Глава 1

Перед входом в бар «Огни Лидии» остановился черный лимузин — небывалый гость в этом забытом богом фабричном квартале. На глянце кузова и на черных тонированных окнах застыли искривленные копии неоновых огней. Пассажирская дверь бесшумно поднялась, и из темноты салона с некоторым трудом выбрался мужчина, лет шестидесяти. Он надел шляпу, и, опираясь на трость, направился в сторону бара.

Из заведения, носящего имя одного из флагманов времен войны, доносилась ритмичная музыка. Поморщившись, мужчина открыл дверь, и его окатило глухим буханьем вперемешку с резкими рваными звуками, запахами табака, марихуаны и алкоголя. Помедлив секунду, мужчина решительно вошел внутрь.

Недавно закончилась вечерняя смена, и бар был забит до отказа — работяги с ближайших фабрик получали порцию дешевой радости. Люди нависали над столиками, толкались у барной стойки и, конечно же, перед подиумом со стриптизершами.

Опираясь на трость, посетитель направился к столику, приютившемуся у стены слева от подиума. Толпа, пожирающая глазами обнаженных красоток, расступалась, пропуская старика вперед и, что удивительно, никто не орал: «куда ты прешь!», никто не отталкивал его. Будто гость обладал особенной аурой, подавляющей любое желание нахамить ему.

За столом, куда направлялся гость, развалился пьянчужка. Он полулежал на стуле с закрытыми глазами, склонив голову на грудь, и шевелил губами, будто разговаривал. В любом баре можно увидеть таких. Отгородившиеся от окружающего мира зеленым бутылочным стеклом, всегда и везде одинаковы — спутанные волосы, многодневная щетина, одежда вся в пятнах, а если заглянуть в глаза — бессмысленный взгляд, как у детской игрушки пластмассовыми зенками. Пьяный был крепок в плечах. Сразу видно, отставной военный — прожигает жизнь и скромную пенсию. И, кажется, он был единственным, кто не обращал внимания на сцену, но свою радость — бутылку дешевого виски, опасно стоящую на краю стола — он тоже имел. Ближе к середине заляпанного столика стояла пластиковая тарелка с разноцветными кремовыми шариками в прозрачной глазури.

Гость подсел за столик и, не найдя достаточно чистого места, положил шляпу себе на колени. Лучи прожекторов лениво ползающие по залу, добрались до посетителя и высветили его лицо. Тяжелая нижняя челюсть — от природы, плотно сжатые губы и пульсирующие жилки на скулах — от напряжения, мешки под глазами — от усталости. Все вместе делали его похожим на бульдога, готового вцепиться в добычу. Матерого пса. Седина почти полностью закрасила когда-то черные, как вороново крыло волосы. Гость нажал кнопку, и вокруг стола возникла переливающаяся сизыми и желтыми пятнами, завеса, укрывающая от посторонних шумов. В заведениях классом повыше можно было создать любую иллюзию, но в «Огнях Лидии» стена не создавала уединения и даже шумы гасила не полностью.

Пьяный дернулся и глубоко вздохнул. Словно его разбудили.

— Здравствуйте, майор О’Нил. Мне сказали, что вас можно найти здесь, — сказал старик.

— Бывший майор, — заплетающимся языком проговорил тот.

— Меня зовут Стивен Хендерсен, — ответил седовласый.

Он взял у проходившего мимо официанта стакан и налил из стоявшей на столе бутылки. Имя «Стивен Хендерсен» должно быть известно любому, кто участвовал в войне и большинству тех, кого миновала эта участь. Те же, кто не слышал этого имени, непостижимым образом догадывались, что перед ними Значительный человек.

— О, я удостоился великой чести, — растягивая слова пропел О’Нил. — Тоже хочешь посмотреть мое шоу?

О’Нил с трудом поднял голову и протянул руку к тарелке. С пятой попытки ему удалось ухватить шарик, и молниеносным движением — откуда взялись силы? — О’Нил метнул его в извивающуюся на сцене девушку. Публика отозвалась восторженными криками, когда стриптизерша наклонилась — практически легла на подиум, — и позволила одному из работяг слизать крем с правого соска.

