Глава 3

20 августа 2010г.

Узкая заросшая тропинка вела вдоль реки прямо к изъеденному мхом мостику. Настя бежала впереди. Предметом ее интереса была голубая бабочка, которая пыталась то улететь от своего упорного преследователя, то спрятаться в густых зарослях клевера. Эти попытки были настолько же напрасны, насколько было велико Настино желание поймать беглянку. Она прыгала, падала пузом на землю и громко ругалась после каждой неудачи.

— Выбирай выражения! Ты же девочка… — кричал Миша ей в след, на что его сестренка не обращала ни малейшего внимания, принимая характерную позу перед прыжком.

— Я поймала ее!

Настя, наконец, вскочила с земли и подбежала к Свете. В ее пухлом кулачке трепыхающейся кусочек неба силился вырваться на волю. Через мгновение Настя вскинула ручки вверх, и заложница стала свободна лететь куда пожелает ее маленькое сердце. А Настя опять побежала вперед по тропинке, обрывая листья с веток попутных деревьев. Она скакала прямиком к трухлому мостику.

— А она не провалится? — забеспокоилась Света. Тем временем Настя беззаботно бежала по мосту, с грохотом расшатывая доски.

— Не переживай, этот мостик даже торнадо выдержит, — улыбнулся Миша и поцеловал Свету в розовое ушко, от чего ей почудилось, что по шее провели пушистым перышком.

Лето буйствовало во всю мощь, предвкушая свой нетерпеливо маячивший конец. Оно щедро наливало соком виноград так, что кожица готова была в любой момент лопнуть. А яблоки, ударяясь о землю, с хрустом раскалывались на половинки, из каждой можно было вдоволь напиться. Людям доставались самые драгоценные сокровища лета, осталось их по достоинству оценить.

Добравшись до детской площадки с различными турниками и качелями с давно облупившейся краской, Настя забралась на самый верх, свесила ноги и начала раскачиваться. Раз, два, три, кувырок, о-о-о-оп, и она опять на земле.

— Ей шило мешает, — шепнул Миша, глядя на всю эту акробатику. Не успела Света что-либо ответить, как Настя потянула ее за рукав к обшарпанной сцене — летней эстраде на детский манер. Когда-то, наверное, она была очень праздничной. В оставшихся следах краски Света увидела Малыша и Карлсона, Конька Горбунка и, кажется, Золушку. Они, не смотря на время, продолжали лучезарно улыбаться, казалось, приглашали подняться и начать представление. Перед сценой стояли деревянные скамеечки, часть из которых уже сровнялась с землей, а часть почти полностью сгнила.

Настя усадила обоих на одну из целых скамеек, а сама поднялась по ступенькам на сцену.

— Я буду рассказывать стихотворение, слушайте! — Четко и громко произнесла она и прочистила горло наигранным «кхе-кхе».

— Начинается, — вздохнул Миша. — Насть, прошу по-хорошему, только не про молодость, ладно?

— А чем плохо стихотворение про молодость? — спросила Света не без удивления.

— Оно не очень… Я не знаю, почему оно ей нравится и почему она его всем под ряд рассказывает… Ей бы стихи про «Елочку — Новый год», а она…

— Внимание! — Топнула Настя. — Кто Вам сказал, что молодость наивна…

Миша тяжело вздохнул, и Света почти услышала, как он пробормотал «Непоправимая». Было так забавно смотреть на эту девчушку в мятой юбке, которая расхаживает по игрушечной сцене и проговаривает каждое слово с таким неподдельным чувством, будто на нее светят прожектора столичного театра, а зал полон настоящих зрителей. Кто знает, может сейчас для нее все на самом деле так и есть, детский мозг имеет бесконечное количество невероятных возможностей.

Кто вам сказал, что молодость наивна?

Кто вам сказал, что молодость глупа?

Нет, это вы незрячие кретины,

И глупость ваша очень велика!

Ваши советы ценны, но позвольте,

Я не считаю, что мир идеален!

А опыт ваш на этом горизонте,

Как был и есть — он индивидуален.

Вы не толкайте нас в свою воронку,

Не призывайте духов и святых.

Мы много лет не мочимся в пеленки,

И умных сред нас больше, чем тупых.

Закрыть глаза, довериться инстинкту,

Мечты и сказки — все это к чертям?

