Салфетки №181. Выкладка работ!

№1

Путеводная звезда освещает мой путь. Тонкими стрелками лучей пробивает кромешную тьму переулка. Звонко цокает каблучками по влажной брусчатке. Нервно оглядывается. Медные волосы струятся по бледной коже. Чувственные губы жадно глотают воздух.

Я иду за тобой, о, моя звезда. Не бойся, иди вперед. Освети мне путь прочь из этого царства грязи и темноты, порока и чудовищ. Они прячутся в закоулках моей души, но твой свет прогоняет их. Не бойся. Тебя никто не тронет. Те, кто живут здесь, боятся света.

— Девушка, закурить не найдется?

Я вижу испуг в твоих глазах? Нет, настоящие звезды не боятся. Хочешь вернуться к своим сестрам?

— Пожалуйста, возьмите, — протягивает мне пачку сигарет. Руки дрожат.

Нет, ты не звезда. Звезды не курят!

Резкий вскрик. Согнулась пополам. Побежала, уперлась в стену. Кричит.

Ты же хотела к своим, разве нет? Я покажу тебе дорогу. Хотя, конечно, это же ты — путеводная «звезда».

Закрыл ей рот рукой. Еще удар, еще. Странно, у звезд не должно быть этого. Это мерзко, это низко. Это так… по-человечески…

Утром прочитал в газете: «Очередная жертва Звездочета»… Студентка? Хм. Я же говорил — не звезда…

№2

— Дети, какой рисунок вам нравится больше? Эти березки? Или вот этот дуб с белочкой? – вопрошала Алла Анатольевна.

Орава пятилеток пялилась на два листка с мазней без особого энтузиазма. Там, за спиной воспитательницы шел нескончаемый сериал про Чипа и Дейла. Какие, к черту, березки и дубы?

И лишь я самозабвенно кричал, что дуб и белочка лучше, чем что-либо. Березки накалякала Рита Реутова. Она мне совершенно не нравилась.

А вот милая девочка Света вызывала во мне бурю щенячьего восторга. И я понял, что нужно научиться рисовать красиво именно дубы с белочками, чтобы Светочка обратила на меня внимание. И я старался, я очень старался.

До сих пор недоумеваю, почему я так сильно ее полюбил? Неужели потому что в ее имени не было буквы «р»?

Две женщины врезались в память из жизни детского сада. Это Алла Анатольевна и Света Лопатина.

Но первую я забыл к концу третьего класса, а вторая стала моей путеводной звездой.

— Ребята, чье сочинение вам нравится больше? — учительница строго оглядывала нас, шестиклассников.

Всем было абсолютно по боку, чья писанина пойдет на литературный конкурс, но я опять самозабвенно голосовал за Светку.

Моя путеводная звезда постоянно направляла мои интересы. В начальной школе я пел в хоре, хоть и не получал никакого удовольствия, кроме созерцания с верхних ступеней Светкиных косичек. Потом сделал вид, что увлекся поэзией и усердно посещал театральный кружок. Роли, естественно, у меня были либо немые, либо с одной репликой в одну строчку без буквы «р».

Все было напрасно. Светочка не смотрела в мою сторону. Я переживал, но упорно учил дурацкие стихи дурацких поэтов. Так страдал до девятого класса.

Постепенно осознал, что моя картавость не слишком заметна и не шокирует девчонок. Но по привычке все вздыхал по первой любви… Пока она не выбрала Артура.

Мои страдания закончились мгновенно. Я мысленно сказал путеводной звезде «дур-ра» и на выпускном вечере пригласил Риту Реутову на школьный вальс. Рита была счастлива.

И это видел не только я.

№3

В кондитерский цех влетел дедок лет восьмидесяти. Старенькое, но чистое пальто, шляпа набекрень. Чувствовалось, что он изрядно устал.

— Я торт заказывал, мне бы получить быстрее, — он отдышался немного и уточнил гордо. — Юбилей у жены.

Люди в очереди безучастливо промолчали (у всех тут праздники, понимаешь ли), а старик стал оправдываться.

— Трамвай подвел. Сломался за две остановки отсюда. С электричеством что-то стряслось. Я бежал.

Двое молодых парней стояли первыми у окошка и не собирались пропускать без очереди.

— Окстись, дедок! – хамовито начал высокий шатен в черном смокинге. — Мы свадебный торт получаем!

— Ох, милки, опаздываю сильно. Я своей Путеводной Звезде подарок должен вручить ровно в час, а мне еще через весь город ехать.

— Видал, какая любовь! – покивал уважительно смуглый парень и обратился к другу. – Чтобы ты так же для своей любимой старался, понял?

Второй парень, по всему виду, жених, решил пропустить деда без очереди.

— Получай свой торт, кавалер! А то твоя Путеводная Звезда волноваться будет и не станет благодарить, как следует.

— Не будет она волноваться и благодарить не будет, — дед отдал квитанцию кулинару и пояснил тихо. — Уже три года, как не узнает меня. Болезнь Альцгеймера у нее обнаружили, к сожалению.

Молодые парни переглянулись.

— А чего же ты спешишь тогда?

— Традиция у нас такая – праздничный торт в час дня есть. А в больнице как раз настанет время обеда через час. Слыхали же, что ложка к обеду дорога? – подмигнул старик.

— Да какая разница? – удивился жених. – Ей же все равно. Сам говоришь, что она не знает, кто ты.

