…К обеду Полковник с чердака так и не вышел. Антон, забеспокоившись, поднялся наверх и нашел его лежащим в свитере под двумя одеялами, хотя на чердаке была жара. Полковник был бледен и жаловался на озноб и слабость. От еды он отказался, сказав, что сильно тошнит. Температура и давление были очень низкими. Антон спустился на кухню за горячим чаем для Полковника, по дороге про себя проклиная апокалипсис и невозможность взять у пациента даже общий анализ крови. Остальные обедали.
— Что с ним такое? — спросила Надя.
— А кто теперь знает? — огрызнулся Антон. — Что угодно, от ОРЗ до онкологии. Диагностики никакой нет. Лабораторий нет!
Аля спокойно ела.
— Ему уже ночью немного поплохело, — сказала она. — Я думаю, ничего серьезного. Просто непривычный график сна и бодрствования.
Антон ушел на чердак с чаем.
— Удивляюсь я тебе, твой мужик лежит больной, а ты сидишь жуешь, — выпалила Надя.
— Ну давай я буду бегать тут и истерить. Кому-то станет легче? — невозмутимо ответила Аля, откусывая кусок рисового хлебца. — Тем более с нами медик с дипломом и опытом. Какой смысл суетиться?
Надя надулась и принялась мыть посуду, громко бухая о раковину эмалированным ковшиком.
— Как бы и я не заболел, — сказал Лёня. — А вдруг это новая инфекция, типа короны?
— Ты и короной не заразился, — ответила Лера. — Специально навещал больного Пашку, чтобы химию не сдавать, в итоге ничем не заболел, а в крови потом нашли кучу антител.
— И сраную химию пересдавал три раза, последний с комиссией.
— И еле сдал. А в этом году уже завалил два экзамена. Если б не БП, тебя бы сейчас исключали из универа.
— А на тебя орала бы начальница смены в "Гоу-Маркете"! — ехидно парировал Лёня.
Под их препирания Аля доела свой хлебец и пошла на второй этаж. Там она встретила спустившегося с чердака Антона.
— Ну и как он? — поинтересовалась Аля.
— Не пойму, что с ним. Похоже на вирус со странной реакцией иммунитета. Вообще хорошо, что он на чердаке. Не советую тебе туда ходить. Похоже, что надо вводить в доме карантин. Мытье рук, частое проветривание, средства индивидуальной защиты.
— Ну, я все-таки туда пойду, — ответила Аля. — Короной я уже болела, жива осталась, хотя помощи от докторов не было никакой.
— Как так? — Антон не переносил, когда в его присутствии кто-то ругал врачей и медицину.
— А вот так. Заболела в самом начале пандемии, на пятый день начала сильно кашлять, вызвала "Скорую", они приехали, сказали — пейте чай с медом, это у вас ларингит. Оклемалась, через месяц сдала анализы, а там антител как грязи.
— Тем не менее я бы у нему туда не ходил, — повторил Антон.
Аля молча прошла мимо него к лестнице и взобралась на чердак. Полковник поднял на нее запавшие глаза.
— У меня то же самое было, один в один, — тихо сказала Аля, садясь на матрас рядом с ним. Прислушалась — Антон выдвигал какие-то ящики и громыхал коробками в своей спальне. Аля достала из кармана свой ножик, выщелкнула лезвие, привычным движением разрезала кожу на своей левой руке. Аккуратно повернув запястье, чтобы кровь не капала на постель, поднесла ее к губам Полковника. — Пей. Поможет дожить до вечера. Неудачно просто вышло, что такое солнце сегодня.
Выпив немного крови, Полковник закашлялся.
— Кашляй громче, Антон уже решил, что у тебя новый вирус. Корона-два, — сказала Аля, водя левой ладонью над порезом, чтобы остановить кровотечение. Кровь перестала течь, но порез затягивался далеко не так быстро, как у Эдмона. — Он решил ввести в доме карантин, надеть на всех перчатки и маски.
— Если б не было так хреново, я бы засмеялся, — ответил Полковник.
— Лекарство скоро подействует, не волнуйся. Часа через два попробуй что-нибудь съесть. Нормальную человеческую еду. Рыбу из консервы тебе вряд ли захочется, но там Лёня с Леркой распотрошили большую упаковку рисовых хлебцев.
— А Эдмон ест человеческую еду?
