Салфетки №399. 2-ой тур

Стрекот не прекращался ни днём, ни ночью с тех пор, как они переехали в посёлок городского типа у самого леса. Гул был густым, ощутимым кожей и сводил Дина с ума. Словно сотни тысяч сверчков пиликали на невидимых инструментах, раздражали и выводили из себя. Раньше единственным звуком окружающего мира, который досаждал мальчику был белый шум. Но от него спасал слуховой аппарат на оба уха, словно сито отсеивающий лишние звуки. Аппарат позволял ему различать голоса, музыку. Он не расставался с ним, и не выключал, пока тот не разряжался, или мама снимала их на ночь. И тогда в ночи слышно было только их стрекот.

¬

–Дин! Дииин! – поисковая группа несколько часов прочёсывала лес, и многоголосьем звала заблудившегося восьмилетку.

– Это просто уму непостижимо, – в который раз соседка Тина отсчитывала своего отпрыска и его приятелей. – Как вы могли так с ним поступить? Он же не знает местности.

–Мы не виноваты, –пуская сопли хныкал сын, –мы не собирались его оставлять.

–…просто пошутили, –поддакнул его приятель, – он сам ушёл в чащу.

Поисковики и добровольцы активно искали ребёнка. Они шли плотной цепочкой и светили фонарями. Тина, чувствуя вину, поддерживала маму Дина, как могла.

Дин сразу догадался, что ребята бросили его одного. Сначала он не терял спокойствия. В осеннем лесу стояла удивительная тишина, которая была чужда ребёнку с проблемами со слухом. Только шорох успевшей опасть листвы и звуки собственных шагов. Дин шёл домой, как ему казалось, ориентируясь пройденным путём. Но потом ему стало страшно. Он ощущал чьё-то присутствие. Словно кто-то наблюдал за ним. Среди деревьев ему мерещились тени, и кусты на расстоянии казались не тем, чем являлись. Ветви, словно когтистые руки чудищ, цеплялись за одежду и корзину с грибами, которая с каждым метром становилась тяжелее. Наконец, мальчик устал таскать ношу, и оставил её под деревом. Воображение пугало его и сбивало с пути, загоняя всё глубже в чащу леса. Сумерки наступали мягко, но неотвратимо. Пахло прелыми листьями и мокрой травой. Толстовка и брюки впитали вечернюю влагу. Стало заметно прохладнее. Дин окончательно выбился из сил, и присев возле поваленного ствола, заплакал. Так, незаметно для себя, он уснул. Батарея на аппарате разрядилась и звуки природы заместил усиливающийся стрекот.

К спящему ребенку подбирались тени со сверкающими глазами. Некоторые из них напоминали ходячие стволы, покрытые мхом, папоротниками и грибами; другие диковинных животных с рогами, с испачканной в грязи шерстью и облепленные листьями. Третьи подобно жидкой тёмной субстанции из ила и тины меняли форму. А между всей этой нежитью затесались эфемерные, призрачные существа, которые проявлялись и исчезали. Чем ближе они подбирались к мальчику, тем громче становился стрекот, который ощущался вибрацией в воздухе. Шум разбудил Дина, но он не испугался, как прежде, когда убегал от воображаемых чудищ. Спросонья нежити напомнили ему костюмированную массовку. А сквозь стрекот он начал улавливать отдельные слова:

–иди ззза нами

–не бойссся

–поможжжем

–ссспасссём

–домой

–тебя ищщщут

–мы будем жжждать

–возззвращщщайссся

Туман окутал каждое дерево ночного леса, видимость снизилась до нулевой, лучи фонариков и прожекторов не могли пробить плотную стену, пахнущего прелостью, дымчатого смога. Поисковики растерянно пытались отыскать друг друга. Мама Дина в отчаянии упала на колени, слёзы стекали по её щеке. Вдруг она почувствовала, как задрожала земля, словно от копыт многотысячной армии. Через несколько минут дрожь прошла и туман начал отступать. Свет лежащего на траве фонаря выхватил из тьмы силуэты деревьев и поисковиков. А затем из-за деревьев показался Дин.

