Глава 2.

Я неторопливо возвращался домой. Утро раннее, спешить некуда: мама отзвонилась и сообщила, что уехала в Центр освоения дальнего космоса, поэтому в квартире меня ожидало лишь безмолвное одиночество пустых комнат. Да и делать ничего не хотелось, разве что пошерстить ноосеть в поисках крупиц информации об экипаже «Паломника». Этим, в принципе, можно было заняться и по пути.

Брел я по убегающей далеко вперед висячей аллее-туннелю, увитой цветущими растениями. Венчики цветов были еще закрыты — первые лучи восходящего солнца только-только обозначили верхние этажи небоскребов. Все это фиксировалось краем моего сознания. Происходящее расплывалось туманными всполохами из последнего испытания, которое я, кстати, провалил. Мне было пофлорен, я жаждал узнать что-нибудь об отце. Только бы он выжил! И только бы с ним не произошло того же, что с участниками первой экспедиции. Бррр.

Единственное, на что меня сейчас хватало — следить за тем, чтобы на автомате не свернуть в одну из арок-остановок общественного транспорта. Они располагались слева через каждые тридцать метров и открывали выход на многоуровневую магистраль, гудевшую разнообразными средствами передвижения. Зелёный туннель находился на уровне движения общественного транспорта. Ниже, я это видел сквозь сетчатый пол, перемещались мощные туши грузовых автолетов, а легкие и быстрые машинки типа аэробайков, напротив, мелькали где-то там, на высоте верхних этажей. Я тут же перевёл взгляд в другую сторону. Сейчас вид аэробайка вызывал во мне одну тошноту.

Справа, в просветах между переходящими в потолок стеблями, виднелись жилые здания. К ним уходили ответвления от основной аллеи. Иногда оттуда появлялись люди разной степени заспанности или вечно бодрые роботы. Они направлялись по своим делам, а я впервые шел просто так, без всякой цели. Совесть недовольно отмеряла впустую потраченное время.

Подул теплый июньский ветер, запутался в моих волосах. Я ощутил приятный ландышевый аромат и обратил внимание на крупные белые цветки, усыпавшие одну из колонн-опор аллеи. Какая-то новая модификация с ненавязчивым, успокаивающим запахом. Я сделал остановку и окунул в одно из соцветий свой нос. Людей вокруг было очень мало, поэтому невольно подслушал разговор оживленно обсуждающей что-то неподалеку парочки:

— Говорят, вокруг ЦОДК собралась куча народа. Внутрь не пускают даже родственников, люди протестуют. Может, тоже сходим? Вдруг узнаем что-нибудь новенькое.

Краем глаза я заметил, как девушка сорвала с живой изгороди листик, скрутила в пальцах:

— Нет, это опасно. Помнишь, как активизировались лунные террористы после возвращения «Скитальца»? Лучше держаться подальше от скопления народа, все может повториться.

Слова девушки мне не понравились. Я попробовал связаться с мамой. Тишина. Если её все-таки впустили в здание, это нормально — из соображений безопасности обычная связь в нем не работает. Но если не впустили… Чуть помедлив, я подошел к одной из арок, выбрал на неброском меню нужный маршрут и направил запрос на остановку. Волну терактов после возвращения «Скитальца» удалось быстро подавить, и полиция наверняка готова к возможному повторению, но беспокойство все равно непрошенным гостем стучало в груди.

Через полминуты у арки затормозила маршрутка. Я забрался внутрь и, устроившись у окна, на карте в его стекле выбрал место назначения, потом оглядел тесноватый салон. Пассажиров было мало, и у всех лица чуть напряженные, глаза горят. Похоже, не я один собираюсь выходить у ЦОДК. Вновь сфокусировался на стекле и нашел меню новостей. Заголовки не поражали разнообразием:

«ПАЛОМНИК» вернулся в солнечную систему скрытно, в режиме «разведки». На Марсе и Луне обнаружены его зонды для взятия проб. Ведется поиск на других планетах солнечной системы.»

«Что пытался уничтожить экипаж «Паломника», инициировав столкновение со «Скитальцем»?»