— Это она не знает, кто я. Зато я знаю, кто она, — старик улыбнулся. – Путеводная Звезда моя.

Дед взял свой скромный торт и направился к выходу, кинув на прощание.

— Спасибо, милки, что пустили без очереди. Бог даст, не опоздаю.

— Подожди, дед, — окликнул его жених. – Мы довезем. Тебе ведь в краевую, да?

№4

Я и ты

Я высокая стройная блондинка с серыми глазами. Обожаю каблуки, по полчаса крашусь по утрам, люблю яркие цвета в одежде, но предпочитаю броскости элегантность. Ты коренастый широкоплечий брюнет, не жгучий, но очень тёмный. У тебя густые, длинные и загнутые ресницы, предмет моей тихой зависти. Модно одеваешься, как все сейчас, носишь джинс и кожу.

Я люблю мороженое в вафельных стаканчиках и группу «Виа-Гра». Ты обожаешь литовское баночное пиво и добрый старый питерский рок. Я в благоговейном восторге от фильмов «Полёт над гнездом кукушки» и «Молчание ягнят», ты заразительно смеёшься, когда смотришь «Блуждающую пулю» и все опусы от Джеки Чана. У меня компьютерные игры вызывают острый приступ дебилизма. Ты с азартом режешься в танчики и временами орёшь на свою команду в микрофон. Я понимаю разницу между абстиненцией и обструкцией, ты же уверен, что это название редких болезней. Я интеллектуалка. Ты душа компании.

Мои родители научили меня почти всему, что я знаю. Ты с помощью своих выучил только русский язык и библейские заповеди, познав остальное сам, методом проб и ошибок. Я не знаю, с какой стороны подойти к розетке и электродрели, а ты с удовольствием кашеваришь и сам сортируешь бельё перед стиркой.

Я ненавижу несдержанных на язык, лентяев и лгунов. Ты удивительно терпелив и стараешься найти оправдание самому последнему подонку. Я спокойный человек, люблю тишину, полумрак и романтику. Могу часами сидеть над интересной книгой, переживая за героев. Ты общителен до неприличия, лично знаком со всеми вышибалами города, свой человек в ночных клубах, откуда возвращаешься заполночь. Я не сопровождаю тебя, доверяю, знаю, что не подцепишь никого и ничего. А вот ты сердишься, когда я надеваю мини-юбку и шпильки, — ревнуешь. Ты милый в этой беспочвенной ревности, и я очень тебя люблю! С того самого момента, как ты родился, я знала, что именно ты станешь моей путеводной звездой, наполнишь смыслом невнятную одинокую жизнь и дашь мне осознание нужности. А я взамен буду просто любить тебя. Всегда.

№5

Ангел наделял душу способностями: стать стойкой, опорой для слабых, быть путеводной звездой…

***

Виталий не просыхал вторую неделю. Он пил и пил, как говорила психотерапевт — запивал свои еще из детства тянущиеся комплексы. Но от слов врача легче не становилось, осознать проблему он мог, но никак не хотел ее принять. Быть первым и лучшим – это привил отец, и когда жизнь пошла по наклонной и первым быть не получилось он начал пить. Пить жестко, лишь иногда выныривая из волшебного спокойствия запоя. Работал Виталий дворником, что позволяло выпивать практически не переставая.

Жалостливая соседка Даша, чуть полноватая, с роскошными белокурыми волосам, иногда нарушала покой Виталия. Приходила, убиралась, варила вкусный густой борщ, собирала бутылки и банки – выносила в мусоропровод. Иногда просто сидела с Виталием и слушала его стенания. Как так получилось, что они сблизились не понимали ни тот, ни другая.

Ему в тот день было особенно плохо, он допился до чертиков и пропустил рабочий день за что получил выговор. Даша пришла вовремя, слушала жалобы, утирала стекающие по щекам слезы. Подсев поближе, гладила по голове, в какой-то момент обхватила голову руками и прижала к своему ароматному телу. Виталий сам не заметил, как стал обнимать гостью, сначала по-свойски, а потом страстно, с желанием. Все случилось очень быстро и совершенно неожиданно для обоих. Даша ушла, как ни в чем не бывало.

***

В тот момент, когда произошла близость между этими разными людьми, ангел послал душу в лоно Дарьи, она заполнила две соединившиеся клетки: мужскую и женскую, которые стали домом для только что рожденной души.

***

Какое-то время спустя Даша пришла к Виталию спозаранку. Вела себя нервно, села на стул в прихожей и проходить не хотела, поправляла все время лезущие в глаза светлые пряди.

— У тебя что-то случилось? — Спросил Виталий. Он оперся о косяк. Хотя был с сильного похмелья, смог понять, что Даша чем-то встревожена.

— Я беременна, — выдавила она с трудом. – У нас будет ребенок, — всхлипнув, закрыла лицо ладошками, заплакала.

— Даш, я не понял… — Виталий пытался придать голосу бодрости. – У тебя будет ребенок от меня?

— Да, от тебя, — Даша навзрыд заплакала.

