Салфетка №154. Голосование

1.

(На кухне, в ночь с февраля по апрель)

Слушай, родной, я так посмотрю, все у тебя правительство виновато! Нет, я даже не спорю, но вот… А я тебе скажу! Плохое, согласен, да, но кто там у нас сидит – ведь не марсиане же. И погодь пока крыльями хлопать.

Ты знаешь на кого сейчас похож? На тех, кто стонет за СССР, мол, какую страну пролюбили. Ну, во-первых, не «какую» – это, по-моему, и так понятно, а иначе чего они все кинулись как тараканы в разные стороны? А во-вторых – кто это сделал? Опять же – не марсиане. И не агенты ЦРУ или МОССАД, причем настолько не, что даже обидно, чесслово… Ну, как, «кто»? Свои. Воспитанники компартии – других-то не было! Партий, я имею в виду. Причем, не абы кто, а детишки элиты. Ты проверь, проверь потом биографии-то. Воспитали, видишь ли… Но я не об этом. Я о том, что цепочка-то вот она…

Теперь про сейчас. Знаешь, родной, есть такая фраза: «Уходя с аэродрома, стибри что-нибудь для дома». Слышал? Вижу, слышал. И сам ей руководствовался, так? А знаешь, почему? Потому что это есть наша Великая Русская Парадигма. Будешь отчет писать – все три слова с заглавной буквы… да шучу я, шучу. Модус операнди, который, мать его, превратился в модус вивенди!.. А-а, задумался? То-то. У меня один знакомый был, он все удивлялся, мол, и что у нас общего с Востоком в целом и с Китаем в частности… Буддисты его, что ли, удивляли, не помню… Так и удивлялся, пока я ему про татар не напомнил.

Так ты вкурил, о чем я, или тебе формульнуть набело? Ща, погодь… Ага, вот.

Вот эти, которые, как ты говоришь, «воруют» – они руководствуются той же самой парадигмой, которая. И не надо мне руками в объемах показывать, «скока»! Надо не руками в объемах, а головой в процентах считать. От возможного. Доступно?

Все мы – марсиане. Наливай давай, прокиснет…

2.

В этом году рожь у нас удалась! Прям загляденье, а не рожь!.. Колоски стоят один к одному, как солдатики. Зёрнышки меж собою, как влитые, сидят. И усики торчат в разные стороны, что у твоей кошки!

Ну, мы и поехали эту рожь приходовать. С Митричем поехали. Потому как одному мне с цепью никак не совладать. Неучён малость…

Приехали мы это, значит, на поле, где рожь наша колосится. Стоим, любуемся. Папироски покуриваем. Хорошо, хоть Анисимовна в район на «газике» своём пыльном усвистала! Иначе несдобровать бы нам было…

Глядь — а изо ржи-то, из самёхонькой середины — тёточка выходит! Выходит такая, сама вроде как в мешок пыльный обряжена… И видим мы с Митричем, значит, что деваха эта к нам вроде как идёт.

Ну, переглянулись мы. Смотрим, значит, дальше что будет. А она плывёт по полю, как по морю — и тени не отбрасывает!

А уж тень-то должна бы быть. Как же ж без тени-то?! Солнце-то уж в самый зенит вошло. Зной — что в твоей бане да после водки…

Подходит тёточка в рванине к нам поближе — и я чувствую, что мне начинает плохеть. Глаза-то у ней большие — и как есть белые и без зрачков! И ворочаются в разные стороны. Вращает она ими, значит…

Митрич — гляжу — аккуратненько так папироску свою о подошву сапога пригасил… Да как брыкнется в рожь!

— Эй, Митрич? Ты чего, Митрич? Эй, вставай! Ты чего? — шепчу я и несмело трясу его за плечо.

А девка эта, будь она неладна, всё приближается! Вот уж и рот раззявила. А рот — что твоя дырка в заборе. И слюна капает. Кушать, значит, хочет…

Митрич из обморока-то вернулся — и ну за штанину меня дёргать!

— Пошли, — говорит он мне, — отсюдова. Эт — Полдница! Древнее проклятье мест этих… Мне бабка сказывала, что выходит она в полдень и работать не даёт. Мешают люди им в полдень-то! Не знаю — почему. Бабка не сказывала… Может, они тут себе пропитание рыщут. А может, берлога ейная здесь недалече… Пошли отсюдова подобру-поздорову! Ну, чего ты на неё таращишься?!

Ага! Попробуй на неё не таращиться, когда она крылья за спиной развернула и когти длиннющие выпустила!

Ух, как лепетнули мы с Митричем! Только задники мелькали!..

А вечером на машинном дворе нам сказали, что эт нам ещё свезло! Что в позапрошлом годе Полдница эта подкралась незаметно и утащила пастушонка Васютку.

А Верку юродивую прям в поле сожгла, когда та сикать присела!