— В основном Эдмон ее пьет, — ответила Аля. — Кофе, вино, коньяк. Как-то раз мы ели шоколадное мороженое. Мне кажется, это скорее аристократические привычки, чем реальная необходимость.
— Он настоящий аристократ, — сказал Полковник. — Чувствуется порода. Несмотря на лысый череп.
— Я смотрю, он тебя впечатлил.
— Мне после вчерашнего такие сны снились. Про Кавказ, и про казачий полк, и…
Раздался шум, и на чердаке появился Антон. Увидев его, Аля и Полковник не могли удержаться от смеха. Антон надел на себя белый защитный комбинезон ковидных времен, натянул на лицо респиратор, а поверх него маску.
— Я вижу, что тебе уже лучше, — пробубнил Антон из-под своей амуниции. — Очень хорошо. Я тут порылся в своих запасах. Нашел несколько экспресс-тестов со скарификаторами.
— Антон, — сказал ему Полковник. — Хоть ты мне друг, но царапать меня и брать кровь на анализ не дам. Я схватил банальное ОРЗ. Не надо меня ни на что тестировать.
— А вдруг это новый вирус?
— Если он новый, то тестов на него в твоих запасах все равно нет.
— Мне кажется, Антон, ты просто соскучился по своей профессии, — сказала Аля. — По белому халату, пациентам, аппаратам для УЗИ и ФГДС.
— Что есть, то есть, — прогудел из-под респиратора Антон.
— Я через пару часов уже встану, — сказал Полковник. Он выглядел гораздо лучше, приподнялся в кровати и скинул с себя одно одеяло.
— Ну хорошо, я пошел тогда, — сконфуженно ответил Антон.
Он слез с чердачной лестницы, слыша сзади себя сдавленный смех Али и Полковника. Нахмурившись, Антон пошел в комнату снимать комбинезон.
— Антон давно в доктора не играл, — сквозь смех прошептала Аля.
— Не то слово. Может, нам надо регулярно придумывать себе всякие симптомы? Он хоть сможет заняться любимым делом. "Доктор, у меня болит живот справа".
— А потом он устроит всем анализы крови. Тесты со скарификатором, — смеялась Аля.
— Кроме шуток, твоя кровь — прекрасное лекарство, — тихо сказал Полковник.
— Кроме шуток, — Аля стала серьезной. — Мне из вчерашнего кое-что осталось непонятным. Если не хочешь, можешь не отвечать.
Полковник кивнул.
— Изабель, которая работала в военном госпитале. Я знаю, что у вас были отношения, знаю, что она умерла. Но я не знаю, как. В твоем сознании эта дверь закрыта. А ведь нас не так просто убить.
— Она ехала в машине "Скорой помощи". Там все ездили на вызовы, включая физиотерапевтов. Врачей не хватало. И на машину упала бомба, — Полковник отвечал ровным, спокойным голосом. — Собирать было нечего. Я похоронил пустой гроб.
— Понятно, — кивнула Аля.
— Проясни и для меня кое-что. Ты говорила, что Эдмон первый раз укусил тебя во сне. Это как? Просто появился во сне лысый дядька и цапнул за шею?
— Нет, конечно, — Аля села удобнее, скрестила руки на коленях. — Я тогда сильно увлеклась кино. Зима была такой холодной, что на улицу лишний раз погулять не выйдешь. Начала смотреть все подряд. Напала на вампирскую тему, мне безумно понравилось. Знаешь, классические готические фильмы в фиолетово-черных тонах.
— Знаю, — ответил Полковник. — Дочь со своими подругами эту же чушь смотрела.
— В общем, каким-то образом благодаря этой, как ты выразился, чуши, я настроилась на вампирскую волну. Еще работы было мало и вся вечерняя, спала долго. Был почти ночной график. И в какой-то момент мне начали сниться сны этой тематики. В одном из снов я встретила Эдмона, и он показал мне меня и себя много лет назад.
— Танцующей в зале времен эпохи Возрождения?
— Да, с венецианскими зеркалами. Мы с ним танцевали, он за мной ухаживал. Очень элегантно, надо сказать. На следующую ночь он явился уже в своем нынешнем облике и объяснил мне, что давно стал вампиром. И исчез. Я хотела, чтобы Эдмон снова мне приснился, и вскоре это случилось. Мы ехали на эскалаторе в каком-то современном аэропорту. Было весело и совсем не страшно. И он меня укусил, не за шею, а в левую щеку. С моего согласия. Потом там же, в толпе прилетающих и улетающих пассажиров, Эдмон показывал мне, как отводить глаза людям, рассеивать их внимание. В общем, мы веселились, издеваясь над прохожими.