… И слышен в ночи только стрёкот цикад

Классная строчка! Надо бы запомнить. Надо бы… Надо… Только вот память в последнее время совсем как решето стала. Может, записать? А чем? В доме уже давно ни одной ручки не осталось. И бумаги тоже нет. Зачем она, если есть заметки в телефоне? И в том же телефоне — диктофон. О! Идея! Можно же наговорить! Наговорить… Говорить… Гово… Гава… Я уже чёрт знает когда свой голос в последний раз слышал. Опять же — незачем: пальцем в экран щёлкнул, в корзину всякого набрал и сиди-жди — всё привезут, под дверью оставят, только забрать останется. Кстати, пойду-ка проверю — вдруг чего привезли. А то пока доползу… Да, совсем забыл — ног у нас тоже нет. Только подошва и осталась. Как у улитки. Ползёшь, а за тобой слизистый след остаётся. Густой, противный. Если деньги есть, за тобой робот-пылесос носится — подчищает. Если нет… Ну… Не так уж и противно, в конце концов. Человек ко всему привыкает. Если он человек. Я читал где-то давным-давно (пока книги не запретили), что раньше люди ходили, бегали, разговаривали, размножались… Если этим человечность определяется, то я уже давно и безнадёжно нечеловек. Нелюдь. Тварь, одним словом. Дрожу как последняя медуза, ползу, слизь выделяю, пытаюсь разорвать намертво сросшуюся складку губ, раздуваю в бессильной ярости ноздри. Смотрю на дверь (она становится прозрачной) и понимаю, что зря полз — я не сделал заказ. Опять придётся спать голодным. Тяжело вздыхаю, разворачиваюсь и пускаюсь в обратный путь.

… И слышен в ночи только стрёкот цикад…

Вот привязалась, неуёмная строчка! Спать пора, чёрт побери! Привал.

Три часа ночи. Луна освещала пустые улицы поселка. Фонари лениво мерцали через один. На балконе пятого этажа стоял человек с перфоратором в руках и молча слушал стрекотание кузнечиков. Спустя несколько минут он покачал головой, сплюнул вниз и произнес мрачным голосом.

— Сжечь бы вас всех за такой стрекот. Тоже мне. То ли дело стрекотание вертолетных лопастей, стрекот пулеметных очередей… А это…

Он презрительно плюнул еще раз, подкинул в руках перфоратор, хищно ухмыльнулся и вставил вилку в удлинитель. Потом покосился на лежавший рядом электрический отбойный молоток, скосил глаза в сторону стрекочущих в ночи кузнечиков и нажал на курок перфоратора.

Ррррррр – пророкотал тот набранными холостыми оборотами.

Человек вернулся в комнату, вставил в перфоратор сверло двенадцатый номер, нажал на курок и возил его в бетонную стену.

Стрекот буквально разорвал домашнюю тишину. Ррррррррр!!! Эхом катилось по пустой комнате, что усиливало стрекот в разы. Сверло медленно, но верно углублялось в стену.

— Хорошо! – Рычал человек, продолжая сверлить. – Класс!

Буквально через минуту раздался стук чего-то железного по трубам отопления.

— Сейчас, еще минуту! – Прорычал ночной террорист и, остановив перфоратор, сменил сверло на коронку по бетону.

Ррррррр! Заорал перфоратор с утроенной силой, в результате чего задрожали и стены дома. На улицах стих стрекот кузнечиков. Новая дыра, диаметром в семь сантиметров образовалась в стене под розетку.

— Кому не спится в ночь глухую? — Напевал человек, прижимая коронку к очередному месту в стене.

По батареям уже доносился настоящий град ударов.

— Молодцы! – Прошипел перфораторный террорист. Теперь по его плану следовало расширить проход в ванную, для чего в его руках уже был отбойный молоток.

