«Салфетки — 256». 2-ой тур.

Зачем нужны часы?

— Это кто это у нас не спит?

— Я не сплю, — проворчал Мишенька, но тут же оживился, — ба, расскажи сказку!

— Да, ты глянь на часы-то! — покачала головой бабушка. – ишь, сказку…

— А они зачем?

— Кто? – удивилась бабушка.

— Часы!

— Часы?.. А чтоб знать, сколько времени! – и будто испугавшись следующего вопроса, смирилась, — так и быть, расскажу тебе сказку, и сам поймёшь – для чего они нужны.

В одном лесу жили-были птицы. И никаких часов у них не было, поэтому они и не знали – кто уже проснулся, а кто ещё спит. Проснётся утром жаворонок, начнёт петь, а на него тут же сова шикает: «Что распелся? Разве не видишь, что я ещё сплю?» Наступит ночь — сова просыпается, начинает ухать – так на неё уже другие птицы шикать начинают: «Что разухалась? Все спят!»

Так бы они и ругались, если бы однажды в лес не прилетел попугай. Послушал он сетования птиц и говорит:

— Вам кукушка нужна, как у меня дома, тогда все ваши неприятности закончатся!

— Да, есть у нас кукушка, — отвечают ему, — а толку-то?

— А вы постройте ей домик, — сказал попугай, — и пусть она в нём сидит, а как увидит, что солнышко садится, пусть высовывается и кукует – и вы будете знать, что одним в это время пора спать, а другим просыпаться. И тот, кто проснулся, пусть ухает подальше от тех, кто ещё спит. А когда солнышко вставать будет, пусть снова кукует. Сова пойдёт спать, а остальные об этом будут знать.

Послушались попугая птицы, всё сделали, как он советовал, и какое-то время дружно жили, пока кукушка не заленилась — кукукнет разок и отдыхает. А кто-то и не услышит этого «ку». Рассердились на неё птицы и прогнали. А вместо кукушки повесили в лесу часы, и с тех пор между ними мир и лад пошёл. Часы пусть и не куковали, зато время показывали, и все птицы знали – когда одним пора ложиться спать, а другим просыпаться, но вести себя при этом со всем уважением к остальным.

Бабушка покосилась на внука – Мишенька уснул и сладко посапывал во сне.

«Ну и чушь я наплела, — усмехнулась про себя бабушка, — часы… часы нужны для того, чтобы под ними встречаться...» — и она улыбнулась, вспомнив своё первое свидание.

* * *

Время крутит свои часы незаметно, ливни сменяются солнцем, на мертвой коре столетнего дуба распускаются цветы, непроглядная ночь встречает светлый день. Другое дело — люди, им всё нужно делать на виду, а зачастую и вообще для вида. Не видите разницы? А зря, очень полезное умение — замечать то, что видишь. Не думайте, что это моя мудрость, всего лишь перефраз старого выражения про то, что слушать и слышать — это не одно и то же. Но это я отвлекся, и вас отвлек. Зачем отвлек? Для пользы дела. Чтоб вы за голубями не подсматривали, им сейчас ваше внимание ну никак не нужно, у них личные лямуры. Под неспешный шум легенд и глубокомысленных аллегорий они вполне прагматично строят ячейку общества. Кстати, по поводу ячейки, она своя или общественная? Вот если посмотреть на банк, то там много-много ячеек, но сами по себе они мало кому нужны, только сосредоточение маленьких хранилищ делает банк большим хранилищем. Ученые даже красивое слово под это дело придумали — синергия. Если коротко, то синергия — это когда 2+2=5. И не надо тут высшую математику вспоминать и трясти сложными умножениями. Незачем опошлять резонанс банальной физикой. Вот пока вы тут морщили лбы, голуби уже ячейку заселили незарегистрированными жителями. Но не стоит их обвинять в нарушении паспортного режима и бубнить заученную фразу “незнание закона не освобождает от ответственности”. Родину не выбирают, родственников не выбирают, набор генов тоже. От индивидуума вообще мало что зависит. Появилось желание подискутировать? Доказать что-то? Значит уже подтвердили зависимость себя от ситуации. Чтоб не согласиться нужно дочитать, а это уже какое-никакое, а ограничение. Как муха в паутине, чем сильнее бьётся, тем больше запутывается. А пока мы тут ведем степенные беседы, подобно седобородым аксакалам за чашечкой чая, наши голубки уже отправились в края вечного поля, а на их место уже прилетели юные голубята. Так и проходит вечность в беседах, рассуждениях, изменениях, и только время без остановки крутит свои часы.

