3-4

3.

Перемены. Не люблю перемены. Каждый новичок приносит с собой беспокойство, но когда его «переломает», становится как все… А тут вообще непонятно что. В Крепость пришел ребенок, мальчик. Он бесцеремонно заходит в личные комнаты, бегает, не разбирая дороги, задает вопросы и некуда спрятаться от этого кошмара лет десяти от роду. Мальчишку зовут Сивр или Сивер, и он уже огреб по шее от Тальи — это она шумела, возмущаясь на весь замок. Кажется, пацан взял одну из ее тетрадок с записями и стал читать, пока хозяйки не было в комнате. Радовалась бы, что читают без принуждения!

Позже. Талья быстро успокоилась, и сегодня с утра я видел, как она с этим Сивером разговаривает. О чем бы это? У пацана был немного отупелый вид — небось, рассказывала ему одну из глупых сказочек о «большем», к которому должен стремиться любой человек. Да и пусть. Никто из нас не знает, что делать с ребенком — наверное, поэтому он делает с нами все, что хочет. Но сегодня мальчишка уже не носится по замку галопом, хотя в чужие комнаты все еще заходит. Вот только что ко мне заглянул, пришлось прикрикнуть. По-моему, я неверно оценил его возраст. Не десять лет, а постарше. И как-то не заметно, чтобы его «ломало». Может, у детей все иначе?

Вот еще про «переламывание». Не знаю, с чем оно связано. Может, дело в привычке — к Покою привыкаешь, а тут его нет, вот и ломает. Чувствуешь себя ограбленным первое время и не знаешь, что делать с бурлящими эмоциями. Спасает несон — в нем тонут любые эмоции.

Но вот почему когда кто-то раздражает, его кажется слишком много?

4.

А мальчишка-то взрослеет с каждым днем! Прошло четверо суток с тех пор, как он появился, и сегодня ему никак не дашь одиннадцати или двенадцати. Пятнадцать — запросто. И Талья часто висит у него на хвосте. Опекать взялась, что ли? Так еще пару дней-лет — и это он сможет ее опекать, а скорее попросит оставить в покое, как в свое время сделал я. Вот говорил, что никому тут ни до кого нет дела. Бывают исключения… Талья не стесняется присоединиться к компашке молодняка на верхнем уровне, откуда ее обычно удаляют со скандалом. Любит давать всем советы. Она дергает первого, кто попадется на глаза, как только напишет очередную мерзкую историйку все об одном и том же, и при своем чудовищном весе способна неслышно подкрасться к тебе и попросить помочь ей, выслушав свеженаписанное. Запросто может испортить обед, читая всем вслух. Я уже молчу про ее привычку скандалить, если, начнешь делать замечания по тексту. Хорошо еще, остальные ничего не пишут и вообще в чужую жизнь не лезут… Ладно, хватит уже о всякой ерунде.

Позже. Решил подышать воздухом, прихватил с собой тетрадь, вдруг мысль интересная придет, поднялся на площадку замка и застал там еще одного новичка. Второй за два дня, надо же… Нетипичный такой, здоровый мужик со зверским лицом, прямо разбойник из сказки и на моего старшего брата похож комплекцией. Да и у меня самого такая фигура, разве что ростом повыше, так что не должен казаться таким квадратным. Стоит разбойничек на краю — ни ограды, ни просто бортика нет — и смотрит на небо, небось, ищет солнце. А солнца над Крепостью нет, хотя день и ночь все же сменяются — просто в какой-то миг сверху падает мгла, и ты оказываешься в темноте. О чем я жалею, так это о сумерках — это странно хорошо, когда уже не день и еще не ночь. Время застыть на краешке чего-то и подумать, по какую сторону упасть. Хотя знаешь, что выбора нет.  Но можешь хоть на время поверить в него. Да, вот чем хорошо не знать — можешь поверить во что угодно.

Отвлекся от новичка… Мне вдруг показалось, что он хочет прыгнуть. Видел и такое однажды — человек сиганул со стены и просто исчез. Я осторожно подошел к «разбойнику», стараясь не напугать.

— Привет. Хорошая сегодня погода, а?

Он повернулся, посмотрел на меня неожиданно добрыми серыми глазами, не подходящими зверскому лицу, кивнул. Передумал стоять и сел, свесив ноги в пустоту. Я подумал и сел так же чуть поодаль, словно это обычное дело. Представился:

— Меня зовут Паул.

— Кинто, — назвался он, не отрывая взгляда от дали. Туманная, слабо сияющая пустота. Если долго в нее смотреть, начинает казаться, что ослеп. Выйди за стены — увидишь то же самое, и из этой пустоты тут же выйдет твой личный враг. Он не пустит тебя дальше, а после драки или спора не остается желания проверять, есть ли еще что-то в той пустоте. Даже звуки в ней тонут — когда бьешь врага, то удары звучат глухо.

— Так тихо, — произнес новичок и чуть наклонил голову, словно вслушиваясь.

Надо же, какое совпадение мыслей!

— Как обычно, — заметил я. — Но это ненадолго. Молодняк устроит очередную вечеринку или кто-то наступит на любимую мозоль Тальи — и сразу станет шумно.

— Мозоль? — переспросил Кинто, наконец, снова посмотрев на меня. Нет, не на разбойника похож, на пирата с картинки в книге. Еще и прическа подходящая — черные волосы на затылке связаны в хвост красным кожаным шнурком. Только шрама не хватает. И сабли.

— Ну да, она и тебе еще прочтет свои рассказки. Очень наивно мечтать о том, что твои проблемы решатся в другой, лучшей жизни, а эту можно бросить и сказать: «Пропади ты».

— Мечты всегда наивны, — пожал плечами Кинто. Получилось странно убедительно, хотя разбойничий облик к таким высказываниям ну никак не подходил. Но я тут же вспомнил, что у меня нет мечты, и значит, не могу судить тех, у кого она есть.

— Ну тогда просто… Не стоит ими делиться, — заметил я. — Не поймут. Да и вообще… никому не надо знать, во что ты там веришь. И чаще всего просто не интересно. Не надо выставлять себя в смешном свете.

Он кивнул, соглашаясь.

А мне показалось мало — не его кивка, а собственных слов и еще минут двадцать я говорил о том, что никто не хочет делаться каким-то там «большим». Что каждому и без этого нормально. Остановился, только когда выдохся. И мне было хорошо и спокойно. Как-то особенно спокойно, отлично от того, как бывает Снаружи, вне Крепости, где знаешь, как мир устроен, и не ждешь внезапных перемен. Там это вроде вечных сумерек, из которых не так-то просто выйти в новый день или вернуться в прежний.

Новичок Кинто ни разу не перебил, но порой кивал или делал жест и я понимал — слушает, и внимательно. А потом он встал и ушел. Странный какой-то. Ну или это я странный, что изливал душу первому встречному. Хотя кому еще? Друзей у меня в форте нет. Их тут ни у кого нет. Пожалуй, Снаружи тоже. Да и зачем?

Нет, я не странный, просто накопилось. Почему-то после разговора захотелось подраться, словно во мне освободилась какая-то ниша и ее надо заполнить действием.

И я пошел драться.