"Молнии и ливень. Опять молнии и ливень, как тогда. Апокалипсис номер два. Я сплю? Надя умерла. Умерла Надя. Странно. Нет эмоций. Или я тоже умер? У кого бы спросить. Черт, и правда Надя умерла. Лерка и Лёнька, наверное, тоже. И Полковник. Никогда не думал, что кто-то сможет убить Полковника. А я живой, интересно, или тоже умер? Так, шевелим пальцами ног и рук. Пальцы двигаются. Контузия? Язык одеревенел. На дворе трава, на траве дрова. Я мыслю, следовательно, я существую. Декарт. Или Дидро? Ведро. Лило как из ведра. Аля. Аля!"
— Аля! — пытался позвать Антон, но язык его не слушался.
Он лежал на скамье в беседке. Во рту ощущался мерзкий привкус дыма, на зубах хрустело. Глаза жгло, они слезились. Антон попытался поднять руку, чтобы потереть веки — не смог. Попробовал сдвинуться вправо. Резко заболела шея. Слегка запрокинул голову, закатил глаза и посмотрел на лужайку сверху вниз.
Дом больше не горел, а ливень превратился в серую морось. Среди луж на раскисшем газоне в полумраке стояла группа людей. Высокий пожилой мужчина, худой и лысый, держал Алю за плечи и что-то говорил ей успокаивающим голосом. Аля кивала. Рядом с ними крутился брюнет помоложе, низкорослый, похожий на обезьяну, который поддакивал высокому и бурно жестикулировал. На качелях сидела коротко стриженная женщина в свитере и длинной темной юбке. Она держала на руках сына Антона и, улыбаясь, что-то ему рассказывала. Ребенок слушал ее с открытым ртом. Рядом с качелями лицом вниз лежал неизвестный Антону человек, судя по всему — мертвый.
Антон перевел взгляд на соседнюю скамью. На ней оказался Полковник. Его голова была замотана чем-то темным, глаза закрыты, но грудь поднималась и опускалась в такт дыханию. Полковник был жив!
Антон безумно обрадовался.
— Пааоолкооовниик…. — услышал он свой чужой голос.
Люди на лужайке перестали разговаривать и посмотрели в его сторону. Низенький брюнет с обезьяньим лицом встрепенулся и хищно двинулся к беседке.
— Марк, только не переусердствуй, будь так добр, — сказал ему Эдмон.
Марк подошел к Антону, презрительно оглядел его. Как-то по-киношному, показушно сплюнул рядом. Потом нагнулся и от души ударил Антона в челюсть. Эдмон что-то укоризненно воскликнул, и Антон опять отключился.
…Когда он очнулся в следующий раз, запах гари почти ушел, а на обоях цвели бледно-синие васильки. Антон сразу узнал их и понял, что лежит на своей старой кровати в доме матери. В этой комнате они когда-то жили с Лёнькой и сами, еще пацанами, клеили эти обои. Васильки переплетались стеблями, и эти переплетения было очень тяжело совместить. Во многих местах узор обрывался на половине элемента и продолжался в другом месте, на пять-десять сантиметров ниже.
На соседней кровати полулежал Полковник в майке и старых Лёнькиных трениках, с перебинтованной головой. Он держал в руке пыльную бордовую книжку, явно найденную тут же в шкафу. Антон прочитал название на обложке — Агата Кристи, "Кривой домишко".
— Эта книга так себе, — хрипло сказал Антон.
— О, ты очухался наконец, — обрадовался Полковник. — Почему так себе? Мне очень нравится.
— Там неправдоподобно.
— А то, что происходит вокруг — правдоподобно?
— Пить хочу, — сказал Антон.
Полковник достал из-под кровати литровую бутылку с водой и протянул Антону.
— Питьевая? — спросил тот.
— Да, ее кипятили. Заботливые товарищи. И воды, и еды нам подогнали.
Антон жадно глотал воду. Саднила разбитая губа.
— Кто они? — спросил он, напившись.
— Они Алькины друзья.
— Почему мы здесь? Где мой сын?
— Мы здесь, потому что в твоем доме все провоняло гарью. Пацан в полном порядке. Лерка поломалась, но жива. Выпрыгнула со второго этажа. Ее в соседней комнате лечат. Надя и Лёнька погибли. Их вечером надо похоронить.