Так что мы с Митричем ещё задёшево отделались!

Только Анисимовна, возвернувшись из райцентра, общественности не поверила. Пробормотала: «Вот ведь брешут, сукины дети, с пьяных-то глаз!» — и пошла в коровник.

3.

Эля в полном рабочем антураже — в тюрбане с концами платка, завязанными на затылке, в вычурной юбке и красной блузке, со множеством браслетов на запястьях и рядами деревянных и жемчужных бус на шее — работала. А именно: ходила по квартире (салон и две комнаты) и бормотала под нос неразборчивые слова, совершая широкие круговые пассы руками. Её задачей было найти и прогнать полтергейста. Дух-шутник пугал милое семейство, состоявшее из родителей, дочки и чиканутого кота.

Главное в работе — напустить побольше пыли в глаза, ошеломить взрослых разными техническими терминами вроде «перципиент» или «проекция», а потом провести сеанс изгнания экзо. Эля научилась всему этому на раз-два-три. Необходимо было занять место в соответствующей нише и наслаждаться полученным баблом. Что Эля и делала. Имидж она выбрала не зря — где-то после войны одна из её бабок согрешила с цыганом, а может и с грузином, оставив в наследство чёрные кудри и оливковый цвет лица. Немного умелого макияжа — и всё тип топ!

Скрипучий старческий голос заставил её вздрогнуть и обернуться:

— Эй, кончай дурью маяться и займись делом, наконец!

Эля с изумлением вперила взгляд в полную грузную старуху за столиком, внимательно раскладывающую пасьянс. Краем глаза она косила на шкаф. Эля тоже глянула в ту сторону, но ничего не увидела.

— Вы кто? — с опаской спросила она. Старуха сердито хмыкнула:

— Бабку забыла родную?! Баб-Валя я! Ну, вспомнила?

Эля широко распахнула густо накрашенные очи. Как не вспомнить бабу Валю! Мамину маму из деревни, ту, что заговаривала малышне ранки и порезы, зашёптывала страхи и лечила травами рожу. Только бабу Валю вот уже шесть лет как похоронили!

Эля таращилась на призрак почившей бабки, как баран на новые ворота, а та ворчала:

— И ведь смотрит и не видит ничегошеньки! Внучка называется! Вон же он, на шкафу сидит и лапами болтает!

— Да кто?! — не выдержала Эля, и бабка со вздохом поднялась, опираясь на старую клюку:

— Эх, бестолочь ты, Элька, даром что в гадалку переоделась…

В один момент Эля ощутила мороз по коже и почувствовала, как нечто чуждое бродит по её сознанию. И вдруг словно очки надела — увидела на верху шкафа маленькое кудлатое существо с кошачьими лапами и ушами, неприязненно глазеющее на неё.

— Домовой, — проскрипел бабкин голос в Элиной голове, — от старой семьи остался, а эту не принял, вот и балуется!

— А как его прогнать? — спросила Эля.

— Зачем же? Приластить его надо, тогда он и помогать будет…

— А как?

— Ладно, подсоблю. Но дальше уж сама! Сумеешь ли?

4.

Вдруг перед Алей невесть откуда возникла девочка. Маленькая. Рыженькие кудряшки, курносый нос, большие удивлённые глаза. Ой, а платьице точь-в-точь такое же, как у самой Али! И башмачки такие же! Аля обиженно надулась — а почему у неё всё такое же? — Девочка надулась тоже. «Ну и дура!» — Аля обиженно показала девчонке язык.

— Мама! Она мне язык показала! — раздался обиженный Алин возглас, потому что незнакомая, но наглая девочка тоже показала ей язык!!!

В комнату вошла мама. А за спиной незнакомой девочки в красном платьице — вот смешно! — показались чьи-то ноги в махровых тапочках. В таких же, как у мамы! — Аааааааа!!!

Мама, смеясь, взяла девочку на руки. Наклонила — и та почти вплотную увидела свою новую вражину, тоже сидящую на руках у Алиной мамы! Аля с досады стукнула по другой девочке кулачком — оба кулачка почти встретились на чём-то холодном и гладком.

— Аля, да это же ты! — ласково сказала мама. — Здесь ты, и по ту сторону зеркала тоже ты.

Аля, прижавшись к маме, недовольно сопела, ещё не понимая, как она может быть по какую-то ту сторону, когда вот же она, по эту сторону, с мамой.

5.

Иван отчаянно бил руками, стараясь удержаться. Но мокрая одежда неудержимо тянула вниз. Ноги, онемевшие от ледяной воды, наотрез отказывались шевелиться. Голос охрип от громких криков, которых на пустом берегу некому было услышать. Всё, это конец!

«Чёрт меня дёрнул вытаскивать эту припадочную!» — в отчаянии думал парень.

Так нет же, пожалел. Помчался по льду, как только увидел женщину, тонущую в полынье. Она ведь даже не просила о помощи – только кричала: «Холодно, б….!».

