Глава 1

1-2 августа 2010г.

Случилось так, что в этом беспорядочном постоянно меняющимся мире два человека встретили друг друга. Спросите, что тут необычного? Встреча, знакомство — все это так просто и привычно. Люди знакомятся на улице, в магазинах, кафе, по телефону, интернету, на работе и везде, везде, везде. Они болтают, влюбляются, женятся, расходятся, снова сходятся… Все это вписывается в нашу карусель, в эту изнуряющую гонку длиною в жизнь.

Но речь совсем не об этом. Что будет, если приостановить карусель?

Итак, в толпе запахов, цветов и звуков, сшитых миллионами историй и судеб, встретились два человека.

Не чудесно ли это, что проходя мимо чужого человека, вдруг улавливаешь ритмичное дыхание так сильно схожее с твоим собственным? Ты оборачиваешься и сквозь облако распущенных волос видишь до слепоты светящийся ускользающий профиль.

И дело тут совсем не в красоте. Знаете, люди преувеличивают силу красоты; они превратили ее в индустрию, и торгуют ею, как товаром.

Дело тут в том, что ветер всегда сам решает в какую сторону ему дуть, а мы можем только подставить ему лицо и радоваться его ласкам. Поэтому, эти два человека, которые встретили друг друга, не спрячутся, не станут задавать лишних вопросов, и будут вознесены порывами своего ветра до небес.

Они были молоды, их сердца были открыты и чисты.

— Михаил.

— Света. Очень приятно познакомиться.

— И я очень рад.

Вот оно, самое обыденное знакомство. Не берусь назвать его обычным, так как слишком много эти двое сказали друг другу. Слова? А при чем тут слова!?

Он представился настойчивым, ровным голосом; нервно, но почти незаметно прикусил нижнюю губу; он приклеился взглядом к ее гладкому лицу, немного втянул шею. Его руки тянулись к ней, но под укорами сдержанности и приличий угодили каждая в отдельный карман.

Она улыбалась, посмеивалась, щурила глаза, поправляла волосы, часто переводила взгляд. Она заинтересовано осматривалась вокруг, но была всем телом повернута к нему.

Тут совсем не важно, что сейчас они стоят молча, ища подходящие слова, ведь стоит одному из них протянуть руку, другой сделает то же самое.

Это простой, глубоко интимный момент, когда ветер дует только для того, чтобы Миша вдохнул ее тонкий аромат с примесью сладковатого парфюма, а солнце сияет, чтобы Света непременно заметила свое отражение в его зеркальных пепельно-серых глазах.

Есть вещи, которые случаются с каждым из нас, но воспоминания о них кажутся исключительно особенными, слишком личными, и вызывают противоречивые эмоции, чем смущают до глубины нашего существа. Например, каким иногда невыносимым становится молчащий телефон, и Света чем чаще на него поглядывала, тем испытывала все большее нетерпение. А когда он, наконец, громко звонил, сообщая, что все подруги хотят ее непременно слышать — то раздражение

Какая же глупость все это! Полная бессмыслица! Она не знает его совсем! Миша? Так его зовут? А может и нет, какая разница! Но как ведь мучает этот тихий ничего не понимающий телефон.

О, это самое ужасное изобретение человечества! То от него ждут чего-то, то он становиться предметом, который вызывает нерешительность. А что же еще, кроме нерешительности, могло мешать Мише набрать уже давно выученный им наизусть номер?

Снова этот невыносимый телефон с манящими кнопками, бездушная вещица высасывающая душу. Что толку смотреть на нее, нужно решаться!

…Нет, лучше позже, сейчас время обеда. Вдруг она сейчас уничтожает хрустящее куриное крылышко, а тут я со своим звонком, неудобно…

Спать на потолке неудобно!

…И все-таки…

Вот дурак, ну что тут сложного?

…Раздается телефонный звонок, и два ровных спокойных голоса приветливо здороваются, договариваются о встрече, в то время как владельцы этих голосов изо всех сил стараются замедлить сердцебиение, иначе его станет слышно на том конце провода.

Какая радость! Всех нужно расцеловать! И маму, и отца, и пса Пашку, и свое счастливое отражение в зеркале с горячими зарумянившимися щеками. Как щекотно изнутри, трудно усидеть без дела. В такие моменты первое, что приходит на ум, это вопрос «Что одеть?!», разве не так?