Тра-та-та-та – заорал тот, отбивая куски бетона, которые с грохотом падали на каменный пол.

— Это просто какой-то праздник. – Бурчал человек под нос, явно наслаждаясь громогласным стрекотом.

На улице тем временем уже виднелись мигалки полицейских машин. Спустя минуту в дверь стали стучать и звонить. Человек случайно услышал эти звонки и от неожиданности едва не выронил отбойный молоток.

— Кто это в такое время? – Удивился он, явно испугавшись ночных гостей.

На лестничной клетке слышался отборный мат и грозное: «Откройте, полиция!»

— Я не вызывал. – Отозвался человек, пряча перфоратор и отбойный молоток в холодильник.

— Открывайте, или мы будем вынуждены взломать дверь… — Доносился грозный рев басом из-за двери, к нему примешивался визгливый мат старушечьих голосов, а со стороны ночной улицы возобновился стрекот кузнечиков.

— Достали! – Взвыл человек. – Я спать хочу!

В дверь продолжали барабанить с угрозами задушить. Это были соседи со всего дома.

Ладно – подумал человек. – Включу им караоке, что ли?

И врубил на всю громкость музыкальный центр.

— Вам не угодить! – Заорал человек. – Это инопланетный бизнес! Инопланетяне стрекочут на улице, нас завоевывают другие миры! Мы должны быть вместе! Берите перфораторы с отбойными молотками! С их помощью мы сожжем всех кузнечиков, которые вернутся к нам в облике зеленых братьев!..

Мат за дверью стих.

— Вызывай скорую. – Пробасил некто на лестнице.

И сразу все стихло. Во дворе к мигалкам полицейских машин прибавились мигалки тихо подъехавшей скорой. Его вывели из дома под хмурые взгляды жильцов из окон и кузнечиков из кустов. Последние хищно потирали лапки, перемигиваясь между собой, злобно улыбались и переговаривались. Со стороны же в ночи было слышно только их стрекот.

Душная ночь, жаркая, неподвижная – ни малейшего дуновения ветра. Тишину не нарушает ни шелест листьев, ни плеск волн. Лишь стрёкот цикад – звенящий, надрывный всецело владеет тишиной. Невидимые владычицы знойной ночи, заменившие плеск волны – так же накатывают на безмолвие, оглушительно, шумно и откатываются назад, затихая ненадолго, будто набираясь сил.

Но что это? Минутное затишье нарушил голос

И затихли цикады, возмущённые ворвавшейся в их мир дисгармонией.

— Погоди! Останься… ты не можешь вот так уйти. Куда же мне теперь? Я не смогу вернуться домой, к родным. Они же назад не примут. Я нарушила все законы рода… скажи… чем она лучше меня?

— С ней я свободен. Могу любить за любовь. Не за жертву.

— Но жертва была ради любви!

— А мою любовь она превратила сначала в долг, а затем и в бремя… прости…

Быстрые шаги. Цикады всколыхнулись. Но тут же затихли. И вновь звук шагов, еле слышный, в сторону мостков. Тихий вскрик. И вслед за ним недовольный всплеск разбуженного моря. Разбилась зеркальная гладь. Пошелестело немного волнами море, вновь собирая воедино кусочки разлетевшейся лунной дорожки, и успокоилось.

И закричали цикады, проклиная своё любопытство — нет, больше никому они не уступят ни секунды тишины.

Южная ночь – тёмная, усеянная звёздами, с плещущим под горой морем… Место, где поставили палатки, было каменистым, с уходящей вниз тропинкой. Тут и там рос цикорий, какие-то травки и кустики – сухие и редкие.

– Так! – сказал вожатый. – Это была последняя история.

– Нет! – загалдели тут и там. – Предпоследняя! Предпредпоследняя! Сказку!

