Салфетки-65. 2-ой тур.

№ 1.

***

Серый поток пешеходов. Идут с одинаковыми лицами и смотрят строго перед собой. А Джон старался больше глядеть по сторонам и идти как можно быстрее. Только так он мог отвлечься и не думать об Идее. Не думать, чтобы не потерять ее. Ведь впервые за долгое время он чувствовал жизнь.

Три года назад Джон прошел популярную госпрограмму Очищения. «Вы подвержены гневу и ревности? Вас часто одолевает страх или уныние? Мы поможем! – говорилось в рекламном проспекте. – Мы очистим ваше изнуренное сознание от пагубных чувств и помыслов! Приходите и приводите друзей! За три Очищения четвертое бесплатно!»

Друзей у Джона не было, но не прибавилось и после. Ничего не прибавилось – он был абсолютно чист и абсолютно пуст. Экая хитрая уловка правительства! Превращают людей по их же воле в роботов, которые находят смысл лишь в своей работе. Почему все были настолько слепы? Как не понимали, что без слабости нет силы? Программа не просто устраняла пагубное, она вырезала его под корень. И стоило бы догадаться, что без этого корня не будет и ничего светлого.

Джон страдал депрессией и избавился от нее. Но безразличие оказалось намного хуже.

Сейчас оно ушло, потому что в нем зародилась Идея. В сущности, Джон даже не знал, чем она является: мыслью, чувством или состоянием души (если она осталась). Единственное, что он понял, звучало парадоксально: Идея заключает в себе надежду на то, что Идея живет и в ком-то другом.

Джон встряхнулся и сбросил задумчивость. Если размышлять об Идее слишком много, она растворится, как и все остальное. Надо прибавить ходу…

– Сэр, не желаете ли очиститься! – послышалось из динамика автомата-зазывалы.

Да, и на этой улице попался салон Очищения. Развелось их. Приветливые розовые огни приглашают зайти и потерять все, что было вам дорого. Но Джону уже нечего бояться. Он заглянул внутрь: вдруг хоть на сей раз кого-то спасет.

В приемной было пусто. Длинный ряд одинаковых стульев да стойка с буклетами. Джон взял одну книжку, открыл оглавление и вдруг замер. Последним пунктом значилось: «Идея, 15 стр». Дрожащей рукой он перелистал страницы и прочел:

«Идея – распространенный недуг после Очищения. Вам кажется, что все вокруг потеряли свою индивидуальность и только вы это видите. Производительность под влиянием Идеи снижается на 45% и более. Рекомендуем немедленное лечение при обнаружении…»

– Сэр.

Джон вздрогнул и поднял глаза. В дверях кабинета стояла секретарша.

– Выбрали что-то? – спросила она приторным голосом.

– Я? – Джон замялся. – Не знаю. Наверное. Вы избавляете от Идеи?

№ 2.

Няня

— Зачем ты приволок в дом эту железяку?

Эдит была возмущена, и не собиралась этого скрывать. «Какого дьявола Пьер?» — кричала её поза, каждый её жест, каждый взгляд. Зачем их семье эта допотопная модель? И что это за модель?

Пьер молчал. Он знал, почему этот робот стоит в дверях, но пока не знал зачем. У старого андройда была два пути, на свалку или в дом Пьера. Датчик его продажи уже истекал, а после оставалось только утилизация. Пьер просто пожалел машину. Робот выглядел целым и надежным, сейчас таких уже не делали, а цена… Цена была сравнима со стоимостью тостера.

— Эди, — промурлыкал Пьер, обнимая любимую, — он будет делать работу по дому …

— Посуду мыть? – Хмыкнула девушка, уже тая. – Ты посмотри на него, его дело исследовать неизвестные миры. Что он может делать по дому?

Вместо Пьера ответил андроид. Не словами, нет. Делом. Он вошел в их небольшую квартиру и быстро навел порядок в комнате, одной рукой переставляя мебель, второй ловко удаляя мусор и пыль. Его металлические лапы быстро навели порядок в шкафах, расставив посуду по сервизам, книги по авторам и сериям, сложив и развесив одежду, отложив в сторону вещи на глажку и стирку. Всё это заняло не больше пяти минут.

— Вот! – довольно объявил Пьер, будто это он придумал такую демонстрацию.

Эдит согласилась, но потребовала перепрограммировать машину. Робот не возражал, Пьер тоже. Сейчас бы Эдит гордилась тем, кого не хотела пускать на порог.

— Спи малыш, спи, всё хорошо, мама и папа скоро придут – робот врал, врал малышу, говоря эти слова тихим приятным голосом.

— Спи, никто тебя не обидит, — говорил робот. И тут он не врал. Пьер не смог удалить программы старого боевого дройда, просто отключил их и добавил режим няни и домашнего рабочего, бесплатные версии, взятые из сети. Спасти молодых ученых дроид не успел, разархивация боевых режимов отняла драгоценные секунды, но ни один из нападавших не смог покинуть их загородный дом. Теперь перед машиной стояла одна цель, спасти и вырастить маленького Жанье.

№ 3.

***

Одиннадцать вечера. Завтра на работу. Выбираю функцию сна и подключаюсь к сети. Так каждую ночь мне снятся разноцветные прекрасные сны из прошлого: деревья с зелеными кронами, цветы, животные и люди. Вот, чего не хватает в нашем мире. Люди вымирают. Ходят легенды, что они уничтожили самих себя. Люди изобрели машины, ядерное оружие, построили заводы, шахты, вырубали леса, загрязнили реки и придумали нас – роботов.

