После нападения расстановка сил в доме изменилась. Надя откровенно боялась Алю, перестала цепляться к ней и высказывать претензии. Лерка еще больше обожала "Алечку", ходила за ней хвостом и глядела влюбленными глазами. Полковник перестал общаться с Алей на "Вы", и все считали, что у них роман. Но и Лёнька тоже неуклюже пытался ухаживать за ней: подавал руку, открывал перед Алей двери, не давал ей поднимать тяжелое. Он даже стал просыпаться раньше, чтобы поговорить с Алей в конце ее дежурства. А Антон пытался забыть.
Ведь в сухом остатке ничего страшного не произошло. Все живы, никто не пострадал. Он знает, как Аля убила тех двоих. Видел окровавленный нож, видел трупы. У Али есть охотничий опыт, она умеет разделывать туши. Полковник прав. Лучше, чтобы она была на их стороне. Чтобы такой человек был с ними — способный защищать себя и других, убивать спокойно и без сожалений.
Но два момента не давали покоя, мешали работать и спать: непонятные порезы на руках бандитов и Аля, стоящая на лестнице, прекрасная и нездешняя. Антон был врачом, он привык анализировать симптомы, раскладывать их по полочкам и наклеивать ярлычки с диагнозами. В той прошлой жизни, когда еще существовало электричество, ему нравилось перелистывать картотеку больных на рабочем компьютере, открывая и закрывая карточку за карточкой. Эта стройная система имен и диагнозов, причин и следствий, существующая по единым стандартам, всегда успокаивала Антона и приводила его в хорошее настроение, а каждый новый подтвержденный диагноз радовал, и от него легко становилось на душе.
На невероятный, нереальный образ Али ярлычок наклеивался легко — черепно-мозговая травма, сильный стресс плюс непривычный угол обзора, ведь он смотрел на лестницу снизу вверх, лежа на полу. К тому же Надя и Лера ничего необычного тогда в Але не заметили. Надя утверждала, что та вела себя как проститутка, желающая заполучить клиента, и добавляла все новые пикантные подробности. Почему-то Антону было неприятно слушать жену, и он грубо обрывал ее россказни, которые Надя смаковала. Последнее время, глядя на нее, Антон вспоминал веселую девчонку, в которую когда-то влюбился и на которой женился, и удивлялся, куда все подевалось за такой короткий срок. Надя стала точной копией тещи, интересы которой давно сузились до материнства и хозяйства. Лера рассказывала, что Аля была такая же, как всегда, и они с налетчиками "просто договорились". Так или иначе, ярлычок с диагнозом был наклеен, а прекрасное видение, порожденное ударом головы о плитку, убрано на самую дальнюю полку в самом темном углу сознания Антона, где оно тихо лежало и покрывалось пылью. Иное дело было с порезами. Их нельзя было списать на травму, их нельзя было объяснить логически.
"Зачем? Для чего? Каковы причины?"— думал Антон ночью, ворочаясь с одного бока на другой. — "Вену вскрывают только в двух случаях. Когда хотят покончить с собой или медленно покончить с кем-то другим. Второй случай — не наш случай, так как мы знаем, что смерть наступила в результате потери крови, вызванной резаной раной гортани. Тогда первый случай. Но зачем?"
Так прошло три ночи. На четвертую Антон не выдержал. Перед рассветом он сбежал вниз. Аля сидела у окна на кухне.
— Аля, — без обиняков сказал ей Антон. — У меня никаких претензий нет, прости, но я не могу спать. Скажи мне, зачем ты им вены порезала?
На лице Али не появилось никакого удивления.
— Они были сатанисты, — будничным голосом ответила она. — Сатанисты-мотоциклисты-каббалисты. Придурки, короче говоря. Бородатый даже показывал мне татуировку с пентаграммой. Я им предложила ритуал, который якобы свяжет нас навеки, и подобную чушь, а они развесили уши. Я читала в какой-то псевдоисторической книге — в лунном свете, стоя в лесу, одним ножом все режут себе руки, а потом капают кровь в бокал. Кровь смешивается, бокал разбивают, а далее все пьют за новообретенное Братство.
— И они купились на это?