Кто-то засмеялся. Кто-то уже вставал, чтобы идти спать. Олеся осталась сидеть – так не хотелось расставаться с ночным простором. Созвездие Соляная поляна чётко виделось сейчас россыпью мелких и более заметных крупиц соли… И ещё ей показалось, что в голосе вожатого не было окончательной убеждённости… Его наверняка упросят, и вечер страшных историй пока не закончится.

– Ну ладно, сказку. Но чур – потом сразу спать. Договор?

– Да-а-а!

– По рукам. Ну? Про что рассказать?

– Про инопланетян!

– Это уже не сказка, а фантастика! – крикнул мальчишка, сидевший недалеко от Олеси, Сашка, кажется.

– Ну и пусть!

– Да, хотим про инопланетян!

Вожатый выдержал паузу:

– Ладно. Сказка про инопланетян.

«Светящийся овал вынырнул из темноты. Завис низко над землей, трогая макушки степных трав. Вдали чернело море с лунной бегущей дорожкой.

Один за другим выпрыгивали из космического корабля люди с красновато-смуглыми – будто от костра – лицами, волосами цвета пшеницы, жёсткими прозрачными крыльями. Каждый держал в руках какое-то оружие с коротким тёмным стволом, отсвечивающим сталью, и медленно водил им перед собой, держа под прицелом сонную степь, сухие и редкие травы и кусты. Было тихо-тихо. Только стрёкот напряжённых, готовых к взлёту крыльев слышался в ночи.

Четырнадцать разведчиков, улетевших много лет назад с Коа – единственной планеты, где была жизнь в их галактике. Но их солнце остывало… А на Коа шла жестокая война, и народ, пославший разведчиков в непроглядную ночь великого космоса, ждал, найдётся ли планету, пригодная, чтобы выжить.

Командир достал прибор ночного видения.

– Вон там, – указал рукой, – десяток домов. В них люди – чувствую тепло их крови. Они неактивны… Наши наблюдения верны, тут по ночам спят.

– Надо исследовать почву, взять пробу воды. Потом думать о еде, – заметил его помощник.

– Мы слишком долго без настоящей пищи, – возразил командир. – Разделимся. Гхал и его звено – в дозор. Тиа и её люди займутся исследованиями. А ты и Раах (это он сказал помощнику) добудете там одного-двоих. Их крови нам хватит. Если кто-то вас увидит… убейте всех.

– Подождите, – сказала Тиа. – Нас зовут.

Они встали в круг. Их мысли, их сознания соединились, и зов дальних миров, усиленный таким же образом, достиг их через расстояние длинною почти в вечность:

– Всё кончено. Чёрный пепел взрыва закрыл солнце. Коа больше нет, нас больше нет…»

– А потом что? Они улетели? – зашумели все разом.

– Нет, – медленно сказал вожатый. – Они остались среди нас, прячут крылья и кажутся просто очень загорелыми, высокими людьми… И ждут – а вдруг их народ успел покинуть Коа…

Раздался чей-то смешок – немного нервный.

– Да… а всё равно жаль, что по правде инопланетян не бывает, – вздохнул Сашка.

– Откуда знаешь?

– Ага, чем докажешь? Может, и есть!

Мальчишки заспорили. Олеся пошла к палаткам. Нагнулась, забираясь в свою.

– Ой, смотри, не наступи! – пискнула Таня, уже забравшаяся в спальник.

– Я смотрю, – сказала Олеся.

Улеглась, прикрыла глаза.

В маленькое окошечко, затянутое сеткой, глядела огромная, красноватая луна. Вторая, бледно-голубая, убывающая, прятала свой серп за одиноким кипарисом на выступе горы. Может быть, свет какой-то из тысяч звёзд – свет солнца, умершего миллиард лет назад…

Всё затихло. Засыпая, Олеся слышала только бесконечный стрекот цикад…

Кузнечик Тёма мог всё. Или очень многое. Вокруг него стрекотали другие кузнечики, но они были обычные, а Тёма волшебник. Он об этом знал, но никому не рассказывал. Разве что своей подруге, ночной бабочке Соне. За то, что она была красивая, хотя и страшно комплексовала, что толстая.

