Глава 13. Вече.

Проснулся Павел, ощущая приятную боль в мышцах. Рядом, повернувшись на бок, посапывала его молодая жена. Мэгрит выполнила свою угрозу. Спать своему мужу она не дала почти до самого утра. Только, когда прокукарекали первые петухи, а счастливая супруга уснула, Павлу, наконец, удалось закрыть глаза. Стараясь не потревожить сон любимой женщины, Смирнов поднялся. Собрал разбросанную по всей комнате одежду. Оделся и спустился в трапезную.

В помещении царил полумрак. Плотные шторы, надежно закрывали окна. Из сотен свечей, украшавших огромные люстры, догорало от силы по десятку на каждой. Самого хозяина не было. Но за столом сидели норманны, подкрепляясь с утра кусками жирной солонины, копченой рыбой, квашеной капустой, солеными грибами и крепким, дрожащим на тарелках, холодцом. Запивали они пищу чем-то хмельным, содержащимся в глиняных крынках.

Павел поздоровался и присоединился к трапезе.

Утолив голод, он вышел на крыльцо.

Поднявшееся уже довольно высоко солнце, основательно припекало. Но на боярском дворе стояла приятная прохлада. Павел решил обследовать прилегающую к терему территорию. Дворов оказалось целых три. Первый он уже видел, когда прибыл с центральной улицы, через главные ворота. Второй двор, располагался с другой стороны и был заполнен хозяйственными постройками. Ворота здесь выходили в узкий, тихий проулок. Третий двор, представлял собой небольшой сад, где отдыхали господа и резвились дети. Здесь было разбито несколько цветочных клумб. Имелся не большой прудик, на берегу которого стояла увитая плющом беседка.

Закончив ознакомительную экскурсию, Павел вернулся на крыльцо. Там он поймал пробегающего мимо холопа.

— Где твой хозяин, человече, — надменно поинтересовался лже княжич.

— Боярин, — поклонился в пояс знатному гостю слуга, — почитай еще с первыми петухами в город отправился. Велел гостей пока не тревожить. А вот, ежели вы к полудню не проснетесь, то повелел и разбудить, да идти на центральную площадь. Сказывал, что Вече будет там собираться…

Холоп вновь поклонился. С чувством выполненного долга, он умчался по своим делам.

— Спешит Твердислав, — ухмыльнулся Павел, возвращаясь в горницу, — то и понятно. Не ровен час князь вернется.

Мэгрит уже встала. Сейчас она сидела за столом, о чем-то весело переговариваясь с соплеменниками.

Павел устроился в сторонке, размышляя о предстоящем деле.

Неожиданно над городом разнесся набат. Не похож он был ни на один из колокольных звонов, множества церквей. От этих тревожных звуков, то усиливающихся, то стихающих, зовущих, требовательных, хотелось немедленно бежать на его зов. Долго, не умолкая ни на минуту, гудел вечевой колокол.

Опоясавшись мечом и нахлобучив на голову шапку, Павел вышел на крыльцо. Следом выбежала Мэгрит. Появились и их спутники.

— Что? Что случилось?! — молодая женщина, встревожено подергала мужа за руку.

— Народное Вече, — ответил Павел.

Сейчас все и решиться. Помнят ли еще новгородцы, княжича Федора, или совсем позабыли.

Холопы уже подвели коней. Павел вскочил в седло, махнув рукой.

— Едем…

Они поскакали по переполненным народом улицам. Встревоженные люди спешили к Софийской площади. Там, звонарь, худощавый монах в длинной рясе, не переставая ни на одно мгновение, раскачивал веревкой, язычок вечевого колокола, подвешенного на перекладине, между двух, почерневших от времени, столбов, под покатой крышей. Рядом на высоком помосте, с непокрытой головой, стоял боярин Твердислав. Легкий ветерок, трепал его прореженные сединой волосы.

Толпа вокруг уже собралась изрядная. Но народ все прибывал и прибывал. По пяти улицам, лучами расходящимся в разные стороны, словно воды рек в озеро, стекалась на площадь разношерстная толпа. Знатные бояре и купцы, занимали места впереди. За ними толпились кузнецы, гончары, кожевники, бондари и другой трудовой люд. Женщины занимали места сзади. Вездесущие мальчишки, проталкивались вперед, занимая все возвышенности.

Твердислав подошел к краю помоста, оглядев переполненную горожанами площадь. Немного подождав, он вскинул вверх руку, с зажатой в ней шапкой. Вечевой колокол стих. Фигура боярина была хорошо видна всем собравшимся.

