Общий сбор

Собрались все-таки не у Маэды. «Зачем делать такой крюк, Мицунари?» — поинтересовался Симадзу и получил в ответ письмо: «Делайте что хотите, мне все равно!» Союзникам было бы удобнее собраться ближе не к северному, а к южному берегу Бивы, но за грядой Кацураги подняли голову икко-икки, вернув разбой и безвластие. Отани Ёсицугу собирался договариваться с благородными главарями тамошних банд посредством Сайки Магоити, но после боя в Киото полуостров Кии окончательно вышел из-под контроля. Вскоре повстанцы разогнали администрацию тайко в Иге и Исэ. Наместник Иги был убит, наместник Ямато исчез, наместник Исэ покончил с собой; их чиновники спасались бегством, превращаясь в ронинов. Некому было организовывать армии ночлег и кормежку. Получив известие о бунтах у восточной границы своих владений, Иэясу вздохнул: «Это вторая ошибка тайко — не зачистил полуостров. Надеялся отправить этот сброд в Корею, а надо было быть проще».

— Выдайте мне сына Иэясу, и я четвертую его лошадьми! — потребовал Мицунари, явившись в Канэгасаки.

— Он сбежал, — безмятежно откликнулась Оити. — Мы не успели взять его под стражу.

«Издевается, — понял Мицунари. — Я даже не могу ей приказать перерезать себе горло! Ей же все нипочем, она же нелюдь!»

Союзники предложили Мицунари передислоцироваться в Оми, и он назначил сбор в Сидзугатакэ, в замке на холме с видом на оба озера — Бива и Ёго. Следом за сиреневыми знаменами с «десятитысячной удачей» колыхались сиреневые с монетами Эйраку — пять тысяч Оды и белые с зелеными цветками сливы — восемь тысяч Маэды.

— Ты действуешь против меня, Тосииэ, ты мог бы нанять еще ронинов, но ты мне привел эту горстку людишек, — заблажил Мицунари.

Но Симадзу и Отомо привели всего по полторы тысячи.

— Понимаешь, Исида, — рокотал Симадзу, — у меня дома бардак. Либо ослабить гарнизоны замков и оставить их на разграбление Куроде, либо так. Ну, что смурной такой, с тебя хватит, ха-ха! Главное — я сам пришел! — он хлопнул себя по брюху и заливисто расхохотался.

— Закрой рот, старик, — оборвал Мицунари. — Топчешься там с бандой каторжников, позор.

Симадзу пожелал знать, где тут сакэварня, и помчался заливать последствия встречи с Мицунари.

— Проявил бы христианское милосердие даже к врагам, как господь нам велит, — нараспев, как киотский вельможа, протянул Сорин, — освободил бы Куроду, отрубив ему руки по локоть.

Он спрыгнул с самоходного аквариума и щелкнул пальцами, подзывая оператора; тот открыл клапан, и верхняя платформа отъехала. Один слуга помог хозяину снять белые перчатки, второй подал пакет с червями, и Сорин с умильной ужимкой склонился кормить рыбок.

— Занятно, Мицунари! — подсказал Сорин, видя только досаду в глазах старшего союзника. — Ты, должно быть, никогда не видел стекла? Можешь подойти, покормить их сам, рыбки тоже проголодались, твари божьи…

— Я сейчас тебя туда окуну, Сорин.

— Сорин дело говорит, — пробубнил Хидэаки, — Мицунари, сходи поешь. Это оттого, что не ешь, ты и злой такой!

— Кусок в горло не лезет, пока Иэясу жив! — Мицунари зачеканил шаг со двора. Хидэаки попытался его умилостивить:

— Мы живых улиток с собой везем. Хочешь, мой повар их тебе сварит в сакэ? Листьев кленовых насобирали. Тебе нажарим.

Мицунари обернулся через плечо и выплюнул:

— Мое дело — убить Иэясу, а остальные все, будьте вы прокляты!

— Какое духоподъемное напутствие, право слово, — заметил Сорин, протягивая руку слуге, чтобы тот вытер ее салфеткой.

— Ох, я бы хотел стать таким неунывающим, как ты, — пробормотал Хидэаки. — Таким же решительным…

Сорин взял его под руку. Хидэаки вздрогнул, отшатнулся, но, сообразив, что Сорин не собирается сломать ему кость и не прячет нож в рукаве, робко придвинулся.

— Крестись, Хидэаки. Господь дарует тебе силу духа.

— Но ты же не после крещения таким стал, ты всегда таким был.

Сорин жестом подозвал пару слуг, те сгорбились — по их спинам, как по ступенькам, господин взобрался на аквариум.

— Мы — воинство Христово, мы сражаемся против душителя истинной веры! — Сорин крутанул аквариум и изогнулся, подняв ногу, словно аист на болоте. — Я не готов плыть на какие-нибудь Филиппины или Гоа. Я хочу жить здесь, строить и заимствовать лучшее. Если победит Токугава, мой удел достанется вероотступнику Куроде — а этот воскурит любым богам, на которых ему укажут сильные мира сего. Присылал ко мне своего сына агитировать за Токугаву. Я вызвал ангелов и приказал им выкинуть его отсюда. Они надеялись, что я откажусь от помощников, дарованных мне господом за мою верность!

Подтянулись семнадцать тысяч воинов Мори. Тяжело притопало «Восходящее Солнце» — то ли паук, то ли краб с пушкой в пасти, как на корейских кораблях-черепахах. На спину краба взгромоздили корабль, реял на ветру фиолетовый парус с белым цветком щавеля — явился Тёсокабэ с шестью тысячами.

— Как посмел на глаза показаться, босяк!