Антон поставил бутылку на пол.
— Мне жаль, — добавил Полковник.
— Аля где?
— Где-то здесь, в доме.
— Кто нас охраняет? — спросил Антон.
— Тут не надо охранять. Эдмунд сказал, что создал вокруг дома защитное кольцо.
— Кто такой Эдмунд?
— Это Алькин друг, — ответил Полковник. — Он у них главный.
— У "них". Кто "они" такие?
Полковник замялся. Антон посмотрел на его правую руку. На запястье и у локтя было несколько знакомых ему порезов.
— Хватит уже в игры со мной играть, — жестко сказал Антон. — Нас чуть всех не положили. Моя жена умерла. Мой брат умер.
— С одной стороны, все так, — сказал Полковник. — С другой, они нас спасли. Мы сами бы не выбрались. Меня вообще почти убили. Выстрелили прямо в черепушку.
— Как же ты жив остался?
— Понимаешь, тут такое дело… В общем, они вампиры. И Аля тоже вампир. Ну и я сам уже почти стал вампиром.
Антон сел на кровати, затряс головой.
— Бред. Дурдом на выезде.
— Это правда, — ответил Полковник успокаивающим тоном. — Они существуют. Я давно это знал.
Антон сидел, опустив голову на руки.
— Понимаешь, у меня давно, на Кавказе еще, была любимая женщина, — сказал Полковник. — Очень хорошая была женщина. Тоже врач, как и ты. И при этом вампир. Они не все кровожадные чудовища. И я хотел быть с ней долго. Намного дольше обычной человеческой жизни. Поэтому уже тогда уговорил ее укусить меня, чтобы самому стать вампиром. Но тогда не получилось.
— Психиатра бы сюда на вас на всех, — сказал Антон, потирая виски.
— Ну расширь немного свое сознание. Неужели с тобой ничего паранормального никогда не случалось?
— Не случалось. Все было нормально и научно объяснимо.
Полковник вздохнул.
— Может быть, науке просто невыгодно изучать эти области. А может быть, среди ученых тоже есть вампиры. Я практически уверен, что есть. За двести-триста лет даже из зайца можно сделать ученого. Вот они и втирали остальным, что их не существует.
— Для чего им мой сын? — спросил Антон. — И почему меня били?
— Вот про пацана не знаю. И за что тебе прописали в челюсть — тоже.
Рядом с кроватью стояли кроссовки Антона, все черные от сажи. Он надел их и встал. Пошатываясь, пошел к двери.
— Ты хоть умойся там по дороге, рожа страшновата, — сказал ему вслед Полковник.
В прихожей была полутьма. На стене с незапамятных времен висело засиженное мухами маленькое круглое зеркало в пластиковой оправе. Антон посмотрел в него. Вид и правда был не очень. Лицо выпачкано сажей и кровью, волосы торчали сосульками, разбитая губа запеклась.
Антон вышел на крыльцо, под лучи закатного солнца. У колодца мыла посуду женщина в черной юбке. Она была слегка полновата, с приятным лицом. Увидев Антона, женщина улыбнулась ему.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она мелодичным голосом. — Меня зовут Вера. Я подруга Али.
— Здрасте, — буркнул Антон. Подошел к колодцу, взял железную кружку, висящую рядом на цепочке, зачерпнул из ведра воды и вылил себе на голову и лицо. Вода была приятно ледяная.
— А ваш мальчик спит, такой милый, — сказала Вера.
— Вы у него случайно кровь не пили? — спросил Антон. Вера выпрямилась, посмотрела на него с огорчением.
— Зачем вы так плохо о нас думаете! Разве можно пить кровь ребенка?
— Извините. Я вообще не понимаю, что происходит, — сказал Антон. — Где этот ваш главный? Мне надо с ним поговорить.
— Эдмон, — ответила Вера, делая ударение на последний слог, — появится позже. Пока что лучше бы вам поесть и переодеться. Мы нашли в шкафах кое-какие вещи. Еще я сварила борщ с фасолью, правда, из консерв. И вот эту ссадину на губе давайте уберем, чтобы не пугать ребенка.
— Я хочу видеть сына, — сказал Антон.
— Он в маленькой комнате, которая выходит окнами на малинник. Только не будите, хорошо?