«Очередное «проклятие дальнего космоса»? Центр освоения дальнего космоса (ЦОДК) молчит. Судьба космонавтов неизвестна.»

Одни вопросы, но появились ли на них ответы там, в самом ЦОДК? Мы летели быстро: впереди, в просвете между небоскребами, показалась заполненная толпами площадь с венчающим ее величественным зданием Центра. А моя голова медленно наливалась тяжестью — бессонная ночь, видно, давала о себе знать.

Маршрутка вылетела на площадь по касательной, взяв курс на остановку посреди противоположной от ЦОДК стороны. Там можно будет взять в прокат крылья или парящие доски, если еще не разобрали. Площадь огромна, к тому же заполнена скульптурными композициями, которые по замыслу должны превращать путешествие к зданию Центра в весьма увлекательное занятие. Но сейчас их изобилие отзывалось у меня болью в висках. Все эти массивные скульптуры предполагаемых пришельцев да зависшие над головами людей модели звездолетов… А народу и в самом деле многовато. ЦОДК возвышался над людьми и роботами удаленного присутствия монолитной непроницаемо-черной полусферой с созвездиями окон. Зловещей полусферой, при одном взгляде на которую меня замутило.

Маршрутка остановилась, дверь скользнула вверх, впуская с площади гомон людей и жужжание средств передвижения. Невыносимо-муторное ощущение возросло настолько, что я не смог подняться с сидения. Под лопатками закололо, а мысли будто увязли в густой черной смоле, такой же непроницаемой и загадочной, как здание Центра. Я уперся лбом в стекло и закрыл глаза. Сознание уплывало куда-то далеко...

— Джин, ты где? Возвращайся немедленно! — мамин голос в ушах привел меня в чувство, но я не смог вспомнить, когда принял вызов по моньке. Имплант в голове транслировал картинку прямо в зрительный центр мозга, я увидел маму, будто сидел напротив неё: красивые печальные глаза цвета пасмурного неба красны от недавних слёз, темно-русые волосы, обычно тщательно уложенные, взъерошены. Образ строгой учительницы трансформировался в облик растерянной школьницы. Я окончательно очнулся:

— Мам? Что-то случилось?

— Джин, ты в порядке? Плохо выглядишь! Возвращайся, я уже почти дома.

Выглянул в окно. Маршрутка миновала площадь и теперь летела по кольцу вокруг города. Голова постепенно прояснялась. Я потер горящий лоб и выбрал остановку неподалеку от моего дома.

Входя в квартиру, я споткнулся о подползший коврик и чуть не разбил зеркало, висящее в прихожей напротив двери. Надо было сразу ехать домой отсыпаться! Подошла мама с очень странным выражением лица: то ли гримаса скорби, то ли безумная улыбка. Я принялся подбирать слова утешения, но тут мой взгляд упал на зеркало...

Огромное зеркало не зря занимало почетное место напротив входа. Мама приобрела его случайно, как это обычно бывает. Искала в ноосети подарок дяде Косте, наткнулась на зеркало. Купила. Уж больно заманчиво звучала реклама: «Мгновенный анализ психологического состояния человека. Узнай, в каком настроении пришли гости!». Вокруг наших с мамой отражений частенько клубились черные и темно-бурые разводы печали и безнадежного ожидания. Сейчас же зеркало искрилось бело-золотыми молниями счастья. Я изумленно перевел взгляд на мать. Внешне на эмоции она была крайне сдержанна, даже мне далеко не всегда удавалось понять, что творится у нее на душе. Но если зеркало не глючит… Затаив дыхание, я спросил:

— Мам, а… что-нибудь о папе выяснилось?

— Джин, да. Да!!! С папой все в порядке, завтра вечером он вернется домой!

Мама кинулась мне на шею, стиснула так, что стало трудно дышать. Воротник футболки тут же намок от ее слез. А я не мог поверить, запретил себе верить. Странно все слишком. Мать быстро и сбивчиво заговорила мне на ухо, обжигая дыханием:

— Медицинские тесты в норме, все комиссии пройдены, ЦОДК не видит причин удерживать их.

— Все живы?