ИЗБРАННИК

Каждой фее однажды приходит время выйти замуж. Причем феи всегда знают, кто станет их Судьбой, чувствуют это. Избранники обычно сразу влюбляются в них.

Но в этот раз…

В чаще Леса на пеньке сидела фея в мини-юбке и рыдала, размазывая по лицу модный макияж:

— Уу-у… Он только потанцевал со мной и все… А потом ушел… с этой крашеной вертихвосткой… И даже не оглянулся…

Рядом с феей стоял леший, гладил ее по плечу, утешая:

— Ну, не плачь, не надо. Ну, не признал Он тебя спьяну, бывает.

— Он трезвый был… Краси-ивы-ый…

— Вот и хорошо, что красивый. Ты не плачь, все будет. Сделаем в лучшем виде. Сам прибежит…

***

Он увидел Ее во сне и понял, что Она – единственная. Проснулся среди ночи, уже зная, где Ее искать. Быстро оделся и вышел из квартиры. Тихо открылись двери лифта, прошуршали колеса машины по асфальту и вот она – светящаяся тропинка, уводящая вглубь Леса.

Поначалу идти было жутко.- Между деревьев шуршали чьи-то тени, светились огоньки во тьме, — то ли гнилушки, то ли глаза. Но потом где-то запел соловей, за ним еще один, и еще. Ночные цветы раскрыли свои бутоны с ярко светящимися капельками росы в глубине чашечек. Над ними как звездочки роились мотыльки и ночные бабочки.

Слева от тропинки появилось дерево с часами. Стрелки на циферблате показывали полночь. С тропинки вспорхнули два белых голубя. Он понял, что близок к цели.

Светящаяся лента тропинки уткнулась в полосу серебристого тумана. Пройдя сквозь искрящуюся завесу, он оказался на обрыве у лесного озера, по глади которого в свете луны кружились маленькие эльфы. У обрыва стояла Она — в белом платье, расшитом серебряными цветами, с распущенными волосами. В Ее глазах отражались звезды.

— Здравствуй, любимый, — сказала Она, и это были самые чарующие звуки на свете.

***

Леший сметал блики с тропинки на окрестную траву, листья и цветы. Тропинка была длинная, работа муторная, но необходимая – Лунным бликам положено быть на своих местах. Леший махал метлой туда-сюда и бурчал в бороду:

— Что за народ пошел. Под собственным носом Судьбы своей не видят. Чуть не за уши к счастью тянуть приходится. – Дойдя до дерева с часами, леший дунул на них, и морок развеялся. На землю упали лист лопуха, шишки и пара прутиков. Леший дальше замахал метлой, — и без фокусов они ничего понимать не хотят. Сны им насылай, тропинки выстилай, туманы разводи, голубей прикармливай… Ему и так Судьба фею в любимые преподносит, а ему мало, ему сказочные прибамбасы подавай. Эх!..

Дометя тропинку, Леший отправился смывать светящуюся краску с цветов и бабочек.

* * *

Золя расправила пышную юбку и сунула в рот вишневый леденец. Показала язык серому облаку, надвигавшемуся слева — оно скукожилось до размеров котенка.

— Не психуй, — проговорила назидательно и еще раз для верности высунула язык.

Облако бессильно оскалилось, фыркнуло и затихло.

— Ууйди, тоска, — пропела Золя. – Я еще не собираюсь сдаваться.

Она пересчитала мухоморы и противных зеленых гусениц, передразнила сойку, сделала несколько пируэтов и сплела венок из дохлых незабудок. Леденец оставался всего один…

В первый раз она усомнилась, что поступила правильно, нарушив договоренность и уехав на час раньше положенного. Но этот принц! Он был совершенно невыносим. Во время танца пялился в декольте и отпускал плоские шуточки. А потом с наглой рожей поманил пальцем в опочивальню! «Напыщенный, самодовольный болван. Тоже мне – сказочный принц…»

В общем, она уехала в одиннадцать, не дожидаясь полночи, тыквы, мышей и такого прочего. Оставлять туфель Золя не собиралась, но это чудило – принц вздумал закрыть перед ней ворота и нагло скалиться. Пришлось запустить ему обувью в лоб. Принц с минуту хватал воздух ртом, а потом долго таращился, прижимая к груди фальшивую туфлю. «Тоже мне – хрусталь… Отскочил от железобетона и даже не треснул.»