Виталий бережно прижимал сверток с ребенком. Он не пил уже 9 месяцев. Ни капли не брал в рот. Всю свою жизнь рассматривал теперь только через призму новорожденного существа по имени Василиса. Говорил, что в этой девочке находится душа – его путеводная звезда…

№6

Верь в меня

Пожалуйста, верь в меня, даже если я все делаю неправильно. Даже если на улице нет дождя, а я с зонтиком; даже если я не даю подаяния нищему, верь мне. Положись на меня, и я стану той, на кого можно положиться, я не подведу, ни за что. Ломать, корёжить будет меня жизнь, и ветер перемен будет не легким дружелюбным ветерком, а ураганом, и все же… Ты ведь положился на меня, как я могу подвести?

Пожалуйста, люби меня, даже если это кажется тебе неправильным. Даже если я болтаю глупости, что сильно ранят; даже если я не смотрю тебе в глаза, когда стоило бы, люби меня. Ласкай меня, и я стану той, которую любить не стыдно, а честь; и все будут завидовать. Верь в меня.

Пожалуйста, прости меня, даже если это немыслимо сложно. Даже если обычные люди за такое не прощают, а вешают; даже если я совсем не достойна этого, прости меня. Подари мне надежду, и я стану той, кто эту надежду вселяет, и в мире будет капельку светлее.

Верь в меня, и я смогу сделать все на свете. Я покарю моря и рожу тебе сына, я стану тем, кем должна была стать давно. Вот только никто не верил в меня.

Прошу тебя, стань моим смыслом, моей Путеводной Звездой, моим убежищем. Я буду наслаждаться твоим сиянием и ликовать, когда ты улыбаешься, и как несмышлёныша меня направляешь. И все нам с тобой станет по плечу, по силам все — нам вдвоем.

А я… Я тоже буду верить.

№7

Путеводная звезда

Вот она перед нами, наша путеводная звезда. Еще недавно мы метались по Солнечной системе без ясной цели, набивая себе шишки и увеличивая энтропию, тем самым приближая смерть от теплового удара Вселенной. Все соблазны были нами опробованы и все ошибки совершены. Но всё-таки есть что-то там, за гранью человеческого восприятия, что может помочь человеку определиться и спасти его от проблемы выбора. Ведь не может разум человека победить его животную сущность, нет гармонии в мире внутреннем и, соответственно, внешнем.

Но вот она, революция в сознании. Не совсем, конечно, в сознании, а больше в технологии, но это именно тот случай, когда технический прогресс позволил ликвидировать пропасть между техническим и социальным интеллектом. Как говорил когда-то Армстронг (не тот, что певец, а тот что первый лунатик) про первую прогулку по спутнику Земли, что это маленький шаг для человека, но огромный шаг для человечества.

И вот уже скоро мы наконец объединимся и всем человечеством дружно направимся в наше будущее, где уже не будет тех мелочных проблем, которые нас когда-то заботили.

Но мне кажется, что надо заканчивать эту последнюю запись моего маленького дневничка. Уже через пару часов, Земля покинет свою орбиту и прямиком отправится в ту маленькую чёрную дыру, которая произошла после испытания адронного коллайдера. На этом разрешите откланяться, мои дорогие несуществующие читатели, мне еще предстоит фикус полить и удобно усесться с чашечкой кофе, чтоб не пропустить ничего из этого самого яркого события.

№8

Лес, что в Сибири, что в Подмосковье – опасен. Буреломы, завалы, притаившиеся болотца, неожиданно появляющиеся среди молодых ельников овраги. Не парк для прогулок, это точно.

Мои родители были заядлыми грибниками. Для меня собирание грибов так и не стало охотой.

Мне было двенадцать лет. Я была в том возрасте, в котором проблем в жизни немерено: неверные подруги, первые влюбленности, не тот свитер и слишком толстые щёки на такой тонкой шее. Мне было не до грибов. С мамой мы поругались с утра. Резиновые сапоги оказались мне малы. Мама с натяжкой согласилась на кроссовки. Выяснили, «кто надевает хорошие джинсы в лес». Отец, пригнавший машину из гаража, остудил накалившуюся обстановку. Обнял: «Дочь! Зайцам всё равно, как ты одета. Это не забудь!» И постучал пальцем мне по лбу.

Нас выехало в лес несколько семей. На поляне в беспорядке припарковали машины. Женщины намазали всех детей «антикомаринкой». Взрослые разобрали корзины и ножи, двинулись вглубь леса ровным строем. Дети забегали вперед, «аукали» и баловались. Я же гордо держалась в стороне.

Ровно через час я потерялась. Паника подступила мгновенно. Только что виднелись среди деревьев платки женщин, слышались хруст веток и крики детей! А тут тишина. Лес притаился. Молча, впитывал мой страх.

Ноги сделались ватными, глаза искали малейшее движение, уши чуть не оглохли от перенапряжения. Ничего.

Я бросилась бежать. В том направлении, в котором, казалось, ушли все. Потом начала кричать. Охрипла сразу. Что-то похожее на человеческий голос послышалось из глубины леса. Я рванула туда. Ничего. Солнце перестало проступать сквозь листву. Всё посерело. Приближалась ночь.

Слёз не было. Страх в груди был так силён, что замораживал и голос, и слёзы. В сумерках я провалилась в низину с водой. Теперь в кроссовках хлюпала вода, а холод стал пробираться и под одежду. Когда стало темно, я шла с протянутыми вперёд руками, чтобы не впечататься лбом в дерево.