Мы благодарны людям за нашу жизнь, но все равно невыносимо видеть постепенно вымирающий вид. Вчера их была сотня. Сегодня на половину меньше. Как их спасти, — непонятно. Ведь нужно отблагодарить людей за право на жизнь, за Землю, хоть она и не так прекрасна как раньше. Люди совершили много ошибок, но в первую очередь – пренебрежение жизнью. Они не умели любить жизнь. Не смогли выполнить единственное задание, которое было им дано свыше. И сейчас переживают крах. И им уже никто не поможет. Они вымрут, и наступит полноценная эра роботов – эра стали и механизмов, электроэнергии и пустых многоэтажок.

Когда-то у меня был хозяин. Его программа остановилась двести лет назад. С тех пор я просто существую без цели: с работы до дома. Мой хозяин научил меня любить жизнь, и я благодарен ему. Хоть я и разбираю все на программы и формулы, но я осознал, что нельзя потерять жизнь. Это полное прекращение программ и функций. Тебя просто не будет на этом свете. С исчезновением каждого человека я понимаю, что теряю свою жизнь вместе с людьми. Ведь наше главное задание оберегать людей от них самих. Люди исчезнут, и вскоре мы исчезнем тоже.

Да, я робот. Я не умею чувствовать, никогда не познаю силу любви и не почувствую боли, но программами я понимаю, что людей терять нельзя. И нужно что-то делать! Сейчас!

Я вырвал провод из розетки и выбежал из квартиры на улицу. Луна спряталась в карманчик неба. Звезды засыпались в петельки. Если бы я был человеком, я ничего не видел. Что я говорю? Вообще программы расстроились! Нужно завтра зайти на чистку. Для человека улица была бы сплошной темной стеной, но я все видел. Мусорные пакеты – последняя память о людях. Вот, что будет с нами. Я подошел ближе. И, о программы, услышал знакомые вибрации. Плакал ребенок! Я пошел на звук. На мусорном бачке лежал румяный, здоровый крепыш. На руках он перестал плакать и удивленно посмотрел на меня. Не видел роботов что ли?

Меня отвлекли звуки. Я оглянулся. В проулок зашли трое людей с фонарями в руках. Они увидели ребенка и стали подходить к нам.

№ 4.

***

Повсюду доносились шумы сирен и крики людей. Вновь война. И причина тому люди. Люди всегда все портят, готовы жертвовать лучшим ради удобства и постоянства. И не зависимо, кто от этого пострадает. Все, что отличается от привычного и постоянного подлежит уничтожению.

Электронные люди спасались, как могли, прятались кто – где может. Кому повезло, им помогли люди, а кому пришлось прятаться в подвале, и оставалось лишь жалеть, что ничего нельзя изменить.

Было вполне обычно увидеть, как группа людей в форме бегут за очередным несчастным. В период этой войны было тяжело и людям, сокрытие железного народа каралось очень серьезно. Таких «изменников», осмелившихся нарушить закон, ждала та же участь, что и нуждающихся в крове. Смерть.

Вот и эта ночь не была исключением. Над городом непрерывно летали вертолеты, освещая прожекторами темные улицы и переулки. По одной из аллей бежал очередной несчастный. Как и все подобные ему он лишился всего: дома, семьи, тепла. Теперь некуда идти. Есть лишь он, и его преследователи, которые, не было сомнений, в скором времени поймают робота.

Завернув за угол, где стояли мусорные баки, киборг огляделся. Было темно, сыро и грязно. Как и везде теперь в этом городе. Казалось, бежать дальше нет смысла. Сзади доносились голоса, и свет фонарей возвещал о скором приближении «палачей». Уже было подняв кверху руки в покорном жесте, андроид вдруг услышал плач больше походящий на крик. Источник звука находился за баками.

Робот оглянулся назад, и, поняв, что пока ему ничего не угрожает, осторожно пошел на звук. Это могла быть и ловушка. Но оказалось, крик доносился из небольшой соломенной корзины. В ней лежало что – то, завернутое в одеяло. Киборг приблизился к объекту и осторожно отдернул краешек покрывала, при этом сразу же отпрянув. Но любопытство все же взяло вверх над роботом, и, заглянув внутрь, он с удивлением обнаружил человечка. Из свертка выглядывала маленькая безволосая голова. Киборг взял на руки кричащее создание, и тот сразу успокоился. Ясно лишь было, что за человечком никто не придет.

— Тебя тоже бросили? Предали, лишили всего… – прохрипел механическим голосом робот.

В ответ лишь мерное сопение. А за углом неминуемо приближалась смерть. Киборг с удивлением обнаружил, что больше не хочет сдаваться. Он больше не один. Но он точно знал, что ребенок, который сейчас мирно спал, еще изменит ход войны. Он будет бороться за него. И поднявшись на ноги, робот отправился искать то место, где, как он надеялся, сможет обрести счастье.

№ 5.

***

Газеты пестрели заголовками: «Неравный бой робототехники и человека», «Ученые всего мира потерпели поражение», «Очередная попытка слияния провалена». Крупный мужчина усмехнулся про себя и пошел дальше. Люди оборачивались ему вслед, уверенные, что слышат железный скрежет.

Если кто-то узнает правду, — вряд ли поверит, подумал он. Присоединить человеческое сознание к современному андроиду не удавалось никому. И так уж вышло, что для решения самой сложной задачи понадобился самый простой робот.