Света суетливо рылась в шкафу с полчаса, после чего пришла к неутешительному выводу, что одевать ей ну совсем нечего. Надвигалась неизбежная катастрофа, и на первом свидании она не будет так совершенна, как ей того хотелось. Таким образом, слепив себе наряд «из того, что было», Света так старалась придать себе безукоризненный вид, что вышла из дому ровно на двадцать минут позже запланированного. Еще, знаете ли, маршрутки ездят в наше время так безобразно, что Михаилу пришлось провести в томительном ожидании не менее тридцати пяти минут, по истечению которых Света, ко всеобщей радости, прибыла на место встречи.

Что именно так привлекло ее в нем, что она чуть ли не спала в обнимку с телефонной трубкой в ожидании звонка? На этот вопрос Света не могла найти ответ (хотя, впрочем, скажу по секрету, она никогда его не найдет), и пока она наслаждалась теплым вечером и горячим чаем, Миша жадно восстанавливал в памяти все те ее черты, которые привлекли его: глаза причудливого не то зеленого, не то голубого цвета, постоянно смеющиеся над его очевидной увлеченностью; смоченные чаем подвижные губы, хранящие остатки перламутрового блеска (совсем ненужного, если быть откровенным!); и эта покрытая розовой пыльцой кожа, которая, кажется, от одного только прикосновения растает.

Если бы воображение человека могло олицетворить чувство восхищения, возможно, Света была бы точным отражением этого образа, если бы так сильно не отличалась от той идеальной женщины, которую создало Мишино воображение. Хотя он сам, видно, растерял всех своих белых коней, но забудем об этой его оплошности, как и он навсегда забыл про свою шаблонную идеальную мадам.

Ох уж эти условности! Даже сейчас, во времена массового помешательства на полной свободе действий, когда по улицам бродят девицы облаченные в… о нет, совершенно разоблаченные, мы находим место сдержанности и терпению. Важно знать, что, если мужчина (будь ему двадцать, тридцать или же девяносто лет) пытается делать по отношению к женщине все красиво и правильно, что не всегда, увы, получается, то ни одна из вышеупомянутых девиц его больше не заинтересует. Хотя, многие обычно по-другому толкуют это призрачное превращение мальчишки в мужчину (может у Вас совсем иное мнение на этот счет).

Однако, вернемся к нашим героям. Если бы кто-то из них подумал, что перед ним, возможно, человек, с которым он свяжет жизнь, он усмехнулся бы. Кто он, этот незнакомец напротив?

Его зовут Миша. Ми-ша. Имя шуршит, как сухие листья под ногами; такое же и его обветренное лицо, которому естественная мужественность придает обаяния, а напускная — забавности.

Свете льстило его рвение понравиться ей. Она оценила его гладко выбритое лицо, идеально поглаженную рубашку, приятный бархатный аромат с аккордами меленой травы и замши, его веселые истории, которые он рассказывал во время прогулки у реки. И если бы он не влез ногой в грязь почти до середины икры, это свидание могло бы стать эталоном для написания учебника.

Не буду писать то слово, которое произнес Миша, увидев, как с его выстиранных до хруста брюк стекают мутные потоки грязи; заменю его на что-то более приемлемое.

— Вот незадача! — выпалил Миша, тряся ногой. Как обидно! Его лицо так открыто выражало разочарование в самом себе, что Света не смогла сдержать смех.

Как глубоко заблуждаются парни, когда думают, что девушки мечтают о полных поэтики встречах под луной и трепетных признаниях в тени деревьев. Достаточно вступить ботинком в лужу и показать, что вы нуждаетесь в их помощи, нуждаетесь в НИХ.

А тем временем Света продолжала от души хохотать, и, не известно, то ли желание прекратить этот смех, то ли ее взрывное очарование послужили толчком к их первому поцелую.

Он краем глаза заметил, как мягко засветилась пыльца на ее медовой коже и ее дрожащие в такт прерывистому дыханию ресницы. Он закрыл глаза; он растаял; он ни за что ее не упустит!