Не ответив Вере, Антон прошел обратно в дом. Подошел к комнате, слегка приоткрыл дверь. Ребенок спокойно спал под одеялом и тихо дышал во сне. Антон вернулся к колодцу.
— Садитесь сюда, — показала Вера на пластиковый стул. Антон сел. Вера подошла к нему и провела ладонью по лицу. Челюсть заныла еще сильнее.
— Сейчас пройдет, — сказала Вера.
— Почему этот парень меня ударил?
— Вы сейчас пока не разговаривайте. Я же вас лечу.
Антон вслушивался в ее мелодичную речь и думал, кого Вера ему напоминает. Когда-то он смотрел старую версию "Ведьмака" в польской озвучке с субтитрами, потому что русскую озвучку не нашел. Вера убрала руки с его лица, отступила назад и оценивающе посмотрела.
— Вы из Польши? — спросил Антон.
— Да, — обрадовалась Вера и что-то начала говорить по-польски.
— Я не понимаю, — сконфуженно сказал Антон. — Я просто смотрел сериал про ведьмака. "Ведьжмин". Там не было перевода. Вы говорите похоже.
— Знаю этот фильм, там играл Михал Жебровски, — кивнула Вера. — Красавец мужчина. Можете теперь посмотреть в зеркало.
Антон зашел в прихожую и посмотрел на себя. Абсолютно нормальное лицо. На губе, которая только что была разбита, всего пара красных точек.
— Давайте я вам борщ разогрею, — донесся от колодца голос Веры.
— Как вы это делаете? — спросил Антон. — Я сам врач. Такая регенерация тканей невозможна в принципе.
— Еще и не такое возможно, — улыбнулась Вера. — Я видела, как людям отрезанные конечности заново отращивали. Не за пять минут, конечно.
Она зашла в кухню, вытащила из холодного угла кастрюльку. Налила борщ в металлическую миску, поставила на маленькую походную горелку. Щелкнул пьезоподжиг, и газ загорелся синим огоньком.
— Откуда эта горелка? — спросил Антон. — Ее здесь не было.
— Пока вы спали, мы немного подвезли сюда еды и прочего. Нам предстоит здесь пробыть как минимум два дня, пока эта бедная девушка не поправится.
— Лера?
— Да. У нее сломана нога, несколько ребер, повреждена правая кисть. Сотрясения мозга нет. Видимо, она повисла на руках и потом спрыгнула, ударилась ногами. Я почти все время держу ее во сне, чтобы не мучить. Сходите к ней, если хотите, пока суп греется. Она в комнате с желтыми обоями.
— В маминой комнате, — машинально поправил ее Антон.
…В комнате с желтыми обоями приятно пахло вербеной и чем-то еще, душистым и ароматным. Лера спала на кровати под покрывалом, из-под которого высовывалась забинтованная нога. Одна кисть тоже была в бинтах. Если не считать повязок, Лера выглядела вполне нормально. Щеки были слегка розовыми.
— Вы какой-то неправильный вампир, — сказал Антон, вернувшись на кухню. — Лечите людей, спокойно ходите под солнцем. Это что у вас на шее — серебро?
— Серебро — хороший металл, целебный.
— Кровь-то хоть пьете?
— Я борщ предпочитаю, если честно, — засмеялась Вера. Выключив горелку, она ловко сняла прихваткой миску и поставила перед Антоном. — Как жалко, что нет сметаны.
Антон взял ложку и попробовал суп. Борщ был отличный.
— Спасибо, — выговорил он с набитым ртом.
— На здоровье, — ответила Вера. — У вас, наверное, много вопросов, но лучше не со мной обсуждать. Вечером вернется Эдмон, тогда и поговорите.
— А где Аля?
— Ушла с ним. Они скоро появятся. А вы кушайте. Я сейчас заварю вам чай, от него можно еще немного поспать. И регенерации очень помогает. И сходите помойтесь, мы с утра топили баню, там еще теплая вода.
Антон смотрел, как Вера хлопочет возле чайника. Почему-то она вызывала доверие.
— У меня там на пожаре жена погибла, — неожиданно для себя сказал он.
— И что вы чувствуете?
— В том-то и проблема. Ничего. Брат тоже погиб. Брата жалко до слез.
— Вы ее давно не любили, — мягко сказала Вера. — Так бывает. В этом нет ничего плохого. Наверняка женились совсем молодым из-за ребенка. Потом жили по привычке, как соседи. У вас ведь были романы, другие женщины?
