересно как раньше, и раздражает, что он слушает, если я хочу выговориться, и говорит, если мне не хочется. Человек должен быть более непредсказуемым, иначе общение с ним отдает фальшью. Ну, я всегда могу перестать общаться, и мне останется тетрадь и ты, мой придуманный друг. Для своего удобства представлю тебя таким, как Кинто, только не настолько податливым. Как образ, он нравится мне больше.

Дождался. Талья нашла меня и тут.

Позже. Я даже не знаю, как написать это. Сидел с тетрадкой на краю стены, и тут пришла она. Я не стал прятать тетрадь, но и показывать ей не собирался. «Подруга» вела себя подозрительно тихо. Подошла, постояла рядом и села, как я, на край крыши, прикрыв полные колени широкой юбкой.

— Если ты откроешь мне свою тайну, то я открою свою. — Она подумала и поправила себя: — Нашу.

— У нас, — я подчеркнул слово интонацией, — нет никаких тайн.

Талья посмотрела с укоризной и сказала голосом капризной девочки:

— Думаешь только о себе. Мы — это вся Крепость. Может быть, даже больше, чем ты себе представляешь.

Мне, в общем, было все равно, что она думает, а делиться своими мыслями не собирался. Поэтому промолчал. Ну и в надежде, что она уйдет.

А вместо этого Талья, кажется, приняла мое молчание за разрешение говорить дальше.

— Сивер — Подарок.

Я едва не поперхнулся воздухом. Чуток пришел в себя, подумал. В принципе, может быть. Прошло почти пятьдесят лет с визита последнего, и нового ждали со дня на день. Но почему — в Крепость?

— Откуда ты знаешь? — спросил я, не веря, что услышу что-то путное, и потому начав не с самого интересного вопроса.

— Просто так и есть. — Она помолчала, явно готовя что-то в этой паузе. — Он теперь мой, и я все о нем знаю.

Меня ощутимо передернуло от этого «мой». Сорокалетняя тетка и юноша, который еще вчера был мальчишкой… Но завтра или послезавтра будет молодым человеком, а через пару недель сравняется возрастом с Тальей. Вот даже и не знаешь, как к этому относиться.

«Подруга» смотрела с улыбкой и с превосходством.

— Я его вызвала, поэтому он слушается меня и моих желаний.

Это я принял уже спокойнее — как одну из ее сказочек. Но второй вопрос все же задал:

— И как именно ты его вызвала?

— Думала о нем, — призналась Талья.

— О Подарке?

К ее чести, она не стала врать:

— Нет. О ребенке или муже. Всегда хотела сына… — она покраснела. — Но еще и мужа. И когда он пришел, такой жалкий, то захотелось сначала пожалеть его.

Жалкий? А мне Сивер жалким не показался. Даже тогда, в комнате, впечатанный в стену.

— А потом стало жалко себя. Никогда не будет ребенка, и даже замужем побывать не успела.

Да, точно, женщина это катастрофа — ее не остановишь. Но мне повезло — Талья остановилась сама и не стала жаловаться дальше, хотя рассказ продолжила:

— Только Подарок был слишком взрослым. Маленькие дети интереснее, и с ними я знаю что делать, работала няней когда-то. И с совсем взрослыми тоже хорошо, но не с теми, кто уже не дитя и еще не взрослый. Мне захотелось, чтобы Сивер поскорее вырос. И он начал расти.

Ну вот что я говорил о сказках? Она придумала себе очередную. Но при этом довольно хорошо все объяснявшую. В Крепость никогда не приходили дети. Тот, который все же пришел, оказался Подарком. Подарки нарушают неписаные правила и могут почти все. Только они вроде не выполняют желания одного человека — лишь общую волю. Или Сивер просто уступил Талье? Могу поверить. Я бы точно уступил.

— И теперь у тебя есть два в одном — и сын, и муж, — не удержался и съехидничал я.

— Ничего не понимаешь, — она пожала плечами. — Ты тоже это можешь. Вызываешь сюда людей. Придумываешь для себя друзей и собеседников. Половина обитателей Крепости — твои, а остальные мои. Только эти куклы нам на самом деле не нужны! Даже мешают стать чем-то большим.

Наверное, надо было сделать вид, что со всем согласен и все понимаю, чтобы поскорее избавится от ее общества. Но неожиданное спокойствие Тальи — раньше она бы начала читать мне очередную истерическую лекцию после первого же вопроса — выводило из себя. Ну и мне все же хотелось хоть что-то понять из ее бреда.

— По-твоему, мы умеем вызывать в Крепость людей? Нас с тобой сюда тоже кто-то вызвал? Поэтому здесь оказались ты и я, а не кто-то другой?

— Ну ты совсем непонятливый! — наконец-то возмутилась она. — Я не о тех, кто живет Снаружи — о тех, которые внутри, в душе, в мечтах! О придуманных друзьях!

Я ощутил, как дурею. А Талья добила:

— Никогда не думал, что такое несон? Это то состояние, в каком можешь управлять мечтами, даже неосознанными! Ты ныряешь в него, просматриваешь интересные сцены, как книгу листаешь, и выбираешь, что больше нравится. А когда возвращаешься, то тебя уже ждет что-то желанное. Новый человек, вкусный обед или продолжение многотомной саги на столе в библиотеке. Появлением вещей тоже мы управляем! — собеседница еще приблизилась и прокричала мне в лицо: — Мы и есть Крепость!

По счастью, после этого дала мне время немного прийти в себя, посидеть в тишине.

— Я честно поделилась, — минут через пять молчания, которых мне не хватило, чтобы осмыслить хоть что-то, Талья вернулась к своей теме. — А ты? Покажешь свои истории?

И, понимая, что бесполезно что-то объяснять и все еще слегка не в себе от ее версий и вопля, я протянул ей тетрадку. Талья взяла как святыню… и мне стало больно от того, что сейчас произойдет — больно, несмотря на вылитый на меня бред. Но изменить что-то я не смог бы.

Она открыла. Вчиталась. Лицо исказилось обидой, а потом гневом. Это некрасивые чувства. Талья вообще-то симпатичная, даже очень, но в этот миг красота слезла с нее… как мир Снаружи с обитателя Крепости в первые дни сползает. Там, где Покой, все люди всегда красивы… Талья с молчаливой яростью швырнула тетрадь за край стены, встала и ушла. И я ощутил немного, совсем немного облегчения от того, что теперь-то точно все закончено. Спускаться и искать тетрадь даже и пробовать не стал — помятая она уже вся, да и заканчивалась. Взял из появившихся сегодня вещей толстый блокнот и записал в нем все произошедшее.