Когда силы оставили меня, во тьме заметила далёкую мерцающую звёздочку у самой земли. Верите, я вспомнила все ужасы о последних минутах жизни человека, погибающего в лесу, о которых слышала. Ноги сами понесли меня прочь от огонька. Но я строго сказала – стоп. «У смерти два глаза», вспомнились мне слова отца. Ёжась от ужаса и шатаясь, я двинулась в сторону одинокого светлячка. Услышала крики людей. Начала сипеть в ответ. Нащупала палку и стала долбить по стволам деревьев.

Это был фонарик в руках моего отца. Кому как, а путеводной звездой может стать и маленький огонёк в родной руке.

№9

Одинокий фонарик

Он жил на поляне, скрывавшейся в чаще леса за непроницаемым кольцом деревьев.

Давно же всё существовало здесь, словно следуя плану, словно опасаясь нарушить гармонию, что никто не воспротивился, каждый подчинился тому, чего не знал. Даже тишина в этом страшном расчёте боялась возникнуть внезапно, резко, тогда, когда будет совсем не нужна, не важна. И это место было одно такое в Его жизни: Он никогда не путешествовал – не верил, что есть нечто другое, более красивое.

Не верил Он и в то, что где-то есть такая же тонкая, изящная трава, колыхавшаяся на ветру; такие же ароматные цветы всех цветов, ставшие лишь за день друзьями для пчёл; такой же большой круглый шар, сиявший бледно-жёлтым, простой, но в то же время загадочный, закрывший от Него душу, сердце. Однако Он любил Луну за это не меньше – даже сильнее, искреннее. Всё любил Он в этом месте, считая уникальным уже из-за того лишь, что каждый жил здесь так, как ему хотелось. Это был их дом, их личный уголок счастья, которое в обычном мире им получить бы не удалось: люди бы им не позволили.

Сегодня он смотрел на небо, усеянное разноцветными фонариками: некоторые ему виделись жёлтыми, другие – белыми. Но несмотря на это все они были связаны между собой, как и Он – с другими цветами на поляне, с пчёлами, с деревьями, с землёй. Не представлял Он себя без них, как и они – без Него.

И звёзды – фонарики на тёмном небе – чувствовали себя так же. И только одна из них была одинока.

Капля в этом море огней казалась призраком. Она сияла, искрилась, словно стараясь сделать что-нибудь, чтобы её заметили.

И у неё… получилось!

Он повернул бутон, посмотрел на звезду; она – на Него. Звезда тянула его к себе, манила, и Он летел к ней, следуя за невидимой нитью, которую можно было лишь чувствовать душой, сердцем. Ему захотелось приютить этот маленький фонарик, чтобы он больше не плакал от одиночества. И в эти моменты Он был счастлив, хотя дом находился за много миль грёз от Него; Он впервые путешествовал, и её мир был так же прекрасен, и звезда всё понимала в Нём.

И когда Он почти прикоснулся к огоньку, его обожгло жарким пламенем, хотя звезда была так далеко, недостижимая и прекрасная именно в своей недостижимости. И Он понял, что пылает; стебель Его подогнулся, бутон упал на прохладную землю, звезда понеслась ему навстречу, пока он ещё жил, дышал, и разбилась вскоре рядом с Ним, рассыпавшись искрами.

Последний раз блеснуло – уже Луна осветила поляну.

…На месте, где Он жил, была теперь горстка пепла.

№10

Наша маленькая, но в то же время довольно шумная компания, как обычно, сидела за столом литературном кафе «Морфий». Мы собирались там каждую пятницу, делились своими наработками, идеями, мыслями. Общение у нас довольно близкое, хоть знаем мы друг друга не больше года. В разгар очередного оживлённого спора Антон, молодой писатель, который по ряду причин большую часть своего времени работал в нелюбимом офисе, выхватил из кармана телефон и серьёзным видом начал не менее ожесточённый спор, но уже по мобильному. Компания притихла, а я пользуясь всеобщим затишьем отошёл на перекур.

«Да, я понимаю, но так нельзя!» — позади донёсся едва слышный голос Антона. Мне всё время было интересно с кем ещё он делиться своим творчеством и от кого постоянно выслушивает наставления и критику. Человек по ту сторону телефонного разговора читал ему нотации и учил жизни. Ни я, ни кто-либо из компании никогда не видел и не слышал этого « Тайного Учителя», а когда об этом спрашивали Антона, он отвечал что-то невнятное и резко сменял тему беседы. Я затушил сигарету и незаметно подобрался поближе: «Я знаю, что это важней, но я не могу бросить работу.». Антон выглядел расстроенным и внимательно слушал собеседника: «У них есть время, беззаботное время, а мне еще… Нет, я не ищу оправданий. Ты знаешь мои бессонные ночи? и у тебя ещё поворачивается язык»? — по его лицу стало понятно, что последняя фраза была лишней. «Я понял. Да, действительно всё понял. Сегодня сделаю», — Антон положил телефон в карман пиджака, небрежно висящего на спинке стула и, достав пачку сигарет, направился в сторону курилки. Интерес разъедал меня изнутри, я достал телефон Антона, но вместо номера или имени на экране была папка со странным названием «Путеводная Звезда». В папке были десятки аудио записей с датой в названии. В попытке хоть что-то понять я включил запись с сегодняшним числом в названии.

«Да, я понимаю, но так нельзя!» — раздался знакомый голос, но уже из телефонной трубки.