"Женщины" она выговорила мягко, пришепетывая, совсем как в польском фильме.
Антон почувствовал, что краснеет. Он зачерпнул ложку борща и промолчал.
Вера понимающе кивнула головой.
— Вы кушайте, — поставила перед Антоном чашку. — А потом попейте чай.
Чай оказался сногсшибательным в прямом смысле слова. Антон еле успел помыться, переодеться и дойти до своей комнаты. Полковника там уже не было. Антон рухнул на кровать и отрубился.
…Северный лес. Холодная полутьма, низкие деревья, валуны и ягель. Между влажных камней струится узкий горный ручей. Антон пытается вспомнить его старое саамское название. Он уже бывал здесь. Они ходили сюда в поход лет восемь назад. Юмъекорруай? Часнайок?
— Юмъекорруай, — говорит Аля с другого берега ручья. Она сидит на темном бревне у еле тлеющего костра. На ней зеленый свитер, черные джинсы, на плечи накинута камуфляжная куртка. На ногах треккинговые ботинки. Темные волосы от сырости завиваются у лица локонами.
Антон переходит ручей по камням. Идти удивительно легко. И совсем нет комаров. А ведь должны быть. Здесь всегда полно комаров.
— Почему мы здесь? — спрашивает Антон, перепрыгивая на твердую землю и подходя к огню. — И где все комары?
— Это сон, — спокойно отвечает Аля. — Я просто выбрала место, которое знакомо нам обоим. Здесь можно чувствовать себя в безопасности.
— Для чего?
— Чтобы поговорить. У тебя наверняка много вопросов. Задавай их, пока огонь не потух.
Антон садится на обрубок бревна напротив нее. Греет у костра руки.
— Ты вампир, я уже знаю. Как давно?
— Я вампир уже четыре года.
— Почему ты не рвешься постоянно пить кровь?
— Потому что это — миф. Такой же, как про серебро, чеснок и мгновенную смерть на солнце. Пить много вредно. Есть вампиры, которые практически не пьют.
— Как Вера, которая из Польши?
— Да. Вера — типичный трезвенник. Принимает два раза в месяц тридцать капель, как лекарство, и с таким отвращением…
— Зачем вампирам мой сын?
— Этого мне не сказали. Но на твоего сына охотятся две стороны. Одна — это Эдмон и другие вампиры, которые группируются вокруг него.
— А вторая? — с нажимом спрашивает Антон.
Аля качает головой.
— Эдмон мне не сказал. Но они опасны.
— Хорошо, допустим. Когда ты резала себе руку, ты звала его на помощь? Это такой способ?
— Все так.
— А Полковнику зачем резала?
— Мне нужна была его кровь. Он мою тоже пил.
Антона передергивает от отвращения.
— Это мерзко.
— Это жизнь. Мы так живем.
— Ладно. Что произошло после того, как за окном громыхнуло?
— Если честно, я знаю не больше твоего, — отвечает Аля. — Была голубая молния, и я отключилась. Когда очнулась, то сидела на качелях, а Вера хлопала меня по щекам. Эдмон держал на руках твоего сына, а вокруг валялись трупы.
— Почему тот парень ударил меня по лицу?
— Марк немного эмоционален, — улыбается Аля. — Насколько я поняла, в прошлой жизни ты был кем-то вроде полицейского, и из-за тебя его посадили в тюрьму на шесть лет. Лучше бы вы помирились. Эдмон потом ругался на него. Потребовал принести извинения.
— В прошлой жизни?
— Ну да.
Это сон, думает Антон, просто такой сон.
— Как ранили Полковника?
— Он утром рассказал, что просто сидел на чердаке. Его застали врасплох и выстрелили в голову. Эдмон лично его в чувство приводил. А так он был совсем мертвый.
— Он сказал, что скоро станет вампиром.
— Станет, — уверенно отвечает Аля. — Полковнику чуть-чуть не хватило времени, чтобы завершить превращение.
— Аля, ты умеешь гипнотизировать людей?
— Умею. Тех двоих кретинов, которые на нас напали, я именно так и убила, — Аля пожимает плечами. — Леру и Надю я тоже немного гипнотизировала. Пришлось.
— А меня?
— Тебя — нет. Это сложнее. Да и не имело смысла.