— Ой, ну на кого я похожа? Дневные бабочки стройные, порхают легко, а я…

— А ты? – в который раз спрашивал Тёма. – Зачем тебе эта стройность? Соня, ты красавица. Взгляни, какая у тебя мохнатая шубка! И глазки блестят.

— Блестят?

— Ещё как! Это у меня колени выше головы, это я уродец зелёненький.

— Мужчине необязательно быть красивым, — потянула крылышко Сонька. – Он должен быть добрым, умным и талантливым. А талант у тебя есть!

— И какой?

— Тёма, ты играешь на скрипке. Понятия не имею, где ты её прячешь, но твой стрекот заставляет меня мечтать.

— О чём, Сонечка?

— О том, что я дневная бабочка с большими крыльями, и мы вместе летим с тобой к звёздам, а потом…

— Что? – Тёма неожиданно для себя начал играть.

— Там такое счастье, мы кружимся со звёздами, а потом ты признаёшься мне в любви, и мы превращаемся в чудесную пару.

— Сонь, я волшебный кузнечик. Не забыла? Я могу осуществить твою мечту. Но тебе скоро надоест мой стрекот, а твои красивые крылья обожгутся о звёзды, и мы погибнем.

— Почему мы? Ты будешь играть и дальше свою удивительную музыку.

— Потому что я люблю тебя и не проживу без тебя ни минуты.

— Ах, — Соня закрыла мохнатыми лапками глаза. – Так что же ты молчал, уродец зёлёный? Сколько слёз я пролила в эту шубку, мечтая о взаимности! Знаешь, кто ты?

— Кто?

— Стрекотун несчастный! Ну и стрекочи, стрекочи, надеюсь, тебе это скоро надоест!

— А ты, Сонь!

— Что я?

— Жирная бабочка с закидонами. Глаза у тебя от сала блестят. Дура!

— От зелёного дурака слышу. Скачи от меня, зелень тощая.

— И ускачу. Кому ты нужна? Только вот… волшебство использую. И прощай навсегда, глупая Соня.

Из травы к небу потянулись серебряные струйки, всё закружилось, вмиг вспыхнул яркий свет и на поляне оказались двое. Красивая девушка в шубе на голое тело и высокий юноша в светло-зелёном смокинге.

— Это мы? – спросила девушка.

— Мы. Как же блестят твои глаза!

— Мы люди?

— А разве было иначе?

— Я не помню. Кажется, мы были меньше.

— И глупее.

— Несравненно.

— Хочешь к звёздам?

— Я хочу спать.

— Просыпайся, Соня. Мы дома.

— Зачем?

— Утро. Мне на репетицию, а нам снова приснился один сон на двоих. Я был…

— Кузнечиком. И всю ночь стрекотал.

— А ты…

— Не напоминай. Толстая ночная бабочка – ужас! Кофе хочу!

— И?

— И ты мне его сваришь.

— Но я опаздываю.

— А у меня глаза красивые.

Да, не поспоришь.

Обычное утро в обычной волшебной семье.

— А давай вечером поиграем в блестящих мышек? – её смех давно стал его музыкой.

— Каких?

— В золотых, конечно. Тёмка, а разве бывают другие?

Стрекотал вертолет. Стрекотал трактор.

В ночи!

Между вертолетом и трактором, между небом и землей, была привязана ведьма.

Ее мучили вампиры, вурдалаки и инферналы. А вертолет и трактор равнодушно двигались без всяких пилотов и шоферов, вертолетчиков и трактористов.

Двигались медленно, чтобы все успели ее помучить.

Она так орала, так орала!

Так громко, что комбайнер Петя не мог уснуть.

Как он завтра будет землю пахать?! Загадка.

А ведьм развелось — не пройти, не проехать.