Салфетки N 93. Тур второй. Голосование.

Жители Мастерской, на ваш суд представлены 16 замечательных миниатюр.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

Голосование до 20-00 воскресенья по Москве.

____________________________________________________________________________________

1.

Хорошая история, чтобы помнить

Им было по пятнадцать, они были влюблены, но скрывали это друг от друга. Он — потому что родители держали под строгим контролем, следя, чтобы сын был сфокусирован на учебе. Она — потому что не решалась сделать первый шаг. Три года в одном классе, выпускной, их пути разошлись.

Через два года — встреча выпускников, собралась маленькая компания тех, кто дружил в школе. Алкоголь развязал языки, стали вспоминать школьные годы, учителей, смешные случаи, первые влюбленности. На ее вопрос «А тебе кто-нибудь из класса нравился?» ответ «Да. Ты». Но у нее уже есть другой, она была уверена, что та школьная влюбленность в прошлом. Вопрос «У тебя сейчас кто-нибудь есть?» застрял в горле.

В следующий раз они встретились через двенадцать лет на даче у школьной знакомой. В общем шуме бывших одноклассников как будто избегали друг друга.

Далеко за полночь все разошлись спать, лишь она осталась на скамейке перед едва тлеющими углями костра. Включила плеер, надела наушники, закрыла глаза. Вспомнила того пятнадцатилетнего паренька, превратившегося в красивого мужчину. Столько лет прошло, а все равно тянет к нему. Неужели это продлится до конца жизни?

Чьи-то губы прикасаются к ее губам. Открывает глаза и узнает его, обнимает, притягивает ближе. Семнадцать лет ожидания, семнадцать лет надежды и бесплодных попыток забыть.

Их благоразумия хватает только на то, чтобы уйти с улицы в дом. Быстрое дыхание, горячие прикосновения, ощущение полета, нереальности происходящего. Желание, копившееся многие годы, рвется наружу, застилает мысли. Говорить не хочется, слова ни к чему. Запах его тела, ее стон. Прижаться сильнее, перевернуться, позволяя каждой клетке кожи ощутить тепло его рук.

Когда он заснул, она тихо собрала свои вещи и вышла из комнаты. Их пути давно разошлись, она больше не та влюбленная девчонка. Все в порядке. Это хорошая история, чтобы помнить…

2.

Монолог

Итак, вы это сказали.

Моя первая со всеми вытекающими. Любовь, что и в огне, и в воде, и вообще. Вам пятьдесят два, а мне нет. Спрашивается: где вы были всё это время? Что вам мешало прийти раньше, если я первая? Я – первая, а она, как ни странно, вторая. С ней у вас трое детей, дача в Збурьевке и кролики. У меня лишь однокомнатная, странная соседка и непородистая собака. Но зато любовь.

Однако я спрашиваю, почему не раньше? Ещё в школе намекали, что вам небезынтересно. Что вы не против поближе. Стояли рядом, дёргали за косичку и вырывали портфель. Потом им же и получали. Но вы увлеклись старшеклассницей, а я осталась. Меня отдали на скрипку, и скажу вам – она плакала. Как и Лия Львовна – моя преподавательница. Как все в зале, потому что более бездарного исполнения они не слышали.

Вы тоже моя первая и может даже любовь. Первая с другой стороны. Но зачем такие детали?

Мы поступили в один институт, но попытка сблизиться ограничилась простаиванием возле деканата. Единственный документ, который когда-либо связывал мою и вашу судьбы – курсовой проект. Бессовестно списанный вами у меня. До сих пор не знаю, зачем, если у нас разные факультеты? Вы утверждаете, что это была любовь. Если точнее, она тогда продолжалась. Та первая и неистребимая, как накипь внутри чайника. Сколько бы не избавлялся, она всё равно есть!

Потом был завод. Тот самый цех, куда попадать не советовали. Но пришлось. Я одинокая и свободная, вы с женой и почему-то ребёнком. Её. Сделанным до и без вашего участия. Зачем, спрашивается, вы всё время ходили мимо, косили глазом и пытались потрогать мой станок? С целью отремонтировать? Если помните, именно вы его и поломали. Тогда был большой шум. Он затих только благодаря Петру Васильевичу. Теперь я понимаю, что Петра Васильевича вы не любили не только как начальника. Но и как контактировавшего со мной в стеснённых обстоятельствах и при закрытых дверях. Могу сообщить детально, но вам не понравится. Вам никогда не нравился расчёт стоимости мундштуков внутренних.

Потом была фабрика. Вы снова оказались рядом. С подержанным авто, прежней женой и уже двумя детьми. Дальше я не знаю, но вы не остановились. И случился третий. Мне продолжать?

А теперь вы опять тут. Твердите о первой, которая незабвенная. Нет, не просите. Не уговаривайте. Не звоните. Не назначайте. У нас ничего не выйдет! Столько лет не выходило, а тут прям!

…да, у дуба. Да, в шесть. Только не опаздывать! И никаких стихов. Я это не люблю.

3.