Закинуть в угол лучшие пластинки

И спину гнуть на выгоду властям?!

Как ты посмел порочить идеалы?

Косить стремленья в корень и мечты?

Если тебя судьба в дерьмо втоптала,

Не значит, что и мне туда идти!

…Простите за эмоции, о право,

Я слишком рано перехожу на «ты»…

Считаете, что молодость порочна:

Да бодрствует хаос, прочь покой?

А ваш-то нимб давно разорван в клочья,

Небось, и вы грешили под Луной!

Мы отрицаем свою связь с корнями?

Величье и трагизм времен былых?

А вам достанет духу вместе с нами

Дожить свой век под флагом молодых?

— Аплодисменты, — потребовала Настя, показательно поклонилась и, тут же забыв обо всем, полезла на турник.

— Она меня сразила, — засмеялась Света. — Это же надо так уметь! Столько эмоций! Она большая молодец.

— Мда, — протянул Миша, посматривая на сестру. Та пыталась ногами пройти всю «радугу». — Да она молодец, только делает все не так, как должна делать в моем представлении. Мне даже никаких примеров выдумывать не приходится: из всех стихотворений нашего дяди она полюбила самое, нет, не нежное и веселое или грустное, а самое брутальное, а вместо того чтобы играть с девчонками-ровесницами в куклы и прятки, она предпочитает быть одной, или со мной в крайних случаях, и выделывать вот это все… ну ты посмотри на нее!

В этот момент Настя пыталась преодолеть дорожку по «радуге» ныряя под один брус и выныривая из-под другого и так далее к другому концу. Но, похоже, этот метод плохо у нее удался, и она застряла. Миша помог ей выбраться, сказал дежурное «Это будет тебе наукой на будущее», и вернулся на трухлую скамейку.

— Вот увидишь, через минуту она снова что-нибудь учудит.

— А мне она очень нравится. Когда мне было десять, я не слазила с турников, заборов, деревьев, крыш. Это ведь намного интересней всяких кукол.

— Ты лазила по деревьям и крышам?

Миша не верит или притворяется?

— Честное слово. Смотри, — она закатала подол сарафана. Чуть выше колена белел ровный шрам от пореза длинной не меньше четырех сантиметров. — Я его получила, когда мы с подружкой слазали с крыши детского сада. В тот день нас застукал сторож. Он закричал с земли какие-то угрозы, и мы наперегонки побежали к лестнице. Страшно было! А лестница, чтобы не так сильно шаталась, была закреплена металлической проволокой у самого основания. Так вот, после меня вниз должна была спускаться Алена, но она ужасно паниковала и подгоняла. Я пыталась спуститься скорее, и вот, разодрала ногу той проволокой. Помню, кровью была залита вся нога.

Миша провел пальцем по шраму. Его прикосновение оставило теплую дорожку на ноге, и Света расправила сарафан.

— Я правильно услышала, это стихотворение ваш дядя написал?

— Да, он любил посочинять немного. У меня целая тетрадь сохранилась с его записями.

— Ты мне прочтешь что-нибудь?

— С удовольствием. В ней есть очень красивые стихотворения, помимо того, что выбрала эта сумасшедшая.

— Перестань так говорить, Настя — просто прелесть, — лениво протянула Света и зевнула. Наверное, ее разморило на солнце.

— С одной стороны ты, конечно, права. Но это лишь с одной стороны. Ты слышала про трудных детей? Теперь ты знаешь одного такого ребенка. Ты не представляешь, меня минимум раз в неделю вызывают в школу. Да! Последний раз, в мае, кажется, из-за того, что она избила одноклассницу.

— Избила? — недоуменно охнула Света.

— Ага. Я сначала не поверил. Вот посмотри на нее, разве она могла принести кому-то серьезный вред?

Света посмотрела на Настю, которая шагами измеряла ширину площадки. Трудно было представить ее жестоко избивающую кого-нибудь.