Крестная была в ярости. «Посиди здесь и подумай!» – фея вытащила часики на тонкой цепочке и ловко запихнула в них крестницу. Кто бы мог подумать, что у нее в часах спрятался целый лес! С облаками, птицами, полутораметровыми мухоморами и… больше ничем. Золя развлекала себя, как могла, но тоска в виде серого облака подкрадывалась то справа, то слева. Отгонять ее было легко… до поры — до времени.

«Что будет, если подпустить облако ближе?» – как-то подумала Золя, равнодушно рассматривая серую массу, и вдруг почувствовала касание холодных когтистых лап. В последний момент она хотела отдернуться, но уже не смогла…

Принц возник ниоткуда, размахивая фальшиво-хрустальной туфлей, что-то крича и строя страшные рожи. В изумлении наблюдая эти конвульсии, Золя вдруг поняла – он прогоняет облако! Удивление вышло наружу радостным хохотом. Облако расцепило лапы и унеслось куда-то за мухоморьи головы. Принц стоял перед ней, тяжело дыша и глуповато-застенчиво улыбаясь.

— Ты откуда тут взялся? – отсмеявшись спросила Золя.

— Какая-то грымза запихнула меня в часы…

— Подумать над поведением?

— Вроде того.

— Значит выхода ты не знаешь? – разочаровано протянула она.

— Кто – я не знаю? – взъерепенился принц. – Да я сейчас… все найду!

«Таки найдет» — почему-то подумалось Золе и она встала с травы, отряхнув пышную юбку.

— Пошли.

— Ага, пошли, – обрадовался принц и с уверенным видом, хоть и на безопасном расстоянии, повел ее по нежданно возникшей среди леса тропинке.

Когда они скрылись за мухоморами, облако обернулось феей и, ворча под нос, подняло с травы хрустальную туфельку:

— Всем готового принца надо! Трудиться никто не хочет… Хотя по голове дать, конечно, стоило.

* * *

Вверх-вниз, вверх-вниз. Взмахи крыльев разрывают пространство. Отсчитывают расстояния, то ли разделяя, то ли соединяя. Парочка голубей отстала от стаи, покружила над столбом, одиноко возвышающимся на плоской равнине, и села на кронштейн, увитый одичавшей розой.

— Ах, моя дорогая, вот тут местечко есть удобное, присаживайтесь! Мы тут отдохнем. И дальше полетим. Ничего страшного, всем нужно отдыхать. А вам тем более, ваше крылышко еще полностью не восстановилось. Ох, уж эта подлая тварь! Вот ведь создали боги такое гадостное существо! Но мы больше не будем жить в том лесу, и пусть эта жадная куница помрет с голоду!

— Вам ее жалко?! Но она ведь хотела съесть наших будущих детей, и съела бы, не вмешайся я, да и вам вот крыло поломала. Это нам повезло, что те мальчишки пришли и шумели. Вот ведь и от них польза бывает!

— Вам, моя дорогая, не нужно волноваться. Я всегда буду рядом. Мы сейчас передохнем тут и догоним стаю, они далеко не улетят.

— Удобно, да? Очень хорошо, что тут есть эта штука, приятно на ней посидеть, можно даже пройтись, словно специально для нас поставили.

— Что это за штука такая? А это, моя милочка, часы. Я когда жил в городе много таких видел.

— Да, вы правы, жить в городе такая мука. Вот я и перебрался в лес поближе к родичам, вас вот встретил. А город, город – это жуть. Шум, гам, суета и толпы людей, которые думают, что ничего лучше их каменных лабиринтов и нет. И представляете, многие всю жизнь там живут. В этих каменных коробках. Ну, некоторые вещи они, конечно, здорово делают, и от них есть польза. Вот как сейчас, например, высоко, удобно, все хорошо видно.