Девушку, за которой он ходит по пятам, зовут Леся. Рыжеволосая красавица с ярким зеленным оттенком глаз и россыпью крупных, золотых веснушек на лице. Она любит в свободное время играть на скрипке и рисовать, любит ночью смотреть на звезды, любит мечтать и танцевать… а еще Леся любит Диму, который после школы провожает ее до дома и каждый вечер приходит в гости, чтобы подарить огромную мягкую игрушку.

Парня, который ходит за ней по пятам, зовут Дима. Дима любит учиться и просиживать время в библиотеке, любит кататься на роликах, любит слушать музыку… Дима любит Лесю. И его холодный взгляд синих глаз стремительно теплеет, стоит увидеть рыжеволосую девушку, стремящуюся ему на встречу.

Леся перевелась в их школу совсем недавно. Они вместе сидят за одной партой, на общие деньги покупают обед и коротают вечера за уроками в компании друг друга. Дима и Леся знают друг о друге все. Дима знает, что Леся любит конфеты. Что она любит солнце и океан. Леся знает, что Дима любит зиму и снег. Знает, что Диме нравится рассвет в горах так же, как и ей закат на море.

Дима и Леся знают друг о друге все. Даже то, что когда они вместе, их сердца бьются в унисон, попадая в ритм тикающих часов.

Друзья говорят, что влюбленность…

Дима говорит, что любовь. Леся верит Диме, потому что сама так считает. Одноклассникам их не понять. Никому их не понять. Никто не может подарить друг другу часть своей души. А Леся смогла, и ответ получила хрупкое прозрачное доверие, омрачённое одиночеством. Еще Леся получила чужое сердце и тихие слова Димы «Никто не слышит гулкое биение моего сердца. Только ты. Только для тебя».

Девушку, которая сражается за честь своего королевства, зовут Лиана. Она беспощадный и храбрый воин, готовый погибнуть за свой народ.

Парня, что нападает на ее королевство, зовут Демиан. Он черный маг, сбособный уничтожить все на своем пути.

Друг для друга они враги.

Но это лишь легенда.

Дима любит Лесю.

Леся любит Диму.

Они – ученики сто двадцать третьей школы. Они просто подростки, любовь которых овеяна ореолом романтики.

Они никому не скажут, что являются самыми злейшими противниками, потому что сами об этом не знают.

4.

Всегда ненавидел встречи выпускников. Есть в них что-то скользкое, пыльное, как пронафталиненное платье в старой, заброшенной кладовке — немой свидетель твоих поражений и побед. С прошлым стараюсь не связываться — привык начинать с чистого листа. Так проще. На самом деле, ну что мы можем сказать друг другу? Чужие люди, некогда собранные в пустую комнату с партами и стульями, через день после выпускного бала снова становятся чужими людьми и с этим ничего не поделаешь. Такова жизнь. Броуновское движение безразличных друг к другу молекул.

Звонок застал меня в трамвае. Стиснутый десятками злых, усталых, дурнопахнущих тел, я возвращался домой после выматывающей до последнего нерва смены. Звонила Она. Её голос я мог бы узнать из тысячи.

— Мы собираемся завтра у Марьи Ивановны. Ты придёшь?

И что я мог ей ответить? Если бы кто-нибудь другой… Так легко сказать: «Плохо слышно. Перезвоню», — и бросить трубку. Но звонила Она. Поэтому я робко прошептал: «Да, конечно».

— Тогда завтра, в пять. До встречи.

Она, как всегда, оставила последнее слово за собой.

Весь следующий день я провёл как на иголках. Несколько раз допустил брак, чуть не отхватил себе палец фрезой. В конце концов сказал себе: «Какого чёрта? Это просто встреча. С Марьей Ивановной, моей второй мамой», — и успокоился.

Школа была в двух шагах от завода, а Марья Ивановна жила прямо напротив школы — она никогда не любила долгих прогулок. Я решил пройтись пешком, по дороге заскочить в продуктовый — купить конфеты, вино. Не идти же навстречу с пустыми руками.

Передо мной в очереди стояла какая-то бабка. Сморщенная, сутулая. Старый, поношенный плащ, испещрённый странного цвета желтоватыми пятнами, полуоторванный карман, наспех пришитый толстыми чёрными нитками, жилистая рука, испещрённая сетью выступивших вен… Она попросила хлеба. И я узнал голос. Её голос.

— Аня? — осторожно-удивлённо спросил я.

Она обернулась, окинула меня быстрым взглядом и бросилась вон из магазина. Я побежал следом за ней.

— Женщина, а хлеб?! — раздался позади меня недоумевающий окрик продавщицы.

Когда я выбежал на крыльцо, Ани уже не было. Она словно испарилась, исчезла, растаяла как мираж. Я опёрся плечом о столб, поддерживающий козырёк над входом, закурил. Вспомнил ту девочку-Анечку, в которую влюбился за её ровный и спокойный как Волга голос и бездонные, словно небо в июльский полдень, глаза. Вспомнил себя — исполненного мечтаний и стихов белокурого мальчика со словно приклеенной к лицу улыбкой. Вздохнул и понял, наконец, почему я не люблю встречи выпускников. Зеркало, как и Время, бесстрастно. Оно показывает тебе тебя. И я, если честно, боюсь этого отражения.