Женщину, от которой разило дешёвой водкой, пришлось вытаскивать буквально силой. Только спасённая оказалась на льду в безопасности, как вдруг с криком: «Мразь! Хочешь меня вы…ть!» с силой толкнула Ивана. Не удержавшись, парень упал в ту же полынью.

Помог, называется! И теперь так глупо и нелепо уходит из жизни, оставляет старую мать, Алису… Идиотка, чтоб ей неладно было!

Отчаяние уступило место ярости – Иван принялся барахтаться с удвоенной силой, пытаясь схватиться за кромку. Наконец, ему это удалось. Но тонкий лёд не выдержал – обломился под его весом.

— Держи, парень!

Какой-то дед протянул ему обе руки. Иван бессознательно за них ухватился…

Очнулся парень уже на льду, оттого что спаситель бил его по щекам.

— Живой? Вот и хорошо!

— Спасибо Вам! – с чувством проговорил Иван. – Если бы не Вы…

— Не стоит, — перебил его старик. – Вижу, ты человек добрый.

— Потому и оказался здесь. Не полез бы спасать эту… в общем, одну даму, не барахтался бы в воде.

— Водка не делает людей умнее и благороднее. А у Таньки с головой совсем того. Допилась до «белочки». Ну, бывай, парень! Береги себя!

Похлопав Ивана по плечу, старик стал поспешно удаляться.

— Постойте! – крикнул ему вслед Иван. – Звать-то Вас как?

— Александр Игнатьич. Можно просто Игнатьич.

До Серёгиной дачи было рукой подать. Когда Иван явился к другу мокрый, продрогший, дядя Гриша тут же повёл его в баню греться.

— Вот так, Серёга, — рассказывал Иван другу. – Из-за алкашки чуть не утонул. Хорошо, Игнатьич вытащил.

— Кто-то?! – на лицах Серёги и дяди Гриши парень увидел неподдельное изумление.

— Александр Игнатьич. Такой дед, с бородой, с усами…

— Так Игнатьич умер. Год назад в речке утонул. Купался и, видимо, с сердцем стало плохо… Вообще классный был дедок. Добрый, отзывчивый.

— Видимо, ты, Ванька, ему понравился, — сказал дядя Гриша. – Раз он с того света явился тебя спасать.

6.

Жил был на свете сексуальный маньяк. Злобный и жестокий. Любую женщину он рассматривал, как объект для изнасилования с последующим зверским убийством.

Жила была на том же свете нимфоманка. Любого мужчину она рассматривала, как объект для сексуальных наслаждений. Любого. Ну, почти любого. А вот мужчины ее совсем не вожделели. Не глянулась она им.

И надо же такому случиться, что этот самый маньяк похитил эту самую нимфоманку. Чтобы помучить, изнасиловать и убить.

Когда нимфоманка очнулась после хлороформа, то сразу догадалась, где она и для каких целей ее притащили в эту грязную комнату с кроватью. «Что ж, — подумала она, — все одно не жизнь, а мучение, пусть убьет, зато хоть изнасилует». Маньяк уже ходил вокруг и облизывался от предвкушаемого садизма. Он алчно поглядывал на жертву, играл перочинным ножичком и сверкал глазами.

— Да чего ты топчешься, как петух? – не выдержала нимфоманка.

Маньяк выпучил глаза и, оскалив зубы, шагнул к женщине.

— Сейчас я тебя… — начал он завывать, но нимфоманка не желала прелюдий.

— Слушай, притащил сюда, так давай… действуй уже! Насилуй!

Маньяк поперхнулся и замолчал.

— Или ты по-ванильному предпочитаешь? – не унималась нимфоманка.

Похититель растерялся. Не мог он приступить к изнасилованию, пока не ощутит ужас жертвы.

— Ты же сексуальный маньяк. Так? – спросила нимфоманка.

— Ну… — заскромничал злодей, не зная, что и говорить в подобной ситуации.

— Короче… я просто так отсюда не уйду. Быстро снимай штаны!

Маньяк вдруг почувствовал, что начинает дрожать. Не от желания, от боязни, что у него не получится, он облажается и увидит презрение в глазах жертвы. А ему для возбуждения нужен страх! страх!!! страх!!!

Он опять попытался сделать зверское лицо, но получилось неубедительно. Во взгляде похищенной женщины уже промелькнула скука. И жалость.

— Э-э-э, парень, — разочарованно протянула нимфоманка, — тебя, что, самого насиловать надо? Вот попала, блин…

— Нет! – воскликнул похититель в отчаянии. – С чего ты вообще придумала, что я – маньяк? Я художник! Понравилась ты мне, и я решил тебя нарисовать. Лежащую ниц, испуганную. Это так эротично!

— Вот, урод, а я уж было возбудилась. Ладно, рисуй!