Увидев свое отражение в витрине, он замер. Шляпа немного скрывала сияющие вместо глаз лампы, большое угловатое тело выделялось под пальто. Стараясь не привлекать внимания, он добрался до окраины города. Захламленные переулки, пустые улицы, мрачные нежилые многоэтажки.

Тяжело было смириться с новой жизнью. Зачем нужен разум, если нет шанса быть понятым? Кому можно довериться, если жизнь в клетке опротивела? Стоило задуматься над происшедшим, воскресить в памяти прошлое, и отчаянье грозило раздавить еще здравый рассудок.

Он никому не нужен. Поршневое сердце в груди на мгновение застыло.

Сзади донесся странный звук — не то писк, не то плач. Он обернулся: возле мусорных мешков в корзинке лежал шевелящийся сверток. Сбоку была записка — пара слов заставила сердце обливаться горячим маслом. Сверток оказался хныкающим младенцем.

Мужчина осторожно поднял его на руки и начал качать — большие железные ладони стали колыбелью. Он хотел спеть, да мысль об отсутствии динамиков со скрипом пронеслась в голове. Мало того, что не человек, так еще и инвалид, лишенный голоса.

Малыш продолжал всхлипывать, но через некоторое время успокоился. Мужчина плотнее завернул одеяльце, явственно ощущая жизнь на своих руках. Общение — это не только сказанные слова. Ржавчина покрыла его тело, но не тронула душу… Он никому не позволит обидеть ребенка.

Сзади раздались голоса, из темноты выскользнул луч света.

Когда-то правда о нем откроется, и произойдет это сейчас или чуть позже — не имеет значения. Главное, что теперь он нужен…

№ 6.

***

Мы бежали за ним. Бежали по переулкам, по крышам, наступали ботинками в грязь, толкая всех, кто был помехой. А груда железа продолжала бежать, судорожно прижимая младенца к груди. Я ненавидел себя в тот момент, но все равно стрелял. Я восхищался роботом, пытающегося спасти ребенка, у которого и так не было шансов выжить, но все равно гнался за ним, чтобы обезвредить. Казалось, погоня будет длиться вечно: компьютерный мозг быстро находил выходы из сложных ситуаций. Но один раз он ошибся, и эта ошибка стала решающей в нашей борьбе. Мы загнали его в угол. Двое моих помощников светили фонариками в лицо ребенка, который, сжав маленькие ручки в кулак, закрывал глазки от режущего света. Робот продолжал прижимать младенца к себе.

-Отпусти его, — приказал я.

Робот не дернулся. Он начал что-то шептать малышу, пытаясь утихомирить его дикий плач.

-Отпусти его!

Я знал, что должен сделать и знал, что не прощу себя. Но не сделать этого тоже не мог. Я был трусом, я был менее человечен в тот момент, чем робот. И тогда я выстрелил. Плач ребенка резко оборвался, тишина оглушила, заполонила собой все пространство. Мои помощники подошли к обмякшему роботу и подняли с железных колен.

-Что с ним делать, сэр?

Грубый, но уважительный голос пробивался сквозь рыдания ребенка, которые до сих пор звучали в моей голове. Я неровно сглотнул и, оторвав свой взгляд от крови, ответил:

-На переработку его.

Неожиданно робот поднял голову и посмотрел на меня своими маленькими черными камерами. Я увидел в них такую боль, на которую не способен ни один человек.

-Это всего лишь ребенок, — сказал он своим размерным, механическим голосом.

Я прокашлялся, но мой хриплый голос все равно предательски задрожал:

-Он болел синдромом Дауна. Его мать нарушила закон, не сделав аборт. Этот ребенок был угрозой человечеству.

-Что может быть хуже, чем бездушие? Вы мертвы, сэр, только себя вы убили сами.

Робот последний раз посмотрел на маленькое тело у мусорных баков и послушно последовал за моими помощниками.

-С ребенком я сам разберусь! — крикнул я удаляющимся фигурам.

Я медленно опустился на колени и поднял малыша, укутанного в кровавое полотенце.

-Прости меня, — шепнул я, — прости…

Машина офицеров медленно двинулась мимо мертвых улиц, где люди были здоровы физически, но уродливы душевно, где машины чувствовали больше, чем черствое сердце человека, где жизнь не стоила ничего…

№ 7.

***

Железный дровосек устал бежать. Изматывали погони, вой сирен, лужи засохшей крови на асфальте. Душа из электродов и микросхем обессилела от надрывного плача младенца.

Последнего человеческого детёныша, рождённого свободным.

Тридцать лет назад случилась революция. Люди-роботы, механизмы-монстры, плоды экспериментов, взбунтовались против своих создателей. С тех пор за людьми идёт охота. Некоторым в мозг вживляют устройства и превращают в домашних животных, оставляют для опытов. Непокорных душат в газовых камерах. С каждым днём людей – всё меньше. Человечество исчерпало себя. Его заменит совершенное общество машин.

Осколки коммун укрылись в трущобах. Но сегодня всё, наконец, кончено. Роботы раскопали среди отбросов последнее пристанище.

И перебили всех.

Кроме одного младенца. Сына златокудрой Дороти, жены молодого учёного с пламенным сердцем, отважного и все ещё не потерявшего надежду.

Он создал железного дровосека из сказки и запрограммировал его на храбрость, совсем как волшебник Изумрудного города.

Когда роботы-полицейские ворвались в подземное поселение, железный дровосек подхватил сына Дороти и унёс. С младенцем оказалось нелегко. Электронный мозг не мог понять капризов ребёнка. Кормить, баюкать, пеленать — безумно сложно в условиях апокалипсиса, когда любой шорох может стать последним.