— Хорошо повеселились. А что было потом?
— Потом я проснулась, — сказала Аля. — А еще через пару недель, уже не во сне, я забежала в кафе поесть, а Эдмон там сидел за столиком у стены с чашкой кофе. И я сразу его узнала.
— И он к тебе подошел?
— Нет, я сама подошла. Он до последнего момента оставлял за мной право выбора.
— И ты выбрала стать вампиром. Почему?
Аля пожала плечами.
— Полковник, ты меня удивляешь. Ты уже месяц пьешь мою кровь, разговаривал с тем, кто меня превратил, обнимал меня вчера, в конце концов, и теперь спрашиваешь, почему.
— Ладно, я не то хотел спросить. На самом деле мне интересно, пожалела ты или нет, не возникло ли желания вернуться обратно.
— Не возникло, — уверенно ответила Аля. — Все, что мне может предложить человеческий мир, я уже знаю.
— Не так уж и мало он может предложить, — ответил Полковник.
— И не так уж и много. Это женщины вроде Нади счастливы годами рожать и нянчить масиков, а потом масиков этих масиков, заниматься бытовыми проблемами. Ватрушки в духовке печь, огурцы закатывать.
— Ты могла совершенствоваться в профессии. Расти, развиваться…
— Моей профессии превращение не помешало. Наоборот, очень помогло. Творческий потенциал раскрылся.
— Когда была жива Бэлла, я хотел стать вампиром, чтобы быть с ней, — сказал Полковник. — В итоге я стал им для того, чтобы выжить в этой мясорубке. Но просто так… Не уверен, что это разумно. Мое мнение — что ты бесилась с жиру. Можно было и так найти свое место в мире, без кровавых драм.
Аля вздохнула.
— Я, в общем-то, ни от кого уже давно не жду понимания.
— Я не хотел тебя обидеть, — виновато сказал Полковник.
— Я не обидчива, — ответила Аля. — Но ты рассуждаешь как типичный военный. Есть черное, есть белое. Это — разумно, это нет. И никаких полутонов. — Она встала, поправила рукав. Порез на запястье практически затянулся. — Тебе пора бы выйти и подышать воздухом. И что-нибудь съесть.
— Постараюсь, — сказал Полковник.
Аля пошла к выходу.
— Аля, — позвал ее Полковник.
Аля обернулась.
— Ты часто говоришь как моя дочь, — медленно сказал Полковник, подбирая слова. — И от этого я немного бешусь. Я с пятнадцати лет с ней спорил. Те же самые идеи, что у тебя, с изрядной дозой мистики. И тоже говорила, что я полутонов не вижу.
Аля подошла, присела на край кровати и слушала.
— Верила в судьбу, — продолжал Полковник. — Фаталистка. Причем начитанная. Начитаннее меня. Мне некогда было книжки читать. Я ей говорил: ничего не предрешено, мы сами все решаем. Приводил примеры. А она вот эту вашу с Бэллой фразу. Что случайностей не бывает. А теперь я уже и сам начинаю верить, что не бывает. Что, получается, зря спорил?
— Каша у тебя в голове, Полковник, — сказала Аля. — А где была ее мать?
— Умерла от рака шесть лет назад.
— Извини.
— Да ничего. Мы с ней не особо были близки. Вместе почти не жили. Пока она была жива, дочь жила с ней, а я отдельно.
— Тебе надо сегодня обязательно выползти на дежурство, — сменила тему Аля. — Даже если не на всю ночь, просто глотнуть темноты. Надеюсь, сегодня на нас никто не нападет.
— Ты не додумалась, зачем Эдмону нужен мальчик?
— У меня только два варианта, — ответила Аля. — Что Эдмон видит в мальчике потенциального ученика и хочет сделать из него вампира.
— Наде этот вариант не понравится.
— Антону тоже.
— А второй? — спросил Полковник.
— Второй — что Эдмон его знал в другой жизни. И теперь отыскал.
— Слишком много совпадений, — Полковник поправил край одеяла. — Отыскал тебя, отыскал меня, теперь отыскал мальчишку.
— Совпадений не бывает, — ответила Аля. — Не удивлюсь, если он специально собрал нас здесь всех вместе.
