Глава 4.

Столовая смотрелась как никогда празднично, нарядно. Прозрачная столешница, в которой обычно плавали рецепты и изображения блюд, сейчас всеми цветами радуги подсвечивала стоявшие на ней миски и тарелки. Вдоль карниза бежала надпись: «С возвращением!», а ниже на затуманенное до непроницаемой белизны окно проецировались голограммы семейной жизни за последние одиннадцать лет. Когда я входил, сквозь предыдущий снимок как раз проступало изображение выпускного, на котором мне вручали золотую медаль. Рассаживая всех, мама кивнула на окно:

— Сева, Джин весь в тебя. Тоже лучший ученик класса.

Усевшийся у стенки поближе к двери папа изучающе посмотрел на меня. Я с противоположной стороны стола изучал его. Мама продолжила ледяным голосом:

— А всё-таки, Сева, что именно тебя задержало? В ЦОДК сообщили, что ты выехал без пятнадцати семь. К семи ты должен был быть уже у нас.

Отец посмотрел ей прямо в глаза:

— Мне очень жаль, но меня просил помочь капитан. Ему я не мог отказать.

Он поглядел на меня и, пока никто не опомнился, спросил о том, что стопроцентно заинтересует маму больше, чем все проблемы капитана вместе взятые. Вот только как теперь выкручиваться? Ведь, отводя от себя прицел маминого внимания, папа приковал его ко мне:

— Сынок, куда решил поступать?

Пока я в нерешительности мялся, мама, раскладывая еду, с нескрываемой гордостью ответила за меня:

— Наш сын превосходный художник, далеко пойдет. Сева, обрати внимание на пейзаж на стене.

Я смутился еще больше. Разлившийся морем суп и город из наполненных винами фужеров и бутылок с маслами на его берегах — самое последнее, чем я хотел бы продемонстрировать отцу свои таланты. Папа провел пальцем по «морю», тут же расчертившемуся пенистым следом, принюхался к одному из фужеров:

— Хм, корица и имбирь? Глинтвейн? А вот тут — мммм, какой приятный запах! Миндальное масло? Действительно, очень достоверно смоделировано.

— Настоящий дизайнер виртуальной реальности! Я в его годы такого еще не умела. — мама попыталась перехватить мой взгляд. — Джин, ты ведь уже подал документы в вуз?

Я вдруг очень заинтересовался содержимым тарелки, набил рот до отказа. Чувствуя, что теперь на меня смотрят все присутствующие, попытался выкрутиться:

— Ну, я еще до конца для себя не решил… — пробубнить постарался максимально неразборчиво. Вот отец, вот удружил!

— В смысле не решил? — в голосе матери звучала смесь изумления и затаенного страха. — О чем тут думать?

Меня осенило: в самом деле, о чем тут думать? Я хотел стать пилотом, чтобы найти следы отца в дальнем космосе… Он вернулся, смысла поступать в Далькос больше нет. Джин-критик в моей голове возразил: «Нет. Вернулся чужой человек с внешностью отца… или не человек. Ты что, не заметил? Он даже не поцеловал маму! Мою любимую маму! Да она сама явно чем-то смущена, села чуть поодаль от папы». Папа вопросительно смотрел на меня, а еда в тарелке не тронута, будто мы отраву ему приготовили. «Может, наша еда для них отрава?» Я оборвал поток мыслей, пока не развилась паранойя. Как ни в чем не бывало ответил:

— Мама, папа… Я поступаю в Далькос.

Я с тревогой наблюдал, как меняются выражения лиц близких. Мама стала напоминать обиженного ребенка, у которого изо рта вытянули вкусную конфету, а взамен дали фантик. Дядя ухмыльнулся. Видимо, решил, что я очень неудачно пошутил. Папа тоже улыбнулся, но совершенно по-иному — неестественно и торжествующе, будто я подтвердил самые худшие его опасения. Бабушка с дедушкой… Тут всё ясно. Бабушка чуть скрипучим голосом возвестила:

— Жанетт, спасай сына! Лунные террористы, кабзлюги, его в свою секту заманили. Знаешь, в кого они студентов-космонавтов превращают?

Мама её не слушала. Она уже сделала для себя какой-то вывод и истерически выкрикнула:

— Это твой дружок-троечник Николай тебя надоумил?!

— Он мне не дру… — возмутился было я, но она продолжила:

— У него хоть способности к техническим наукам имеются! Да и вообще он уличный мальчишка, не то что ты! Джин, ты когда-нибудь будешь думать своей головой? Какой из тебя бортинженер?

Я невольно заулыбался. Защитная реакция психики в предвосхищении бури. Пока не растерял остатки мужества, выдал:

— Мам, я не на бортинженера… Я на пилота...

С лица дяди сползла улыбка, обнажая болезненный оскал. До него дошло, что я не шучу. Бабушка схватила мать за руку:

— Говорила я, все эти аэробайки до добра не доведут! А из пилотов террорюги делают смертников!