— Мицунари, сколько смог собрать после погрома — все здесь!

На совещании Тёсокабэ объяснил союзникам:

— Господа, он так и не предъявил мне требования. Только оставил мне кучу трупов моих ублюдков… ну, это я вассалов так называю. Я ходил в Желтое море, составлял карты для нашего общего дела, возвращаюсь к себе на Накатомигаву — в крепости ни единой живой души. Мастерские в руинах, шагоходов осколки разметаны, но здание целехонькое, господа! Токугава как бы говорит: «А здание мне еще пригодится!»

— Как бы? — переспросил Амаго. — Вы так и не снеслись с ним?

— Посылал к нему гонца. Тот не вернулся.

— Заткнись уже, пират! — рявкнул Мицунари. — Какая разница, что там было в голове у Иэясу. Я эту голову скоро преподнесу господину Хидэёси.

Двое слуг повесили размеченную карту Сэкигахары. Отани вылетел к помосту, завис справа от Мицунари и начал зачитывать план.

— Коль скоро мы не можем рассчитывать на кайцев, господа, и теперь Токугава контролирует Накасэндо, мы заманим его в эту долину площадью четыреста на двести тё. Как видите, здесь находятся рисовые поля, орошаемые водами трех рек, низина, хе-хе… Одним словом, положение Токугавы безнадежно, как и вся его затея. Прежде чем они подойдут, мы успеем занять и укрепить высоту благодаря мудрости Повелителя Тьмы, — он отвесил поклон господину, но Мицунари не слушал, с тоской и отвращением склонив голову набок и опираясь локтем на скамеечку. Отани тем временем вещал, что план отменный: токугавцы войдут в долину, тут-то мицунаристы и посыплются с холмов им на головы. Окружат неприятеля с трех сторон и раздавят.

Мицунари не слушал, как союзники разбирают места и спорят о позициях. Зам его Укита Хидэиэ пытался пропустить Мори вперед («После вас, господа, только после вас!»), возопил наконец к Мицунари:

— Повелитель Тьмы?..

— Я могу построить крепость из голов, которые я отрубил… — Ударом кулака Мицунари перевернул скамеечку, и Хидэиэ замер. — Стой где хочешь, Мотонари, но если ты, сквалыга, меня предашь… Я уничтожу твой род, я вырежу твоих вассалов до последнего младенца!

Войска западной коалиции двинулись через гору Торагодзэ. Тамошние укрепления, построенные Нобунагой для осады Одани, теперь служили заставой на границе владений Оити и Мицунари. Шагоход «Восходящее солнце», способный перемещаться только по ровной местности, водрузили на носилки и поволокли на плечах. Киккава Хироиэ велел передать Тёсокабэ: «Ваши люди должны быть благодарны Иэясу! Если вы, конечно, предпочитаете официальную версию, что погром учинил Иэясу, а не сами же ваши вассалы облегчили ношу…», но Мотохару развернул гонца.

— Сын, ты дурак. Какое дело его вассалам до холуев!

— Я рассчитывал на разбирательства, на чистку рядов, папенька. В идеале — вплоть до казни каждого десятого.

— Это только если они выкинут его в пропасть.

Хироиэ обернулся, представил, как шагоход полетит с каменистого склона, ломая мачту и ноги, сначала пробьет дырку в боку, а потом отвалится пузатый кораблик… Прекрасное зрелище разрушения на фоне ущелья и поросших разноцветными деревьями гор!

Из Нагахамы повернули налево, в Мино. Приграничные села как вымерли: крестьянам вовремя велели уйти в горы и вытащить из амбаров все до последнего зернышка.

* * *

Тем временем токугавцы собрались в Гифу. Прискакал Датэ, поведал, как строится железная дорога. Нагамаса бился головой об порог:

— Господин, разместите мой отряд напротив Исиды! Позвольте второй раз с ним сразиться — наверстать…

— Ступай, Буйвол! Я не хочу этими руками лишать жизни моего дорогого друга — я-то храню в сердце эти драгоценные узы, а он — увы!

Курода Тоситака мрачно встретил племянника:

— Пока тебя не было, пришло письмо от Наоюки. У твоего отца ожоги. Иэхиса гоняет его по вулканам, Гинтиё ударила в тыл — пока что они ее сдерживали, на тот момент, что брат это писал…

— По каким вулканам, дядя? — Нагамаса был готов услышать, что его отец позволил Иэхисе заманить себя на Сакурадзиму.

— По Кирисиме. Подвесной мост прорвался, твой отец свалился на горящую стерню и бежал по лаве до дороги. Где его ждали сацумцы. Шар раскалился, а надо было размахивать раскаленной цепью.

В мозгу Нагамасы проносились картины бунта: сколько еще вассалы будут терпеть скорбного головою хозяина, пока молодой господин занят на Хонсю. «Придется просить помощи у Иэясу… позор… Куроды сами не справляются… Горе-объединитель Кюсю…»

Иэясу пытался убедить Датэ, что по Мори на холме стрелять не надо.

— Мне что теперь, только палить по ангелам? — сопротивлялся Датэ.

— И по шагоходу, — кротко улыбнулся Иэясу. — У нас договор, Дракоха. Я позволю Мори отсидеться.

Заталкивая господина в поезд, Кодзюро хрипел:

— Он слюнявый доверчивый идиот. Тряпка! Прикажите обстрелять Мори, Масамунэ-сама!

— Непременно, — поклялся Датэ, — непременно!

— Если войска Мори уйдут отсюда без потерь, я усэппучусь!

Сам Кодзюро оставался командовать двенадцатью тысячами из Осю. С ним шли две тысячи из Дэвы — скромный вклад Могами в общее дело.