5.

Белое платье

— Ты любишь меня?

— Да!

— И мы больше никогда не расстанемся?

— Никогда!

— Обещаешь?

— Обещаю!

Влюбленные, нежно взявшись за руки, уходили в глубину сцены.

Занавес.

— Маргарита Андреевна, белое платье для героини готово, — шепнула на ухо исполнительная ассистентка.

— Спасибо, на сегодня – все. Завтра в одиннадцать, как договорились.

Рита стремительно спускалась по бесконечным ступеням театральной лестницы. «Эх, Рита-Маргарита, нет у тебя финала!.. Получается какая-то банальная сентименталка, фальшиво и примитивно. А это – «белое платье»?! Затертое клише, обывательский символ чистоты и невинности!»

Она села за руль и съехала с парковки. Резко вклинившись в поток машин, услышала сзади недовольный сигнал клаксона.

«Взяла бы нескучную классику или какой-нибудь адюльтер с перчинкой – беспроигрышный вариант для зрителя. Так нет же! Весна, весна – пора любви… Романтики захотелось!»

Увидев справа колоннаду парка, Рита притормозила: «Надо проветриться». Она вышла из машины и устроилась за столиком открытого кафе. Заказала чай и бросила сумку на рядом стоящее кресло, тем самым обозначив и закрыв для вторжения свое личное пространство.

Рита была убеждена, что нужно иметь четкое представление о том, о чем вещаешь публично, тем более – со сцены. А что она, в сущности, могла сказать о любви?

Муж Сергей, с которым сидели за одной партой, уже три года жил в другом городе и в другой семье. Сын Мишка – студент и баламут, душой, телом, а главное – привычками был копией своего отца. Вся личная жизнь за последний год – только пара отвергнутых ею приглашений на чашечку кофе со всеми вытекающими: от незадачливого коллеги, который где только не обретался в поисках творческого вдохновения, и от случайного знакомого на черноморском побережье.

«Да… скоро сдача спектакля, а финала – нет… — Рита отхлебнула глоток горячего чая, — может, порыться в классике?»

У колоннады, переминаясь с ноги на ногу, стоял молодой человек и прятал за спиной красную розочку. Она пригляделась: «Мишка!.. А мне сказал, что весь вечер будет работать над курсовой!» На Мишкином лице проглядывала нехарактерная застенчивая улыбка.

Рита посмотрела в ту сторону, куда был направлен взгляд сына. Навстречу ему приближалась девушка. Она задорно выстукивала каблучками, подымаясь по ступеням у колоннады. Весенний ветер развивал длинные каштановые волосы и полы легкого плаща. Мишка сделал несколько шагов вперед. Он галантно подал руку, помогая своей даме преодолеть последнюю ступеньку. С улыбкой что-то проговорил, и вручил цветок. Продолжая держаться за руки, они медленно удалялись в глубину парка.

На девушке было белое платье…

6.

— Это всё из-за меня получилось. Мы танцевали, а потом она сказала: ну её, эту дискотеку, давай ты мне лучше про звёзды расскажешь, у тебя здорово получается. А я знаю место одно, наверху, на чёрной лестнице. Там окошко есть — небо отлично видно. Ну, мы поднялись на второй, идём по коридору. И тут она говорит перед спортзалом: смотри, открыто. Нет, я ни о чём таком не думал, честное слово. Мы зашли, и тут я…

— Не слушайте его, ерунду он несёт. И вовсе мы ничего такого не делали! Да, сидели вдвоём на матах. Ну ладно, не совсем сидели, какая разница. Ну и что, что в мужской раздевалке? Можно подумать, в женской было бы лучше. Виктор Сергеевич, я не грублю. И не дерзю… не держу… ну в общем, просто объяснить пытаюсь. И ничего он меня не раздевал. Вы посмотрите на него, разве такой способен сам девушку раздеть? А ты молчи, тебя не спрашивают! И совсем даже не безо всего. На мне стринги были. А он так вообще одетый был… почти что. Я же говорю, не раздевал он меня, я сама. И его тоже. Не смотрите так, пожалуйста. Да знаю я, что это школа, учреждение образования и всё такое, но Вы же сами нам говорили на литературе: «Любви все возрасты покорны». Очень прочувствованно Вы умеете стихи читать. Я не подлизываюсь, я правду говорю. Если бы не этот…

— Какой я тебе «этот», соплячка! Был бы я твоим батькой — задал бы такого ремня, неделю бы на задницу не села! И хахалю твоему худосочному заодно. Значит, дело было так. Пошёл я на вечерний обход, хотел успеть обсмотреть всё до того, как эти их танцульки кончатся. Иду мимо спортзала, смотрю — ёкарный бабай, дверь приоткрыта. Видно, думаю, Семёновна после первой смены запереть забыла. Но на всякий случай решил проверить, вдруг чужой кто. Врубаю свет, а там эти… голубки, мать их ити. И такое зло меня разобрало. Сорвал огнетушитель со стены да по ним струёй и зарядил. Я ж не знал, что тому огнетушителю сто лет в обед. Хорошо, не поубивало никого, когда он взорвался. А дверь в раздевалку я вам новую справлю, не волнуйтесь, у меня ж сын как раз по этим делам…

— Иван Трофимович, спасибо, вы свободны. А вы двое — завтра к 17-00 жду. В рабочей одежде. Или вы думаете, я сам это всё от стен отскребать буду? А теперь оба — ВОН ОТСЮДА!!!