— Или ты хочешь предложить мне тур по стрипбарам Федерации? — едва удерживая голову прямо, О’Нил посмотрел на седовласого.

— Мне нужна ваша помощь как пилота, майор, — не реагируя на наглый тон, ответил гость.

Он достал из внутреннего кармана портмоне и вытащил из него галографию. На ней был изображен сам Хендерсен, улыбающийся, практически без следов седины. А рядом стояла молодая девушка. Она тоже улыбалась и прижималась щекой к мужскому плечу.

— Это моя внучка, Оллин. Ее похитили вчера вечером.

Буквально на секунду в его глазах промелькнуло что-то осмысленное, старику даже показалось, что О’Нил напрягся, вырвет снимок, вскочит… Но тут же исчезло. Взгляд снова стал рассеянно-плавающим и вместо галографии пилот потянулся к бутылке.

— Ну, так подключите полицию! — сказал он. — У вас же немало денег и влияния. Зачем вам нужен отставной пилот, который не отрывается от бутылки?

— Это не юрисдикция полиции. К этому делу уже подключилась армия, но мне очень важно их опередить. Так что действовать я могу только частным путем.

— Ну, тут я тебе ничем не могу помочь. Видишь, я очень занятой человек, — майор отпил из горлышка, крякнул и кивнул на тарелку с шариками. — Так что я вас не задерживаю, господин Хендерсен.

— Как вы заметили, майор, — седовласый не обратил внимания на отказ и продолжил говорить тем же спокойным тоном. — Я имею довольно большое влияние в обществе. Но высокое положение — это не только тугой кошелек. Скажу вам по секрету, я имею довольно близкое отношение к проекту по созданию экспов. Есть вещи, которых не знаете даже вы. Например, то, что существуют некие вербальные коды, с помощью которых можно вами управлять.

— Угу… — О’Нил вновь поднял голову и уставился заплывшими глазами на своего гостя. — На мне это однажды применили. Как же я вас всех ненавижу! — Пьяный ударил кулаком по столу, задев тарелку. Большая часть шариков превратилась в разноцветную кашу.

— Террористы, похитившие мою внучку, требуют от меня выдачи этих кодов. Государству на девочку наплевать. Они готовят операцию по уничтожению базы, но у меня есть небольшое преимущество. Я рассчитываю на несколько дней форы и прошу вас помочь спасти Оллин.

— Не надо давить на жа-а-алость, мистер Хендерсен! — пропел майор, набычиваясь и нелепо наклоняя голову влево. — Я свое отвоевал, и не мешайте мне наслаждаться заслуженным о-о-отдыхом!

Хендерсен взял со стола галографию, еще раз посмотрел на нее и спрятал обратно в портмоне.

— Но, даже, если вы решите, что жизнь моей внучки ничего не стоит, подумайте о себе и таких как вы. Если террористы завладеют кодами, прежде, чем до них доберутся военные, то… Как вы думаете, чем вы станете заниматься когда это произойдет? Хотите, я предскажу ваше будущее? Вы сядете в свою «иглу» и вместе с другими, плечом к плечу, будете выжигать все, что не подчиняется этой группе безумцев.

— Подонки… Зачем вообще нужно было создавать эти коды!

— Думаю, вам, как человеку военному, не нужно объяснять, что такое оружие как экспы должно контролироваться как можно более серьезно.

— А почему их не уничтожили? Война же закончилась.

— Майор, вы пропили остатки мозгов? Да какое же государство уничтожит рычаги управления супероружием! Я очень хорошо понимаю ваше состояние и, поверьте…

— Понимаешь!? — проревел О’Нил вскакивая. Стул из-под него вылетел и ударился об стену. — Да ты хоть раз оторвал свою задницу от кресла в своем подземном бункере? Знаешь, как выглядит бой, как гибнут корабли? Давай я тебе расскажу, как они выворачиваются наизнанку, вытряхивая из себя тысячи человек!