— Зачем вообще эти часы людям? Да, моя дорогая, они их не для отдыха придумали. Люди думают, что часы измеряют время, а зная его, это время, можно получить над ним власть.

— Зачем им эта власть? Не знаю, но когда я жил рядом с ними, они только и говорили, что им этого времени не хватает. Вот и считали, считали, следили, словно от их подсчетов что-то меняется. А время как шло, так и бежит, что ему часы, кем-то придуманные?!

— Совершенно верно, любовь моя, люди иногда о таких пустяках беспокоятся. Ну, вы отдохнули? Полетим?

Парочка голубей снялась с кронштейна и полетела догонять сородичей. Высоко в небе мерцают белые крылья, отмеряющие пространство и забывшие о времени. А внизу часы считают мгновения, и превращают сегодня во вчера, и обещают завтра. Тик-так, тик-так.

СВИДАНИЕ

Из трех Осенних Сестер она была самой старшей. Темноватое пестрое платье черно-буро-коричневых оттенков с вечно обтрепанным подолом, оставляло открытой бледную до землистости кожу изящных рук и тонкого лица.

Волосы собраны в разноцветный хвост. Каждая прядь волос — своего цвета. – Черная, темно-коричневая, ореховая, бронзовая, бурая, золотистая, ярко-рыжая. А на лице с острым подбородком – удивительные ярко-серые глаза. Не светлые, почти голубые, и не темные, почти черные, а именно ярко-серые. Они могут стать и голубоватыми и потемнеть, и позеленеть. Все зависит от настроения старшей Осенней Сестры – Поздней Осени. Эти глаза кажутся почти неуместными, но очень подходящими к этому лицу.

Она не любила, когда ее называли Поздней, предпочитала – Старшей. Среди сестер она часто чувствовала себя на особицу. За ней сразу шла Зима. Почти неживое существо со своим мертвящим холодом, снегами и колючим немигающим взглядом. Укротить Зиму могла только Весна со своим теплом и твердой уверенностью жизни в своем праве на существование.

И зачем она понадобилась ему – Летнему Ночному Ветру? В этом месте, где мог встретиться кто угодно и с кем угодно, в этом странном Лесу, где даже Время только гость, а истинного Хозяина никто никогда не видел, Ночной Ветер попросил ее о встрече. Правда, передавая его просьбу, Ранняя Осень так улыбалась и закатывала глаза, что становилось ясно, — речь идет о свидании.

И вот она, Старшая, сидит под часами, что всегда показывают полночь, кормит голубей, а он стоит на краю маленькой поляны у нее за спиной, не решаясь подойти. Она давно почувствовала его присутствие – его теплое, почти горячее дыхание ни с чем нельзя было спутать.

И все-таки, что же ей делать? Он не первый год присылает ей знаки внимания и передает весточки. И приглашений было, тоже не одно. Раньше она не откликалась на них, а теперь пришла. Почему?

Может быть, потому что устала быть одна, устала от боли, которую приносят первые снежинки?.. Ее даже Средняя Сестра — Бабье Лето, спрашивала, почему она такая мрачная и угрюмая? А как ей объяснить, что очень больно, когда облетают последние листья, последние птицы улетают на юг и первый снег засыпает землю, заставляя угасающую Жизнь уснуть мертвым сном. Она, Старшая, конечно знала, что Жизнь возродится, что вернутся птицы и появятся новые листья, но все-равно каждый год она плакала холодными долгими дождями по своей утрате.

А он, Летний Ночной Ветер, хотел быть рядом с ней. Она знала, что в его объятиях она не будет чувствовать угрозы будущих потерь. С ним ей будет легко и уютно. И главное – в своем прощании с Жизнью она не будет одна. Она не будет в бессилии наблюдать ее увядание. Вместе с Ночным Ветром они проводят Жизнь спать под снегами в зелени трав и благоухании пожелтевших листьев. И Ветер в веселом яростном неистовстве будет срывать разноцветные листья с деревьев. — Чтобы снег не обломал ветви.

Решено – пусть поздняя осень в этом году будет Теплой.

Старшая поднялась, вздохнула, и, повернувшись к темному силуэту, шагнула ему навстречу.