Не проще ли сдаться?

Тадакацу стоял памятником, опираясь на Стрекозорез — под соснами не поместился. В тени сидели куродцы, мрачно жуя шарики-кикацуган[1]. Нагамаса обрезал ножом опаленные волосы, и его двойнику Кацусигэ тоже пришлось немного укоротить косу.

Когда Сайки на рассвете уносили ноги из Киото, Тадакацу с пассажирами догнал их, и Нагамаса, перегнувшись через плечо железного человека, кричал, что задание не выполнено, Мицунари неизвестно где. Голова Канэцугу — не самый увесистый трофей. Голову Маэды Кэйдзи не удалось взять — что значит «не удалось»? Господин Иэясу не знает такого слова! Касуге позволили скрыться. «Халтурщики, — выступал Нагамаса, — вы не стоите своего гонорара!»

Магоити отстрелила ему кончик косы.

— Хонда, не стрелять! — заорал Нагамаса, опасаясь за пассажиров. — Они еще не отработали гонорар. Магоити! На Сэкигахаре отработаешь!

— Буйвол, у тебя пальцы лишние или вассалы? — откликнулась атаманша. Разбойники и монахи загоготали. — Нет нужды напоминать условия контракта. — Она пришпорила лошадь, и ее всадники сделали то же самое, а пехотинцы перешли на бег.

Куродцы задержались в окрестностях Киото, выясняя, куда делся Мицунари. Ночевали на голой земле, как последние ронины. Вскоре стало ясно: Мицунари всплыл. Отвел потрепанный остаток войска обратно в Осаку, чтобы перегруппироваться, нагнать еще подкрепления и идти в Этидзэн, только уже в обход Киото — через Тамбу и Вакасу.

Нагамаса решил встретить Мицунари в Этидзэне. Летел он над озером, потом — над Соляным путем в порт Цуруга, где находился замок Канэгасаки. Сначала Тадакацу держался над изгибом береговой линии залива, потом полетел над рекой Хино между гор. Свернул к югу от реки — в замок Итидзёдани, бывшую резиденцию Асакур, которую они сдали Оде. Внешний ров, стена, сторожевые башни, помещения для охраны и прислуги, внутренний ров…

С земли поднялась громадная черная рука, потянулась схватить Тадакацу, оборвала с него пассажиров, как плоды с ветки — с криками они полетели наземь. Вращающийся Стрекозорез рассекал пальцы в ошметья, черные клочья разлетались в искорках, разнося гаснущие молнии Тадакацу, но дыра в ладони тут же затягивалась, отрастали новые пальцы. Нагамаса отсек два пальца — тут же новые вцепились в его клинок, стали вырывать из руки. Тадакацу пошел на снижение, и Нагамаса спрыгнул с его плеча. Железный человек выпрямился в воздухе и с глухим ударом опустился на ноги. Охрана, обступившая гостей, казалась церемониальным излишеством; мечи и копья — барахлом.

Черные руки поползли назад, припали к хозяйке, ластясь, словно побитые псы. Успокаивающе гладя пару черных рук — одна зависла у плеча, другая на уровне живота — Ода Оити хмуро, подозрительно спросила:

— А где Такэтиё?

— В Эдо, — успокоил гость, — жив, здоров, вам того же желает. Я — Курода Китибэй Нагамаса, его посланник.

— И с чем ты ко мне пришел, Китибэй?

— За головой Мицунари, Оити-доно!

— Он назначил нам встречу в Канэгасаки. Значит, пойдешь с нами, — ее голос становился все более отрешенным, как не от мира сего, — Хонду привел — это хорошо… Сам из одаренных?

Нагамаса протянул руку, пустив по ладони и пальцам разряды тьмы.

В конференц-зале над помостом висели флаги с гербом Оды и — до сих пор! — печатью «Завоевание». Пришли отец и сын Асакура, сели вдоль стены; напротив них уселся Хидэясу — коренастый, большеголовый, и не подумаешь, что уже вошел в возраст. «Порода такая», — усмехнулся Нагамаса: лучше уж задержаться в ребяческом виде, чем наоборот, когда в восемь лет выглядишь на восемнадцать и тебя считают взрослым бездельником: голос ломается, бороду бреешь, тэцубо над головой крутишь, как камышинку.

Когда благородные доно обменялись поклонами, Хидэясу все еще детским голосом заговорил:

— Слышал, у Курод вассалы — звери. Самая сплоченная команда на архипелаге...

— Да, такие люди у моего отца, — сказал Нагамаса.

— …и суровая, — улыбнулся Хидэясу.

— Поразительно. Вчерашние каторжане выкинули с Кюсю Отани и Мори, — восхитился Асакура Кагэтакэ.

— Сейчас у него десять тысяч, — сказал Нагамаса. — Вооружил крестьян, нанял ронинов.

— Вот именно, — закивал Кагэтакэ, — с такой плохо обученной армией!..

— Если бы еще и Куроды признали себя вассалами Исиды… — скрипнул зубами Хидэясу. — Я все время думаю, что честь моего отца будет запятнана, потому что он ничем не может помочь Иёконо.