Обрадованный, что не ударил лицом в грязь, маньяк притащил кусок ватмана и карандаш.

Через полчаса жертва встала и оценила работу:

— Это я?

— Ты.

— Козёл ты, а не художник, — сказала нимфоманка презрительно.

Маньяк в ужасе зажмурился, поняв, что приобрёл жуткую фобию – он уже никогда не сможет напугать женщину. А без её страха! страха!!! страха!!! он — никто.

7.

Артур и Анна

После войны я в первый раз приехал в Берлин аж в 1967 году. Остановился у дяди на Эльбештрассе. После расспросов о жизни в Анголе (я проработал там около десяти лет в миссии Красного Креста), тётя отправилась на ночную смену в пекарню, а мы дядей — на прогулку. Он показал мне Стену, мы прошлись по Вильденбрухплац и спустились в пивную.

Там его ждала компания — и они уже праздновали какое-то вчерашнее происшествие. Дядя рассказал мне историю Артур Тилля и Анны Беккер. Они жили на соседних улицах, но в разных государствах — обычное тогда дело. Общаться они начали лет семь назад — настольная лампа и азбука Морзе. Дядя часто наблюдал их разговоры во время вечерних прогулок. В основном играли в шахматы.

С нами за столом сидел Франк Шульц — сержант погранвойск. Он рассказал, что в свое время поднялась страшная буча в контрразведке — они думали, что это шифр. По слухам, к матери Анны приходили штази — по той же причине, но, кажется, все обошлось.

Днём они переговаривались с помощью грифельной доски и бинокля; часто писали друг другу письма. Раз в год Анне разрешалось ездить в Верден — к врачу. В десять лет она упала с лошади, получила сильную травму спины и паралич ног. На обратном пути они с матерью всегда заезжали в гости к Тиллям, хотя бы на несколько часов. Артур же был прекрасным спортсменом и должен был попасть в олимпийскую сборную на игры 72-го года.

К нам подсел Филлип Штерн — старый почтальон. Он рассказал, что четыре года назад встретил Артура в одних шортах у спуска в канал. У него с собой в непромокаемой сумке была книга (подарок Анне на день рождения) и двести марок. “Мальчик чуть не отправился в Зону! Я еле тогда его разубедил!” — возбужденно рассказывал он, размахивая в воздухе надкусанной сарделькой.

Подсаживались все новые и новые люди, у каждого была своя история; весь Нойкёльн знал об Артуре и Анне и все хотели быть причастными к их чистому и светлому чувству.

Я спросил дядю: “Так все же, что вчера произошло?”

“Вчера, как обычно, они мигали светом, желая друг другу спокойной ночи. А потом Артур сделал Анне предложение”, — сказал дядя и довольно почесал свой необъятный живот, — “она согласна”.

Я знал что будет дальше: разговоры о правительстве, нацизме, холодной войне, запуске Апполона-4, побегах через Берлинскую стену и просто житейский треп. Но один момент этого вечера навсегда врезался мне в память: мой дядя встаёт со стула, и, высоко подняв кружку с пивом, декламирует: “За Артура и Анну!” — и не было ни одного человека, который бы не ответил ему.

8.

Алексей проснулся от жуткого скрипа — весь в поту — и включил прикроватный светильник на тумбочке. Он бегло осмотрел небольшую комнату — никого — и облегчённо выдохнул, уже в который раз за эту ночь. Поднял отяжелевшую мокрую голову и взглянул на своё отражение в зеркале, что стояло напротив его кровати. Глубоко вздохнул, выдохнул ещё раз — и вдруг зеркало запотело. Парень шумно охнул и вздрогнул всем телом.

Потом неожиданно быстро поднялся и подбежал к нему — поверхность зеркала слегка блеснула, но Алексей уже обхватил деревянную раму по обе стороны. Она была горячей. Нервный и запуганный парень смотрел на Алексея по ту сторону зеркала. Внешне — точная его копия — но было в нём что-то чужое и жестокое. Оболочка та же, но сердце и душа — другие. Алексей открыл рот в немом удивлении, а отражение нисколько не изменилось.

— Что?.. — из зеркала появилась рука и тут же потянулась к парню. Он ловко отпрянул.

— Иди сюда, — прошептал мрачный и зловещий голос.

— Чтоб тебя…

Алексей схватил железную гирю, с которой занимался по утрам, и кинул её в зеркало, сияющее ярким серебром. Оно разбилось вдребезги.

Парень еле дошёл до кровати и без сил рухнул на холодное покрывало.

***

— Чёрт, чёрт, чёрт… — незнакомец опустился на железный трон. — Опять не получилось.

— Не переживайте, мой повелитель. Люди всё равно подчинятся. Их души слабые, стоит нам коснуться и…

— Ты прав! Время ещё есть, будут и новые попытки.

9.