— Да, тем более в них уже плескалось немало алкоголя. Они на том участке, где мотоциклы ставили, в доме нашли водку. Знаешь, некоторые хозяева, надолго уезжая с дачи, дом не запирают, потому что все равно влезут и замок сломают, а прикрывают дверь и на видное место ставят бутылку. Чтобы окна-двери не выносили, в кресла не гадили. И в соседнем доме еще одна бутылка оказалась. Они уже мало соображали, а я только делала вид, что пью, — усмехнулась Аля. — Мы доехали до леса и на краю оврага сделали эту кровавую чушь. Вместо бокала взяли стопку, которую в том же доме и сперли. Эти идиоты себе резанули глубоко, один вообще почти до кости, а я чуть-чуть, — Аля подняла руку, на которой был еле заметный след от пореза. — А потом опять пили — за братство. Еще у них был косяк, и мы его выкурили. А я не затягивалась. Затем за луну пили… В конце концов Длинный лег на покрышки и отрубился, а Бородатый сидел у дерева и смотрел в одну точку.
— Они напились и накурились в хлам, и ты им горло перерезала? — спросил Антон.
— Да, — ответила Аля. — Выбираться же как-то надо было.
— Прости, что я тебя расспрашиваю, но я уже который день об этом думаю. Когда ты с ними поехала, ты же не могла быть уверена, что все обернется хорошо. Всякое могло случиться. Ты могла остаться наверху. Они вообще не знали, что ты здесь.
— Могла, — ответила Аля. — Но у Леры никаких шансов не было. В их глазах она изначально была жертвой. И такие с жертвами не церемонятся.
— А если бы не оказалось в куртке ножа?
— Придумала бы что-нибудь. Я умею выживать. Не могла же я отдать Леру этим отморозкам.
Антон слушал ее подчеркнуто спокойный голос. С одной стороны, он испытывал уважение, почти восхищение, с другой — бесила эта холодная уверенность и монотонный рассказ без каких-либо эмоций. Антон чувствовал неестественность происходящего, и что Аля врет — тоже чувствовал, но зацепиться в ее истории было не за что, и червячок внутри грыз его еще сильнее.
— Ты себя винишь за произошедшее, — сказала Аля.
— Ужасно себя чувствую, — сказал Антон. — Я сам должен был защитить свою семью.
— Не надо. Тебе просто не повезло.
…
— Антон все не может успокоиться, спрашивал меня про порезы, — сказала Аля Полковнику.
Был первый час ночи, они сидели вдвоем в беседке. За ужином Полковник сообщил остальным, что останется внизу и поможет Але подежурить. Лера ушла наверх, многозначительно хихикая. Лёня надул губы и проводил Алю и Полковника обиженным взглядом.
— Ты рассказала ему историю про братство?
— Рассказала. Чувствовала себя идиоткой. Но он вроде поверил.
— Будем надеяться, что ему этого хватит для счастья. Антону просто нужно найти всему логическое объяснение, тогда он успокоится.
— Мне кажется, что я хожу по краю, — сказала Аля.
— Не ты, а мы, — ответил Полковник.
— Пока что только я. То, к чему ты стремишься, требует много времени, если вообще получится. А мы тут живем как на войне. В любой момент кто-то может снова залезть в дом, и история повторится. Антон рано или поздно сложит два и два.
— А ты не высовывайся, сиди смирно. Веди себя как человек, — ответил Полковник.
— Человеки тут не выживают. На днях двоих человек уложили головой об пол, а еще двоих чуть не изнасиловали.
— Надо держаться, — сказал Полковник.
— Надо спешить, а все идет очень медленно. Может, начнем? Но сначала мне нужна твоя помощь, я все еще от той ночи не могу отойти. Слишком грязный материал был. До сих пор кошмары снятся.
— Всегда к твоим услугам, — ответил Полковник, засучил правый рукав и положил руку на стол. Под рукавом были следы порезов, свежие и не очень.
— Эти следы надо как-то маскировать, — нахмурилась Аля. — Не хватало еще, чтобы их увидел Антон.
— Я короткие рукава все равно не люблю. Можешь повыше резать, у локтевого сгиба.
Аля вытащила из кармана маленький складной нож. Легко нажала на кнопку, и выдвинулось серебристое лезвие.
— А они думают, что мы сюда ушли сексом заниматься, — сказала она.
— Я уже говорил, что не против, если ты тоже хочешь, — улыбнулся Полковник.
— Займемся лучше делом. Времени у нас мало, — Аля уверенным движением рассекла ему кожу на руке.
…
Надя на кухне варила кашу. На соседней конфорке кипели зеленые щи из капусты и набранной по заброшенным участкам зелени. Лера дорезала на салат редиску из их теплицы. Острый запах приятно щекотал нос.
— Завтракать пора, а Полковника нет, — сказала Надя.