— Когда я плыл через море Сэто, — сказал Нагамаса, — из Иё нам предоставили сопровождение, и я ждал — кто попытается нас потопить, Мори или Тёсокабэ. Или оба сразу. Дождались — Тёсокабэ.

Появилась Оити, заняла место на помосте. Жестом веера позволив вассалам и гостю поднять головы, она заговорила:

— Мы ждем подкрепления от Маэды, я позвала его помочь выгнать Исиду в Мино, а там его встретит Такэтиё. Почему Такэтиё все еще в Эдо?

— Кайцы, госпожа.

— Мы можем выставить всего пять тысяч, — сказал Асакура Ёсикагэ. — Если Токугава завязнет там с кайцами, зачем мы будем драться с Исидой, и что вы можете нам предложить?

Нагамаса мог предложить сэппуку. «С таким советником ложиться под всех прохожих… Ода не имеет права до сих пор носить печать завоевателя».

— Найдайдзин[2] видит вас наместницей Осаки, Оити-доно, — заявил Нагамаса. — А вам, господа, найдайдзин обещает после победы вернуть Этидзэн, землю ваших отцов. И, само собой, вы получите Вакасу.

— Щедро разбрасывается не своими землями, — проскрипел Ёсикагэ. — Не трудитесь, Косю-доно[3]: если бы я расценивал его шансы на успех как высокие, я бы сейчас уже шел в Канэгасаки. А так Токугава напоминает мне извивающегося червя, проткнутого палкой.

— Только кричит громко для червя, — добавил Кагэтакэ.

Нагамаса перевел взгляд на Оити. Та играла с пальчатой тенью, словно собирая сливы с веток. «У нас в Будзэне тоже бывшие хозяева просились к нам в вассалы[4]. Вот беспечность Оды и вышла боком. А ей бы стоило исправить ошибку брата, когда она унаследовала».

— Прошу прощения, — напомнил ей о себе Нагамаса, — но ваш старший вассал зря надеется, что вы ему присягнете, и он вам все сохранит. Мы, Куроды, единственные на нашем острове ему сопротивлялись, потому что понимали: Мицунари никого не отблагодарит. Может только оскорбить и обобрать. Ваши земли граничат с его владениями, и он, несомненно, сам расширится за ваш счет, а по соседству посадит Отани, в Вакасе, например.

— Вы показали свою неблагонадежность еще при тайко, — сухо возразил Ёсикагэ. — Не стоит сравнивать нас и вас.

Хидэясу держал лицо, но не мог не понимать, что такими темпами его зарежут вместе со свитой.

— Мы позволим Мицунари расположиться на нашей территории и ждать, когда подтянутся союзники с Кюсю и Сикоку, — подытожил Кагэтакэ. — Вас как посланника Токугавы мы отпустим, и это единственное, что мы можем сделать для вас и вашего господина.

— Дайте Хидэясу сбежать. Я должен быть уверен, что он покинет Этидзэн невредимым.

— Он останется, — отрезал Кагэтакэ. — Сын найдайдзина — это гарантия нашей благонадежности.

— Именно. Поэтому вам не стоит заранее сжигать мосты.

— Этот мостик слишком хлипкий, — покачал головой Ёсикагэ. — Мы на нем не удержимся.

— Оити-доно? — напомнил о себе Нагамаса.

— Вы с отцом так говорите, словно уже получили ответ Маэды, — Оити не оборачивалась, пересчитывая пальцы одной из черных рук.

— Не сегодня вечером, так завтра получим. Что он не самоубийца — выставлять восемь тысяч против двадцати, — проговорил Кагэтакэ, и Нагамаса подумал, что идея Могами была заранее обречена на провал.

* * *

В свой визит в Эдо Могами явился к Иэясу со своей посудой — не прикоснулся к янтарной чашке.

— Тысячу раз прошу прощения — я отнюдь не подозреваю найдайдзина в намерениях определенного толка. Видите ли, господа, у меня навощенные усы, а от близости горячего чая воск тает и может даже капнуть в чашку. Поэтому я приобрел это изощрение гайдзинской мысли — чашку с фарфоровым навершием для защиты усов.

За чаем он изложил свой замысел похитить супругу Маэды.

— Остается ему напомнить, что судьба его супруги зависит от того, насколько исправно он будет помогать найдайдзину и его сторонникам. И так Маэда вынужден будет принять вашу сторону.

— Другое дело, что союзник из него крайне ненадежный, — сказал Иэясу.

— Значит, отправить их в бой в первых рядах, подперев своими надежными войсками в качестве заградотряда.

Не поднимая глаз, Нагамаса размешивал чай в зеленую кашицу.

— Несомненно, — голос Иэясу прозвучал беззаботно, как будто Могами не уязвил его своим высокомерием — принимает за бестолкового юнца. — Я найду, кому это поручить.

— То есть? — Могами поднял бровь. — Я готов сам доставить Мацу-доно в Хасэдо.

