2. Детская

У меня никогда не было собственной детской. Наша общая с братом была обыкновенной комнатушкой со скучными бежевыми обоями, с двумя одинаковыми кушетками и тумбочками, тяжелым секретером и огромным чертежно-письменным столом, на котором стоял компьютер и где мы, соприкасаясь локтями, едва помещались вдвоем.

Стены в комнате у Тимы были чистые, бледно-голубые, по ним разметались смешные разноцветные человечки с зонтиками и улыбающиеся мультяшные жёлтые солнышки. Пахло свежей побелкой.

На полу лежал пушистый коврик, сшитый из разноцветных лоскутков, в нём забавно сочетались кусочки разноцветного искусственного меха и яркие ситцевые геометрические фигуры.

На заваленном карандашами, тетрадками, машинками и раскрашенными деревянными солдатиками подоконнике стояла пузатая настольная лампа. На атласном ярко-желтом самодельном абажуре красовалась толстая глазастая алая рыба, окруженная синими медузами. Тима щелкнул выключателем, и комната наполнилась уютным мягким светом.

У подножия лампы, на деревянной доске, похожей на ту, на которой режут овощи, сидели, стояли и лежали человеческие фигурки из пластилина. Из керамического кувшина торчали кисти и остро заточенные карандаши.

— Можно посмотреть? — тронула я пальцем альбом для рисования, лежащий на письменном столе. На раскрытой странице цвели невиданные синие цветы в обрамлении античных колонн, срисованных, наверное, с учебника истории древнего мира. Учебники тогда составляли часть литературы, которую я осваивала, мой брат оставлял их мне в наследство, и я часами рассматривала картинки.

— Мгу, — великодушно разрешил Тима и, сохраняя странное выражение лица, которое притягивало меня и одновременно казалось жутковатым, стал неторопливо вынимать из фанерного ящика игрушки, о которых мне приходилось только мечтать.

Это был клад! Здесь было два заводных ушастых зайца — один с миниатюрным барабаном и крошечными палочками, другой — с блестящими музыкальными тарелками. Из ящика был извлечён кукольный черный рояль с маленьким круглым стульчиком, за который Тима немедленно усадил тряпичного лохматого клоуна с резиновыми руками и головой. В руки мне он сунул маленькие звонкие цимбалы с изящными палочками и латинскими буквами на сверкающих металлических пластинках. Наконец, он извлёк гармошку с ярко-красными мехами, издающую свистящий нестройный кластер. На ней он играл сам, попутно дергая клоуна за руки и нажимая ими на клавиши рояля. Мы устроили настоящий кукольный оркестр.

Игра была увлекательной и избавляла меня от необходимости поддерживать разговор. К тому же я не была уверена в том, умеет ли Тима разговаривать вообще. Во всяком случае, в ту нашу первую встречу, мой новый сосед обходился нечленораздельными междометиями.

Потом, пока я возилась с зайцами и клоуном, Тима незаметно вышел и принес на серебряном подносе два стакана с вишнево-малиновым компотом. Один из них он протянул мне. Компот был густым, как сироп, и поразительно вкусным.

В соседней комнате, которая была нам видна сквозь стеклянные двери, зазвучал нежный голос Стинга. Взрослые начали танцевать под проигрыватель с виниловыми пластинками. У нас дома таких почти не осталось, а у родителей Тимы они занимали всю нижнюю половину книжного шкафа.

Тетя Соня — так звали маму Тимы — танцевала с моим отцом, застенчиво опустив голову с пышным темно-русым узлом волос на затылке и положив ему на плечи безвольные узкие ладони с тонкими длинными пальцами. Мама танцевала с дядей Толей, улыбалась и что-то вполголоса говорила ему, как больному — она была врачом, и он задумчиво кивал ей в ответ.

Мой брат сидел на полу возле ящика с книгами и рассматривал дорогие переплеты, время от времени открывая заинтересовавшие его книги и осторожно перелистывая страницы.

На балконе пронзительно зазвенел сверчок.

— Когда сверчок цвиринькает — значит, кто-то скоро переедет, — сообщила я, с опаской дотронувшись до руки моего странного компаньона.

— Мы переедем, — тихо ответил Тима, пристально глядя на танцующих взрослых. В этот момент он был похож на инопланетянина. Или на эльфа. Хотя я, честно говоря, никогда не видела ни настоящих инопланетян, ни эльфов. Мне стало не по себе.

Мы вернулись домой заполночь. Я и Аркаша еще вяло послонялись по кухне, выпили чай и доели торт, который для нас завернула в красивую голубую салфетку тихая тётя Соня.

Наши родители долго стояли, обнявшись, у распахнутого окна. Мама сказала:

— Никогда не думала, что это возможно. Он рисует, играет… Сколько же сил они потратили на все это?

— Ты же сама говорила когда-то, что эта болезнь одна из самых непонятных, хоть ее много изучали, — тихо заметил отец.

— Знаешь, — задумчиво произнесла она, — Иногда я думаю — болезнь ли это? Просто такие дети не приспособлены к нашему сумасшедшему темпу и образу жизни. Они — другие. Как будто другая раса. Они чувствуют, думают иначе. Не так, как мы.