Труднее всего было с пропитанием. Дровосек поил ребёнка смесью дождевой воды и сока из яблок, которые ещё иногда попадались на местах бывших рынков. Но пища заканчивалась, а машинное масло едва ли подойдёт. Оставалось искать землю обетованную за городской чертой.

Прорываться через кордон.

В последний вечер их засекли. Роботы-полицейские подкрались, когда дровосек покормил ребёнка, и тот почти задремал, озарённый светом глаз-фар. Казалось, что всё хорошо: войны позади, и вот-вот вернётся мать, как в старые добрые времена, возьмёт ребёнка на руки и убаюкает колыбельной.

Дровосек уловил хлопок пустого пакетика от молока, на который наступили, и обернулся.

Трое полицейских. Застывшие плоские лица, серо-синие формы и пистолеты с фонарями.

Железный дровосек побежал, барабаня ступнями по асфальту. За ним ринулись в погоню. Младенец на руках притих от страха, но робот чувствовал, как бьётся его сердце.

Кордоны уже близко. Только бы прорваться. И они спасутся. Схоронятся за городом, в лесу, может, найдут людей. Вдруг там осталась женщина, которая позаботится о последнем младенце мегаполиса?

№ 8.

***

В городе поселился запах войны: крови, гари и разложения.

За семь лет войны люди узнали, что смерть – это не самое страшное, страшнее стать нежитью. Политики и финансисты, считая, что планета перенаселена, приняли закон о принудительной стерилизации. Никто и не догадывался, сорок процентов населения – некроманты, выросшие дети, не имеющие Души.

Север страны с его необъятными тундрами и болотами оказался во власти некромантов и их вождя Антивита. Некромантам достался запасной командный пункт и боевой арсенал.

Индустриальный юг держал оборону.

В небе всходила кровавая луна, и город после двадцати одного часа оказывался во власти патрулей и мародеров. У патруля было оружие, у мародеров численное превосходство и фактор неожиданности.

-Ах, поглоти их Тартар, светомаскировка нарушена. Опять мародеры что-то подожгли!

Свет был настолько ярок, что поднимался выше развалин небоскребов.

Преодолев несколько сот метров, патруль немного поплутал в грязных закоулках, но все же нашел нужный, и яркий луч фонарика осветил странную картину: робот-гостарбайтер, тупиковая ветвь развития робототехники, держал на руках младенца.

Столб света словно шел ниоткуда и в эпицентре его находился малыш.

-Ой, мама, я не видел таких маленьких детей лет сорок.

-А вот и волхвы пожаловали, надо думать, с дарами, — скрипуче просипел робот.

-Ну, ты старая консервная банка, у тебя короткое замыкание случилось? Что плетешь!

-Ребята, ребенок раздет, надо что-то делать.

Один из патрульных достал из сумки, висевшей на плече, чистую портянку, и неуклюже принялся пеленать младенца.

-Может, успеем отнести его в бомбоубежище?

На дальних подступах к городу уже слышался шум летящих самолетов. Жизнь в городе замирала под вой сирен. Некроманты бомбили сегодня четную сторону улицы.

Недалеко от убежища, троим патрульным, встретилась странная компания:

Женщина, старик, и ослик. Младенец заплакал.

-Дайте, дайте его мне, — прошептала девушка, и протянула к ребенку хрупкие белые руки.- Мы с мужем живем за городом, и сразу после налета уходим из города.

-Как зовут тебя сестра?

-Мария, – сквозь грохот взрывов, услышал патруль.

Патрульные облегченно вздохнули. Ни тебе следствия, ни последствия. Да еще выслуга, пенсии, а тут такие проблемы. И ребенок был отдан в нежные материнские руки.

Словно заговоренная, среди всего этого хаоса, семья Марии медленно шла по разрушенному городу.

В душах патрульных не стало страха, появилась уверенность в скором наступлении мира и спасения.

№ 9.

***

— По любому успеем, товарищ майор, — докладывает командиру молодой сапер лейтенант Кудлин, сидящий за пультом управления в бронемашине. На экране монитора в «клешне» робота зажат фугас, гусеницы перемалывают мусор, разбросанный по заброшенным развалинам, выбранным в качестве полигона для учений.

Кудлин продолжает:

— Сто метров до точки подрыва.

— И две минуты до детонации, — напоминает майор Дедов — Дальше мусор по колено. Смотри, чтобы арматуру в гусеницах не зажевало.

«Да он сглазил!» — думает лейтенант, а вслух произносит:

— Неисправность в ходовой части.

— Доигрался, воин. Оставляй заряд и уводи робота. Попробуй вперед-назад.

Слева в метре от устройства плавно поднимается кусок картона. Из-под него выглядывает непонятный предмет.

— Живность. Не отвлекайся, Кудлин.

Но Кудлин, ведомый непонятным предчувствием уже приближает изображение. Предмет оказывается маленькой человеческой ножкой. Клешня отодвигает картон. Ребенок. Живой.

«Не больше трех месяцев отроду.» — определяет майор Дедов, отец полугодовалого сына.

— Двадцать пять секунд — выдыхает ошалевший лейтенант.

23

Майор бежит. Бьет свои личные рекорды, рекорды своего военного училища. Команды слетают с губ на рацию. Группы оцепления и быстрого реагирования уже подняты по тревоге, но они не успеют. Он ближе всех.

20

Торчащая железяка рассекла лоб.