— Вы мне нужны в пределах досягаемости. А от вашего Хасэдо только до Эдо двадцать дней ходу.

— Ну, у вас же такое неоспоримое преимущество, как Тадакацу.

— Ну, не разорваться же ему, ха-ха.

Нагамаса решил, что понял ход мысли господина. Выйдя с Иэясу на спарринг, он спросил:

— Вы представите дело, будто Мицунари похитил Мацу? А вы благородно вызоветесь помочь Тосииэ ее освободить.

— Ты сам себя перехитрил.

«Вытащит из ниоткуда… Маэда поймет… обман, и грубый… Вот я, дурак… Иэясу самого украли…»

— Простите за тугодумие, — Нагамаса уже который раз обозначил левой в корпус. Иэясу сделал сбивку правой рукой, и Нагамаса провел ему левый боковой в челюсть. Больше они не разговаривали до конца боя. Разматывая бинт с руки, Иэясу наконец сказал:

— Я всего лишь размещу ее поближе.

«В одном из тринадцати замков Овари, — понял Нагамаса, — может, и в Нагое, где погиб тайко».

«Теперь Иэясу прикажет ее убить».

* * *

Размышляя о необъяснимом милосердии Нобунаги, щадившего весьма опасных вассалов — сначала Сибату, потом Асакур — Нагамаса стоял на плечах Тадакацу, над реактивным ранцем. С рук и ног его свисали привязанные вассалы, под железным брюхом покачивалась корзина с микавцами.

Тадакацу летел над сушей, оставив далеко справа порт и скалы изрезанного побережья. Осень еще не раскидала в хвое желтые пятна листьев. Рыжели только рисовые поля, начиналась жатва.

— Мой долг перед вассалами, — заявил Маэда, — сохранить им жизнь, и он превыше моего долга перед собственной семьей.

— Ничего не хотите передать супруге? — скучным голосом спросил Нагамаса.

— Хочу. Хочу передать Иэясу, чтобы не торопился ее казнить. Я иду на Сэкигахару в составе сил Исиды, но это не значит, что я намерен его там поддержать. Так и передайте Токугаве. Я обменялся письмами с Мицунари. После разгрома Токугавы он отправляет меня на Аляску.

Нагамаса понимающе усмехнулся.

— Естественно, я возразил. Как можно плыть не зная куда и зачем? Мерзлая земля, на которой ничего не растет! Набить зверья и вырядиться в шкуры! За что драться с туземцами по колено в снегу? Ответил: из дома шагу не шагну, не до глупостей: у меня страда. А он мне отписал, что у меня слишком много риса. Зажрался и обленился, как он изволил выразиться. И пригрозил, что отнимет у меня владения: «Вот побьем Иэясу, и на Аляску пойдете у меня воевать в одних фундоси!»

«Прибедняется, — оценил Нагамаса. — Выставляет себя вторым Хидэаки, которого оскорбляют, не учитывают его мнение, чтобы я не попытался его руками протолкнуть волю Токугавы».

Тёсокабэ рвался в бой — отомстить за разрушенные шагоходы и перебитых вассалов. В Хиросиме[5] Нагамасу встретили так, словно ожидали благодарности от имени Иэясу: оказалось, операцию на Сикоку провели пираты Мураками Такэёси, вассала Мори, накидав поверх трупов знамена Токугавы. Нагамаса предполагал, что Мицунари решил напакостить пирату и не придумал ничего умнее, чем подкинуть флаги Иэясу — но Мицунари оказался не способен додуматься даже до такого трюка. «Я не собираюсь за вас всех думать, — рявкал он на союзников. — Мое дело — уничтожить Иэясу, остальное — сами, сами!» Раз вражескому главнокомандующему все равно, Нагамасе оставалось найти влиятельного мицунариста, который уговорит Тёсокабэ занять на Сэкигахаре позицию за войсками Мори, чтобы те помешали пиратам спуститься с холма. Тёсокабэ придется пробивать себе дорогу сквозь ряды Мори, и они потреплют друг друга — не выйдет у Мори сэкономить.

Нагамасе было ясно, что Тёсокабэ вряд ли прислушается к мнению Оити. Оставался Маэда, магнат с состоянием, лишь немногим уступающим Мори.

— Озвучить я озвучу, — пожал плечами Тосииэ, — но какие аргументы я ему приведу?

Нагамаса отметил на карте предположительное расположение ставок Токугавы и Мори.

— Хотите сказать, что Мори будет рваться вперед? Дабы первым прикончить Иэясу и показать, что он тут главный, а не Мицунари? Понятно. Тёсокабэ будет разумнее переждать чуть позади, с относительно небольшими потерями — ему потом больше достанется.

— Пират пришел не столько за добычей… — усмехнулся Нагамаса. — Он объявил, что идет мстить. Нам как раз нужно несколько оттеснить его с передовой.

— Тогда можно сказать, что Иэясу прикончит Мори, но сам ослабеет, и у Тёсокабэ будет хороший шанс добить его без особого труда.