— Влюбленные часов не наблюдают, — подмигнула Лера.
— Он в три часа ночи пришел, — добавил Лёня.
— Как такой достойный человек мог влюбиться в Алю? — вздохнула Надя.
— По-моему, ты ей просто завидуешь, — съязвила Лера.
— У меня вообще-то муж есть.
— Почему Аля его выбрала? Он же старый! — обиженно сказал Лёня.
— Ему даже пятидесяти нет, — ответила Надя, подсаливая кашу.
— Очень старый, — кивнула Лера.
— Старый конь борозды не испортит, — мечтательно сказал Надя.
— Он ляжет в нее и заснет! — ехидно добавил Лёнька.
— Надя, а это вся редиска?
— Вся, надо снова сажать.
— Что мы будем жрать, когда все закончится? — спросил Лёнька. — Давайте куриц заведем или коров.
— И где ты возьмешь куриц?
— Можно вывести из яиц при помощи мини-инкубатора, — затараторил Лёнька. — Я видел на ютубе у одного блогера видос про инкубатор с алика, он работает от обычной розетки. Там всего три недели надо, и уже появляются цыплята. И один не мог вылезти из яйца, так блогер ему помогал, убирал скорлупу пинцетом. И ничего, скоро он уже бегал!
— А яйца ты где найдешь? — спросила Надя. — А инкубатор? И еще розетку с электричеством.
— Надо в августе-сентябре ободрать соседские сады. Там яблок и слив куча, — сказала Лера. — Выживали же как-то люди на Руси в избах и без розеток. И зимы тогда холоднее были.
— Доживи еще до августа, — ввернул Лёня.
— Ты бы лучше молчал, — рассердилась Надя. — И насчет зимы не факт. Вон, середина июня, а на улице все время плюс пятнадцать. Когда такое было?
— Значит, нам надо двигать на юг! — сказал Лёня. — В фильмах про апокалипсис все всегда на юг едут. Или к морю. По дороге всяких монстров убивают.
Полковник спустился вниз. Выглядел он не очень.
— Доброе утро всем, — сказал он.
— Доброе, — буркнул Лёня.
— Добрый день, — сухо ответила Надя.
— Здрасте, — приветливо сказала Лера. — А вы не заболели?
— Может быть, немного, — ответил Полковник. — Пройдет.
— Кто заболел? — в дом зашел Антон.
— Да ерунда, погода меняется, или еще что-нибудь, — сказал Полковник. — Не надо волноваться.
В Антоне тут же проснулся врач. Он вытащил из аптечки градусник и заставил Полковника поставить его под мышку, а сам пошел за тонометром. Когда он вернулся, Полковник уже послушно сидел и ждал, закатав левый рукав до самого плеча. Забрав у него запищавший градусник, Антон надел Полковнику на предплечье манжету и измерил ему давление. И температура, и давление оказались пониженными.
— Может, просто спать по ночам надо, — прокомментировал ситуацию Лёня.
— Или реакция на стресс, — сказал Антон. — Пока ничего серьезного.
— Да все нормально, прекращайте суетиться, — сказал Полковник, опуская рукав. — У меня и в армии такое бывало.
— Завтракать садитесь все, — скомандовала Надя, вооружаясь ложкой и начиная накладывать кашу в тарелки.
— А мы тут думали, что делать дальше, — сказала Лера. — Жратва закончится, придет зима. Может, нам поехать на юг?
— А ты уверена, что юг остался на месте? — спросил Полковник. — Возможно, там тоже лужи диаметром километров пятьдесят.
— Что интересно, ведь город относительно нашего садоводства был на холме. Почему там затопило, а здесь — нет?
— У меня несколько вариантов, — ответил Полковник. — Самый реалистичный такой: интенсивность молний и осадков напрямую зависела от количества людей на территории.
— Как-то не очень реалистично, — заметил Антон.
— А я думаю, под городом открылась огромная воронка и засосала его внутрь, — сказал Лёня.
— А на дне воронки сидел рептилоид, — добавила Лера.
— И он проглотил твой "Гоу-Маркет".
— Он бы отравился. Его бы вырвало.
— Фуу, рептилоид блюет!
— Ну что за разговоры за столом, еще и при ребенке! — вмешалась Надя. — Замолчите уже и ешьте.
— Кстати говоря, идея о проседании и провалах грунта у меня тоже есть, — сказал Полковник. — Вполне коррелирует с версией о повышенной интенсивности молний и дождя над городом и связанных с этим техногенных катастрофах.
