Глава 12. Самозванец.

Вскоре у ворот боярской усадьбы появилось несколько всадников.

Первым во двор въехал Млад. Передав коня слуге, он подбежал к, вышедшему встречать гостей, Твердиславу. Опираясь на высокий посох, боярин с интересом взирал на прибывших. Впереди нам белом коне гордо восседал статный молодой мужчина, лет двадцати-двух, двадцати-трех. Узкое лицо со строгими чертами. Широкие плечи. Сильные руки, сжимающие повод. Все выдавало в нем опытного воина. Облачен гость был в сияющую на солнце чешуйчатую броню. Кожаные штаны были заправлены в высокие сапоги. С левого бока висели ножны с мечом. За поясом виднелся кинжал с простой костяной рукоятью в виде головы козла с опущенными вниз рогами. Ни каких излишеств на нем не имелось…

По правую руку от него на серой, в яблоках, кобыле гарцевала юная дева. Ее одежда так же не отличалась изысканностью. Кожаная куртка, обшитая металлическими пластинами. Такие же, как и, у ее спутника, штаны, заправленные в сапоги отороченные мехом. На голове шлем, из-под которого выбивались пряди белых, как снег, волос. У пояса меч, но шире и короче чем у мужчин. За спиной виднелся колчан со стрелами. Сам лук был воткнут в чехол, прикрепленный к седлу. Кроме витиеватых серег, похожих на голову какого-то животного с изумрудами вместо глаз, ни каких украшений у нее не было.

За ними возвышались пять воинов. В них без труда узнавались норманнские наемники. Их мощные тела защищали кольчуги с коротким рукавом. На головах рогатые шлемы. У одного, вместо брони медвежья шкура. Череп зверя с оскаленной пастью накрывал голову. Этот воин был вооружен огромной обоюдоострой секирой на длинном древке. У остальных были мечи, либо топоры.

Повинуясь знаку хозяина усадьбы, несколько холопов бросились принимать у гостей коней.

— Будь здрав боярин, — Павел соскочил с коня, слегка склонив голову. Достаточно, чтобы не потерять собственное достоинство и не обидеть гостеприимного хозяина, — твой человек сказывал, что готов ты приютить усталых путников…

— Не обманул тебя мой приказчик, — поклонился в ответ Твердислав, — будь желанным гостем в моем доме. Да вот не признаю тебя…— будто вспоминая что-то, проговорил боярин.

— Да не уж-то и вправду не узнал меня, дядька Твердислав? — в изумлении всплеснул руками Павел. Шпионы, прибывшие в Новгород на полгода раньше него, тщательно все разнюхали о житье княжича Федора, его друзьях и знакомствах. — а, помниться мне, как гонял ты меня с сыном твоим Лучезаром по всей усадьбе, за то, что мы голову козла стащили, на палку ее надели да в шутку пугать народ на кладбище стали. Не посмотрел ты тогда на род княжеский. Всыпал знатно. До сих пор зад болит. А потом еще отцу моему Ярославу пожаловался. И от него мне досталось на орехи. Век помнить буду ту науку.

— Было дело, — усмехнулся в усы Твердислав, — да вот нет боле сына. Пал Лучезар в сече с кочевниками, защищая землю русскую.

— Скорблю вместе с тобой, — склонил голову Павел, — но не это ли честь великая, погибнуть, защищая матерей и сестер своих?!

— Благодарю тебя Федор Ярославович, за заботу, — кивнул боярин, — а что за спутников привел ты с собой?

— Это, — Павел приобнял за плечи Мэгрит, — моя жена. Связал я судьбу свою с ней по языческому обряду. Да вот хочу обвенчаться по православному обычаю.

— Это правильное решение, — согласился Твердислав, — вера дадена нам дедами нашими. На ней держится земля русская.

— А это, — самозваный княжич указал на своих спутников, — товарищи мои боевые. Им я жизнью обязан и тем, что оказался на родине. А где же брат мой? Ни в городе ли он?

— Нет, — покачал головой боярин, — ушел светлый князь с дружиною своей. И ополчение увел.

— Ни как случилось что?

— Ворог подступил к границам новгородским. Биться с ним и ушел Александр. Пока не вернулся.

— Бог даст, свидимся.

Тем временем из дверей терема выскользнула пухленькая девица, лет восемнадцати.

— А вот и моя старшая дочь, Годислава, — по-доброму улыбнулся Твердислав, — ну что же ты стоишь, — обратился он к смутившейся девушке, — попотчуй гостя дорогого.