Ничего особенного нет в том, что люди улыбаются, когда им хорошо. Но вот если улыбка не исчезает с лица целый день, ночь, а потом еще один день, то впоследствии начинают проявляться побочные эффекты. Сначала они выступают в форме беспричинного смеха, частой болтовни по телефону, написания стихов, а после наступает более тяжелая стадия бессонных ночей, мечтаний и серенад под окном поздними вечерами.

Миша совсем не умел петь, но его совершенно новое самоощущение постоянно твердило ему, что он умеет это делать лучше кого либо! Естественно, это было неправдой, но какое нам до этого дело? Это касается только Светы, только ее, ну, и ее соседей…

Самое сложное — выбрать песню, девушка ведь почти незнакомая, как из сна, и о ее вкусах сложно судить. Тут на помощь пришла сестренка Настя (на радость прелестное восьмилетнее дитя в клетчатых штанишках одетых задом наперед и измазанным клубникой ртом).

— Спой «Бесаме мучо». Песня паршивая, но девчонкам нравится, — сказала она и облизнула сладкий палец.

— Слезь со стола и сними обувь! И умойся!

Миша пнул сестру локтем, Настя, недолго думая, стукнула брата носком ботинка под коленку, и пока его лицо выдавало порции гримас боли и возмущения, девчонка выбежала из комнаты, неуклюже поправляя неудобные штанишки.

Вечер медленно проходил по дворам и дворикам, заходил в дома и квартиры, нашептывал жильцам умиротворяющие речи, и на мир опустилась тихая и пробирающая дремота.

Света сидела у раскрытого окна. На небе ранние звезды подмигивали одинокому белому Месяцу, слишком верному непостоянной Луне, что так редко одаряет своим присутствием. Солнце давно село за горизонт, и воздух пронизали нити холодного ночного света. Деревья, словно огромные зеваки заглядывали в окна людей и шептались. Вон тот пышный клен подглядывал за тем, как мать убаюкивает малыша на третьем этаже соседнего дома. А рядом с ним гибкая березка танцевала в обнимку с ветром под простую милую сердцу мелодию материнской песни. Напыщенный дуб был занят тем, что отгонял от себя настырных воробьев, которые плотно облепили его толстые ветки. Рябина же со всей своей строгостью смотрела на Свету, требуя, чтобы она немедленно закрыла окно, иначе простудится.

— Не простужусь! — сказала Света в темноту. Рябина что-то прошелестела в ответ и смолкла.

Ветер, натанцевавшись с березой, полетел пугать воробьев, но вскоре понял, что это малоинтересное занятие. Уж лучше зайти в гости к Светлане, так манившей его настежь распахнутым окном.

Света почувствовала, как по внешней стороне ее бедра пробежал холодок, потом он лизнул ее между лопатками и остановился за правым ухом. Затем потоки воздуха взъерошили ей волосы, прикоснулись к тонкой шее и заиграли на покрывшейся мурашками груди, опускаясь к животу и бедрам.

Пора закрывать окно, а то и правда можно простудиться! Рябина важно зашелестела и сбросила пару желтых листьев.

Миша стоял в тени огромного дуба и смотрел на открытое окно. В нем виднелась светящаяся женская фигура в белой полупрозрачной рубашке. Волосы девушки развивались мягкими волнами, словно живые; она была невесома, как призрак. Ее тонкое сияющее тело впитывало серебряный лунный свет, от чего кожа становилась полированной, как жемчужина. Тонкая ткань рубашки была слишком дымчатой, и Миша почти физически ощущал, как напряжены ее замершие соски. Вот наэлектризованная складка легла на плавный изгиб спины, обхватила пульсирующий живот и прилипла к внутренней стороне гладких ножек. Миша вдруг захотел стать этой счастливой рубашкой, которая так бесстыдно прикасается к ней, ласкает ее, обнимает.

Выйти из тени не было сил. Дыхание стало таким частым, что ни петь, ни даже говорить не представлялось возможным.

Подул легкий ветерок. Волосы Светы разлетелись в финальном танце, а рубашка еще сильнее пристала к груди, обрисовывая ее округлый контур. Девушка потерла озябшие плечи и, в последний раз взглянув в небо, закрыла окно.

На улице потемнело.

Миша, все еще тяжело дыша, утопал в собственном желании и страхе. Он достал из кармана телефон и взглянул на время. Пора домой. Плохая была идея с серенадой.