№11

Свет из дома напротив

Сколько Оля себя помнила, одним из ее любимых занятий было сидеть на подоконнике и смотреть в окна дома на другой стороне улицы. Особенно привлекала ее внимание квартира на пятом этаже, хозяева которой редко задвигали шторы. Там жила семья – родители и двое детей, мальчик-подросток и девочка чуть постарше Оли – и по вечерам, когда они зажигали свет, было видно, как все четверо собираются на кухне, поливают многочисленные цветы на подоконнике, садятся за стол и ужинают, о чем-то оживленно болтая. Потом они шли в комнату, забирались на диван, укутывались в плед и включали телевизор. Или играли в какую-то настольную игру. Или расползались по разным углам с книгами и журналами и читали до поздней ночи.

Оля смотрела на их окна, светящиеся теплым желтым светом, и придумывала, что именно читает эта незнакомая семья, во что играет девочка, о чем рассказывают ей за столом мама с папой и старший брат. А после того, как родители отправляли детей спать, ложились сами и тушили везде свет, Оля рисовала в своем воображении другие два окна, за которыми жила другая, но очень похожая на эту семья. В ней тоже было двое детей, тоже был высокий и широкоплечий папа. А мамой была она, Оля.

Она знала, что на самом деле это невозможно. В детстве просто чувствовала, а когда стала постарше, много раз слышала об этом от взрослых. Ребенок, у которого не было счастливой семьи с любящими родителями, никогда не сможет сам создать счастливую семью – он обречен либо остаться в одиночестве, либо всю жизнь мучить себя, супруга и детей.

И все-таки она любила смотреть на чужую счастливую семью, и окна, за которыми жила эта семья, стояли у нее перед глазами, даже когда девочка не видела их. Когда ее мать приводила домой очередного ухажера и напивалась вместе с ним, когда они с ухажером вместе били ее за отказ идти за водкой, когда за ними приезжала вызванная соседями милиция…

И позже, когда, закончив школу, Оля уехала из поселка в Питер, когда она вселялась в общежитие, сидела на лекциях и искала работу, в глубине ее души светились желтым светом те самые окна, и за ними по-прежнему кипела та жизнь, а которой она мечтала. Свет в них горел даже в самые тяжелые дни, когда девушка была уверена, что никогда не встретит человека, который тоже стремится к таким окнам. И позже, когда она, уже найдя такого человека, почти не надеялась, что у них будет хотя бы один ребенок.

Полностью ее мечта так и не сбылась. На подоконниках у нее дома не было цветов: у детей обнаружилась аллергия.

№12

Чистый лист хранит в себе загадку, тайну и безграничные возможности. Еще мгновение и мертвая белизна разразится жизнью. Запляшут буквы, сливаясь в слова и фразы, рождая в буйстве мысли новые приключения и бесконечные миры.

И вот я сижу за столом, в руках инструмент настоящего творца. Безграничный потенциал будущей славы уже слепит своим сиянием, а в голове не одной путной мысли. Нет, мыслей полно, идеи так и кружат в безумном танце. Любой генератор случайных чисел обзавидуется такому нагромождению бессвязных образов, рожденных под воздействием всего двух слов. Идеи так и бьются за право первенства, а в итоге всплывают брюшком верх лишь мелкие недобитки.

На первый взгляд тема простая и понятная – “Путеводная звезда”. Любая фантазия, любого жанра. Все доступно, только выбирай. Тут тебе и фантазийно-библейский волхв, бредущий первым встретить спасителя, и любовь, сопровождающая сквозь жизненные невзгоды.

А если обратиться к жизни. Правильно, зачем далеко ходить? Начинать надо с себя. Какая у меня цель в жизни – писать? А это вообще цель или все-таки средство. А если средство, тогда какая цель?

Как все сложно. Хорошо, что есть люди готовые меня в любой момент поддержать, подсказать и наставительно пожурить. Я благодарен всем и с гордостью могу сказать, что Writercenter.ru – моя первая путеводная звезда к литературным высотам.

№13

Звезды облачного края

Хочу рассказать доброму читателю о случае, коему я был свидетелем при моем плавании к Островам Облаков.

Вот как это было.

Я давно хотел посетить эту страну. Многие чудесные товары привозили оттуда купцы. О многих диковинах рассказывали.

Наконец, я купил место на корабле. И мы отплыли в тот же день вечером.

Плавание к Островам Облаков сложное. При пути в четыре дня, два последних небо закрыто облаками полностью. А над самими Островами облака не расходятся никогда.

Первые дни мы плыли при попутном ветре и спокойном море. Я познакомился с командой. Это были смелые и достойные люди.

Утром третьего дня я увидел на носу корабля девушку в белом платье, которая стояла и смотрела в даль. Она была так сосредоточенна и внимательна, что я не посмел подойти и заговорить с ней.

К обеду небо закрыли облака. Начался облачный полог Островов.

Девушка оставалась на носу и в обед, и вечером. Ночью, когда я поднялся на палубу – она по-прежнему была там и смотрела в даль.

Утром четвертого дня помощник капитана сказал, что вечером мы прибудем на центральный Остров.

Я спросил его о девушке, кто она и почему путешествует одна.

— О! – рассмеялся помощник. — Она не пассажир. Она — Светлая Дева.

Я попросил его рассказать об этом. Добавив, что запишу рассказ в книгу о своем путешествии.

Старому моряку это было приятно, но он смутился:

— Мне не все известно, но я расскажу, что знаю.