Боярышня сбежала вниз по ступеням и преподнесла Павлу чашу, наполненную пенным напитком. Смирнов выпил, весь мед, вернул емкость девушке, одновременно вытерев рукавом усы. Затем по русскому обычаю поцеловал ее поочередно в обе щеки и губы.

— Благодарю тебя красавица, — широко улыбнулся он, — Ох! И крепок у тебя мед, хозяюшка!

Гардислава зарделась и тут же скрылась в доме.

— Проходите в трапезную, гости дорогие, — широким жестом пригласил боярин Павла и его спутников. Он первым поднялся по ступеням. Переступил порог. Вошел в горницу. Размашисто перекрестился.

— А где же супруга твоя, Добрава Збыславовна? — поинтересовался Павел, хотя уже заранее знал ответ. — Хотел бы я и ей поклониться. Ведь лишь она смогла урезонить тебя от справедливого гнева.

— Схорони я, любу свою в прошлом годе, — помрачнел Твердислав, — вот старшая дочка теперь за хозяйку.

Пока дворовые девки накрывали на стол, боярин без всяких церемоний налил гостям из пузатого кувшина, греческого вина.

— Вот ты мне скажи, Федор Ярославович, с какой целью ты прибыл в Великий Новгород? — хитро прищурив глаза, поинтересовался боярин. — Брат твой больно власть любит. Он вряд ли потерпит соперника.

— Власть, властью, — усмехнулся Павел, поставив на край стола, пустую чашу, но супротив воли народной идти, не дано ни кому. Новгород был и всегда будет вольным городом. Я всегда стоял за это и не изменю своей вере. Надобное Вече надобно созвать. Пускай народ, скажет свое веское слово. Поможешь мне в этом не простом деле?

— Почему же не помочь? — согласился Твердислав, — чай не смуту затеваем, а «Правду новгородскую» защищаем. Справедливости желаем. Созову я завтра же Вече. А сейчас извольте к столу. Попотчую вас, чем бог послал.

А послал бог боярину не мало. Длинный стол, накрытый белой скатертью, расшитой золотой нитью по краям, был уставлен блюдами с угощениями. Была здесь и уха из белорыбицы, и щучьи головы с чесноком, заячьи почки на вертеле, целый свежее копченый осетр, истекающий жиром поросенок, запеченный с гречей. Была тут и различная дичина, да серебряные плошки с красной и черной икрой. Пироги с различной начинкой. Заморские фрукты и сладости. Центральное место занимало большое блюдо с лебедем в яблоках.

Вечером боярин велел истопить утомленным гостям жаркую баню. Норманны от такой чести отказались. А вот Мэгрит, из любопытства, решила попариться вместе с мужем.

Давненько Павел не испытывал такого блаженства. Он лежал на верхней полке, окутанный белым паром, вдыхая приятные запахи. От досок тянуло, теплом. Душистый пар от хлебного кваса, щекотал нос.

Где-то внизу постанывала, исхлестанная веником Мэгрит.

— Что, милая, — Павел слез с полки, зачерпнул ковшом кваса, отпил половину, остальное выплеснул на раскаленные камни. Клубы душистого пара в одно мгновение окутали все помещение. — Хороша русская банька?! Вот я тебя сейчас еще хорошенько приласкаю.

Он вытащил из бадьи распаренный березовый веник. Прошелся им по спине супруги.

— Ой! — вскочила Мэгрит, — Ах, ты так?! — Отскочила она к двери. Увидев мужа, направившегося к ней, молодая женщина взвизгнула, выскочив в предбанник. Но тут же дверь вновь открылась. В проеме показалось ее милой личико, — ну погоди у меня, — погрозила кулаком Мэгрит, — ночью я тебе устрою!

— Угрожаешь?! — сделав страшные глаза, воскликнул Павел. Он выдернул из веника прут, одним движением содрал с него остававшиеся листья, стукнул им по бадье. Дверь моментально закрылась. С предбанника раздался заливистый смех.

Павел вновь влез на самый верх. Подложив под голову веник, он закрыл глаза.

« Завтра все решиться, — размышлял он, — прибыли как раз вовремя. Александра в городе нет. Некому воспрепятствовать народному собранию. А коли Вече примет решение, то и деваться князю будет не куда. Лишь бы кто-нибудь знающий не вмешался. Да откуда им здесь взяться?...»