Это всего лишь сон, думает Антон. Скажу.
— Я что-то чувствую к тебе и не могу найти этому название.
— А обязательно называть?
— Я привык, чтобы все было логично, ясно и понятно.
— Распланировано на три жизни вперед и по полочкам разложено, — зло добавляет Аля. Встает, подходит к ручью, наклоняется. Зачерпывает рукой чистую горную воду и пьет ее. Антон идет за ней и делает то же самое. От ледяной воды сводит зубы. Вода в ручье кажется голубой, на дне — разноцветные камни.
— Скучал я по этому месту, — говорит он.
— И я. Хорошо бы здесь остаться.
— А это возможно?
— Невозможно, — отвечает Аля. — Костер догорит, и нам придется вернуться обратно в наш кошмарик.
Антон смотрит на нее. Губы Али дрожат, в глазах отчаяние. Какого черта, думает он. Обнимает ее за плечи, притягивает к себе. Его снова захлестывает нежность. Аля прижимается к нему, обхватывает руками. Ее волосы слегка пахнут гарью. В верхушках деревьев шумит таежный ветер. Над ручьем порхает красивая бабочка с синими и красными пятнами на крыльях. Вылитая картинка из детской энциклопедии, которую Антон купил сыну. Как-то необычно называется. Махаон?
— Что за история с бабочками в твоем подъезде? — спрашивает Антон.
Аля смотрит на него с удивлением. Потом рассказывает.
— Трогательно. Но не понимаю твоей логики, — Антон обнимает ее еще крепче. — Ты убиваешь людей, а бабочек, которые живут всего пару недель, выпускаешь из окна.
— У бабочек может быть короткая жизнь. Но все же они хотят ее прожить, — говорит Аля. — Человеческая жизнь тоже мало длится по вампирским меркам.
— То есть мы здесь трепыхаемся, как бабочки?
— Что-то вроде того. К тому же я убиваю далеко не всех подряд.
— А кого?
— Нам пора, — говорит Аля. Антон отпускает ее. Она наклоняется, вынимает из кармана все тот же маленький нож, кнопкой выщелкивает лезвие. Взяв Антона за руку, слегка надрезает кожу на его указательном пальце.
— Ты что делаешь? — спрашивает Антон.
— Я просто хочу, чтобы ты понял, что это не просто сон. А то проснешься и разложишь все по полочкам. И решишь, что ничего не было…
На короткой линии пореза выступают крошечные шарики крови. Аля смотрит на них с интересом.
— Хочешь? — спрашивает Антон, поднося руку к ее губам.
Она качает головой.
— Не надо. В данном случае это дорога в никуда.
Ветер усиливается. Слабый костер гаснет.
На выцветших обоях — бледно-синие васильки. Их переплетающиеся стебли местами не совпадают друг с другом.
Кто-то кашлянул в комнате. Антон перевернулся на другой бок.
На соседней кровати сидел Эдмон. Он с интересом смотрел на Антона, слегка наклонив голову. Изящные руки в перчатках опирались на трость с серебристым набалдашником.
— Простите, что прерываю, — учтиво сказал Эдмон. — Собственно, заочно мы уже знакомы. Я Эдмунд.
Антон машинально представился, спуская ноги с кровати.
— Я пришел принести соболезнования. К сожалению, весьма остро стоит вопрос похорон. Хоронить тела ваших родственников необходимо сегодня ночью. Заодно следует избавиться от семи или восьми тел налетчиков, которые до сих пор находятся на вашем участке.
— Девять или десять трупов, — сказал Полковник, стоявший в дверях. — Замучаемся рыть могилы на такую ораву.
— Я думаю, копать нецелесообразно, — Эдмон встал, аккуратно поправил на кровати покрывало. — Более разумно было бы сжечь тела.
— Дрова сырые, — ответил Полковник.
— Не волнуйтесь, будут сухие. Маскировку такого высокого костра мы тоже обеспечим.
— Я встаю, — сказал Антон.
— Подходите на кухню, когда будете готовы, — Эдмон вышел из комнаты легкими шагами.
Полковник подошел к Антону.
— Видал? — тихо сказал он. — У мужика есть класс. Аристократ. Пятьсот лет живет, и все еще в своем уме.
— Он в своем уме, а моя крыша скоро рухнет, — ответил Антон, надевая кроссовки.