— Что ты тут устроил?! — по прилаженным с боку ступеням на помост поднялся не старый еще мужчина, крепкого телосложения, одетый в расшитый золотом кафтан. Его сопровождали двое, облаченных в кольчуги, вооруженных копьями и мечами, грозного вида ратников. — Почто народ баламутишь!

— Дело у меня, Колояр, — к люду новгородскому, — ответил Твердислав.

— О таких вещах, нужно упреждать власть! — посадник грозно надвинулся на боярина.

— Не напирай! — выпятил на него грудь Твердислав, — я закона не нарушаю! Право на то дано «Правдой новгородской»!

— Ну, говори, — отступил на шаг Колояр, — но если дело твое не срочное, то отвечать будешь по всей строгости!

— Это еще мы поглядим, кому отвечать придется, — пробурчал боярин. Он вышел вперед, остановившись у самого края помоста. Поклонился народу на три стороны.

Шум моментально стих. Все обратились в слух, желая узнать, о чем пойдет речь.

— Помните ли вы братья и сестры, — хорошо поставленным голосом заговорил Твердислав. Речь его была твердой и внятной, — старшего сына князя владимирского?

— Помним, помним! — раздались со всех сторон выкрики, — не так много времени прошло!

— А помните ли вы судьбу его горькую?!

— А чего тут помнить? — к боярину подошел Колояр, — помер, княжич Федор… Ты о деле говори.

Твердислав смерил посадника презрительным взглядом и вновь повернулся к народу.

— Все мы так считали! Но нас все это время обманывали! Задумали недруги извести Федора! Но люди верные прознали о предательстве, спасли княжича и схоронили в землях литовских! Выходили его, да вырастили! А кому, скажите мне, выгодна была смерть Федора?! Кто место его занял? Ни Александр, ли?!

— Брешешь, собака! — в ярости закричал Колояр, замахнувшись на Твердислава тяжелым посохом. Однако боярин перехватил шест, твердо взглянув в глаза посадника.

— А что, ты Колояр, взбеленился-то так? А не твоим ли воспитанником был юный князь?! А не тебе ли была выгодна смерть его соперника?!

— Что?! — задохнулся в злобе посадник, — ты обвиняешь меня в смерти Федора?! Да я! Да я! — он закружил на месте, потом указал на Твердислава посохом, — взять его!

Повинуясь приказу, ратники с двух сторон подбежали к боярину, подхватили его под руки и попытались стащить с помоста.

— Что вы смотрите! — закричал упирающийся Твердислав, — за правду руки крутят!

Он вырвался, подбежал к краю, упав на колени.

— Бог свидетель! — перекрестился боярин, — нет в моих словах не капли лжи! Разве дело за правду на плаху тащить?!

— Нет! — толпа заволновалась, — не троньте его! Пусть говорит!

Ратники в нерешительности остановились, вопросительно взглянув на Колояра. Тот только покачал головой. Против толпы не попрешь. Разорвут и не посмотрят на чин или сан.

Получив поддержку, Твердислав поднялся и продолжил свою речь.

— Вот я и говорю, что со смертью Федора не все понятно…

— Откуда знаешь, что его погубить хотели? — выкрикнул кто-то.

— А ведомо, сие, мне от него самого! — Боярин указал в сторону возвышающегося над толпой, верхом на белом коне, Павла. Взоры людей обратились на него. Сквозь расступающуюся перед ним толпу, Смирнов подъехал к помосту. Люди тут же сомкнулись за его спиной. Павел взошел на майдан. Встав перед Твердиславом, он снял шапку, сжав ее в кулаке, поклонился на три стороны.

— Братья! К вам обращаюсь свободный новгородский люд! Вот стою я перед вами, сын великого князя Ярослава Всеволодовича! Его волею был определен я на княжеский престол! Но не суждено мне было править вами, по завету отца и велению бога! Имелись завистливые люди, для которых не выгодно было продолжение дела прадеда моего Рюрика, основателя Новгорода! Возжелали они власти единоличной и задумали извести меня со света белого, чтобы посадить на княжение брата моего Александра и править от его имени! Вот и стал он вашим князем! И что же вы получили братья новгородцы?! Где те вольности, пожалованные вам Рюриком? Где слава Новгорода, бывшего в давние времена столицей Северной Руси?! Все земли вокруг: и словено-ильминьские, веско-белозерские, кривские, вятчьские, собрал под своей рукой Новгород. Все признавали его главенство! А сейчас что?! Брат мой, по науськиванию советников своих, что все давно куплены князем киевским, хочет земли, за которую сложили головы отцы и деды наши, ему отдать! Теперь на вас падет двойной оброк! Одну часть платить будете Александру, другую князю киевскому! Что тогда останется детям вашим и внукам?!