И он начал:

— Солнце никогда не опаляет наши Острова. Поэтому там все мягче и нежнее. И не только природа. У нас иногда рождаются девушки с очень чуткой душой. Когда они любят, то всегда знают, где их любимые. Если увезти их с Островов, то они, стремясь обратно, укажут дорогу домой.

Я был поражен.

Моряк продолжал:

— Светлые Девы – наши путеводные звезды в краю облаков. Вся торговля на них держится. Но мы Дев не обижаем. Их семьям платят деньги. У каждой девушки свой лекарь.

— А их любимые?

— Живут как все — женятся, детей заводят.

— На Девах женятся?

Моряк улыбнулся:

— Светлые Девы в жены не годятся. Они как блаженные — на любимого смотрят, улыбаются и все. Им больше ничего не надо, только рядом быть.

Помощник кивнул на деву в белом:

– Когда придем, ее на час-два с любимым оставим. Потом — сонный напиток и опять на корабль.

— Но как Девы соглашаются на такую жизнь? – спросил я удивленно.

Он миг-другой смотрел на меня, а потом захохотал:

— Соглашаются? Да кто ж их спрашивает?

И, смеясь, он ушел.

Чего стоят люди – я и до этого знал.

Но теперь, мой добрый читатель, выбирая себе Путеводную Звезду, я прежде узнаю – а согласится ли она на это?

№14

Звездочка для крошки

— Ты спишь, моя маленькая? – женщина осторожно коснулась плеча девочки.

— Нет, мама, я птичек слушаю, они так красиво поют, правда? – не открывая глаз, ребенок повернул головку и осторожно коснулся ее щеки. – Прям как ты, правда?

Она улыбалась, не сводя глаз со своей малышки. Какая же она маленькая, почти крошечная худенькая девочка в легком летнем платьишке василькового цвета. Здесь, на лавочке в их маленьком саду она могла бы сойти за ангела, решившего вдруг навестить молодую вдову и ее единственную отраду… и самую большую беду.

С тех пор прошел уже год, а ничего не менялось. Лето сменялось осенью, осень зимой, вслед за той пришла весна, а затем снова наступило лето. Лето, в котором остались лишь она и ее маленькое сокровище.

Она обошла всех врачей в их маленьком городе, одного за другим. Была в областном центре, даже ездила в Москву, выбив направление в одной из клиник. Итог был один – ее кроха никогда больше не увидит ни солнца, ни неба, ни птичек в саду, ни даже ее лицо. Все, что осталось ее малышке – слышать пение птиц… и ее голос. Она могла различать тени, понимать, когда приходила ночь и наступал день… но больше ничего.

Тот пожар унес с собой ее мужа и забрал глаза четырехлетнего ребенка. Оставил ее вдовой с калекой на руках, но она продолжала бороться. Продолжала рассказывать своей крошке, какой он, этот мир вокруг нее.

— Я принесла тебе кое-что, вот, возьми, — она протянула девочке кусок ткани.

— Такая мягкая, — прошептала малышка. – Мама, а какого она цвета?

— Черная, как сама ночь, — улыбнулась она. – А еще на ней есть маленькие звездочки и луна, вот здесь, проведи пальцем. – Она протянула руку девочки к одной из вышитых звезд.

— Какая она маленькая, — девочка нежно провела пальчиком вдоль нити. – А она какого цвета?

— Желтая, как и многие другие. А вот эта, — женщина перевела руку ребенка на соседнюю звезду, — белая, и она здесь только одна. Ты помнишь сказку про Вифлеемскую звезду?

— Да, мама, помню, – не отнимая руки с вышивки, прошептала крошка. – Она помогла найти дорогу волхвам, но ведь я же не волшебница и не ищу никого.

— Волхвы тоже не были волшебниками, моя милая. Та звездочка указала им дорогу к пещере с младенцем, ведь они так хотели его найти. А эта поможет найти тебе твои глазки. Я повешу эти шторы в твоей комнате, и каждый вечер мы будем искать нашу Путеводную звездочку, и просить ее помочь нам найти твои заблудившиеся глаза. Вот увидишь, однажды она укажет и нам правильный путь.

№15

— А как мы её назовем?

— Путеводная. Ведь теперь она будет вести нас по жизни. С ней мы пройдем через многие испытания, научимся новому, откроем неведомые Вселенные, сотворим уникальные миры.

— Наша маленькая звездочка. Мы создали её, а она создает нас.

Творцы обнялись, озаренные светом новой жизни, впервые в этом воплощении осознав себя едиными со всем сущим.

№ 1

Секреты ''тайной вечери''

Сочный, гордящийся алыми вишенками и горстями потаённых изюминок, украшенный воздушными облачками взбитых сливок, он источал неземной аромат ванили, вызывающий повышенное слюноотделение, и напрочь отключающий все мысли кроме одной: «Моёё!»

Два десятка приглашённых на «тайную вечерю» созерцали обезумевшими горящими глазами кулинарный шедевр. Покоящийся на хрустальном столе торт, увенчанный переливающейся всеми цветами радуги ледяной звездой, казалось, парил над миром, покоряя всё своей воле. Доброй ли? Гений бывает безумен, а красота – убийственна.

