Стиходром - 77. Итоги.

Жители Мастерской, на ваш суд представлены 11 замечательных конкурсный стихотворений и 2 на внеконкурс.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 стихотворения, которые, на ваш взгляд, самые лучшие. Проголосовать нужно до вторника 20:00.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

Стихотворения:

№1.

Маска зверя на лице,

И ниндзято на спине.

Я приду к тебе во сне,

Нунекин — вот имя мне!

Что скрывается под маской?

Смерть, насилие иль счастье?

Жизнь не станет доброй сказкой,

Меч лишь принесёт ненастье.

Плата взята, час настал.

Морда лиса, тихий зал…

Продолжайте род людской!

А кунай я заберу с собой…

№2.

Так странно – кляксы… образы… симметрия…

А видит каждый то, в чем он сильней.

Дуальность удивительно божественна,

подходит для гербов и для идей.

А надо ли копаться в психологии?

Методикой субстанцию вскрывать?

Айкью …и Фрейд, и даже пятна Роршаха

Возможно ли за истину принять?

В кофейной гуще видеть предсказания,

В разлитом воске, тенях темноты…

Имея даже супер-пупер здравие,

Возможно быстро расшатать болты.

№3.

Пляшут ведьмы у костра,

С ними кукла в рваном платье,

Четверо еще пришли,

Злая маска с большим носом,

Два коня и юный ангел,

У него две головы,

А еще пришли солдаты,

Прилетев на звездолете…

Было много там народу,

Видно, шабаш у костра.

Вдруг над полем странной формы,

Освещенным лишь луной,

Тень о двух крылах возникла.

Два рога, иль то усы,

Крылья рваные, кривые,

Хвост, похожий на скалу,

Выросшую прямо в море…

Тень кружилась над поляной,

Затмевая целый мир.

У костра все разбежались,

Кроме четырех солдат,

С ними четверо монахов

Иль волшебников, как знать.

Злую тень прогнать решили,

Вызвав черных лошадей,

К ним приколдовали крылья,

Чтобы кони те могли

Пролететь до этой тени

И лягнуть куда-нибудь,

Вдруг лягнут в больное место.

А солдаты звездолет

Вызвали по рации.

Цель означили одну,

Назвали координаты…

В общем, вышел славный бой.

Тень о двух крылах скончалась,

Крикнув что-то под конец,

А потом вернулись ведьмы,

Сделали костер большим,

И пришли все веселиться,

Злая маска, два коня,

Кукла в платье, странный ангел,

В общем… Пир был на весь мир.

№4.

Другой взгляд

Смерть непреклонная ко̀су вытянет. «Кара грядёт», — сообщит. Но мне

глупо жалеть о таком событии, а опасаться его – вдвойне.

Хмыкну, возьму за ладонь костлявую, выйдем во двор, под кислотный снег.

Я покажу, как в помоях плавает чьё-то письмо о любви навек,

чьи-то ботинки из свалки мусора мелко дрожат на живых ногах,

пьяно с балкона под брань искусную учат ребёнка, как бить врага,

чтоб о колено да лбом распоротым… Смерти вздохну я, мол, видишь — вот?

Я для неё накачаю с торрента новости мира за прошлый год:

войны, цунами. Недели, месяцы тот же тотальный разгром – внутри.

В гору окурков последний ввертится: ладно, конец так конец. Бери.

Смерть, ухватившись за череп, бешено будет по комнате мерить шаг.

Что для неё наказанье грешному — благо для тех, кто устал дышать.

Битых, ненужных, пустых, запыханных — чем испугает нас кара, чем?

Смерть изломает косу безвыходно и заскулит на моём плече.

№5.

Рогатый гоблин

Рогатый гоблин пялится из кляксы…

Шизофрении не хватало мне!

Картинка оживает… шепчет: «Здрасте!»

И гоблин мне сулит златых монет.

Огромным носом втягивая воздух;

(Я накануне жарила блины)

«Будь другом, угости!» — и скалит морду.

Я угощаю… мед на них разлив.

Он ест блины; и черный цвет линяет…

Прозрачным — подкрепившись — гоблин стал.