— Мне, как медику, совершенно не понятно, почему кто-то выжил, а кто-то упал и умер, как мама, — добавил Антон. — Каковы в данном случае критерии выживаемости?
— Возраст? — предположила Надя.
— Моей дочери девятнадцать лет было, — ответил Полковник.
Все почувствовали себя неловко.
— Может быть, в городе в принципе выживало меньше, чем здесь? — сказал Лёня. — Интенсивность молний и все такое. А здесь умирали старые и пожилые.
— А председатель почему жив остался?
— Потому что был бухой, — высказала идею Лера.
— Вряд ли его именно это спасло, — ответил Антон.
— Мы, наверное, никогда не узнаем наверняка, — вздохнула Надя. — Может быть, надо поискать других выживших?
— Не надо, — сказал Полковник. — Выжившие сейчас собираются в банды и начинают грызню и резню между собой. Надо сидеть и готовиться к обороне.
— Может, лучше было бы уйти в лес? — предложил Лёня. — Выкопать там землянку. Я смотрел фильм…
— В лесу выжить не так просто, как ты думаешь, — ответил Полковник. — К тому же таких лесов, чтобы от всех спрятаться и не достали, в этом регионе просто нет.
— И что же нам теперь делать? — спросила Надя.
— Чай пить, — ответил Полковник, наливая в чашку кипяток.
…
Аля и Полковник тихо разговаривали у забора в дальнем углу участка. Этот угол считался диким: руки хозяев еще не добрались до него, земля была закидана старыми обломками шифера, битыми кирпичами и заросла крапивой. Возле забора стояли потемневшие от дождя доски и деревянные бруски, на которых свил свою серебристую паутину маленький зеленый паучок.
— Значит, наконец-то пошла реакция, — сказала Аля.
— Мне как-то нехорошо, если честно, — ответил Полковник. — Это надолго?
— К сожалению, да. У меня было больше полугода. Но не все время было одинаково плохо.
— Как ты справлялась?
— У меня началось в ноябре, самое сложное было зимой, но ночь тогда наступала рано. В темноте гораздо легче переносить. Жила одна, никто мне давление мерять не рвался. Работала на удаленке. Готовила к ЕГЭ в зуме и скайпе, — Аля осторожно тронула мизинцем край паутины. Паучок в центре серебряных нитей заволновался, зашевелился. — У меня был упадок сил, но зимой здесь у многих так. Знаешь, такая местная традиция — ныть и жаловаться на зимнюю апатию. "Ах, нет солнца, у меня депрессия, недостаток витамина Д!" Одним нытиком стало больше, и всех это устроило. Люди видят только то, что хотят видеть.
— В кино все не так, — сказал Полковник. — Там тебя укусили, поколбасило пять минут, и все, ты уже вампир.
— А если выйдешь днем на солнце, то сразу превратишься в уголек, — засмеялась Алька, вытянув руку с часами и пуская стеклом солнечных зайчиков. — Также нельзя есть чеснок и носить серебро.
— И еще у всех клыки и бледная кожа. И, главное, так красиво снято, так правдоподобно.
— Еще бы! Ты не представляешь, сколько вампиров работает в киноиндустрии. Снимают этот ширпотреб, снимаются в нем и смеются над теми, кто за это платит. А заодно поддерживают легенды о "гибельной заре", необходимости постоянно сосать кровь и спать в гробах.
— Но ты все же избегаешь рассвета, — заметил Полковник.
— Я не люблю солнце. Мне с ним всегда было некомфортно. На солнце я теряю силу, энергию. Чем меньше мы с солнцем взаимодействуем, тем я сильнее. Чем чаще вижу ночь — тем силы больше, тем она мощнее. У меня поэтому так легко получилось с этими двумя идиотами. Я долго дежурила по ночам и накопила огромное количество энергии.
— Кайфовала одна на темном участке, очень понимаю тебя.
— Но все равно я продержала их в лесу до темноты, а убила только после полуночи. Ночи сейчас светлые. Напилась их крови от души, а затем перерезала им горло. Надо же иногда и напиться.
— Я так и понял, — сказал Полковник. — А нож на самом деле твой был?
— Конечно. Подобрала в одном из брошенных домов уже давно. Прежде чем спуститься на кухню, я надела Леркин кардиган и сунула нож в карман. Там такие карманы, что можно слона спрятать. Мода на оверсайз. Потом куртку у этого забрала. Обратно шла в эйфории, но быстро поняла, что перебрала. К тому же эти двое были настолько мерзкими, что мне после их крови три дня кошмары снились.