— Прекрати орать! — рявкнул седовласый. — Знаешь, сколько дроидов поставили мои фабрики, чтобы как можно меньше людей узнало, как выглядит бой? И про корабли не забудь!

Майор замолчал и, подняв стул, сел. Вспышка ярости так же внезапно прошла, и тон майора снова стал отстраненно-пьяным:

— На всех нас лежит грех… мы убийцы… — О’Нил снова потянулся к бутылке. — Знаешь, мистер Корабли-и-дроиды, сколько кораблей я уничтожил?

— Четыреста пятьдесят три истребителя и шесть крейсеров, — без запинки ответил седовласый.

— … и два гражданских транспорта… по две тысячи человек в каждом.

— Там свирепствовал грипп VD-5 и пассажиров могли использовать для разжигания пандемии.

— … я просто расстрелял их.

— Вот тогда вы и догадались, что вами могут управлять.

— Да… после этого я хотел покончить собой, но эксп не может этого сделать. Если бы я знал, что так будет…

— Ты выполнял приказ, солдат.

— Лучше бы я сдох в начале войны!

— Знаешь, что могли сделать те корабли, которые ты уничтожил?

— Да, да… Можете мне не говорить, что я спас этим сотни тысяч жизней. Я это тысячу раз слышал.

— Майор… Скив… помогите мне, пожалуйста. Спасите мою внучку.

— Почему я, мистер Хендерсен?

— Вы лучший, майор.

— Знаю… Черт, лучше бы им оказался Пит!

— Ваш друг… Ту дуэль невозможно забыть.

Седовласый положил на стол листок бумаги и пластиковую карточку с галографией О’Нила.

— Здесь пропуск и все мои координаты. Подъезжайте к 22:00. Я очень жду вас, майор, — Хендерсен встал из-за стола.

— Я попрощался с флотом, — ответил О’Нил, не отрывая взгляда от карточки, словно от нее исходила неведомая опасность. Как будто это была особая, хитрая бомба, спусковым механизмом которой служил его взгляд: отведешь — и она сработает.

— Прежде чем уйти, я хотел бы еще добавить, — сказал седовласый. — Я достаточно богат, но ваша психоматрица исключает службу ради денег. Тем не менее, у меня есть, что вам предложить, майор.

— И чем же вы хотите меня купить?

— Купить? Нет, молодой человек, я бы не стал делать такую глупость. Но знаю, что вас может заинтересовать: искупление грехов. Пора тебе избавиться от этих вериг.

Их взгляды встретились. Холод, решимость и горечь утраты Хендерсена пересеклись с бездонным леденящим ужасом О’Нила.

«Спасение одного конкретного человека, отличается от защиты миллионов. Ты выполнял свой долг, истребитель, но не видел глаз людей, спасенных тобой» — хотел добавить седовласый, но увидел понимание во взгляде пилота. Майор отвел глаза. Старик вздохнул, тяжело поднялся и, опираясь на палку, степенно вышел из бара.

Вместе с его уходом отключилась и шумовая завеса. О’Нил вздрогнул, пригнулся, будто ему на плечи упал груз. Пока закрывалась входная дверь, он успел разглядеть, как старик сел в лимузин. Ему даже показалось, что седовласый обернулся. Скорее почувствовалось, поскольку, черные стекла машины полностью скрывали пассажира.

Сквозь навалившуюся тяжесть музыки О’Нил услышал свое имя:

— Эй, Скив! — голосил парень через два столика от него, протягивая руку в сторону сцены. — Кажется, эта брюнеточка истосковалась по твоим шарикам.

— Чертов психолог. Я тоже психолог! — О’Нил схватил чудом уцелевший кремовый шарик и метнул его в лысину какого-то работяги, стоявшего у сцены. Под громкое улюлюканье, танцовщица наклонилась и слизала крем с лысины, почти касаясь грудью его лица.

Майор оттолкнул стол, и, шатаясь и рыча себе под нос ругательства, вышел из бара.