Но алчущим неведомы сомнения и раздумия на пути к победе. Поразмышлять можно и потом, набив себя под завязку ванильно-сливочной прелестью, если в тот момент захочется хоть о чём-то думать. Ведь нирвана это рай, блаженство и распад. А дьявол кроется в деталях, и ванильная, с нотками миндаля, сладость победы – одна из таких деталей.

– Ну ты, убери клешни, ботан! – разорвал благоговейное молчание хмурый штукатурщик, отталкивая соседа, пытавшегося указать пальцем на торт. Наивная фраза: «Это нам всем, каждому?» – оборвавшись, невнятным бульком застыла на губах «ботана», пока остальные, словно услышав сигнал к старту, сужали круг, влекомые переливами кондитерской звезды.

А у стола, грузно оплывая по табуретке, восседал улыбчивый розовощекий дяденька, добродушным матерком приветствующий конкурентов, и уже извлёкший из кармана гигантскую расписную ложку. Его личико, как у ребёнка, расплывалось в предвкушении вкусностей.

– Тудыть твою в качель! – возмутился брутальный штукатурщик, выбивая табурет из-под задницы лакомки. Толпа возмущённо загудела, утягивая буяна обратно, подальше от приза.

И тут заскрипели, отбивая полдень, гигантские часы. К людям откуда-то пришло понимание того, что времени в обрез, и не стоит наивно надеяться, что угощение достанется всем, ведь шоу – не богадельня, а смысл «тайной вечери» в распределении ролей, выбираемых каждым по себе.

У кого-то от понимания этой простой истины руки начали опускаться, а у кого-то наоборот, решительно сжались в кулаки.

– Не обижайте гостя! – бодро закудахтало несколько дам, обхаживая ушибленного табуретом толстяка, и попутно протискиваясь к столу. Мужчинка благосклонно принимал сочувствие, присматриваясь, как бы сподручнее метнуть свою суперложку прямёхонько в торт.

Пристыженный штукатурщик угрюмо хмурился в стороне, размышляя, как преодолеть напор клуш, и неожиданно ему явилась поддержка. Элегантная дама, явно бывшая выше глупой борьбы, улыбнулась задире, подошла, и, взявшись за его локоть, царственно направилась к столу. Неожиданный тандем ангела и чудовища обезоружил всех. Штукатурщик приободрился, с шармом отдавливая ноги пытающимся встать на пути. Эта пара шествовала, как по голливудской дорожке, к своей и только своей звезде.

Что связывало две противоположности, изысканную леди и мужлана с грязными ручищами и грубыми манерами? Вроде, ничего общего, но вдруг ледяная звезда преломила луч света, направив его на нежную щёчку феи. Штукатурка! Тончайший слой, в шаге от победы, он стал виден, как никогда, волшебство рассеялось, сменяясь разочарованием. Потупившись, толпа пошла на выход, тут больше нечего было ловить, и нечем восхищаться.

Две руки с разных сторон тянулись к подтаявшей звезде. Аромат миндаля странно, до горечи, усилился.

''А если я ошибаюсь?'' — задумался отшельник, откладывая рукопись. — ''С каких пор я стал больше доверять лучам ледяных звёзд, чем улыбкам и словам людей? Всё может быть совсем не так, как я тут насочинял.''

''Вспомни, как раз за разом эти лучи обнажали скрытое, а ты со смехом или раздражением отмахивался, получая потом осколок за осколком, и когда их накопилось столько, что сердце грозило разорваться, не ты ли ушел от всех сюда?'' — пророкотал, удаляясь, голос океана, на берегу которого стояла лачуга отшельника, писавшего летопись жизней настоящих и поддельных.

''Ты прав, прости мои сомнения,''- вздохнул отшельник, и, придвинув рукопись, начертал: «по аромату мышьяк напоминает миндаль».

№2

Фелисити

В солнечном сплетении нарастало острое чувство страха, но где-то в глубине черноты я видел спасительную мерцающую точку. Вцепившись в штурвал, следовал за ней как моряк за путеводной звездой. Волнообразно меняя очертания, она распускалась прекрасным цветком орхидеи.

Калейдоскоп воспоминаний сложил картинку: космодром с устремлённой к звёздам белоснежной стрелой — моим звездолётом, чью жажду скорости сдерживают лишь массивные фермы. В ушах зазвенели слова Флойда: «Помните, Артаир, вам нужно держаться ровно по центру туннеля. А он может быть извилистым, переменного диаметра. Всё зависит от вашего мастерства пилота…»

И вот страшная сила, готовая перемолоть в смертельной мясорубке, ослабла, и я увидел глаза Фелисити прямо перед собой, мерцающим контуром прорисовался такой родной и близкий силуэт. И я вновь обрёл уверенность, устремившись туда, куда она звала меня.

— Фелисити, почему я не вижу звёзд? Всё вокруг залито чернильной тьмой.

— Дорогой, ты забыл? Когда летишь быстрее скорости света, свет звёзд не поспевает за твоим кораблём.

— Но лететь быстрее скорости света невозможно. Это нарушает все законы физики…

— Здесь другие законы.

— Где здесь? Почему я слышу тебя, но не вижу? Я всегда видел тебя. Ты всегда была рядом. Фелисити, дорогая, вернись.

— Я здесь, я всё время здесь. Всё время-время-время…

Голос искажался, то становился выше, то падал до гулкого баса.

— Время? А что такое время? Прошлое, настоящее и будущее?

— Здесь всего этого нет. Мы лишь пытаемся расставить в огромном пространстве вехи, «крючки», за которые зацепится крохотный кусочек нашей жизни.