— Мне сказали прийти к директору вместе с сестрой для разбирательства, потерпевшая девочка с родителями тоже будут. Когда Настена пришла со школы, я спросил у нее, в чем дело. Она призналась, что толкнула Лену Сорокину (Настя назвала ее Ленка-в-жопе-гренка), и та ударилась о парту и упала. Я у нее пытался выпытать, зачем она это сделала, но Настя сначала не хотела рассказывать. Понимаешь, у этой Лены мама настоящая истеричка. Для нее устроить скандал — это тьфу, и готово. А тут еще такой замечательный повод! Оказалось, что Лена на перемене всему классу показывала новый розовый рюкзак, говорила, что он очень дорогой и все такое. Настя сказала, что розовый цвет — идиотский, а золотая Леночка ответила, что ей, Насте в смысле, кроме инва… кроме папаши алкоголика и похвастаться нечем…

Миша на секунду замолчал. Свете стало не по себе, будто она вырвала из него слова, которые он не хотел говорить. « … кроме папаши алкоголика»? Она чувствовала, что не должна была этого знать, по крайней мере, пока. «… кроме инва…»? Что он хотел сказать? Света не станет уточнять, это было бы бестактно, однако… В эту секунду молчания ей стало жаль его, захотелось прижать к себе, чтобы получилось банально, как в фильме: Света его погладит по голове, а он скажет, что она не поймет его проблем, и все обойдется само собой. Но есть ли у нее право жалеть его?

— Она отвратительна, — сказала Света, пытаясь избавиться от паразитирующей внутри неловкости. — На месте Насти я бы поступила так же.

— Нет, не так же, — ответил Миша. — Тебе бы никто такого не сказал! Я, наверное, должен был наказать ее, но не смог. Она защищает себя так, как умеет, а я… Я не хочу, чтобы она сталкивалась с такими людьми, как Лена и ее мамаша, но таких много. Больше чем мусора.

Он снова замолчал.

— А что дальше? Ты ходил к директору?

— Да. Когда я пришел все уже были в кабинете, орали на весь коридор, что нужно держать психически нездоровых детей с криминальными наклонностями подальше от таких звездочек, как Леночка. Не успели мы войти, они начали нести такой бред, что ни в один вагон не влезет. Их послушать, так Настя Лену ногами до полусмерти забила. Мамаша Лены, я не знаю как ее зовут, выступала, какая у нее умная, воспитанная девочка, а в этот момент бедненькая покалеченная Лена-изо-рта-пена выла так, что у меня уши заложило. Честно, ни вижу в этом и грамма воспитания. Еще и директриса подключилась: «Может в ее случае нужно подумать о переводе в специализированную школу?». Дура! Прости… Другого слова для нее у меня нет. Я пытался как-то им сопротивляться, но за их криком меня не было слышно вообще. Потом Антон Павлович, отец Лены, кое-как утихомирил своих доморощенных мегер, и только тогда я смог объяснить, что на самом деле произошло. Мамаша завопила еще сильнее, начала что-то рассказывать о малолетних преступниках из неполноценных семей. По-моему, ей нужно меньше смотреть сериалы. Пока она трещала, Антон (он, наверное, привык к ее воплям, бедный) взял с меня слово, что ничего такого больше не повториться, взял дочку за ухо, жену — под руку, извинился перед директором за шум и вывел их из кабинета. Он пообещал, что Лена свое получит, надеюсь так и было. И еще, когда мы с Настей выходили из кабинета, директриса посоветовала все-таки подумать о переводе в другую школу. Ну и скажи после этого, что она не дура!

— Ты же не собираешься этого делать?

— Собирался, вообще-то, но Настя не хочет. Говорит, что после этого случая Лена-полицеская-сирена ведет себя хорошо, а другие одноклассники и так ее не трогают.

— А это она придумывает Лене прозвища?

— Да, каждую неделю новое. Насть, как ты сейчас Ленку называешь?

Настя подняла глаза.

— Лена-безголовое-полено. Это я вчера придумала. До этого так: Ленка-писает-на-коленки.

Света невольно улыбнулась. Была ли Настя с ее причудами наибольшей проблемой Миши? Или просто только с этой он в силах справляться?

Есть мнение, что чем больше мы узнаем о наших любимых, тем ближе мы к ним становимся. Это не всегда так. Иногда трудно унять голодающее любопытство, но не оно должно сопровождать их интимные тайны, а доверие! Зачем пытаться вытрусить из них страхи и пристрастия, как из мешка картошку? Зачем выворачивать их наизнанку, перебирать косточки вместо того, чтобы дождаться того самого момента, когда нам преподнесут это знание, словно дар, и мы сможем его с любовью принять. А если этого так и не случилось, — пусть. Если человек, которого вы знаете, заслуживает вашей любви, никакие раскрытые секреты этого не изменят.