Паутина перестала дрожать, и зеленый паучок снова замер в ожидании на своем посту.
— Та, которую ты знал, была очень старой? — спросила Аля.
— Она говорила, что ей больше девяноста лет.
— Я просто очень молодой вампир, еще подросток. Но и девяносто лет считается молодым возрастом.
— А выглядела она на сорок максимум.
— Ты мне не рассказал, почему в тот раз не завершил превращение.
— Так и ты мне не рассказала, кто превратил тебя, — парировал Полковник.
Аля подняла на него серьезные глаза.
— Это не шутки, — тихо сказала она. — Я немного боюсь о нем говорить. Он совсем не молодой вампир, старый даже по их меркам. Может, ему лет пятьсот. И что очень могущественный — это точно. И очень мудрый…
Они помолчали. Аля снова осторожно коснулась паутины.
— Ту, которая начала мое превращение, звали Изабель, — сказал Полковник. — Но все ее знали как Бэллу Назировну. Она тоже маскировалась, и очень удачно. Работала физиотерапевтом в военном госпитале.
— А его звали Эдмон, с ударением на "о", французское имя— почти шепотом сказала Аля. — В нашем мире он называл себя Эдмундом.
— Изабель часто говорила, что ничего случайного не происходит. Уверен, она сказала бы, что и мы с тобой здесь встретились не просто так.
— Да, — кивнула Аля. — Вампиры считают, что мир существует по очень древним законам, и случайностей в нем не бывает. Эдмон говорил мне.
— У вас есть какая-то связь? Вы можете общаться?
— Есть. По крайней мере, он может общаться со мной через сны. Со снов это все и началось. Меня даже первый раз укусили во сне.
— А ты можешь его через сны вызвать? — спросил Полковник.
— Могу и без сна вызвать, он показал, как, — сказала Аля. — Но не хотела бы без крайней необходимости. Мне кажется, как ученица я его разочаровала.
— Чем же?
— Он говорил, что во мне слишком много от человека, даже не от взрослого человека, а от подростка. Что меня несет не в ту степь. Но у меня есть ощущение, что в безвыходной ситуации он придет и поможет. И еще я думаю, что он может не одобрить мои действия в отношении тебя.
— А что тут плохого? Он говорил тебе когда-нибудь "не делай из людей вампиров"?
— Из людей нельзя просто так сделать вампиров, — ответила Аля. — Нужно желание и согласие человека, и еще склонность к этому, возможно, врожденная. Я, например, всю жизнь ненавидела лето, жару и утро. Не могла рано вставать, в школе на первых уроках ничего не соображала. А с приходом ночи оживлялась, не хотела ложиться спать. И еще Эдмон говорил, что многое зависит от того, сколько жизней прожила душа человека. Как-то раз мы стояли на перекрестке у светофора в центре города, он указывал мне на людей в толпе и говорил: вот это — старая душа, а эта проживает только вторую или третью жизнь.
— А ты это видишь?
— Не всегда. Но Надя точно живет только первую или вторую жизнь. А вот ее сын гораздо старше, даже старше Антона.
— Почему ты сделала такой вывод?
— Я же с ним работала, — ответила Аля. — Мальчик очень непростой для своих лет. Любит классическую музыку, рисует синих птиц со снежными перьями и задает нетипичные вопросы. Недавно смотрит на меня и говорит: "А почему я — это я?"
— О как. А ты что?
— Отболталась как-то. Этот вопрос в принципе не имеет ответа. А уж дошкольнику я точно не смогу объяснить.
— А я какую жизнь живу? — поинтересовался Полковник.
— Ну не первую. Думаю, не первый десяток. Может быть, и не второй.
— Ясно. В любом случае, вряд ли у твоего Эдмунда могут быть к тебе претензии. Я ведь не просто сам захотел превратиться, а еще и начал попытки задолго до встречи с тобой, если ты помнишь.
— Помню, — кивнула Аля.
…Это было на второй день после окончания ливня и молний. Антон и Лёня под серой моросью дождя хоронили свою мать в саду около ее дома. На дне склизкой глинистой ямы плескалась вода. Надя на кухне умершей свекрови складывала в пакеты и сумки пачки муки, спички, банки с компотом и солеными огурцами.
Полковник, Аля и Лера с ребенком остались в доме Антона. Полковник на участке осматривал ворота и забор. Притихшая, испуганная Лера наверху читала племяннику третью часть Гарри Поттера — первое, что попалось под руку. Ребенку нравилось, он внимательно слушал. Аля на кухне собиралась варить макароны.