На стол монеты за обед роняя,

Исчез за плоскостью седых зеркал.

Богатое мое воображенье

Опасно в сочетании с вином…

Но ведь монеты на меня глазели;

И гоблин снятый мною на айфон.

№6.

«Мужики и жук»

Два веселых мужика, ухватили за рога,

Не корову, не быка, а навозного жука!

— Мой, отдай! — сердился Левый,

— А не то заеду слева!

— Мо-ой! Не трожь! — ответил Правый,

Молотя соседа правой…

Жук могучим был жуком,

Не желая стать дерьмом,

Поднатужился маленько,

Мужиков свалил легенько.

Оконфузил мужиков,

Взял свой груз и был таков!

Резюме мы видим сразу,

Очень сильную заразу,

Нам так просто не поймать,

Можно руки обломать!

№7.

Я расскажу вам — в этой кляксе

Полутонами цвета сажи

В глубокомысленном коллапсе

Перемешались… персонажи.

Там шут гороховый рыдает,

Звеня бубенчиком на шляпе.

От смеха Таня умирает,

Топя зеленый в речке мячик.

Там Зайка, бросил всех хозяек,

Промокший, пьяный и нахальный

Пошел искать приют для Заяк

В метро на ветке радиальной.

Алиса кроликов разводит.

Сама чуть выросла едва ли…

А Пятачок опять на взводе —

За то что «Фунтиком» назвали.

Там в перегибах, между линий

Пьеро влюбился в Несмеяну.

Кощей женился на Мальвине.

(Все осуждают брак тот странный).

Там лето с осенью смешалось,

Горыныч дышит льдом и снегом.

Лиса вороне злой попалась —

(Едва спаслась позорным бегом).

Там в Тридевятом запретили

Въезд иностранцев без прописки

Там сок из яблок молодильных

Не отпускают без расписки.

Там… в общем, там всего так много,

Размером с целых три вселенных.

Ах, доктор Роршах, доктор Роршах,

Да вы же сказочник отменный…

№8.

На белом фоне чёрное пятно-

Загадочная паутинка – клякса.

Назло врагам придумано оно,

Чтоб умер в муках неврастеник — плакса.

В попытках рассмотреть, что в нём к чему

Истратил миллионы нервных клеток.

Пыхтел, старался, вглядывался в тьму,

А под конец узнал, что он с " приветом ".

Всё, впрочем, очевидно — два слона

Повисли на боках у балерины.

А что была без головы она,

То общую не портило картину.

А может это грозный зверь — мутант,

С огромным клювом и сердитой мордой.

Мистической страшилки фигурант,

Своим ужасным видом явно гордый.

Бесхвостые Пегасы — близнецы

Отважно озираясь, что-то тащат.

Любимцы муз… Поэзии гонцы…

А что в копытах — даже думать страшно.

Большая бабочка? Да сколько там всего,

Что может породить воображенье.

Когда в прицел взирает озорство,

Любая клякса может стать мишенью…

№9.

Клякса Роршаха

Лишь тот достоин уваженья,

Кто в отраженьи серых дней

Смог разглядеть предназначенье,

Души величие своей.

№10.

Легкою прохладой ветерок

Приоткрыл затворку мастерской.

Там трещит усталый огонек

От свечи, когда-то, золотой.

Был он любознателен и свеж,

Не видал он здешние места,

Пересек затворенный рубеж,

Чтоб увидеть полотно холста.

Но устал художник, тихо спит,

Проникают в сон его — мечты.

В тишине безмолвной серый быт

Отраженье полной нищеты.

На столе разбросана гуашь,

Тушь, и краски — темные тона,

Не раскрасишь ими свой пейзаж,

Высохли все яркие цвета.

Торопился уже уходить,

Вспомнил ветер, что ему пора.

Умудрился черноту пролить

На пустое полотно холста.

Не хотел он этого совсем,

Виновата в этом суета.

Но исправить этого — ничем

Не получится уже, беда!

Виновато бросился он прочь.

А художник утром: «чудеса!

Кто-то ночью мне хотел помочь,

Погляди какая красота.»

№11.

Объяснительная

(орфография автора сохранена)

У меня мечта, ребята,

С детства — в космос полететь.