Полковник подошел, дружески хлопнул его по плечу.
— Не рухнет твоя крыша. Я сам уже почти привык ко всему. Выходи, мы тебя ждем.
Антон встал с кровати. Заправлять ее не стал. Поправил толстовку, стряхнул налипшее перышко. Посмотрел на руки. На указательном пальце — свежая царапина.
…Эдмунд и Марк постарались на славу. Помост для погребального костра был огромным, в полтора этажа, но при этом все вокруг него окутал густой туман. Антон подошел к кольцу тумана и вытянул руку вперед. Пальцы разглядеть не смог.
Полковник с Марком перетаскивали тела нападавших на нижний помост. Антон взглянул на их лица. Ничего знакомого. Люди как люди, обезличенные смертью. Снова вспомнился больничный морг. Полковник уронил один из трупов и выругался.
— Не перетруждайтесь, дорогой друг, — неожиданно тепло сказал ему Эдмон. — Марк прекрасно справится сам.
Полковник подошел к Эдмону, встал между ним и Антоном и что-то начал объяснять про дрова. Эдмон кивал. Когда это они успели подружиться, подумал Антон.
Слева от Эдмона стояла Аля. Они вернулись, когда Марк уже почти закончил сооружать помост. Он делал это оригинально: смотрел на бревна и доски, шептал что-то, и они сами ползли и занимали свои места. Иногда какое-то бревно отказывалось ему подчиняться и ложилось криво. Тогда Марк, как обезьяна, прыгал вокруг него и изрыгал смачные итальянские ругательства, а иногда пинал бревно ногами. Его злоба к Антону, судя по всему, улетучилась вместе с ударом в челюсть. Как только они с Эдмоном и Алей вернулись, Марк бросился к нему, тряс ему руку и цветисто извинялся. Антон его простил. Марк заявил, что теперь необходимо выпить, но Эдмон сурово посмотрел на него, и итальянец ушел заниматься костром.
Аля и Антон не разговаривали. Она даже не смотрела в его сторону. А был ли сон, подумал Антон и посмотрел на свой палец. Царапина все еще была там.
Вера на похороны не пришла. Она осталась в доме с ребенком и Лерой.
Наконец трупы всех нападавших были уложены на доски. На верхнем помосте уже лежали тела Нади и Лёньки.
— Поджигай, — сказал Эдмон.
Марк кивнул. Он подошел совсем близко к помосту. Антон ждал какого-нибудь файербола, но ничего подобного не произошло. Бревна просто вспыхнули сами. В небо взвился сноп огненных искр, и помост с треском загорелся сразу в нескольких местах.
Антон посмотрел на Алю. Она казалась усталой и печальной, на щеке дрожал отблеск костра. Эдмон обнял ее за плечи и что-то сказал на ухо, и Антона как будто током ударила острая ревность. Полковник перехватил его взгляд и покачал головой. Антон сжал кулаки и молча смотрел, как пламя пожирало верхний помост. Марк напевал какую-то заунывную песню на незнакомом языке.
Огонь горел жарко, слишком ярко и быстро для обычного костра, как будто Марк подгонял его своим пением. В три часа ночи они уже собирали пепел с земли в бумажные пакеты. Полковник сказал, что снова заболела голова, и они с Алей ушли. Марк увязался за ними. Эдмон предложил вместе развеять пепел над пожарным прудом, и Антон согласился.
…За время дождей пруд еще больше зарос рогозом. Деревянные мостки были сырыми и скользкими. Пара недовольных лягушек, услышавших человеческие шаги, синхронно спрыгнула в темную воду.
Пепла было много. Вначале Антон брал его горстями и кидал в воздух над водой. Потом задул легкий ветер, и очередная пригоршня пепла полетела обратно, прямо ему в лицо.
— Вы бы положили эти пакеты в воду, — сказал Эдмон, наблюдавший за ним с берега. — Бумага размокнет и пойдет ко дну. Пепел тоже утонет. Прах к праху, как говорится.
Антон последовал его совету. Окунул руки в воду, отряхнул их, встал и смотрел, как пакеты медленно напитываются черной водой. Эдмон мягко, как кошка, спустился на мостки.
— Думаю, у вас ко мне огромное количество вопросов, — сказал он. — Даже знаю, каких. Во-первых, мне очень жаль, что на вас напали. Нападение должно было произойти гораздо позже, но мой противник опередил меня.
