Глава 3

Иногда, в редкие дни, когда воздух становится совсем сухим, в тех местах, где стволы древесных исполинов стоят далеко друг от друга, темно-серая сумеречная дымка слегка рассеивается. И тогда наверху, сквозь темную завесу небесного свода, можно было увидеть пробивающиеся, ослепительной яркости, языки пламени и голубеющие лоскутки небесной реки. Образы, во множестве плывшие сейчас в голове Уйгве, сразу обрели форму из рассказов деда о крае мира. Он встречает искателя светлолесьем. Деревья, обжигаемые огнём, прижимаются от него всё ниже и ниже к земле, и взору открывается, как все сущее опоясывает небесный ручей. Вода в нём голубая от пламени белого огня, того самого, что зовется небесным, подобно ручью, в котором обитает. Пламя это столь ярко, что жжет глаза и их невозможно поднять вверх. Это и есть пламя Источника. Оно горит в каждом с рождения, но войти в него живому не суждено. Мягкий и принимающий внутри, он грозит сжечь и испепелить все снаружи.

Но не только пламя угрожает тому, кому случится неосмотрительно забрести к самому краю мира. С пеленок детей племени пугают Итхаква — демонами из огненной бездны. Гладкожие и жилистые, с вытянутыми тонкими конечностями, хитрые матерые ловцы душ джиби — они олицетворяют собой погибель. Лишь изредка, самые отчаянные охотники приносят назад их черепа. Про таких говорят, что они дружат с духами. Только добывшему подобный трофей могли доверить защиту племени от злых сил.

Теперь Уйгве самому предстояло проделать путь к краю мира. Он и другие молодые джиби стояли в центре площади, вытянувшись в ряд. Женщины, сестры с матерями, стали подходить и вручать им копья или луки — кто с чем был наиболее умел. Затем им поднесли заранее приготовленные тюки со всем необходимым и связки с сушеными болотными жижунами в качестве провианта. Все это следовало надежно прикрепить к деревянной раме с двумя заплечными ремнями. От каждого рода вышло по одному сведущему в колдовстве мужу. Дождавшись, когда все снарядятся, старшие развернули колонну и повели испытуемых прочь из деревни, провожаемые все тем же тягучим гудением музыкальных инструментов. Колонна неспешно погружалась в лес.

Остались позади последние колья со светильными гнездами. Миновали ряды ограждений. Одна из сетей была повалена, и между покосившихся опор лежал туго упакованный белый сверток с торчащей из него парой задних лап. Какое-то крупное животное крепко запуталось в сети, так, что и не разобрать с первого взгляда, кто это был. Но одно можно было сказать наверняка — скоро оно окажется на вертеле, в деревне.

Тропа кое-где всё ещё была настолько размытой, что нижние лапы ездили по грязи. По-прежнему ощущалось пьянящее действие отвара. От того, несмотря на полную ясность в сознании, Уйгве хотелось сейчас довериться проводникам. Очищенный разум его, казалось, был сейчас через чур восприимчив и уязвим. Едва перестали доноситься последние звуки селения, атмосферу леса наполнили различные звуки и шорохи. Огромная древесная многоножка, шурша, проползла по стволу и со скрипом вновь вгрызлась в кору. Некоторые звуки заставляли Уйгве поеживаться, ему хотелось укутаться потуже. Он представлял, как где-то за Большой Топью проснулся и вылез на охоту штуш Острозубый. Но абсолютно все штуши, не только из рассказов стариков, но и лесные, в такое время спали, глубоко зарывшись в непроходимые буреломы. Царила темнолесная ночь.

Ночью в лесу вспыхивает множество огней и красок. Точки диких светляков мечутся кругом, им подыгрывает флюорисцентный мох. В лесу полно живности, что освещает себе путь внутренними огнями. Они светят не только себе, но и другим. В такое время чащи заполняют исключительно добрые духи и туда можно ходить относительно безопасно. Но джиби не умеют освещать себе дорогу внутренним огнем, а потому, даже бывалому охотнику лучше оказаться в деревне, когда темнолесная ночь заканчивается. В эту пору светляки покидают мир, подымаясь к кронам, поближе к берегам огненной реки, и лес погружается в глубокие сумерки. В них появляются твари, темные создания, питающиеся плотью и презирающие любой свет.

Внимание Уйгве начало плавно перетекать с внутренних образов на окружающий мир. Неожиданно, лес вокруг, будто бы выдержав паузу, разразился целой песнью со множеством голосов. Тоненький звон повис над головой. Колокольчиками стрекотали светляки и разные мелкие птички. Из далекого болота доносилось бульканье и кваканье жабушей и глупое покрикивание жижух.

Время от времени раздавался резкий кряхтящий дребезг. Стук-птица выстукивает кого-то из сгнившей коряги, где-то в топях. Иногда, тропа вела через них. Звон тогда становился ниже и переходил в скрипящее стрекотание. Огни там были реже, и при малейшем шорохе все притухало. И тогда, становилось совсем темно и следовало быть особенно бдительным. Порой казалось, что где-то над головой, за ними пристально наблюдают черные застывшие восемь глаз голодного ткача-охотника.

Другой раз тропа вилась по зарослям светляка, и, то и дело, на несколько шагов вдоль или поперек проносилась волна света. Мох, листья и цветы загорались, вспыхивали яркими расцветками, и снова гасли. В эти моменты можно было заметить мелкого зверя, крадущегося по земле. Одни смущенно замирали, будучи освещенным этой волной, в надежде, что их не увидят. Другие поспешно стремились назад, во тьму.

Ближе ко второй половине ночи старшие разделились и пошли каждый в своем направлении. Выбирая себе проводника среди них, молодые охотники так же устремились кто за кем. Уйгве выхватил глазами спину дедушки УоУо и свернул следом.

Старый ведун и сказочник вел в сторону Большой Топи. Обычно его все звали просто, Уо. Не было в племени большего любителя посмеяться и рассказать пару сказочных историй. Его сказки всегда повествуют не много не мало о том, как был сотворен мир и в чем его смысл. И ничто не выдает в нем строгого нрава. А ведь ещё только на последней охоте УоУо был серьезен и строг. Мог и подзатыльника дать, если отвлекаешься и не смотришь, как правильно освежевать зверя или ставить ловушки на ползух.

Однажды Уйгве, бегая с соседским мальчишкой по деревне, обнаружил, что за хижиной лежит небольшой мертвый ткач. Тот в прыжке запутался в паутине своего же собрата, ограждающей селение сверху, упал вниз и разбился. Друзья первым делом оторвали от него, покрытую тонкими острыми волосками, отвратительного вида лапу, и носились, заглядывая ею во все встречающиеся на пути окна. И попало же тогда от дедушки УоУо! Теперь соседского мальчишку звали Охо, подобно одному из славных предков. И они шли вместе за дедом, всецело доверяя его мудрости выбрать начало пути.

Тут же были и двое братьев из рода болотных рыбаков, Кхья и Анку. Они шагали впереди, сразу за дедом. А совсем позади, то редким шорохом, то хрустом ломающейся под ногой ветки, выдавал своё присутствие кто-то ещё.