Отслужил свой срок в солдатах, стал здоровый, как медведь — я готов стать космонавтом! Сбудется моя мечта! Ну а кем быть на орбите — мне подскажут доктора.

… Утром зубы я почистил, перебить чтоб перегар и в больницу — честь по чести, не какой-нибудь фигляр.

Захожу:

— Моё вам здрасьти!

За столом какой-то хмырь. Чистый беленький халатик на локтях затёрт до дыр.

— Проходите, раздевайтесь… Сядьте… Встаньте… Хорошо… Расскажите, не стесняйтесь, кто вы, что вы, в общем — всё.

Я, робея поначалу, рассказал ему за жисть. Мол, скотина отощала, времена сейчас «держись»; про уборщиков буфетных, про грибы в наших лесах, как служил я в сверхсекретных инженерных войсках и про то, как в магазине (правда был тогда бухой) признавался в чуйствах Зине (больше к Зинке ни ногой).

Вижу — доктор оживился, положил на стол пенсне. Я слегка приободрился. Улыбался день в окне.

Эскулап вдруг об пол ручку — хрясь!, чернила разлилИсь и, на кляксу указуя:

— Ну-ка, что за живопИсь?!

Я, как дважды два четыре, про роман Экзюпери, про космические дыры, про скафандры-фонари.

— Стоп. Понятно. Вот диагноз — можете летать во снах.

И фамилию поставил — что-то-там-какой-то-Шах.

— Ах, тудыт твою, зараза! — я немножечко привстал…

(далее одна страница неразборчиво, три страницы отстуствуют

… и, вдыхая пыль амброзий, иногда тоскую я. Вместо космоса — бульдозер и бескрайние поля…

(число, месяц, год, фамилия, имя, отчество, подпись)

Внеконкурс:

№1.

Уже темнело за окном,

Когда вошли мы в старый дом.

Массивный стол под абажуром,

Всё тихо. Лишь плетёт ажуром

Беззвучно сети паучок,

Засохший на окне цветок,

Всё так уютно и уныло.

Чернильница… и в ней чернила.

Не высохли под крышкой. Рядом

И ручку отыскал я взглядом.

Я не писал такой ни разу,

И мысль пришла – одну лишь фразу

Мне написать тебе пером,

Пока ты изучаешь дом.

Подумал: «Это же не сложно?»

И вывел – «я тебя…» О, Боже!

«Люблю» упало кляксой жирной.

Макнул от сердца!

— Где ты, милый?

А это что? Какой рисунок!

Я вижу множество фигурок!

Смотри, как будто хоровод…

А вот Пегас на небосвод

Уносит храброго Персея…

А это — бабочка иль фея?

О, нет! Дракон иных земель.

А, может, просто толстый шмель?

Жужжит он только для острастки,

Не жалит – добрый он внутри.

Достоин сказочной любви

Тот, кто и в кляксе видит сказки…

№2.

Как-то брел я домой после пьянки

да слегка заблудился в лесу,

и увидел: медведи в кухлянках

по дороге корову несут.

Два медведя — худых и усталых

вот уже поравнялись со мной.

Отчего-то тревожно мне стало:

вдруг им мало коровы одной?

Хоть в одежде, да все же не люди,

растерзают — и полный абзац.

Задрожал я, как студень на блюде,

и закрыл обреченно глаза.

Приближалась ужасная пара,

сердце комом застыло в груди

и один зверь (дыхнув перегаром)

заявил мне: «С дороги уйди.

Что ты замер, как елка средь поля,

и стоять ты тут будешь доколь?»

Я проворно — насколько позволил

мне вскипевший в крови алкоголь —

до кустов, подвывая от страха,

сделал прямо гигантский прыжок.

Вслед неслось: «Ах ты ж, гадостный сахар!

До чего же тяжелый мешок!..»

Лишь затихла тяжелая поступь,

на дорогу я выйти решил.

Ветерок, безразличные звезды,

и вокруг — ни единой души.

Впереди, в лунном тающем свете,

увидал я во мраке ночном,

как фигуры одетых медведей

растворялись неясным пятном.