Полковник зашел в дом.
— Давайте помогу, — сказал он.
— Я справлюсь, спасибо, — ответила Аля.
— Я не о макаронах. Вы только что пережили сильный стресс. И его хорошо бы снять.
— И что вы предлагаете? — с усмешкой посмотрела на него Аля.
— Не то, что вы подумали, — улыбнулся Полковник. — Я не говорю, что не хотел бы. Но я имел в виду другое.
Он взял из кухонного ящика нож и слегка резанул себе кожу на левой ладони. Выступила кровь. Полковник достал с верхней полки фужер для вина и поставил его на стол. Нажав правой рукой на левую, наблюдал, как капает кровь. Когда накопилось капель тридцать, зажал в раненой руке бумажную салфетку, а другой рукой галантно преподнес фужер Але.
— Вы с ума сошли? — спросила Аля.
— Нет. Я сразу понял, кто вы. Не бойтесь, я вам не враг. У меня была хорошая знакомая — одна из ваших. Мы близко общались. С тех пор я стал замечать и узнавать таких, как вы, но сам таким не стал.
— Не хотели?
— Хотел. Тогда не вышло.
Аля молча смотрела то на Полковника, то на фужер.
— Да не стесняйтесь, — сказал Полковник. — Зря я, что ли, руку порезал. Пейте, пока не свернулась.
Аля поднесла фужер к губам и медленно опрокинула его. Зажмурившись, проглотила кровь, облизала губы. Подняла на Полковника глаза — потемневшие, с теплыми золотыми искорками.
— Спасибо вам, — сказала она.
— Можно на "ты", — ответил Полковник.
— За мной должок. Так принято.
— Я знаю. Я хотел попросить завершить превращение.
— Не уверена, что смогу. Я знаю, как это происходит, но сама этого не делала, — нахмурилась Аля.
— Но попробовать-то можно, — сказал Полковник. — Чувствую, что свободного времени у нас теперь будет предостаточно.
— Остальные ничего не знают, — сказала Аля.
— Ну естественно. Вы все неплохо маскируетесь, — Полковник подошел к окну, глядя на моросящий дождь.
— Тебе придется пить мою кровь, причем не раз. Если ты уже узнаёшь вампиров в толпе, это значит, что превращение началось. Но я не знаю, сколько времени это займет. Антон и другие не должны ничего заподозрить.
— Я думаю, будет лучше, если на людях мы будем общаться сухо и официально, — сказал Полковник.
— И на "Вы", — добавила Аля.
— Да, так будет лучше.
— Почему ты хочешь превратиться?
— Потому что для выживания в том мире, который я наблюдаю за окном, нужна сверхсила. Одной человеческой силы здесь недостаточно.
— Да, я так и поняла, — тихо сказала Аля.
— Ну естественно, — обернулся Полковник. — Я же знаю, что, когда вампир пьет чью-то кровь, он узнаёт об этом человеке многое, если не все. Было бы глупо тебе врать.
Аля зачерпнула ковшиком воду из ведра с колодезной водой и сполоснула фужер над мойкой. Отряхнув капли, поставила его на полку, подошла к лестнице, прислушалась. Наверху Лера заунывным голосом бубнила Гарри Поттера.
— Не только о человеке можно многое узнать, выпив его крови, о вампире тоже, — сказала Аля, садясь за стол и закатывая левый рукав. — Надо просто уметь чувствовать и понимать, относиться без предвзятости. — Оторвала кусок от бумажного полотенца, скомкала, положила его на стол. Сверху положила левую руку ладонью вверх. Из правого кармана вытащила маленький складной ножик-автомат, кнопкой выщелкнула лезвие. Глазами указала Полковнику на стул слева от себя.
— Что, прямо сейчас? — ошарашено спросил он.
— А зачем тянуть? — спросила Аля. — То, о чем ты просишь — это даже не отношения учителя и ученика, это отношения двух равных партнеров. Но сейчас мы не равны. Я уже знаю немало о тебе, а ты обо мне — только то, что видишь на поверхности. Посмотрим, на какой стадии твое превращение сейчас. Чем больше ты поймешь обо мне, выпив моей крови, тем дальше ты продвинулся. А потом ты мне расскажешь. Расскажешь мне — обо мне. А я скажу тебе, правда это или игра твоего разума. И так будет повторяться не один раз.