— Нет… но папа-то в порядке! — мать чуть отстранилась.

— А как же столкновение со «Скитальцем»? И почему они не связались с Землей, когда вернулись? — спросил я о том, над разгадкой чего безрезультатно бился весь мир.

— Бортовой компьютер «Паломника» свихнулся.

— Да? — я хмыкнул.

— Папа вернется и все расскажет! — чуть резковато завершила разговор мать и быстро удалилась в свою комнату.

Я остался стоять в прихожей. Слишком противоречивые эмоции раздирали мои нервы, а спать не хотелось совершенно. Человек, одно имя которого вызывало в моей душе священный трепет, человек, что был для меня кем-то недостижимо далеким, почти Богом… Человек, что обрек нас с мамой на одиннадцатилетнюю тоску и муку ожидания, человек, для которого космос оказался превыше семейных уз… Завтра будет здесь. Я смогу не просто увидеть его, я смогу коснуться, смогу ощутить тепло его тела, смогу задать ему вопрос и получить ответ! Это просто немыслимо, этого не может быть. Восторг и ужас пронзили меня с ног до головы и скрутили внутренности в тугой узел.

Вдруг в голове что-то щелкнуло, в ушах зазвенело комариным писком. Разговор вот сейчас, только что — он был или просто приснился, померещился? Есть ли кто дома?.. Теребя кончики волос, я побежал в мамину комнату. Мама полулежала в кресле под аркой из ламп солнечного света. Услышав звук моих шагов, чуть заторможенно повернула голову:

— Джин?

Я замялся, не решаясь задать глупый вопрос. Мама прошептала:

— Я ведь говорила тебе, что папа приедет завтра?

От сердца отлегло. Я почувствовал такую радость, такое желание что-нибудь сделать, что едва сдержал порыв выбежать из дома. Смеясь, ответил:

— Да, говорила.

Она облегченно выдохнула.

Я больше не мог удерживать танцующие ноги и вприпрыжку побежал в священную комнату нашей семьи — комнату отца. Там все было таким, как он оставил, только в псевдообоях плавали видео и голографические снимки, сделанные более одиннадцати лет назад. С растерянной улыбкой я медленно обошел помещение по кругу. Вгляделся в изображения — на них мы все такие счастливые, папа, мама и я. Тронул кончиками пальцев папины вещи — антикварный блокнот в кожаном переплете, значок Далькоса, прочие безделушки. Вдохнул чуть горьковатый запах той, прежней жизни, которая окончилась для меня в шесть лет. Прежняя жизнь, какой же она была?

И тут возникло ощущение, будто я упускаю нечто важное. Что-то было не так с ним, моим прошлым. Я аккуратно, боясь упустить скользкий хвост озарения, опустил щупальце мысли в бездну памяти. Поворошил. Воспоминания калейдоскопом видеороликов пронеслись в голове. Еще не понимая, что делаю, я выхватил одно из них и быстро прокрутил: мне года четыре, крадусь по темному коридору к таинственной новогодней ёлке. На ней висит куча больших прозрачных шаров, внутри которых медленно кружатся мини-галактики — спиральные, эллиптические, линзовидные. Тогда я еще не понимал, что это всего-навсего запись, и мечтал достать из шара блестящие огоньки… Мои волосы взлохмачены, торчат во все стороны а-ля прическа «от подушки». Маленькая ручка тянется к ёлочной игрушке, а ноги путаются в сползших штанишках, подворачиваются… Другое воспоминание: я, совсем кроха, сижу у папы на руках и с аппетитом облизываю мороженое. Мои круглые от изумления глаза провожают рой мыльных пузырей, в то время как лакомство тает, роняя шоколадные капли папе на футболку… Затем еще одно воспоминание, из более позднего и менее радужного периода школьной жизни, я подверг эксгумации и тщательной экспертизе. Вынырнул в реальность и сделал глубокий глоток воздуха. Хм… Попрошу приятеля-одноклассника порыться в памяти, и еще кого-нибудь. А потом, видно, придется идти к психологу. Во всех воспоминаниях я видел самого себя со стороны, чужими глазами.