— Зачем ему нужен мой сын? — спросил Антон.
— Он нужен ему лишь потому, что я имел неосторожность сказать вслух, что мальчик нужен мне. А мой противник это подслушал. Это моя оплошность. Сам он, если бы заполучил мальчика, не знал бы, что с ним делать.
— А что от моего сына хотите вы?
— Я хочу развить его способности. У него они есть, и немалые, — Эдмон поддел тростью лежащую на мостках ветку и столкнул ее в воду. — Пока не могу сказать, кем именно станет ваш сын, но очень важно, чтобы он рос и воспитывался среди себе подобных. С момента так называемого апокалипсиса те из наших друзей, кто смог выбраться, живут вместе на одном полуострове, который существует очень давно и надежно защищен от любых негативных воздействий.
— И от вашего противника?
— От него в первую очередь.
— Расти среди себе подобных — это вы про вампиров? — спросил Антон.
— Именно так. Вампиры, как вы могли уже заметить, бывают разными. Есть вампиры-врачи, вампиры-ученые, учителя, воспитатели, например, Вера, которая у нас присматривает за детьми.
— Откуда у вас там дети?
— На нашем полуострове живут не только вампиры, но и люди, которые являются донорами. Как правило, это близкие друзья и родственники вампиров, которые пережили апокалипсис и согласились жить под нашей защитой, — сказал Эдмон. Пакеты с пеплом почти исчезли под водой. — Уверяю вас, мы не берем много крови. Излишества я не поощряю, и неадекватные вампиры у нас не задерживаются. Если вы и сестра вашей жены согласитесь пойти с нами, вы также станете донорами. Кстати говоря, вам бы там нашлась работа. Хотя мы поддерживаем здоровье доноров своими методами, им очень не хватает понимающего человека-врача.
— Чем еще занимаются люди, помимо сдачи крови?
— В основном тем же, чем занимались у себя в своем мире. Кто-то строит дома, красит в них стены, кто-то вяжет свитера и сажает огурцы. Крепостного права у нас там нет. Работа в меру, мы помогаем своими силами. Вы сегодня уже видели, как Марк собирал бревна и укладывал их в костер без помощи рук.
— Как вы перемещаетесь? — спросил Антон.
— Назовем это телепортацией, — ответил Эдмон. — Кстати, если вы не возражаете, я предпочел бы уже телепортироваться в дом вместе с вами. Близится рассвет, а у меня есть и другие дела.
Антон кивнул. Эдмон подошел к нему и протянул руку.
— Вам следует обхватить пальцами мое запястье, так будет проще всего.
Антону ожидал, что рука вампира будет ледяной, но она оказалась на удивление теплой. Он ощутил, как под кожей спокойно, размеренно бьется пульс. Эдмон обхватил его запястье, и Антон почувствовал, какие сильные у него пальцы.
— Будьте добры, Антон, посмотрите мне в глаза, — сказал Эдмон.
Антон посмотрел. В следующее мгновение он стоял уже не на мостках у пруда, а возле знакомого колодца во дворе и все так же держал Эдмона за руку.
— Вам лучше сесть, а то голова закружится, — сказал ему Эдмон, разжимая пальцы.
Антон сел.
— Скоро рассвет, и мне пора. Вам надо хорошенько выспаться. Когда проснетесь, подумайте о том, что я сказал.
Не дожидаясь ответа, Эдмон повернулся и исчез.
Антон посидел немного на месте, встал, пошел к двери, по дороге наткнулся на Марка, дремлющего на террасе. Итальянец очнулся, подмигнул ему и начал что-то рассказывать. Сил слушать его не было, и Антон перебил его излияния, пожелав Марку спокойной ночи. Зашел в дом. По привычке посмотрел на себя в зеркало на стене. Почувствовал сильную усталость. Заглянул в комнату к сыну — мальчик спокойно спал, а Вера сидела в старом кособоком кресле и очень быстрыми движениями что-то вязала в тусклом свете лампы, почти не глядя на спицы. Она улыбнулась Антону. Он вышел в коридор, посмотрел на дверь бывшей маминой комнаты, в которой спали Аля и Лера, но заходить не стал, а вернулся в свою спальню. На соседней кровати похрапывал Полковник. В эту ночь Антону ничего не снилось.
