5. Утопленница

Домой мы возвращались молча. Не скажу, что это было чем-то из ряда вон выходящим. Тима и так был не особо словоохотливым, поэтому в его голове картина мира, скорее всего, оставалась такой же, как обычно. Чувствовал ли он тяжесть, тревогу, смятение? Не знаю. На его лице ничего не отражалось. А меня изнутри разрывала смесь обиды и гнева, страха перед завтрашним днём и глухого унижения… Мы так и шли рядом, в молчании. Он — как маленький непроницаемый сфинкс, я — с несчастным лицом и сердцем пойманной мыши. Если бы даже я и захотела, мне нечего было сказать.

Мы зашли в подъезд, поднялись по лестнице, не говоря ни слова. Поравнялись с его дверью. С облегчением махнув Тиме на прощанье рукой, я взбежала на свой этаж, отомкнула замок и грохнула дверью так, что в серванте зазвенел хрусталь.

Бесцельно послонявшись по пустой квартире, я поклацала пультом от телевизора, а потом уселась за компьютер. Включила игрушку. Стало невыносимо тоскливо. Играть не хотелось. Думать о том, как жить дальше, тоже не хотелось. Но мысли назойливо лезли в голову. Во мне росло безотчëтное раздражение. Ну почему всë это свалилось на меня? И Тима, с его странностями, и сюсюкающие родители, и злые одноклассники...

Вдруг неожиданно вспомнилось лето, и как мы все вместе ездили отдыхать в Гидропарк. Как было хорошо, каким вкусным был шашлык, и какой прохладной вода в реке… Но мысли тут же исказились и переменили воображаемую картину до неузнаваемости. Я представила себе, что вхожу в осеннюю днепровскую воду. В школьном платье, с ранцем за плечами. Вокруг меня серый безлюдный пляж. Где-то каркают вороны… И как меня потом, бездыханную, спасают в последний момент. Представить, что я утону окончательно, было немыслимо!

Мне стало себя так жалко, что я зажмурила глаза, горестно уткнувшись лбом в ладони.

И тут в дверном замке повернулся ключ. Мама… Я узнала её по шагам, по звукам в прихожей. Вот она сбрасывает туфли, обувает мягкие пушистые шлёпанцы...

— Привет, ты почему в курточке сидишь? — мама положила мне руки на плечи и чмокнула в макушку.

— Так...

— Что-то случилось?

— Ничего.

— Почему надутая? Тебя кто-то обидел?

— Нет… — пожала я плечами.

Рассказать, что произошло, было невозможно. Со стороны, с точки зрения взрослых, вся эта канитель с бойкотом казалась, наверное, какой-то дикой ерундой. Даже учительнице на это было наплевать. Значит, ничего страшного не произошло. А я просто мнительная и трусливая.

Зазвонил телефон. Мама подняла трубку. Через несколько секунд на лице у неё засияла улыбка, она закивала, соглашаясь с кем-то на другом конце телефонного кабеля и звонко произнесла:

— Конечно!

Мама была безотказная. Так говорил с укоризной папа.

— Хорошо-хорошо, лапушка, не переживай!

Мама повесила телефонную трубку и сказала:

— Сейчас к нам придёт Тима, вы пообедаете и сядете за уроки.

Я вздохнула. При мысли о еде в горле возник комок. Но спорить не стала. В конце концов, это было в порядке вещей: если мои родители задерживались, меня звали обедать к Тиме, а если его родителям нужно было куда-то отлучиться, Тима запросто мог пообедать у нас.

— Давай-давай, шевелись! Выключай компьютер и иди мыть руки. Ну что ты смотришь на меня, как мышь на крупу? Что-то не так? — мама посмотрела на меня так проницательно, что мне захотелось испариться.

— Уроки учить не хочу! — сердито ответила я.

— Вот новости… А чего ты хочешь?

— Утонуть хочу! — зачем-то выпалила я и рассмеялась.

— Как… В каком смысле утонуть?

— В речке!

У мамы глаза стали круглые.

— Даша, ну что ты несёшь? Что за фантазии?!

— Я пошутила… — сникла я.

— Дурацкие у тебя шутки! И где ты нахваталась только… — мамино лицо стало испуганным, она обняла меня за плечи и прижала к себе. — Вот дурочка… Дурочка моя. Тоже мне, утопленница. Балаболка. Совсем чокнулась, что ли...

Мне стало стыдно. Шутка действительно была дурацкой. И ещё эти нежности… Лучше бы она на меня накричала. Или шлëпнула.

В дверь позвонили. Я вырвалась из маминых рук и помчалась к двери. На пороге стоял Тима. В руках у него была красная керамическая миска с виноградом.