Далее последовала гневная лекция мамы. Иногда я выхватывал из непрекращающегося потока обидные фразы: «да какой из такого домашнего мальчика пилот», «не лезь туда, в чем не смыслишь», «бей в одну точку», «не поддавайся чужому влиянию»… Когда она выдохлась и принялась вытирать слёзы, я не успел перевести дух — слово взял отец. Начал говорить мягко, примирительно:

— Джин, сынок, подумай, для чего тебе становиться пилотом? Твоя душа лежит к творчеству! Так твори, рисуй, создавай новое. А в космосе ты не найдешь для себя ни радости, ни счастья. Я только что из экспедиции, поэтому знаю, о чем говорю. Там ничего нет, кроме тянущегося словно резина времени, скуки, тяжелого и бессмысленного труда, и, самое страшное — одиночества. В космосе нет ни капли романтики. Он выпьет твою душу и превратит в черствую пустую внутри оболочку. Посмотри на меня. И ответь самому себе — зачем тебе это?

Дядя Костя, ожесточенно кивая, вставил:

— Джин, слушай отца, верные вещи говорит! Не повторяй его ошибок. — и, повернувшись к брату. — Сева, наконец-то ты все понял. Что же тебе пришлось для этого испытать...

Слова близких взрывались в моем мозгу маленькими сверхновыми, сжигая неокрепшие мечты и надежды. Я заколебался. Это ведь совсем просто — плюнуть на все, сдаться, поступить так, как они хотят. Мама с дядей будут счастливы, бабушка с дедушкой вычеркнут из рядов террористов, а папа… Я никогда не узнаю, что с ним произошло на самом деле, кто он вообще такой. Я тут же одернул себя: «С чего ты взял, что он не твой отец? Он пережил на «Паломнике» такое, отчего бы у тебя самого крыша съехала! Сидеть в замкнутом помещении, зная, что корабль движется к Земле, что борткомпьютер свихнулся, а ты бессилен даже предупредить об этом людей! А потом — взрыв, падение, ежесекундное ожидание смерти… Не суди его!» В голове назревал нешуточный скандал, как будто мне семейного не хватало! Почти сдавшись, я жалобно промямлил:

— Пап, я хочу отправиться туда, где ты был.

Отец побелел, а потом налился кровью и, задыхаясь, взревел:

— Нет!!! Не смей даже думать об этом, не смей!!

Ошалевшая мама подпрыгнула на стуле, а моё сознание будто припечатало бетонной плитой. Я увидел самого себя со стороны, явственно, прямо сейчас, а не в воспоминании. Стол с сидящими за ним родными, свой затылок, почти скрытую длинными пепельно-русыми волосами спинку моего стула… Через миг волна эмоций смыла меня обратно в собственную бренную оболочку, я оглянулся. Сзади никого не было. Чуть пошатываясь, встал, пробормотал что-то типа «надо выйти» и бросился прочь из квартиры. При этом я откуда-то знал, что мой побег не имеет смысла. Невозможно сбежать от самого себя.

Я выскочил в парадную, не переобуваясь. Какое счастье, что, наряжаясь, сменил тапки на кроссноски, которые годятся что для дома, что для улицы. Пронесся на пневмоплощадку и дважды нажал цифру «один» — для ускоренного спуска. В животе защекотало, быстро замелькали этажи. Прибыл.

Двор встретил предгрозовой сыростью, особенно неприятной в контрасте с теплой и сухой парадной. Сразу захотелось найти какое-нибудь убежище, спрятаться в нем и обдумать все странности на холодную голову. Или какое-то время вообще не думать. Желательно при этом сидеть в мягком кресле и держать в руках чашку горячего травяного чая. Точно, гараж! Предусмотрительная мама оборудовала в нем мини-кухню, что сейчас будет очень кстати. Да и кресло там имелось. Заодно посмотрю на аэробайк и взвешу все за и против карьеры пилота. Приняв решение, я ускорил шаг.

Разноцветные соты гаражей примыкали к торцу нашего дома, идти недалеко. Шагая по мерцающей во мгле дорожке, мыслями я еще оставался в квартире. Надеюсь, дяде Косте хватит выдержки и сил успокоить всех… Мне стало очень стыдно. Вроде и не виноват ни в чем, но каждому из домашних испортил настроение, даже только-только прибывшему папе, и сбежал. Глаза наполнились слезами. Да какой из меня, такого чувствительного ничтожества, пилот? Коридор страха в Далькосе точно не пройду! Я завернул за угол. Смотрел при этом, к сожалению, себе под ноги...

— Джин, привет! Будешь?

Одновременно с приторно-приветливым голосом в лицо повеяло сигаретным дымом — горьковато-терпким, неприятным. Николай стоял у моего гаража, с фальшивым дружелюбием протягивая электронную сигарету, хотя прекрасно знал, что я не курю! Рядом с ним к стенке прислонилось нечто по имени Ника. Ядовито-оранжевый ёжик волос, жирные стрелки в форме угольно-черных зигзагов на глазах, черный бесформенный комбез с оранжевыми шипами на самых неприличных местах… Никогда не понимал приверженцев оранж. И как с этой, кхм, сошелся Николай, что он в ней нашел? Сам одевается хоть и бедно, но в довольно приличную одежду. Наглый правда… Я молча прошел мимо, он лениво посторонился. Уже заходя внутрь по-домашнему обустроенного гаража, заметил, что Николай подключил гаджет к моей выходящей на улицу розетке, которую я держал заблокированной. Взломал! Желание сидеть внутри, когда прямо за стенкой творится такой беспредел, резко пропало. Но и выяснять с Николаем отношения при Нике я не мог. Только не при ней! Я сделал мысленную зарубку в отношении сладкой парочки, в несколько прыжков добрался до аэробайка, вскочил на него и стартовал в ночное небо. Уже взлетев, со злостью подумал: «Надеюсь, это последние неприятности на сегодня!».