Оставшись один, директор достал из потайного ящичка заветную бутылочку и рюмку. Привычным движением отмерил дозу, повернулся к большому зеркалу, посмотрел в усталые глаза двойника.

— Ну что, с новым тебя учебным годом, Виктор Сергеевич. С новым счастьем.

И залпом выпил валокордин.

7.

ЛЮБОВЬ!

Утром Витя открыл глаза и почувствовал — всё изменилось! Всё изменилось в нём, и мир вокруг стал другим. И всё потому, что сегодня ночью ему приснилась Маринка. Маринка Гаврикова — чистюля и отличница, с которой они вот уже пять лет учились в одном классе, и на которую он не обращал особого внимания до самого сегодняшнего утра.

Он лежал, заложив руки под голову, смотрел в белёный потолок и прислушивался к тому, что происходило внутри. А внутри, в самой середине груди, всё раздувался и раздувался горячий воздушный шар. От него разливалось тепло, и тело становилось лёгким как перо, готовое взлететь при малейшем дуновении.

Перед глазами плясали два пышных хвоста, всегда пахнущих чем-то приятным, и опускающихся до самых Маринкиных плеч. Золотистые и блестящие, аккуратно перетянутые двумя белыми капроновыми бантами, они плавно покачивались, касаясь её, чуть оттопыренных, просвечивающихся на солнце ушей. Они падали на её локти, когда она, склонившись над тетрадкой, старательно выводила большие круглые буквы, мягко покусывая при этом губы. Они порхали как две большие бабочки, когда на уроке физкультуры Маринка неслась по беговой дорожке стадиона раскрасневшаяся, с каплями пота на лбу, со сверкающими глазами, хрупкая и обтянутая спортивной формой.

Шар в груди раздулся до гигантских размеров и Витя тяжело вздохнул. Ему захотелось прикоснуться щекой к Маринкиным хвостам и вдохнуть их запах.

В комнату заглянула мама.

— Не спишь?

— Мам?! — Витя посмотрел ей прямо в глаза. — Можно я сегодня в школу не пойду?

— С чего это? Ты не заболел, сокол?! То-то я слышу — всё утро вздыхаешь, — мама присела на край кровати и торопливо приложила тёплые губы к Витиному лбу. — Температуры вроде нет.

— Да я не болею!

— Опять с Гошкой подрались?!

— Да не дрались мы с Гошкой! Просто… можно не ходить сегодня?

Мама внимательно осмотрела Витины глаза, ощупала горло. Зачем-то пробежалась пальцами по его волосам.

— Что с тобой, сынок?

— Да так… — Витя опять вздохнул, перевернулся на живот и подперев подбородок кулаком, уставился в окно. — Нужно.…

За окошком ярко светило весеннее солнце. Через открытую форточку в комнату лились звонкое чириканье воробьёв, шелест листвы и густой запах распустившихся за ночь черёмух. Тёплый ветерок покачивал край белой тюли. Мама смотрела на стриженый затылок сына и тревога на её лице постепенно сменялась доброй теплой улыбкой.

8.

— Мама, ты о чем?! Какая, к черту, первая любовь? Ты видела его лицо?

— Ну, дочка. Все-таки двадцать пять лет прошло с выпускного бала. Годы корректируют нашу внешность не в лучшую сторону. Но он все такой же романтик, сочиняющий лирические стихи и повести про любовь.

— И что? Ты готова читать с его отечного лица пухлый роман о продолжительном запое?

— Ты неимоверно жестока, дочь.

— А ты неимоверно легкомысленна. Папа прав, когда говорит, что ты до сих пор витаешь в облаках.

— Да, дочь, мне в жизни не хватает романтики. Один сплошной быт. Чудесно организованный стараниями твоего отца, но жутко смахивающий на золотую клетку.

— И ты хочешь бросить нас, чтобы испытать лирические надрывы с беспробудным пьяницей?

— Он не пьяница! Ему просто не везло в жизни. Не было счастья, вот он и заливал свою боль водкой. И все его беды из-за меня.

— Это он сказал, что из-за тебя?

— Это я так почувствовала на встрече выпускников. Знаешь, а мы ведь когда-то мечтали вместе написать большущий роман о вечной любви. Но в наши отношения вмешался твой папа и…

— И правильно сделал!

— Ты предлагаешь мне носить траур по мечте все оставшиеся годы? Вы без меня не пропадете, а я, знаешь ли, хочу душой пожить.