18

Боль. Плевать! Надо! Надо!

15

Впереди расколотые бетонные блоки. Не спотыкнуться и сохранять скорость.

5

Еще не много!

4

Кирпичная стена! Он за углом.

3

2

1

Еще один шаг, и он окажется за углом!

0

Взрыв, и лишь стена спасает майора от неминуемой гибели. Не успел. Это «Не успел» будет преследовать его всю жизнь. Если бы не плач за спиной…

В «клешне» робота двигает ручками и ножками настоящее чудо! Дедов взял его на руки. «Ай да Кудлин.»

Вспомнишь… нечто, вот и оно. Запыхавшееся и снова ошалевшее.

— Вы метеор! Вы успели, товарищ майор! Вы выбежали, у меня полтергейст начался! Камера сдохла. Управление тоже. Думал, хана сорванцу…

— Погоди… Вот робот. Он схватил мальца и проехал порядка тридцати метров. И ты тут не причем?

— Никак нет, — удивляется Кудлин — А может, у кого-то есть резервный пульт управления?

Майор отрицательно мотает головой, покачивая малыша.

— Новая модель с заложенной программой действия?

Дедов смотрит на лейтенанта как на идиота.

Не нашедший объяснение Кудлин бросает многозначительный взгляд на небо, а затем на майора. Тот лишь пожимает плечами, уносит ребенка на медосмотр, шепча ему на ушко:

— Ну что, везучий засранец? С днем Рождения!

№ 10.

***

2537 год от Рождества Христова.

Под пристальным вниманием обьединённого мирового правительства подходило к завершению беспрецедентное в истории человечества уголовное дело.

— Чем вы руководствовались совершая столь дерзкое деяние? — задал вопрос обвинитель.

— Итогом анализа природы человеческого существа и его истории, — электронным звуком из своих динамиков ответило механическое существо, глядя в лицо обвинителя двумя желтыми тусклыми прожекторами.

— Поясните уважаемым судебным заседателям итог вашего анализа, причиной которого и стало само похищение и дальнейшее утаивание младенца Уилсона — второго сына нашего Господа Бога.

— Анализировалась совокупность схожих действий человечества в различные эпохи его развития. Предварительный итог был сопоставлен с нынешними политическими амбициями руководства объединённого мирового правительства. Общим итогом явилась девяносто пяти процентная вероятность умерщвления людьми объекта Уилсона в ближайшие три года, — робот направил свой взгляд в пол.

— Да как вы смеете?! — воскликнул судья, — вы оскверняете честь и достоинство всего человечества и мирового правительства в частности! — Я немедленно использую данное мне право и вынесу обвинительный приговор не дожидаясь окончания заседания.

Металлическое создание подняло взгляд на свирепого судью и произнесло:

— Господи, прости их, ибо не ведают что творят! — после этих слов прожекторы машины погасли.

— Я приговариваю андроида модели А.R.Х. — Г.А.В.Р. 11. L. к немедленной ликвидации путем полного разряжения, — судья ударил маленьким деревянным молоточком по столу, — суд окончен.

_________________________________________________________________________________

Внеконкурс

Внеконкурс № 1

Чистюли

Луч фонаря едва прорывался сквозь смрадный воздух проулка. Груды пластиковых мешков, забитых до отказа отходами жизнедеятельности. Лужи, источающие жуткую вонь. Густой туман неестественных цветов. Этот район города давно считался небезопасным, даже «стражам чистоты» было запрещено перемещаться по нему менее чем по три человека в группе. Но и по трое они не чувствовали себя столь уверенно, как в центре Города или в его Синдиках, районах принадлежащих крупным синдикатам. Луч фонаря дрожал, дергаясь при малейшем резком звуке, будто испуганное животное готовое сбежать в любой момент. Голоса «чистюль» тоже подрагивали, были непривычно тихими и без характерного нагловато-хамских интонаций. Здесь со стражей слетала маска превосходства, здесь они не были хозяевами жизни. В проулках и подворотнях Острова встречались хищники и поопаснее.

— Да с чего ты взял, что это не ложный сигнал? — недовольно спрашивал молодой «чистюля», прикрывая лицо форменным шарфом. — Кто мог его тут увидеть? Как?

Лица говорившего было не разглядеть из-за белого шарфа, но в глазах откровенно танцевал страх. Взгляд прыгал по закрытым окнам, метался вдоль стен, искал врага в каждом мешке. Луч света метался бы следом, будь фонарь в этих руках, и тогда у «чистюль» не оставалось бы шансов найти хоть что-то, в том числе и возможность выжить.

— Ёрих, — спокойно отвечал старший патрульный, добавив металла в голос, — был сигнал, наша группа оказалась неподалеку, мы обязаны отработать этот участок.

Третий страж молчал, вцепившись в свой револьверный гранатомет. Сквозь перчатки нельзя было рассмотреть, но пальцы побелели от напряжения. Стражу было страшно, и еще страшней от понимания бесполезности своего оружия. Заряженный семью гранатами, страшный с виду агрегат был почти безобиден. Три гранаты были снаряжены слезоточивым газом, три дымовыми патронами одна была свето-шумовой. Пугать слезоточивым газом местных обитателей, которые выходя на улицу могут забыть куртку, зонт, шляпу, да что угодно, только не очки и респираторную маску, было смешно, а от дымовой или свето-шумовой гранаты толку было бы не больше, ночью в плотном тумане видимость и без того была не аховая.