Если иллюзия так похожа на реальность, как отличить, где иллюзия, а где реальность?

Если собака с Вами не разговаривает, то это ещё не значит, что она не умеет говорить.

Одиночество в пустой квартире. Ночь. В полупустом бокале кусочки льда тонут в виски. Бью двумя пальцами по всем буквам русского алфавита. Кую шедевр. Старая и любимая печатная машинка Remington, создаёт и разносит одинокие и глухие звуки. Пишу чушь. Творю другую реальность, рушу стереотипы, ломаю старые устои, строю новые цитадели и возвожу крепости, всё это на бумаге, конечно. Часто хожу гулять в написанное. Как в старом советском мультике, двоечник ходил вокруг букв и запятых, так и я, гуляю меж слов и предложений. Заблудиться не боюсь, блуждаю уже давно. Бояться тоже некого — все свои. Всякий раз, во время очередного затяжного прыжка в человеческие мысли, напечатанные на бумаге — размышляю, думаю. Ну или мыслю, там я или здесь. За «Ремингтоном» сижу или от его чеканки уворачиваюсь? Если мыслю, значит, я существую? Насмотрелся здесь того, чего глазу не видно, может Декарт и не прав вообще.

Если собака с Вами разговаривает, то это ещё не значит, что она обращается к Вам.

10.

Сердце бешено билось в такт с окружающим его кошмаром, а мозг отказывался воспринимать реальность. Взрывы и кровь наполнили пространство, предавая событиям эфемерности.

Девятнадцатилетний мальчишка уже две минуты прятался под машиной, наблюдая за самой настоящей бойней. Две долгие минуты, еще зеленый юнец, не познавший женщины, наблюдал, как смерть ходила среди его друзей. Те остатки разума, что не поглотил страх, медленно съедала беспомощность. Смерть, ужас, отчаяние и боль у самого сердца…

Артем с криком упал с постели. Уже три года ему не снился этот сон, но каждый раз вспоминая свое первое боевое задание, образы из прошлого обретали плоть и терзали бессильного мальчика в его душе.

Скованный страхом, Артем лежал на полу, медленно осознавая происходящее. Сознание отчаянно пыталось отделить сон от реальности, и прошлое отступило. Вместо кипящего поля боя, теперь его окружали родные, уютные стены. Артем всегда придерживался поговорки “Мой дом – моя крепость”, но эта крепость не могла защитить от своих внутренних демонов. По этому, после событий десятилетней давности, он всегда спал с включенным светом и все время винил себя за то, что только ему удалось выжить.

Артему повезло не только выжить, но и забыть все произошедшее с ним в том злополучный день. Для него он, молодой солдат, вчера лег спать в казарме, а сегодня утром уже проснулся в больнице.

Позже медсестра ему все рассказала, и как их отправили на фронт, и как их взвод попал в засаду, и как его мертвого привезли в больницу. До прихода врача, не опознанный труп три часа пролежал в морге с дыркой в груди и пробитым сердцем. Каково же было удивление врачей, когда они поняли, что Артем находится в состоянии летаргического сна. Однако жить в таком состоянии юноше оставалось не долго. Спасительный летаргический сон замедлил все процессы жизнедеятельности и это спасло его жизнь от смерти из-за потери крови. Но исполосованное осколками сердце совершало свои последние удары.

Перед выпиской любезная медсестра Настенька все же рассказала Артему, как его удалось спасти. Юрию Семеновичу, гениальному хирургу от бога, ради его спасения пришлось пойти на преступление и украсть сердце у одного из трупов привезенного вместе с ним.

После удачной операции по пересадке сердца, жизнь Артема кардинально изменилась. Теперь он обязан жить не только ради себя, но и ради всех тех ребят погибших в той битве. Жить, мучимый кошмарами о прошлом, которого он не помнит. Жить, когда в его груди бьется сердце его врага.

Внеконкурс №1

«Радуйся, о, радуйся, Свобода!»

Внеконкурс №2

Чекушка в рукаве — вечером отпраздновать с друзьями! Голова задрана к четвёртому этажу, блаженная улыбка на лице…

— Девочка, Коль, три двести, пятьдесят один сантиметр!

— Ты чего форточку открыла? Застудишься!

— Тепло на улице! Не пей много, Коленька!

— А глазки, глазки чьи?

— Твои, Коль, глазки, твои!

* * *

Рука сквозь решётку цепляется за холодные пальцы. Сгорбленные плечи несут вес двадцати будущих лет в разлуке… С редкими встречами в сырой клетушке…

— Вчера увидела тебя на фотографии и сказала «папа»…

— Адвокат обещал подать апелляцию…

— Я с тобой! Мы с тобой, Коленька…

* * *

Пальцы ласкают ледяной мрамор, белый контур родного лица. Слёзы замерзают на щеках. Девочка прижимается тёплым боком. Его плоть, его кровь…

— Папе холодно?