— Ну-да, ну-да. Была б душа, а мытарства найдутся. Желаю вдохновения, мама!

9.

Ревновать не будем

— Ты ведь понимаешь, первая любовь – она на всю жизнь. Ее невозможно забыть.

— Прекрасно понимаю! У меня все то же самое… Но мы же умные люди, мы не будем ревновать друг друга?

— Ни за что!

Парень и девушка сидели, обнявшись, на диване. Во взглядах у обоих сквозила некоторая настороженность. Все-таки не каждый день узнаешь, что у любимого человека гораздо раньше тебя появилась другая сердечная привязанность.

— Скажи… — неуверенно начала девушка. – А когда ты с ней впервые познакомился?

— Очень давно, в детстве… — начал рассказывать тот. – Меня родители с ней познакомили – были уверены, что я ее сразу полюблю. Но поначалу она мне не очень нравилась, я только через пару лет понял, что не могу без нее…

Его подруга кивнула. Ей не очень приятно было слышать о первой любви своего парня, но она постаралась сдержать эмоции. Они же оба только что решили не ревновать!

— Ну а ты как встретилась со своим… увлечением? – спросил парень.

Девушка отвела глаза:

— Ты знаешь – случайно. Тоже в детстве. Меня старший брат должен был в кукольный театр отвести, но перепутал адреса. Мама его потом долго пилила…

— Но ты из-за этого не расстроилась?

— Совсем нет! Я сразу поняла – это моя любовь на всю жизнь! И потом много раз убеждалась, что это так.

Они снова посмотрели друг на друга и смущенно заулыбались.

— Познакомить тебя с ней? – спросил парень. Девушка снова напряглась, но заставила себя улыбнуться:

— Да, если можно. Я хочу узнать, какая она – твоя первая любовь…

— Она должна будет тебе понравиться, — уверенно заявил парень и подошел к стоящему в углу пианино. Сел на круглый вертящийся стул, поднял черную лакированную крышку… и в комнате зазвучала музыка. Девушка подалась вперед, словно стараясь приблизиться к пианино, чтобы лучше слышать, хотя мелодия, сначала тихая, вскоре стала громче и заполнила собой всю комнату. И даже после того, как он стихла, девушка ещё некоторое время сидела молча под впечатлением от услышанного.

— Ну как? – шепотом спросил молодой человек.

— Потрясающе, — еще тише прошептала его подруга. – Теперь я тебя понимаю!

— Спасибо… Ну а ты меня со своей первой любовью познакомишь?

— Конечно! Сейчас… — девушка вскочила с дивана, несколько раз быстро сжала и разжала кулаки, а потом взяла из вазы четыре небольших яблока. Секунда – и яблоки закружились у нее над головой, слившись в сплошную красно-желтую дугу.

Парень заворожено смотрел, как она жонглирует, и тоже обещал себе никогда не ревновать ее к этому искусству.

10.

Наконец-то! Как долго ждал он этой минуты! Несколько часов и он встретиться с ней – единственной любовью своей жизни! Сколько раз представлял себе эту встречу! Сколько дней мечтал о ней! Долгими вечерами думал: какая она – его единственная? Его пожирали сомнения: а вдруг кто-нибудь другой, более ушлый и быстрый, займет его место? Вдруг, не хватит сил и мужества преодолеть все преграды на пути к встрече с ней? От этого сходил сума и рвался, рвался на свободу! Но кое-где считали, что его время еще не пришло. И он смирялся. И он ждал. Ждал освобождения, Ждал, по ночам представляя, как они сольются воедино и уже больше никогда не расстанутся. Представлял, как после таинства зародится новая жизнь… И умирал. Умирал от невыносимой тоски по ней. Изнывал от желания… Мечтал, что когда его выпустят, стремглав помчится к ней, преодолевая все преграды! Все опасности! Только к ней!!!

Он ни разу не видел ее. Не представлял даже, какая она. Одно знал точно: они просто созданы друг для друга! Она – та единственная, неповторимая… Вся жизнь его, все существование его только ради одного — ради этой встречи! Любовь первая и единственная! В том, что единственная, он и не сомневался. Без нее он — ничто! Он умрет без нее, пропадет…

Как же долго длилось заключение. Как мучительно долго оно длилось… И вот сейчас он несся к ней. Вперед! Только вперед! Навстречу своей любви! Он не должен проиграть! Миллионы таких же как он, ведомые инстинктом, несутся рядом, вертя своими хвостиками-жгутиками. Такие же как он, с такой же жаждой победы. Обгоняют, отстают… И вот — цель видна! Какая она великолепная!!! В последний рывок он вкладывает всю оставшуюся силу и…

Яйцеклетка оплодотворена!!!

И он просто отработанный материал…

11.

Гудки

Гудок.

— Почему все такое черно-белое, Мерилин?

— А, может, сначала надо поздороваться, Виктор?

— Зачем мне здороваться с тобой? Ты, ведь, никогда меня не покидала. Ты рядом.