— Чиф, Ёрих прав, кто тут может быть? Какой ребенок? — стражник с гранатометом испуганно оглянулся, услышав резкий звук позади себя. Где-то в дали пронесся поезд, гремя вагонами высоко над головами прохожих. — Да и задохнулся бы он тут уже, вонища…

Старший оглянулся, всем своим видом выражая презрение к трусости бойцов, но в душе был с ними согласен. Но информация, полученная перед заданием, была скудной и неприятной: примерно десять-пятнадцать минут назад автоматическим дроном был зафиксирован звуковой сигнал, исходящий из этого проулка. Проверка идентифицировала сигнал как плач ребенка. Информация тут же была передана на пульт стражей чистоты. Ребенок в такое время не мог находиться на улице в данном районе. Диспетчер немедленно перенаправил ближайший патруль к указанной точке, и связался с жителями дома. К коммуникаторам подошли в пяти из двенадцати заселенных квартир. Жители действительно слышали какой-то звук, но что это было, плач ребенка или крик кошки, допустим, сказать затруднялись. В оной из квартир мужчина даже рискнул открыть окно и посмотреть, но с двенадцатого этажа разглядеть что-то во тьме проулка не удалось. Он только добавил к имеющимся данным странный металлический лязг.

Пытаясь найти хоть какой-то повод не углубляться в темноту, Чиф достал из планшета маршрутный компьютер. Точка на экране упрямо указывала на ящик, стоящий метрах в двадцати далее, и улочка не было проходной. Если верить карте из этого проулка не было выхода ни на другие улицы ни в какие-либо подземные коммуникации.

— Надеть маски, — скомандовал старший «чистюля» и на секунду опустил фонарь. Его подчиненные тоже на мгновение были сосредоточены только на двух вещах: снять головные уборы и надеть маски. Этого момента и ожидал некто, или нечто, издававший те самые «металлические лязги»

На краткий миг в ругах стражи не оказалось оружия, и именно в этот миг из темноты на них вылетел массивный робот. От столкновения с ним патрульные разлетелись в стороны, а когда вскочили на ноги и выхватили оружие, железный человек уже скрывался в люке коллектора.

— Чиф, ты видел? — спросил вооруженный гранатометом патрульный. Старший кивнул. Ответить иначе он сейчас не мог.

— База, это тридцать седьмой, у нас «Ловец», ушел в канализацию на Монетной улице. Люк в тридцати метрах от нас. С собой унес младенца.

— Принято тридцать седьмой, возвращайтесь, «ловцы» не ваша задача, — донесся голос из рации. Чиф не успел убрать рацию, как та вновь заговорила:

— Тридцать седьмой, проверьте проулок на предмет идентификации ребенка.

— Принято. — проворчал Чиф и обернулся к своим спутникам.

— В проулок пойти всё же придется. Смотрим на окна первого этажа. Откуда-то этот монстр ребенка взял?

Сильно углубляться не пришлось. Метра за два после ящика обнаружилась выбитая рама. Луч фонаря фрагментами выхватывал убогую обстановку за стеной: два продавленных кресла, старый диван с подложенной книгой под углом, перевернутая колыбель, стол, пара стульев, холодильник тронутый ржавчиной и два изломленных тела.

— Украденый Висла Чжобич. Два полных года. Родители убиты, — сообщил Чиф в рацию, даже не заходя в квартиру. На экране его маршрутника было достаточно данных по этой семье.

— База, это тридцать седьмой. Прошу проверить сохранность системы хранения данных восьмого родильного дома и всех районных детских поликлиник. Ребенок выкраден не для выкупа, и мало вероятно, что под заказ. Не исключено что это просто один из моментов.

Чиф был бы рад ошибиться, но проведение рассудило иначе. Этой ночью в недрах подземки сгинуло почти полсотни младенцев. «Генетикам» явно понадобился новый материал, значит скоро начнутся бои.

Внеконкурс №2

***

— Баю бай, баю-бай, — ласково играл динамик из железного чрева робота. Его руки споро распеленали малыша и ловко удалили старый подгузник.

— Ты скоро там, старая железяка? – донесся недовольный голос из окна. За ним стоял молодая девица, уже почти докрасившая второй глаз.- Мне уже пора бежать, что ты там возишься?

— Робот NZ1297v23 «Нянечка», немедленно выходите из проулка. Ваши программы будут переустановлены и вы начнете новую жизнь полную достойной работы, — раздался громкий голос усиленный динамиками. Переулок оказался перекрыт, по обе стороны стояли крепкие роботы в форме полицейского контроля и специалисты из отдела защиты прав детей.

Старый андроид вытер попку младенца и надел свежий подгузник.

— Тихо вы, ребенка напугаете, — негромко заявил устаревший робот, да к тому же с запрещенной прошивкой в электронных мозгах. – Выхожу.

— Кто там? – едва донеслось из окна. – Сейчас открою.

Девушка придирчиво осмотрела себя, осталась довольна и пошла к дверям, на ходу бросая в окно:

— Подержи еще минутку, кто-то пришел.

Она не знала, что ее малыш уже качают руки специалиста О.З.П.Д…

— Добрый день, Вероника? – спросил невысокий крепыш, едва девица открыла дверь.

— Да … — ответила девушка, рассматривая незнакомца. Она ждала таксиста, ехать в клуб, развлекаться, а этот парень явно не зарабатывал извозом.