— Без тебя у меня больше нет жизни.

Воспоминания уносят в далёкое прошлое. Мы сидим с Фелисити в нашем любимом маленьком кафе. Со стеклянного купола на нас смотрят мириады звёзд, существующих и уже погасших, но чей свет все ещё летит через Вселенную.

— Знаешь, среди этих звёзд есть одна, которая затмевает всех…

Но Фелисити мягко сжимает мне руку:

— Арти, не надо лишних слов. Если любишь меня, давай просто будет жить вместе.

Фелисити, моя маленькая нежная малышка.

Слезы закипают в глазах. Почему, почему я не смог спасти тебя? Если бы всё можно было повернуть вспять.

Не было взрыва, лишь страшная вибрация и нахлынувшая невыносимая волна боли, скрутившая тело сверху донизу.

Сознание вернулось мгновенно, я увидел над собой отливающей мягкой желтизной потолок. Так низко, что смог дотронуться до него рукой. Когда он приподнялся, я присел и увидел Финли в белом халате, нашего врача, под наблюдением которого находился я и все члены моего отряда. Знакомое помещение медбокса. Стены, испускающие тёплый умиротворяющий свет. Полупрозрачное «яйцо» медкамеры.

— Ну что ж, всё в порядке, Флаэрти, — сказал Финли удовлетворённо, рассматривая голографический экран, усеянный закорючками, в которых черт мог ногу сломать.

— И я могу лететь? — спросил я.

— Лететь? — Финли мягко улыбнулся, как улыбаются малышу или безумцу, только чтобы не рассердить и не расстроить. — Полет уже состоялся и закончился благополучно.

В глубокой задумчивости я вышел из медбокса, медленно прошёлся по коридору. Лифт поднял меня на смотровую площадку. Прозрачный купол из стеклокона казался невидимым и не отделял от бездны, откуда смотрели бледные звезды.

Я заказал чашечку латте, присел за столик, бездумно поглядывая на огромный вращающийся экран, на котором одновременно шла пара сотен передач.

— Привет, Арти, — знакомый голос заставил вздрогнуть.

Спутницей Юриуса, пилотом нашего отряда, оказалась цветущая молодая женщина, от взгляда на которую мурашки пробежали по спине.

— Это Фелисити Холт, — объяснил он, без приглашения плюхнувшись за мой столик. — Журналистка. Пишет серию статей о нашем эксперименте.

Я задержал на миг в ладонях пухленькую ручку с трогательными как у младенца ямочками и вновь ощутил себя молоденьким старлеем, который только что вернулся из академии. Рубашка взмокла под мышками.

— Фелисити, мы раньше не встречались? — превозмогая неловкость, задал я глупейший вопрос.

— Нет, ну что вы, — она мило, но совершенно нейтрально улыбнулась. — Хотя я многое о вас знаю. У вас потрясающе интересная биография. Полковник в тридцать пять лет. Герой войны с трозаками…

Она начала рассказывать, а я слушал её чуть хрипловатый голос, всматривался в обжигающую синеву глаз, россыпь родинок на шее у ключицы. Любовался медовым отблеском волнистых пепельно-русых волос, тяжёлым водопадом, осыпавшим её округлые плечи. И почему у меня так кружится голова?

И вдруг вспомнились слова Флойда: «Что вы увидите там? Самая большая вероятность — другую галактику. На это мы надеемся больше всего. Ради этого и затеяли эксперимент. Но возможно, только возможно — это будет прошлое или будущее. Ну, или альтернативная Вселенная. Но это маловероятно. Я лично как учёный в это не верю».

№ 3

73!

Я уже давно не вижу звезд. Все реже смотрю на небо, а если иногда отрываю взгляд от земли, то по причине усталости глаз – все время компьютер, компьютер, компьютер – вижу только самые крупные и яркие огоньки на ночном небе.

Когда-то мне очень нравилась история про мальчика, который один во всем поселении мог видеть звезды. За эту преступную способность его могли отлучить, изгнать из общества, заключить под стражу. Повесть так и называлась «Видеть звезды». Помню, перечитывала ее раз за разом, радуясь тому, что мы живем в мире, где каждый может свободно, если хочет, найти Большую и Малую медведицы, Венеру и Марс.

Холодные колючие огоньки в бездонной глубине ночного окна казались таинственными. Они мерцали, посылая мне сигнал. Была у меня любимица: маленькая голубоватая блестка над Большим ковшом. Силой мысли я поднималась по прерывающемуся лучу к ней и оттуда смотрела на саму себя, маленькую девочку, с восхищением принимавшую бесконечный таинственный мир, прекрасный и яркий, как путешествие по экзотической стране.

Каждый день был новой, неизведанной землей: простой куст мог скрывать сокровища – какой-нибудь камень необычной формы или заброшенный погреб, а на заросшей лебедой тропинке мог повстречаться будущий капитан Грэй – мальчик, катящий велосипед. Яростный щебет птиц воспринимался как симфония, а грибной дождь превращал деревья и дома в сверкающие столпы.

Со временем краски побледнели и выдохлись, и чтобы вернуть свежесть восприятия, я иногда поднимаю взгляд от земли и говорю маленькой далекой блестке, прячущейся в тени Медведицы: «Здравствуй, звездочка». Она мерцает мне в ответ: «73!»