— Ты слишком увлекаешься мистикой. Скажи еще, что это Эдмон и другие вампиры устроили апокалипсис.
Аля молча пожала плечами.
— На самом деле наша первоочередная задача даже не мальчик, — сказал Полковник.
— А какая?
— Выживание.
…Снова накрапывал дождь, и перед дежурством Полковник вернулся на чердак за курткой. Он почти пришел в себя, но очень сильно звенело в ушах, все звуки казались далекими, нечеткими. Во внутреннем кармане куртки Полковник обнаружил лист бумаги, развернул его. Это были стихи.
Мы — дети тёмных дней,
Мы не любим солнечного лета.
Наши силы питает ненависть
Ослепительно белого цвета.
Мы хотели бы укрыться от всех вокруг
За сплошной дождевой завесой.
У нас под шкурой — шрамы от старых ран
И тягучая тоска по лесу.
Мы рычим, когда нас загоняют в угол,
Мы не верим рукам кормящим.
Мы при свете дня напускаем лоск
И клыки под улыбкой прячем.
Рядом увидав таких же, как мы,
Навостряем с опаской уши.
В темноте пульсирующим огнём
Ярко светятся наши души.
Мы пришли из леса жить в города,
По асфальту ходить на охоту.
Птицы квохчут громко и глупо, поняв,
Что залез к ним курятник кто-то.
Нас не любят собаки и лают вслед,
Нюхом кожу чужую чуя.
Мы идем вперед в ритме леса и льда,
Ветер нас ведёт в ночь родную.
"Написала, конечно, Аля", — размышлял Полковник, сидя на своей кровати со стихами в руке. — "Мрачное все же у нее восприятие. Шрамы под шкурой, тягучая тоска. Взять бутылку и нажраться! Разбежавшись, прыгну со скалы".
Вместе с тем, сам того не желая, Полковник ощущал, как эта тягучая тоска вползала в его душу. Пасмурная северная ночь за окном манила, звала.
Он развернул листок, перечитал еще раз. Сложил, убрал в карман рубашки. В его голове возникали неясные образы. Темное небо, наполненное тревогой, берег узкой горной реки, тревожное ржание лошадей. Где-то было что-то знакомое, но что? Разве только…
Додумать Полковник не успел.
…Дом горел неохотно. Промокшее от долгих дождей дерево дымилось и тлело.
Пожар начался с нескольких сторон одновременно. Нападавших было несколько, и они подожгли его в разных углах.
Первым погиб Лёнька. Его подстрелили на пороге, когда он выглянул на улицу. Стреляли двое одновременно. Через Лёнькин труп перешагнул высокий парень с ружьем. Вошел в дом. За ним вошли другие.
Антон схватил одной рукой сына, второй — Надю, но сразу понял, что в кухне посторонние, и наружу уже не выйти. В их комнату вбежала Аля, захлопнула дверь. Втроем они придвинули к двери шкаф и начали судорожно наваливать рядом всю остальную мебель.
Лера из своей спальни услышала выстрелы и запаниковала. Она кинулась к выходу и в коридоре увидела нападавших. Бросилась обратно в комнату, но закрыть дверь было нечем — на ней не было замка. Лера попыталась подпереть ее изнутри стулом и начала двигать кровать, но не успела. В комнату вошли двое мужчин.
В это время один из нападавших прошел на чердак. Полковник не слышал ничего — в ушах продолжало звенеть. Нападавший выстрелил в упор, и Полковник упал на кровать. Стрелявший мужчина внимательно оглядел чердак и спустился обратно на второй этаж.
Лера сорвала с окна маскировавшие его картонки, распахнула створки и прыгнула вниз. Жутко хрустнули кости. От дикой боли грудную клетку, горло и челюсти свело судорогой.
Антон стоял у двери, схватившись руками за ножки стула. Стул они перевернули и поставили на стол, а стол придвинули к шкафу. В углу у окна всхлипывала Надя, стиснув руками ребенка и закрывая ему лицо. Мальчик молчал.
Антон с Алей посмотрели друг на друга, потом на дверь.
— Дело дрянь, — сказала Аля.
— Может, Полковник нас вытащит?
— Полковник мертв или тяжело ранен.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
— Какая у них цель? Всех убить?
Аля нерешительно промолчала. За дверью были слышны шаги и голоса. Внезапно она вскинула голову и закричала:
— Не вздумайте стрелять через дверь! Мальчишка у меня. Сунетесь сюда — я его придушу!