— Тысячи километров, это по-твоему «рядом»?

— Да хоть световых лет, — шепотом — Ты просто есть, и все.

— А куда цвета пропали?

— Это я и хотел у тебя спросить.

— Они не пропали, милый. Это всего-лишь дождь. Дашь послушать?

— А ты мне что?

— Я тебе спою. Про тебя. Про Всадника без Головы.

Он смеется.

— Приедешь, отлетит. Напрочь.

Она, игриво намекая:

— А сейчас?

— Ты не про ту голову?!

— И кто из нас пошляк?

— Лучше бы дождь послушала.

Двухголосый смех.

Пауза. Дыхание. Молчание. Тихий голос Мерилин с хрипотцой. Только Виктор может различить в нем плач.

— Я бы все отдала, чтобы твой дождь закончился.

Издалека доносятся гудки.

— Я бы оглох для всего остального, чтобы только слышать, как ты поешь.

Почти синхронный крик на фоне нарастающих гудков.

— Стой!

— Подожди, не уходи!

Голоса пропадают. Остаются только они. Монотонные, механические, безжизненные.

Тысячи километров. Непреодолимое расстояние для тех, кто связан лишь воображением. Для тех, кто, взяв трубку, перестает слышать гудок, не набирая номер. На разных концах Земли они каждый раз придумывают друг другу новые имена. Они оба хотят, чтобы диалог сложился именно так. Но с кем, если они даже не подозревают о существовании друг друга? А что, если плоды нашего воображения не берутся из ниоткуда? Что, если к нам поступает правдивая информация? Факты. Действительность. А если наше воображение само формирует эту действительность?

*****

Гудок.

— Я устала, Диего.

— От того, что тебе некому спеть про Всадника без Головы, Лиция?

— И от того, что не могу заглушить твой дождь.

— Я тоже. А давай встретимся.

Она удивленно:

— Как? Где? Когда?

Пауза. Она продолжает.

— А давай! У тебя есть глобус?

— Есть! И я закрыл глаза. Ты тоже?

— Да. Тыкаем пальцем на «Раз, два, три». Готов?

— Готов.

Они синхронно, медленно:

— Раз. Два. Три!

Снова гудок. Открывают глаза. У любого нормального человека возникнет вопрос:«А вдруг не угадаю. Шанс один на миллиард. Даже если получится, как мы друг друга найдем?» А у них есть руки, ноги и одно безумие на двоих.

12.

Я влюбился в нее год назад, и тогда моя тихая размеренная жизнь затрещала по швам и стала разваливаться. Это было неправильно и неестественно, но я ничего не мог с собой поделать. Только увижу ее – и сразу холодеет внутри, дыхание перехватывает и хочется плакать, или смеяться, или выть. Потому что знаю – вместе нам не быть, никогда.

Сколько раз я мечтал о ее прикосновении, и однажды моя мечта сбылась, хоть и частично.

Начало дня было просто ужасным: я увидел ее с другим. Они шли по коридору, держась за руки и тихо переговаривались тем интимным шепотом, который доступен лишь влюбленным. Я застыл и не мог пошевелиться от боли, ужаса и, как ни странно, радости за нее. Скупая мужская слеза — капля двуокиси углерода — скатилась по раструбу, превращаясь в маленькую ледышку и холод сковал изнутри мой металлический корпус.

К моему ужасу, они, смущенно оглянувшись по сторонам, уселись на скамейку недалеко от меня. Я смотрел как они целуются, смотрел на его идиотский свитер с цветами, и не понимал, что она в нем нашла. Не в силах больше этого выносить, я отвернулся к стене и попытался успокоиться, сбить перепады давления внутри корпуса.

Кажется, я выпал из реальной жизни, погрузившись в свои мрачные мысли.

Что-то было не так, что происходило, и это чувство вывело меня из ступора и заставило посмотреть назад. Случившееся в последующие секунд двадцать шокировало меня до глубины души: Я увидел, как моя возлюбленная отбивается от этого подонка, зажавшего ее на скамейке, как ей удается вырваться и отбежать, но он догоняет ее и хватает за волосы… В руке его блестит нож. Ей снова удается вырваться, но она в ловушке – зажата в углу, в том самом углу, который был моим пристанищем. Хрип бессильной ярости вырывается из моего раструба, они невольно оборачиваются на звук, и ее лицо… Я запомню это навсегда: по ее лицу размазаны тени, потекшие от слез, но в глазах уже не отчаяние, в них решимость. Она срывает меня со стены (вот оно, то самое прикосновение!) и бьет ошеломленного Цветастого Свитера по голове с силой, которой никто бы не смог заподозрить в такой нежной и хрупкой девушке. Подонок роняет нож и мешком оседает на пол. На мне его кровь.

Сейчас в коридоре людно: медсестры успокаивают ревущую девушку и уводят прочь, Свитера фотографируют, а меня заворачивают в полиэтилен и несут к новой жизни. Скоро я буду на складе вещдоков, среди сотен предметов, ставших участниками трагедий, и каждый из них расскажет мне свою историю…

А потом и я расскажу свою – историю о первой любви.