— Не бывать тому! — взревела толпа, — не видать Киеву земли новгородской. Если нужно будет все, за нее животы свои положим!

С высоты помоста, Павел взирал на беснующуюся толпу, улыбаясь в душе. Находясь в полевом лагере в Пакистане, он хорошо усвоил преподаваемые инструкторами школы ЦРУ, тактику «цветных революций». Нужно был лишь подкупить несколько сотен провокаторов. Оболгать правителя страны, которого необходимо заменить. Поднять народ на якобы мирную демонстрацию и спровоцировать столкновения с правительством. Теперь здесь, в тринадцатом веке, Павел решил применить полученные знания. Полгода, засланные в Новгород шпионы, вели среди населения подрывную деятельность. Оплаченные норманнским серебром провокаторы, отрабатывали полученные гонорары, возбуждая ненависть толпы к действующей власти.

— Братья новгородцы, — продолжал провоцировать толпу Павел, — где это видано, чтобы вы платили дань чужакам? Разве хотите вы добровольно влезть в ярмо?!

— Врет он! — предпринял последнюю попытку образумить людей Колояр, — нет у Киева желания захватить земли наши! Опомнитесь люди! Кто как ни князь киевский помощь прислал, когда ворог переступил границы наши?!

— А не киевский ли князь забрал рати новгородские, чтобы оградиться от набегов степняков?! — встрял в разговор Твердислав, — не отправь мы ему на помощь сынов наших, мы бы сами отбились бы! И помощи не потребовалось бы!

— Правду говорит боярин! — поддержали его из толпы, — на что нам чужая помощь, коли своя сила имеется?

Колояр, не зная, что предпринять, в растерянности глядел на вмиг потерявших рассудок людей. Он вконец потерял всякую власть над толпой.

— Постойте! — вдруг раздался зычный голос из первых рядов, — а чем собственно человек называвший себя князем Федором, докажет, что это он и есть?!

Толпа смолкла. Все устремили взгляды то на Павла, то на молодого мужчину, богатырского телосложения с русыми вьющимися волосами и аккуратно подстриженной бородой. За его спиной маячил худенький, невзрачного вида, мужичок, подававший Павлу какие-то знаки. Смирнов пригляделся. Одного из своих шпионов он узнал сразу. Тот махал одной рукой, сжатый в кулак, будто стуча молотом по наковальне.

« Так это же известный на всю округу кузнец, догадался Павел».

Несмотря на свою молодость, он, один из немногих разгадал секрет булата. За его мечами приезжали купцы, даже из Бухары и Самарканда. Слава о нем гремела по всей Руси. И от внимания шпионов не ускользнуло, что кузнец был ярым сторонником князя и всегда выступал на его стороне. Потому о нем постарались собрать как можно больше информации.

— А ты, Велибор, я вижу, действительно не признал меня? — как старому другу улыбнулся Павел, — ну конечно загордился! Знатным мастером стал!

— А ну и стал! — вскинулся кузнец, — и что в том?!

— А помнишь, каким ранее ты был?! Пухлым, неповоротливым увальнем! Помнишь, как ты бегал за сверстниками, упрашивая взять тебя с собой?! А они постоянно убегали! А помнишь, как ты с горя пошел один за купающимися девками и бабами подглядывать?! Помнишь, как они тебя заметили, поймали, раздели догола, да крапивой отхлестали?!

В толпе раздались редкие смешки. Затем людское море взорвалось неудержимым хохотом.

Кузнец покраснел, махнул рукой и попытал затеряться в толпе.

— Ну! — закричал Твердислав, — какие вам еще надобны доказательства?! Я сам свидетель! Он и сына моего помнит! И многих в лицо знает! И рассказать может о каждом, то, что с ними было. Такого, если сам не увидишь, и не разузнаешь! — он схватил Павла за руку, вскинув ее вверх, — княжич это, Федор! Говори свою волю люд новгородский! Люб вам княжич?!

— Люб! Люб! — площадь и ближайшие улицы утонули в приветственных криках. В воздух полетели шапки.

Твердислав подал знак. И вновь над площадью разнесся Вечевого колокола, оглашая волю народа.

Ни кто не обратил внимания, как посадник с ратниками сошли с помоста, нырнув в небольшой проулок.

— Белогор, — обратился Колояр к одному из дружинников, — срочно скачи к князю. Грамоту ему передашь, да расскажешь, все что видел. Пусть скорее возвращается вместе с ратью. А то, чую, что и поздно будет…