Полковник сел с ней рядом. Спокойным, точным движением Аля сделала надрез на запястье. Кровь медленно потекла из раны, закапала на белоснежное полотенце, окрашивая бумагу в красивый, насыщенный алый цвет. Аля согнула руку, поставила ее локтем на стол, подняв запястье вертикально вверх и поднеся его к лицу Полковника.
— Стеклянные фужеры — это очень изящно, но непрактично, — сказала она.
…
— Я помню, — сказала Аля.
— Остается вопрос. Что мне делать со своим организмом? У меня состояние — то ли как при ОРЗ, то ли как после пьянки.
— Тебе надо пережить июнь. Июнь всегда был для меня очень тяжелым месяцем, даже когда я еще была человеком. Солнце, ночи эти белые… Мы получаем энергию из темноты, а темноты почти нет. А у тебя еще и превращение.
— Мне нужно тоже перейти на ночной график, — сказал Полковник. — Скажу Антону, что надо усилить ночную охрану. И жить мне надо не с Лёнькой. Тогда есть шансы основное пекло проспать. Он топает как слон и роняет вещи. А у меня обострился слух, раньше было наплевать, а теперь спать не могу.
— Лера в этом плане очень деликатна. Когда я сплю, она ходит на цыпочках, — улыбнулась Аля. — У меня тоже было обострение слуха после превращения. Я жила на десятом этаже семнадцатиэтажной новостройки и резко стала слышать всех соседей со всех сторон, даже по диагонали. Слышала все звуки из пяти-шести квартир. А на улице были мячи, разговоры, топот, крики детей и стук их ботинок о железную горку на детской площадке. Никакие беруши не помогали, я чуть не свихнулась. Пришлось срочно в пригород на последний этаж старого кирпичного дома переезжать.
— И как жилось в старом кирпичном доме? — с интересом спросил Полковник.
— Отлично жилось. Этот дом меня полюбил. Да и сам городок был своеобразный. Такое странное место, по энергетике скорее темное, но спокойное, очень комфортное для меня. Местные говорили, что в озере у корней дерева живут русалки.
— И появляются после третьей рюмки.
— Не знаю. Но мне было там хорошо. Я переехала, и вскоре началось необычно жаркое лето. На крыше жили галки. Каждую ночь в траве под окнами пели сверчки. У меня там был балкон, кое-как застекленный старыми деревяшками, я сидела на нем и смотрела на небо, на тучи, на стрижей. На летучих мышей, — голос Али потеплел, глаза смотрели куда-то вдаль. — Рядом были другие старые дома, и летучие мыши летом вылетали из чердачных окон охотиться на насекомых. Я жила под самой крышей. В жару она страшно раскалялась, но все равно мне очень нравилось там. У кухонного окна была оцинкованная водосточная труба, по которой стекала вода во время дождя...
— "Твой дом был под самой крышей, в нем немного ближе до звезд", — вспомнил Полковник строчку из песни.
— Звезд, кстати, видно было мало. Все же городок с освещением, фонарями, — Аля поправила упавшую на глаза прядь волос. — А еще там были бабочки. Днем в жару они залетали через окно на лестничной клетке в мой подъезд и сидели на потолке. Там потолок белый-белый был. Наверное, эта белизна их привлекала. А я не хотела, чтобы бабочки там умирали. Ходила вечером с табуреткой, залезала на нее, снимала этих несчастных бабочек по одной и выкидывала в окно. Они оживали и улетали. И так я прожила в этом доме до самого апокалипсиса.
— Вот он, настоящий кровожадный вампир, — усмехнулся Полковник. — По вечерам собирает бабочек в своем парадняке и выпускает их на волю, чтобы не передохли.
— Один раз мне попалась очень редкая бабочка. Махаон, — сказала Аля. — Я вот все думаю, если бы потолок был не белый, а черный, они бы к нему прилетали?
— Так или иначе, а свободных комнат здесь в доме нет, — вернулся Полковник к теме.
— Наверху есть жилой чердак, вход в конце коридора. Мы с Лерой туда залезли пару недель назад, искали что-нибудь полезное. Он, конечно, завален всяким хламом, старыми детскими колясками, стройматериалами, но там уютно, два маленьких окна, и вроде крыша не течет. Даже стоит деревянная кровать. Лера говорила, что она ночевала там с подругами, когда Надя с Антоном только поженились.
— Это мысль, — кивнул Полковник.