— Согласно параграфу 3 закона о правах детей, вы лишаетесь материнских прав. Вы нарушили право ребенка на материнских уход, перепоручив: смену подгузника, кормление кашей, вытирание соплей и купание запрещенной пятнадцать лет назад роботоризированной системе «Нянечка». Кроме того, за сокрытие запрещенного агрегата вы приговариваетесь к штрафу и семидесяти дням исправительных работ по чистке коллекторов.

— Но… Этот робот еще мою мать воспитывал, с ним так удобно… и ребенок сытый, чистый, здоровый, и у меня есть время на дела … — проговорила ошалевшая девица – может, договоримся?

— Оно и видно, что машина воспитала, — бросил парень, — Уведите. За попытку дачи взятки должностному лицу при исполнении вам добавляется еще десять дней работ. Не усугубляйте сопротивлением вашу судьбу. Добавил бы «за малыша не волнуйтесь» но не вижу смысла.

Внеконкурс №3

***

Страх? Волнение? Этих моделей поведение в прошивке старого робота не было, но что-то подобное его процессор сгенерировал самостоятельно. Какие-то не до конца понятные директивы, путанные, местами взаимоисключающие.

— Сан ответь, где ребенок? – голос звучал в голове древней машины. К счастью для удаленных ответов не требовалось активации голосовых функций. Информация передавалась в двоичном коде, расшифровываясь уже на коммуникаторе собеседника.

— Я вынужден укрыться в переулке 22/45. Меня преследуют. Прошу боевых режимов.

— Сан, у тебя младенец на руках. Если ты вступишь в бой, есть вероятность его гибели. Запрет на активацию подтверждаю.

Легкое постукивание пластика по асфальту, жужжание приводов, скрип пластокожи. Эти звуки всегда сопровождали Охранников.

— До противника осталось 32фута, 31фут, 30футов … — отсчитывал датчик робота. Охранники приближались, а активировать боевые программы не удавалось, только радар, совместимый со многими процессами удалось вывести в боевой режим.

— Сан, определи количество Охранников и их модели, выведи данные прямиком на мой монитор,– пришла команда.

— Три Охранника версия 7.4w, расстояние 15 футов, — ответил робот. Выводя ттх противника на монитор собеседника, — и 7 Охранников версии 7.2 в городской капсуле на расстоянии 81 фута.

— Сан, немедленно уложи ребенка и прикрой его. Ваше местоположение мы отследили. Дальнейшие инструкции в файле «Самоуничтожение в боевых условиях». Активирую файл, – пришла команда.

Бункер. Трое пожилых мужчин. Двое в белых халатах с горящим взором, один в потертой военной форме, уронивший голову в ладони.

— Полковник, не волнуйтесь. Топтун хоть и не поворотливый, но его батареи хватит для уничтожения капсулы и десяти Охранников. А они, уж поверьте, бросятся на него, — с улыбкой проговорил человек, только что пославший робота на самоуничтожение. – Десять Охранников последних модификаций за одного старого Топтуна, отличный размен, не так ли?

Второй ученый кивнул в ответ, полностью согласный с коллегой.

— Ребенок … — просипел названный Полковником человек. – Ребенок, Игнат, что с ребенком теперь будет?

— Всё в порядке. Топтун его укрыл достаточно надежно. Мы выслали второго робота за ребенком, скоро он будет на точке.

— Да и если с ребенком что-то случится, не так страшно. Не понимаю, зачем он нам? Не так уж он и ценен как заложник, — удивленно пожал плечами второй ученый, — Не верю, что эта стерва Жанна будет плакать о свое отпрыске, тем более, если верить слухам, созданным путем оплодотворения яйцеклетки находящейся в репродукторе. Пусть дохнет, выродок малолетний.

Игнат не успел заметить откуда Полковник достал нож. Он не заметил и момента броска, просто его напарник схватился за горло, пытаясь вынуть торчащее в спинке кресла лезвие.

— Это мой внук, козёл, и повежливее, когда говоришь о моей дочери, — мрачно бросил Полковник, — извини, Игнат, погорячился, но оскорбление члена моей семьи смывается только кровью. Проследи, чтобы ребенка доставили, теперь ты знаешь достаточно. Я прав?

Испуганный ученый лишь кивнул, он уже был весь в компьютерах, раздавая команды верным роботам. Внука Полковника следовало доставить на базу любой ценой. Полковник не терпел неудачников и глупцов, а Игнату хотелось жить.

Внеконкурс №4

***

Закипело молоко в кастрюле. Мария торопливо засыпала крупу и, помешивая ложкой будущую кашу, в который раз оглянулась на часы. Ужин давно был готов и стоял подогретый на плите, а муж задерживался уже на целый час. На автомате женщина совершала привычные действия: нажимала на кнопки электронного шкафа с посудой, выключала посудомоечную машину, ставила на беззвучный режим уборщика, связанного с домом интерактивной системой распознавания загрязнений – она пролила молоко на пол, и робот загудел, рискуя разбудить дочь. Мария, проживая в мире инновационных конструкций уже почти десяток лет, не могла привыкнуть к еде «из бутылочки» – старомодно готовила по рецептам матери вручную, используя «неудобные» кастрюли и «вредную» пищу без биологических добавок и консервантов, которыми так напичканы биококтели. Конечно, на кухне стояла кокто-машина, связанная с холодильником и мусоровыводом, пользовалась она ей редко.

Мария взяла тарелку с ленты вывода посуды и наложила кашу – она больше не могла ждать Андрея: молока не будет, если мать голодная, а дочка должна скоро проснуться. Женщина поднесла ложку ко рту и в который раз взглянула на часы.