— Нет, уже нет…

— Он любил меня?

— Он всегда будет любить тебя. И меня…

— Я тоже всегда…

— Коленька, почему ты нас оставил…

Внеконкурс №3

Перед концом Вселенной

Внеконкурс №4

Ты так хорошо меня знаешь...

Утро начинается с огромной чашки кофе. И с мысли в голове: «Привет! Доброе утро!».

— Привет, — отвечаю я.

Не всегда в голос. Окружающие неправильно поймут. А окружающие — это дети и муж. А также кошка и собака.

Бегаю по дому. Всех кормлю и распределяю прокорм по сумкам. Затем всех окружающих выпроваживаю. Кого на работу, кого — в школу.

И тогда наступает ЕГО время.

Я подхожу к компу и, затаив дыхание, набираю заветный адрес. Он всегда набирается легко, как будто по ту сторону экрана меня уже ждут…

— Привет…

— Здравствуй!

— Сегодня аватарка у тебя грустная… Что случилось?!

Что случилось?! А я не знаю, что случилось! Вроде всё, как всегда. Обычные будничные заботы… Но что-то гложет душу…

На экране в чёрном прямоугольнике появляется слово: «Что?».

— Тоска, наверное, — вслух говорю я.

А в ответ для меня всё в том же чёрном прямоугольнике быстро возникают фразы: «Тоска! Конечно, тоска!.. Ты тоскуешь по романтике! По долгим неспешным прогулкам. По ежедневным цветам. По лёгким поцелуям, от которых взволнованной птицей трепыхается сердце...».

— Ты так хорошо меня знаешь, — набираю я и напеваю про себя: «Я всегда, я всегда буду любить тебя!».

Моя рука невзначай соскальзывает, и сам не свой палец нажимает клавишу на «мышке».

Курсор упирается в графу «Музыка», а затем — в фамилию знаменитой певицы…

Музыка льётся, звучит, как гимн. Поёт в моей душе птицей.

Из моих глаз текут сладко-горькие слёзы…

Внеконкурс №5

Гыгых

Я сидел на своём рабочем месте.

Передо мной жили и горели собственной жизнью двадцать шесть мониторов. Маленькую комнатушку диспетчерской наполнял однотонный многоголосый гул, как в пчелином улье.

Вроде всё спокойно…

Мне было жарко. Я расстегнул верхнюю пуговку на рубашке. Освободил шею.

Зазвонил телефон. У нас старый телефон — типа «вертушки» в Ставке.

— Всё спокойно?

Это мой начальник. Волнуется…

— Да всё пучком, Михаил Иванович! — бодро успокаиваю его я.

На четырнадцатом мониторе ожил тёмный пустой коридор. Там возникает огромная чёрная фигура.

Фигура движется прямо на меня!..

Снова трезвонит «вертушка».

— Ты, ето… Не забудь про парабеллум! — слышу я глухой голос.

Это Сергей.

— Позавчера на 37-й Пореченской состоится убийство… Будет заколота ножом пожилая женщина…

— Куда ты пропал? — интересуюсь я.

— Гыгыгых! — смеётся Сергей. — На Мальдивах, лесы-лясы, отдыхал!.. Трупы собираю!

— В холодильник положить нечего?..

Он разражается новой порцией смеха.

А потом, посерьёзнев, говорит:

— Ты, ето… Не забудь про Луну в среду! И снова напоминаю тебе про семинар мерчендайзеров-шабашниц!..

— Не учи учёного! — откликаюсь я. — Ты щас в туман?

— Не-а! Во тьму… Устал я что-то…

— Ну, тогда до встречи!

Сергей исчезает с четырнадцатого монитора.

Внеконкурс №6

Тихий бег Тиадзу

Шинцзу:

летний день.

спит речка, ветвями ивы

обласкана

Икари:

привкус соли.

горячий поцелуй

дальней дороги

Шинцзу:

сегодня

окрасит Икари алым

воды Тиадзу

Икари:

звон цикад

над безмятежным небом.

враг за рекой

Шинцзу:

шелест камыша.

я — смиренная лягушка,

там — моя цапля

Икари:

разведчик взмылен.

стучит в висках имя:

Шинцзу, Шинцзу!

Шинцзу:

один, без меча:

я странный встречный

на дороге мести

Икари:

стелет путь к воде

отцвётшая осока.

брошен конь, войско

Шинцзу:

два даймё,

два берега,

одна боль

Икари:

ты послал убийц

в дом моего отца,

Акуи-сана

Шинцзу:

смертельную рану

на теле Кибо, моего сына

оставил Акуи

Икари:

Иши-сан, мой брат,

с честью пал, сраженный

мечом Кибо

Шинцзу:

нет счета горю

я здесь, чтобы

остановить копье

Икари:

крик сойки в лесу.

натяну тетиву.