13.

Наташа была необыкновенной! Когда она смотрела на меня, то казалось, что сердце вылетает со всех орбит или вообще перестаёт биться. Она была весёлой, непредсказуемой и открытой девушкой. Наташа была самой яркой в нашей группе, и, конечно же, все в неё были влюблены. В том числе и я. Это была моя первая любовь. Но почему? Как я могла влюбиться в неё..?

С третьего курса мы сидели почти на всех парах вместе. За два года учебы я превратилась для неё из простой однокурсницы — в лучшую подругу. Я сделала всё для этого. Я не могла делить свою Наташу ни с кем. Но при этом я была её бледной тенью. Она — синеглазая брюнетка, такая тоненькая и хрупкая, как статуэтка, с необычайно красивой высокой и пышной грудью, что ещё больше подчеркивалось её точёной фигуркой. Я же с волосами мышиного цвета, тусклыми серыми глазами и тело крупнее раза в два. Она общительная и весёлая, а я — тихоня. И я мечтала, чтобы Наташа любила меня…

На мой день рождения она осталась у меня ночевать, так как было уже слишком поздно. Мы лежали в одной кровати и болтали о всяких глупостях. А потом я, поддавшись порыву, равному по силе только извержению вулкана, поцеловала её в нежные пухлые губы… Наташа резко отстранилась и выпрыгнула из кровати, как ужаленная:

— Ирка, ты чего, сдурела? Не смешно! Ты же знаешь, что я Мишу с последнего курса люблю! — Она вызвала такси и уехала. А я проревела всю ночь. Что я наделала! Как она смотрела на меня! Ей было противно…

На следующий день, я шла на пару и репетировала слова извинения.

Я хотела перевести всё в шутку. Наташа на пару не пришла и в перерыве, я решилась ей позвонить. После этого звонка моя жизнь разделилась на две половины: до и после… Её мама сквозь рыдания сказала мне, что Наташа ночью попала в аварию и умерла утром в больнице.

Я хотела резать вены, но, слава богу, опомнилась, подумала о родителях. Потом возненавидела себя, ведь виновата в её смерти была я. Не поцелуй я её тогда, Наташа не уехала бы и сейчас продолжала бы жить…

Несколько лет я была уверена, что больше никого не полюблю, пока не встретила его — будущего мужа и отца наших детей. С ним я почувствовала себя желанной женщиной и наконец-то успокоилась по поводу своей ориентации. Потом уже я поняла, что видела в Наташе те черты, которыми хотела обладать сама: ум, какая-то просто инопланетная красота, притягательность, красивая улыбка… Так мне видимо этого хотелось, что я думала, будто влюбилась в неё. И я не виновата в её смерти. По крайней мере, так говорит мой психолог…

14.

Любовь и боль

—… Так вот. Несут меня, значит, драться…

— Андрей!

Я оборачиваюсь. Юля. Как она достала! Ну сколько можно?!

— Юля, я же просил! Оставь меня в покое!

— Я не могу…

— Можешь! — сказал я твёрдо.

С Юлей я познакомился полтора года назад. Тихая, домашняя девочка. И, как оказалось в последствии — скучная. Мы встречались год. За это время она успела мне надоесть. Я поговорил с ней и мы мирно, вроде бы, расстались. Прошло два месяца. Я уже и думать о ней забыл. Потом начались эти преследования. По началу это выражалось в телефонных звонках и SMSках, но, с некоторых пор, Юля начала подстерегать меня на улице…

— Андрей, кто это? — Катя удивлённо разглядывала Юлю.

— Это… — я замялся. И что ей ответить? Ситуация достаточно недвусмысленная. Надеюсь, она поймёт… — Это — моя бывшая девушка. Только вот, слово «бывшая» видимо отсутствует в её словаре, поскольку она его решительно не понимает. Так вот, эта БЫВШАЯ девушка сейчас развернётся и уе… кхм… уйдёт. Из моей жизни. Навсегда.

Последние слова я говорил уже глядя на Юлю.

— Ну зачем ты так? — в её глазах — слёзы.

— А как? Как, если ты не понимаешь по хорошему?

— Я же люблю тебя!

— Да, да, я помню. Первая любовь и всё такое… Юля, первая — не последняя. Найдёшь себе кого-то другого. Просто, перестань за мной бегать и, через некоторое время, поймёшь, что не так уж я тебе нужен…

— Это не правда! Я пыталась. И всё равно, ты мне нужен. Я тебя лю…

— Хватит! — моё терпение лопнуло.

— Девушка, в самом деле… — не выдержала Катя.

— Нет! Люблю! И буду любить! И… и… не отдам тебя этой… этой стерве!

— Да что вы себе позволяете! — Катя подалась вперёд, но тут же отшатнулась в испуге. В руке у Юли блеснул нож.

— Эй! Ты чего… — я не верил. Не мог поверить, что она решится использовать его. — Брось…

— Не отдам! — Юля подскочила ко мне и стала наносить удары в живот. — Не отдам! Не отдам! Не отдам!