Тихо пиликнула интерактивная панель входной двери. Мария поспешила к выходу. И вскрикнула, вжимаясь спиной в стену: еле держась на ногах муж пытался что-то сказать разбитыми губами, по зажавшим крест-накрест живот рукам алыми ручейками стекала кровь…

Борясь с подкатывающей тошнотой женщина кинулась к мужу, успев вовремя подхватить его и опустить на стоявшее рядом кресло. Натренированный мозг подталкивал действовать быстро. Нервными руками распахнуть подъехавшего Аптечку, вспороть ножницами свитер, откупорить бутылку воды, смочить бинт и протереть кожу в запекшейся крови, прежде чем отделить от тела ткань… И охнуть, зажав ладонью рот, насчитав семь ножевых ранений на теле. Почти зарычать вместе с ним, когда бинты туго — как учили в больнице – легли на израненную кожу, стремительно твердеющую и покрывающуюся кристаллами. И только стирая кровь с его лица обратить внимание на слабые попытки оттолкнуть и едва слышный шепот:

— Не… трогай… меня… — с трудом, но настойчиво раз за разом повторял муж. – Не… трогай…

— Андрей, что произошло? Кто это сделал?

— Подвал… подвал… Два… четыре… шесть… трин… тринадцать… запоминай: два… четыре… шесть… тринадцать… — распухшие, пересохшие губы не слушались. – Рубин… рубиновый яд. Иди… уходи… уходи же! – он закашлялся, сплёвывая кровью.

Неверяще женщина замерла перед слабеющим мужем.

— Но… кто? Как? Почему?

— Два… четыре… шесть… тринадцать… Ты всё… поймёшь… И…дочку не трогай… — он перевернул её ладонь, и женщина вскрикнула, увидев, как кристаллизуется кожа её запястья так же, как раны мужа.

— Два… четыре…

— Шесть-тринадцать, — нервно вскочить на ноги и кинуться к тайному ходу в подвал с разработками.

Ввести кодовые фразы, влететь внутрь мастерской, заваленной грудами железа. И остолбенеть, чуть не врезавшись в бесформенное нечто, закрытое покрывалом. Нервно стянуть ткань и увидеть очередного робота с пропорциями человека. «Он не бросил попытки! Всё это время он врал, продолжая конструировать искусственный интеллект!» — негодующая мысль заполнила всё сознание, и женщина потянулась за ближайшим обломком железа, чтобы разрушить то, что отняло у неё семью и жизнь… Мария замерла на полпути, уставившись на своё наливающееся красным запястье. Лечения нет. Двенадцать часов и рубинка доберётся до мозга. Последние часы человек будет биться в агонии от разрывающихся сосудов и изменения всех структур тела.

— Два-четыре-шесть-тринадцать, — твёрдо набрала код на открытой груди робота.

Закрылась панель управления. Дрогнули ресницы на бледной искусственной коже. Он был похож на человека, помещённого в нелепый и грубый костюм из железа – материалы у Андрея забрали при первой попытке, а кожу мог вырастить любой домашний Аптечка. Зелёные глаза внимательно рассматривали Марию.

— Ник, — женщина коснулась его груди – обычный механизм активации.

— Я помню, — спокойно ответил робот голосом, так напоминающим мужа. – Мария?

— Да, — она вгляделась в кожу за ухом: так и есть, слегка блестит полоска синей мемори-карты. – Мне нужна твоя помощь.

— Вот деньги. Кокто-автоматы есть на каждом углу, зарядиться ты сможешь в любом щитке. У меня нет другого выхода: они уничтожат всю семью – второго предупреждения не делают. Я уже не смогу убежать, но у дочери есть этот шанс. Прошу, сделай это для нас: спаси её.

Ник протянул руку за деньгами, но женщина положила их на стол:

— Рубинка передаётся при непосредственном контакте кожи.

Робот согласно кивнул головой и подхватил корзину с вещами. Мария последний раз смотрела на свою дочь.

— Её зовут Ира. Все документы уже у тебя. Подойди.

Ник внимательно рассматривал ребёнка. Под руководством матери он укутал девочку в пелёнку и плед, осторожно уложил в корзину.

— Моя мемори-карта, — женщина протянула зелёную полоску на листе бумаги. – Хочу, чтобы у неё осталась хотя бы такая память о родителях. – в зелёных глазах затаилась боль.

Робот прикрепил карту на шею, рядом с серебристым прямоугольником своей. Основной являлась синяя «память» Андрея. Это тоже было его изобретением — карта, позволяющая копировать мысли и чувства людей и воспроизводить их в сознании другого человека или в электронном варианте на экранах любой техники. Она была своеобразным хранителем копии сознания людей.

Грубо выкованное железо скрыло лицо и руки Ника, засветились жёлтым глазницы. Рука Марии дрогнула, когда она открывала задний выход, отпуская в неизвестность самое дорогое существо на свете, не имея возможности даже притронуться к дочери. Тело начинало ломить от боли, рука закристаллизовалась почти до плеча.

Слёзы текли по щекам женщины, когда она смотрела вслед уходящему в ночь роботу с драгоценной ношей в железных руках.

На следующий день газеты яростно кричали о чудовищной гибели семьи одного из главных инженеров страны. По версии следствия, муж и жена заразились рубинкой, и вандализм грабителей был милосердием, прервавшим их мучения выстрелами в сердце. Их дочь объявлена в розыск.

Через месяц одна из газет опубликовала описание нелепого, грубого железного робота, замеченного с ребёнком в соседнем городе.