не разорвать круг

Шинцзу:

жаркий полдень.

далёкий запах моря

принёс ветер

Икари:

духи предков

шепчут: стреляй

в сердце врага

Шинцзу:

твои дети

придут мстить за отца

как ты пришел

Икари:

брошу стрелу.

пусть несёт её тихий

бег Тиадзу

Шинцзу:

глаза врага

полны слез горя.

как и мои

Икари:

бреду по реке.

мутит прозрачную воду

красная глина

Шинцзу:

ранят ноги

острые камни на дне,

как былое — сердце

Икари:

словно отца,

обниму врага.

как тебя простить?

Шинцзу:

словно сына,

прижму врага к груди.

как тебя утешить?

Внеконкурс №7

Последнее Слово

Они повстречались на поле брани под горящими Небесами. Асмодей вызывал ледяной ветер, такой ледяной, что слёзы в глазах превращались в кристаллы. Из его тела торчали четыре стрелы, не позволяя демону двигаться. Оглядев раны противника, Тарга нахмурилась:

— Ты мог бы легко убежать, но сражаешься с Уриэлем и Азраэлем. В тебе настолько сильна тяга к крови и жажда победы?

— Нет, я просто очень хочу, что бы желанье Релаты исполнилось.

— Уриэль говорил, что Релата погибла от руки Асмодея. И даже теперь ты пытаешься обмануть меня, демон!

— Нет, всё было не так, как хочется показать Уриэлю. Даже сейчас я не боюсь умереть, ведь у меня остаётся надежда.

— Тогда расскажи мне всю правду про то, как погибла Релата!

— Мы любили друг друга, и хотели покончить с войной. Она собиралась отдать мне ключи, что принести мир в наши земли. Правительница Тиам-Маат создала Ключи из стихий, что бы связать все миры в одну Башню. А ключи отдала мне и Релате. Но Уриэль захотел захватить мир, и убил сестру Азраэля. Серьёзно ранил меня, и сказал Азраэлю, что Релата погибла от руки демона. Затем Уриэль занял Небесную Башню, окружив её пламенем.

— Как мне поверить тебе? Ведь ты же обманщик и демон!

— Я летал на Луну, что бы достать лунный кристалл Тиам-Маат, и Тиам-Маат создала из него Зеркальную Башню. Святой Уриэль занял её, и не пускает туда демонов. Но через этот кристалл ты сумеешь попасть в Зеркальную Башню.

Вдруг вдалеке прозвучал нарастающий звук, и Асмодей невесло усмехнулся:

— Теперь мне конец. Это гончие Азраэля. Но я ещё успею передать тебе слова Тиам-Маат и Релаты.

Прислужники Уриэля, крылатые антисеферы, принесли девушку в Зеркальную Башню. Высокородная Тарга спасла Асмодея от казни, пожертвовав положением. И долго ещё Уриэль убеждал девушку:

— Расскажи мне то Последнее Слово, что сказал тебе демон!

Но Тарга не поддавалась увещеваниям Уриэля. Тогда небесный стратег кивнул палачам, — Приступайте!

Очнулась уже Тарга в темнице, на груде соломы. Возле неё на коленях стоял немолодой демон и произносил заклинания. Над головой висел золотой шарик. От незнакомца исходили потоки тепла, и исчезали возле висков девушки. Он непрерывно водил руками над её телом, но, как не старался целитель, жизнь Тарги вовсю утекала сквозь пальцы.

— Кто Вы… такой? – с трудом произнесла девушка.

— Я Антессер, адский целитель. Уриэль заключил девятьсот тысяч демонов в Башню, но мы до сих пор не сдаёмся. Помолчи, я попрошу помощи у своих братьев.

— Изукрон, Муахин, Авригор, Зерех и Кафциель! Помогите! – проговорил демон.

— Ты не сможешь исцелить ангела, её раны слишком сильны, — разнеслось по стенам Башни.

— Ах, так! Ну, тогда, — Последнее Слово! – проговорил Антессер в пустоту, и полоснул руку ножом, и алая кровь потекла по губам девушки, — Пей, и сохрани моё Слово для Азраэля!

Палачи сковали Таргу цепями, и шипы врезались в тело при каждом движении.

— Итак, передай мне то Слово, что передали тебе Антессер с Асмодеем, — приказал Уриэль девушке.

— Последнее Слово! Последнее Слово! – затрепетала вся Башня.

— Это Слово Надежда! — ответила Тарга, и девятьсот тысяч лиц обратились в отраженьях на стенах. И все лица произносили Последнее Слово. Неугасимое пламя окружило архангела Уриэля, не позволяя тому двигаться.

В этот момент Башня пошла трещинами от мощных ударов. Часть стены обвалилась, и внутрь вошёл Асмодей с Ледяным Луком, и Уриэль с огромной булавой.