— Юля… — мир завертелся вокруг, дикая боль распространилась из живота по всему телу и сознание начало угасать…

… В парке, на асфальтовой дорожке сидела девушка. Её руки, одежда, даже лицо были в крови. Она сидела, положив на колени голову мёртвого юноши и тихо шептала:

— Ты мой…

15.

Его звали Саша. И я до сих пор помню его лицо: большие карие глаза; длинные, каким позавидовала бы любая девочка, ресницы; небольшие пухлые губы. Как я узнала позже, его отец был военным, и их семья переехала из другого города. Так Саша оказался в моем классе. Он стоял рядом с учителем у доски, а я смотрела на него и млела, не в силах отвести глаз. Он тоже замер, глядя на меня, и от этого мое сердце билось все сильнее, словно птичка, пытающаяся вырваться на свободу.

А после уроков он проводил меня до дома. Там, во дворе, мы качались на качелях, а потом долго сидели на лавочке и болтали. Как мне кажется, обо всем на свете. В дальнейшем это стало традицией: дорога до дома, качели, лавочка. И каждый раз нам было невыносимо трудно расставаться. Будто расставались мы не на ночь, а на целую вечность

В конце учебного года учителя устроили нам праздник: в спортзале накрыли столы, украсили стены шариками, принесли большой магнитофон с кучей кассет. Столы опустели моментально, после чего последовали разные игры: съедобное — несъедобное, ручеек, жмурки. А потом начались танцы.

Тогда, в темноте зала, мы первый раз поцеловались. Я помню, как дрожало все внутри, когда мы оба, не сговариваясь, соприкоснулись губами. Это не было настоящим, взрослым поцелуем: всего одно мгновение, робкое, легкое, как ветерок, прикосновение. Но меня унесло, будто на крыльях! Потом, дома, я долго не могла уснуть. Мечтала, улыбалась и… вспоминала.

Через неделю после бала родители отправили меня на каникулы в деревню, где я провела почти три месяца. Тогда я в первый и последний раз мечтала, что бы лето поскорее кончилось. А когда я вернулась домой, то первым делом бросилась к телефону. Но набрав заветный номер, услышала совсем не знакомый мне голос. На другом конце провода мне сообщили, что предыдущие жильцы переехали, так как отца семейства перевели по службе на новое место.

В трубке уже звучали гудки, а я стояла, прижимая ее к уху, и плакала, не в силах поверить… Оставалась лишь надежда, что он позвонит.

Но этого так и не произошло…

Сейчас мне тридцать. У меня чудесная семья и я абсолютно счастлива в своем уютном мирке. Но сегодня я стала копаться в старых папках: листочки со стихами, школьные тетради, анкеты. И среди них я случайно нашла маленькое розовое сердечко, вырезанное из цветной бумаги. На нем детской рукой аккуратно выведено: “Я люблю тебя!”.

Эти три бессмертных, как вечность, слова и пробудили во мне воспоминания. Теплые, будто парное молоко. Его звали Саша. И я до сих пор помню его лицо…

16.

Лидочке скоро тридцать. Лидочка всем довольна. Не последнее место занимает в крупном рекламном агентстве. Имеет добротную квартиру. Катается на шикарной машине. И добилась этого сама.

А все потому что вовремя прекратила жалобы на судьбу, которая еще в школьные годы определила ей жесткий регламент на любовь.

Да, была любовь, та самая первая. Красивая, возвышенная, с мечтаниями под луной и нежными поцелуями. Закончилась предательством с его стороны и горькими слезами с ее.

Она не разобиделась на судьбу. Быстро прекратила всхлипывания, гордо подняла голову и уверенной походкой пошла по жизни.

Вроде и смотрят в ее сторону кавалеры, а дальше конфетно-букетной стадии дело не доходит. Может, действительно, не смогла простить того, единственного, который обманул девичьи ожидания. Вот и видят потенциальные женихи в ее глазах сакральное: «все мужики сво».

Она давно смирилась, что семьи у нее не будет, и перестала считать, что проживает жизнь на троечку.

А сегодняшний день болезненно напомнил о том, о чем пыталась забыть все эти годы.

Тот, единственный, еще не забытый, устроился в их фирму. Мелкой сошкой, конечно, что дает возможность не встречаться на рабочем месте. Но сердечко заныло.

Засосало под ложечкой, как тогда, на выпускном вечере. Она совершенно случайно зашла в математический класс, просто платье поправить. Включила свет в кабинете и замерла, когда двое любовников отпрянули друг от друга.

Но хватит, Лидочка не позволяет себе смаковать тот эпизод. Она сильная. Она выдюжит.

Вот только как теперь поступить – не знает. Загнобить как подчиненного или …

А «или» не имело четкого образа. И она все сидела и сидела за директорским столом, игнорируя нескончаемые телефонные звонки.

И очень жалела, что рассорилась с кадровым отделом месяц назад. А она ведь не хозяйка, не имеет на них управы.