Властелин словес №87. Голосование

Жители Мастерской, сегодня открывается голосование за лучшие описания тура.

Вашему вниманию предлагается 6 описаний в прозе.

Голосование продлится до 25.06.2020 до 18:00 по московскому времени.

Пожалуйста, поддержите авторов, проголосуйте за 3 лучшие на ваш взгляд работы.

УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

Комментарии и обоснованные топы приветствуются. Топы без комментариев не принимаются.

Конкурс

1.

Ночь уходила, не выдержав напора Дня. Дневной посланник солнце, уже подкрасил остроконечный шпиль башенки с часами, готовыми оповестить город о победе света над тьмой, крыши домов, пузырчатые облака в ярко-желтый цвет. Ночной мрак еще щетинился острыми пиками темно-синих туч, но отступал. Окна домов, постепенно зажигаясь, прогоняли призрачные тени с городской площади. Желтый свет коснулся барельефа из черных птиц на колонне, стоящей недалеко от арочного прохода. Высеченные из камня птицы ожили, и, расправив крылья, взмыли вверх, в открывшуюся лазурную синь, на которой таяла тоненькая подковка-месяц. Ночь обернулась совой и поежилась. Ее перья округлились, превращаясь в гладкие, коричневые камни мостовой, на которых тут же заиграл отблеск синевы. Приоткрыв могучий, словно отлитый из меди, клюв, сова зевнула. Недолго зазнайке Дню торжествовать, ведь скоро я, ее величество Беспросветность, воцарю опять! Но в ее округлых, янтарных глазах вдруг утренней росою задрожало отраженье неба и одиноко парящая птица…

2.

Странный памятник птице стоял в центре нашего города. Каждый вечер горожане выходили на променад к этому памятнику, прохаживались или так и стояли, созерцая закат и обсуждая важные события дня. Над головами кружились птицы, как будто желая выведать секреты. Казалось, сам город тоже навострил уши и широко распахнул глаза, словно ожидая чего-то.

Сгущались сумерки и уже загорался свет в отдельных окнах. Когда совсем стемнеет, люди разойдутся по своим домам и будут ужинать, пить чай и отдыхать от дневных забот. Никто не увидит, как расправляет крылья огромная ночная птица — символ и дух города. Птица вылетит на охоту, и горе припозднившемуся одинокому путнику. Завтра утром его найдут на брусчатке, и уже вечером горожане будут обсуждать очередную загадку, не имеющую ответа.

3.

Старый город медленно засыпал. Рваные тучи клубились и путались в лимонно-желтых языках заката и небесной лазури. Бледный месяц уверенно вступал в свои права, превращая терракотовую черепицу крыш в тревожный шепот теней, что сползал на стены домов, заглядывая только в темные глазницы окон, а затем спускался на каменную мостовую, где притаилась голова диковинного коршуна. Его глаза искрились переливами янтарного огня, а зрачки отсвечивали шпилями крыш и парящей в небе огромной птицей.

Мощный и гладкий коричневый клюв был похож на металлический коготь в обрамлении не то шелковистых перьев, не то мягкой шерсти, и внушал ужас. Возможно, это была обычная игра воображения, но в призрачном свете луны далекий силуэт человека под аркой между домами красноречиво давал понять, что это не сон. Застывшие стрелки часов на ратуше беззвучно отбивали точку отсчета — начало конца, а каменные птицы, превращаясь в горьких вестников, кружили последний раз над угрюмым обелиском в центре площади, прокладывая свой путь к зловещим чудесам и завораживая таинственной мглой неизвестности.

4.

Город-птица задумчиво и хищно смотрит на небо, на кружащихся над шпилем памятника птиц, на людей, ступающих по его перьям-мостовой, чтобы собраться на площади под памятником.

На город спускаются тишина и ночь, а пока что он еще нежится в золотом свете заката, и только несколько окон, засветившись, решили посоперничать с сусальным теплом солнечных бликов, разукрасивших стены, обращенные на запад.

Совсем скоро все поглотит ночь, и тогда проснется он — город-птица, город-неясыть, город непокоренный и неизведанный. Проснется город, умеющий притвориться мирным и тихим, как будто сложенным из пряничных домиков с шоколадной черепицей.

5.

«Перья твои мостовой стали, глаза — озерами хладными, лунами жёлтыми, зеркалами кристальными. Глас твой стал гомоном города, что встал на твоих же костях, мудрый филин.

Видишь ты небо: в нем кричат птицы, протяжно и горько, и бьются крылами о статую Сокола — он когда-то парил, одинокий, но гордый, в вышине цвета лазури и маргарина.

Закат лижет город языком шершавым и теплым, ласкает апельсиновые крыши, как против шерстки, только вместо неё — черепица. А темнота прячется, стелется низко, стучится в окна — пустите, спасите — но видит лишь свет за тонкими стеклами. Место ей — в переулках, в углах, у спящих магазинов под козырьками.

Город твой, филин, нежится под облаками, новорожденным месяцем осиянный, острыми башнями к скорбящим птицам тянется, но тебя не помнит… Если только тот человек с тростью не случайно шагает в этот час по камням-перьям.»

6.

Над Главной площадью повисла тишина. Да, в окнах кое-где горел свет, но жильцы будто вымерли. Ни запахов кухни, ни голосов, ни звуков музыки – ничего. Пустые дома, пустая площадь, на часовом диске ратуши – застывшие стрелки. Только вороны медленно кружили в вечернем небе, да бледный месяц зловеще ухмылялся мне в ответ. «Господи, почему так тихо…» — палевый цвет облаков отражался от крыш, жёлтыми змеями вползал в душу, вызывая мелкую дрожь и возводя ощущение тревоги в степень леденящего страха…

В сквозной арке дома напротив показался неясный силуэт. До него было ещё с полсотни шагов, и я не мог разглядеть женщина это или мужчина, в чём он одет и что держит в руках.

В конце концов любопытство пересилило страх. Я медленно пересекал площадь, осторожно ступая по камням брусчатки. Справа возвышался Птичий Памятник, прямо передо мной – ряд угрюмых зданий, на фоне закатного неба слившихся в изогнутый драконий хребет. Сердце колотилось всё сильнее, я оглянулся: гигантская птичья голова с глазами из глянцевого фарфора смотрела на меня в упор.