За дверью раздались голоса. Похоже, люди совещались. Послышался треск, будто кто-то говорил по рации.
Аля села на пол, оперевшись спиной о мебельную баррикаду. Антон сел с ней рядом.
— Им что, мой сын нужен? — тихо, чтобы не слышала Надя, спросил он.
— Похоже на то.
— Зачем?
— Я не знаю. Просто они явно не за водкой и не грабить пришли.
Треск и разговоры за дверью продолжались.
— Сын мой тут причем? — спросил Антон.
— Я точно не знаю. Просто он еще кое-кому нужен.
— Кому?
— Моему другу.
— Какому еще другу? Что ты знаешь?
— Нет времени объяснять, — сказала Аля. Похоже, она приняла решение. Засучив рукав, Аля выхватила из кармана маленький складной нож, выщелкнула лезвие и резанула себе запястье.
— Какого хрена ты делаешь?
— Зову на помощь, — ответила Аля.
Она опустила руку вниз. Кровь капала на бежевый ковролин. За дверью было почти тихо. Послышался топот — вниз по лестнице со второго этажа спускались люди.
— Можешь объяснить,… — почти шепотом сказал Антон.
— Нет, — ответила Аля.
В комнате была неестественная тишина. Кровь капала. На стене тикали часы. Антон в оцепенении смотрел, как алые капли впитываются в ковролин. Внезапно с улицы потянуло дымом.
— Они дом поджигают! — у окна завизжала Надя. — Надо бежать!
Отпустив ребенка, который забился в угол и вцепился в занавеску, она кинулась на наваленную мебель, попыталась пробраться к двери. Антон схватил ее, хотел удержать. Надя вырвалась, бросилась к окну, рванула створки на себя. Раздалось несколько выстрелов, и Надя грузно рухнула на пол.
— Надя! — закричал Антон. Он кинулся к ней, сзади его сильно дернула за ногу Аля. Антон упал носом в ковролин, подполз к жене. В окно продолжали стрелять. Надя лежала на полу, из ее груди и головы выше левого уха текла кровь. Антон приподнял ее. Надя открыла рот, пытаясь что-то сказать, но изо рта тоже хлынула кровь. Ее голова закатилась набок. Выстрелы прекратились. Снова раздались голоса. Сильно пахло дымом. Антон закашлялся, в ушах шумело.
— Антон, она умерла. Слышишь меня? Она умерла. Все.
Голос Али — чужой и холодный. Далекий.
— У тебя остался сын. Он им нужен. Они подожгли дом, чтобы мы запаниковали. Чтобы начали бегать, открывать окна и двери. И тогда они нас убьют и заберут мальчика.
— Зачем им мой сын? — прохрипел Антон. Схватил Алю за руку, дернул к себе. Она посмотрела испуганно. Взгляд Антона упал на пальцы, сжимавшие ее окровавленное запястье. Как внезапная вспышка — воспоминание.
Вот он спускается в овраг, а там лежат два трупа. И у обоих порезаны руки. Такие же аккуратные порезы.
Вот Полковник ходит бледный и жалуется на недомогание. Антон меряет ему давление. Меряет на левой руке… а правую Полковник старательно закрывает одеждой.
Вот Аля с Полковником дежурят по ночам, и Аля говорит, что ей неприятно видеть рассвет.
Вот она стоит на лестнице, прекрасная какой-то дьявольской, нездешней красотой.
— Кто ты? — спросил Антон. — Кто ты?
Аля смотрела ему в глаза и молчала. Антон вглядывался в ее зрачки, сжимая ей руку. Где-то в этих темных глазах прятался крохотный перепуганный зверек, и на Антона снова нахлынула неуместная в этом дыму и крови теплая нежность.
Дыма стало еще больше, нестерпимо едкого — Надя успела распахнуть окно, и он беспрепятственно проникал в комнату. За дверью раздались шаги. Затем удары — глухие, тяжелые. Хлипкий материал трещал под натиском. Дверь поддавалась.
Облизнув губы, Аля достала из кармана куртки пистолет. Сидя на полу, медленно подняла его, навела дуло на дверь. Кашляя от дыма, Антон подполз к углу, где сидел его сын, и попытался оторвать его маленькие пальчики от занавески.
И тут за окном оглушительно полыхнуло синим.