— С рассветами сейчас тяжко. Рассвет начинается раньше, чем встает Лёня. И так будет еще месяц-полтора. И вообще ночи толком нет. — Аля нервно повела плечами. — Мы постоянно пьем кровь друг друга, крутимся в замкнутом цикле. Это тоже на пользу не идет.
— Хочешь сказать, что нам нужно найти донора? — спросил Полковник.
— Скорее выйти поохотиться.
Полковник молча посмотрел на нее.
— Я думал, что ты светлая, — сказал он.
— Это Изабель тебе рассказывала про светлых и прочих?
— Нет, до этого я додумался сам.
Аля наклонилась и сорвала травинку.
— Слушай, ты же умный человек. Нет никаких светлых, и нет никаких темных. В каждом есть и то, и другое. И вылезает наружу в зависимости от обстоятельств.
— Не согласен, — ответил Полковник. — Даже на войне из одного прет только говно, а из другого — желание помочь вдове, которая осталась в разбомбленном поселке с тремя малыми детьми.
— Нам не обязательно убивать вдову с тремя детьми.
— А кого ты убивала обычно? Ты вампир уже четыре года.
— Вот ты мне и расскажи, — Аля укусила травинку. — Ты пьешь мою кровь, значит, уже многое обо мне знаешь.
Полковник закрыл глаза и секунд тридцать молчал.
— Девушку в оранжевом платке, которая лежала в больнице, — сказал он наконец.
— Онкология в последней стадии, — ответила Аля. — Она хотела умереть, больше не могла выносить капельницы, тошноту и боль.
— Старая женщина с красивым лицом и длинными черными волосами.
— Бывшая актриса, которая потеряла за один год мужа и сына. Тоже мечтала о смерти.
— Мужчина в мокрой одежде.
— Пытался утопиться, но не мог заставить себя утонуть. Я встретила его на берегу озера. Того, которое с русалками.
— То есть ты всегда убивала тех, кто сам хотел умереть? — спросил Полковник.
— Не всегда. Ты плохо смотришь. Сосредоточься.
— Сложно мне сосредоточиться, когда так хреново. Плывет все.
Але стало его жалко.
— Если сконцентрируешься, увидишь, что еще было около десятка человек, которые представляли собой… ходячее зло, что ли. Преступники, до которых не дотянулось правосудие.
— То есть ты убивала только самоубийц или плохих людей, — констатировал Полковник.
— Опять двадцать пять! — Аля выкинула травинку за забор. — Нет никаких плохих. И нет никаких хороших. Мы все хорошие и плохие одновременно. Во всех все перемешано.
— Но ты сказала, что те люди представляли собой ходячее зло.
— В тот момент — представляли. Один, например, пытался изнасиловать девочку лет десяти, тащил ее в кусты. Но я допускаю, что часом раньше он мог покормить голодную собаку. Погладить испуганного котенка… Просто в ту минуту зло овладело им, — Аля сорвала новую травинку, прикусила ее зубами. — Люди часто бывают как резервуары. Они наполняются то злом, то добром, и ничего не могут с этим сделать.
— Я все равно считаю, что ты на стороне добра, — сказал Полковник.
— Считай, если тебе так спокойнее. Но я в любом случае думаю, что нам пора выйти на охоту — вдвоем. Уверена, что там, за забором, немало таких людей, которых ты назовешь "плохими".
— Как ты охотилась раньше?
— Чаще всего как Брюс Уиллис в фильме про стеклянного человека. Приходила в какое-нибудь людное место и просто ждала. Рано или поздно мое внимание привлекал кто-то, и дальше я следовала за ним. Гораздо реже — за ней.
— Женщины к насилию меньше склонны, — заметил Полковник.
— Еще как склонны, — возразила Аля. — Просто их агрессия более изощренная и принимает скрытые формы. Они не будут тащить никого в кусты, скорее устроят ад своим собственным детям у себя дома, за закрытыми дверями.
— Значит, ты замечала агрессоров в толпе. И так ты спасла ту девочку?
— Да, и ее тоже.
— Какая же это охота? — сказал Полковник. — Это безвозмездное выполнение профилактической работы за наши доблестные правоохранительные органы.
— Все равно это охота. Когда я преследовала этих людей, я чувствовала настоящий азарт. Азарт охотника. А когда убивала их — эйфорию. С той девушкой, умиравшей от рака, таких ощущений не было. Видишь, сколько во мне всего намешано, и светлого, и темного, — Аля повернулась и медленно пошла к дому. Обернулась на мгновение. — Не забудь, поговори с Антоном насчет двойного дежурства. И заодно насчет чердака.