— Вот теперь я поверю тебе, Тиам-Маат и Релате. Ангелы смогут жить в согласии с демонами, и стать с ними единым народом, если девятисот тысяч демонов произнесли Последнее Слово, что бы спасти ангела, а ангел пошёл в западню, что б оправдать доверие демона.

Внеконкурс №8

Об эволюции зла

У каждого рыцаря должно быть своё королевство. Даже если оно совсем маленькое, оно стоит того, чтобы танцевать на балах и сражаться в турнирах. В мирное время королевства меряются рыцарями, как будто воинственными гламурными куклами. Конечно, иногда королевству приходиться применять рыцарей по назначению, и тогда Герой отправляется на сражение со Злом, напавшим на его территорию. Вот, например, пусть у меня королевство такое, что его можно обойти за полчаса, но коварное Зло и на него однажды напало. Светящийся от самодовольства герольд объявил мне об этом:

— Сир! Зло пересекло границы нашего Королевства!

Ну, делать нечего. Я снял со стены дедовский меч и пошёл на границу бороть нечисть. Прислужники Зла бывают самые разные. Маскирующиеся под честных людей, пришедшие с мором и с острым мечом, с предательством, и с заклинаниями. Короче, я был готов к встрече с любым из противников…

— Ты кто?! — с изумлением переспросил я.

— Я Зло! Я мечтаю поработить мир, а ещё я могу страшно рычать! Рррр! А будешь плохо со мной обращаться, укушу тебя за ногу!

— А почему ты такое маленькое, белое и пушистое?!

— Ну, я ещё только расту. А когда-нибудь стану таким большим, что смогу проглотить рыцаря в полных доспехах! А ты почему такой маленький?

— Ну, видишь ли, я ведь тоже совсем ещё маленький. Мне всего девять лет. Но я обязательно подрасту и стану воинственным рыцарем.

— Знаешь, а мне даже как-то и боязно с тобою сражаться. Ведь так можно не вырасти.

— Ага. Давай не будем сражаться, а скажем, что выгнали Зло и Героя из королевства? И разойдёмся миром, без драки?

— Давай.

— С тобой, оказывается, можно вести дело.

— Ага, и с тобой тоже. Спасибо тебе, Зло.

— И тебе, Рыцарь. И вот ещё что, Рыцарь.

— Да-да?

— Оставайся на связи, ладно?

Время шло. Рыцарь и Зло периодически обменивались открытками. Они поздравляли друг друга на Новый Год и Хэллоуин и делились последними новостями. Рыцарь рассказывал, как он танцевал на балах и сражался в турнирах ради принцессы. А Зло писало про то, как оно пыталось изобрести на своих пленниках новые методы пыток. И присылало картинки с пленума Зла по увеличению показателей злобности.

Прошло время. Рыцарь заматерел и стал прославленным Рыцарем. Его королевство увеличилось во много раз, а светящийся от магии меч вырос и стал длиннее Рыцаря. Зло тоже заматерело, научилось дышать кислотой и огнём, и колдовать заклинания, отрастило броню и так укрылось костяными шипами, что от одного взгляда на него становилось страшно.

И вот, однажды эти двое снова встретились на поле битвы.

— И что же, нам придётся убить друг друга?

— Похоже, что на этот раз нам уже не отвертеться.

— Но, может, есть и другой выход?

— И что же ты предлагаешь?

— Ты слышал, что убийца дракона сам станет драконом? Давай-ка меняться местами!

— Как это?

— Ты станешь Рыцарем, а я стану Злом.

— Это гениальная идея, я всегда мечтал оказаться на твоём месте!

Так Рыцарь стал предводителем Зла в его мрачном логове. Он уселся на трон и приказал принести себе дайджест по новейшей методике злодейства и пыток. А Зло пришло в королевский замок и объявило себя хозяином этих мест, Рыцарем. И приказало немедленно привести в замок принцесс и устроить турниры. Поначалу придворные, конечно же, были шокированы. Ещё бы, можно представить, как удивлялись тёмные твари, однажды увидев человека на месте своего предводителя. И как удивлялись пришедшие на тусовку придворные и гламурные дамы, увидев шипасто-хвостатое Зло на месте принца. Конечно, коллеги Рыцаря и другие предводители Зла поначалу отнеслись к такой рокировке консервативно:

— Ну как ты сможешь внушать людям Зло, если у тебя нет рогов и копытов?! — с печалью говорили они Злу-Рыцарю.

— Из-за этих шипов он даже не сможет танцевать на балах, не говоря уже про участие на турнирах, — шептались придворные.

Но, надо сказать, что обновлённые Рыцарь и Зло выглядели весьма нестандартно на фоне своего окружения. И постепенно среди Рыцарей пошла мода быть чуть-чуть злым. А среди Зла стало модным пытаться немножко понять и принять Светлую Сторону.

Внеконкурс №9

Патриотическая Подводная Лодка