Салфетка №100, юбилейная, рекордная. Второй тур.

Жители Мастерской, на ваш суд выставлены

26

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.  

____________________________________________________________________________________

№1

Увидели меня и думаете – я ангел? Ничего подобного, я – амур. Ну да, такой обычный амур, немного хулиган, для внезапной любви на Землю присланный.

А-а, как вы меня увидели? Девушка, так это я вас присмотрел. Идёте вся из себя задумчивая, ни на кого не смотрите, газетку листаете. Я, понятное дело, любопытный: чего это вы взгляды прохожих молодых людей не замечаете? Ну, вырвал я у вас ветром газетку, а в газетке-то что? Ага, брачные объявления. Замуж хотите? Нет, серьёзно?! И что б не пил, не курил и цветы всегда дарил?

Девушка, я от смеха с карниза упаду раньше, чем вы в обморок. Стойте, стойте, не убегайте. Устрою я вам замужество. Вон тот, лысый в шляпе вполне на отличного мужа тянет. Будет вам по утрам кофе в постель приносить.

Всё-таки упала в обморок… Девушка, встаньте! Не понравился лысый? А этот, на помощь подоспевший, субтильный юноша, нравится? Стихами вас забросает, серенады под окнами выть будет. Почему выть? Да голоса нет. Хорошо, уговорили. Как вас зовут? Юля? Вместо серенад напишет под окном «ЮЛИЧКА, Я ТЕБЯ ОБОЖАЮ!». Что опять не так? Ах, безграмотные раздражают? Ну, девушка Юля, вам не угодишь. Ладно, а тот, да — вон тот, из машины который вышел, ключиками помахивает? Замечательный муж будет, я сейчас только лук достану и прицелюсь. Что с ним плохо, Юля? На Мальдивы вас отвезёт, роскошью окружит. О таком все девушки мечтают. Уши у него в растопырку? Шикарная тачка лопоухость не прикрывает? Юля, я с вас бледнею, как говорят в Одессе. Кого же вам надо?

Я вообще не церемонюсь, стреляю, в кого попало. Но вы такая… милая, что ли? Ладно, в виде исключения разрешаю вам самой выбрать. Ткните пальцем, и он ваш. Да, ваш навек. Какие сомнения, я же профи!

Юля, вы сейчас на кого пальцем показали? Уши вам помешали, а крылья не смущают? Вы нормальная? Нет, это я нормальный амур! А вы взбалмошная. Ах, знаете? Что значит, выбор сделан? Юля! Одумайтесь! Я не ангел! Я на работе. Я… я нравлюсь вам?

Ах, Юля. О, Юля! Я ведь ещё никогда никому… что-что? У меня улыбка обаятельная? И глаза с весёлыми искорками, как у кого? У Челентано?! И весь я мужчина вашей мечты? А вы Юлия? Почти та самая Джульетта?.. гм… да… ну, то есть…

… а чехол для крыльев найдётся?

№2

Будничный вечер оперативного отдела был скушен и тягостен, но в какой-то момент всё изменилось. Мой напарник поспорил с коллегой о синдроме «молниеносного зарождения чувств у людей». Через некоторое время в обсуждении принимали участие все работники. Гомон голосов заполнил помещение.

— Господа, — крикнул босс, перекрывая гам. Он стоял у открытой двери в наш офис. – Сейчас канун рождества и я предлагаю провести эксперимент. Один из вас организует встречу двум людям, а мы понаблюдаем. Для опыта можно воспользоваться заметками на страничке «Знакомства» в газете. Исполнитель…Марио. Срок задания истекает двадцать шестого декабря в полночь.

Спустя полчаса я сидел на карнизе дома и листал газету. Гневаться ангелам запрещено, вот и улыбался. Как разобраться в этом шифре: «муж. 35/180, м/о, с а/м, в/о, без в/п, ч/ю, б/к, б/п ищет жен. от 25, б/к, а/б, с р/и для п/в и и/о и т.д.»? И кого с кем знакомить? Рассвирепев, я ткнул пальцем в первые два попавшиеся на глаза объявления и пожелал им провалиться.

Наутро следующего дня в газете «Вечерний мегаполис» была статья: «Двадцать пятого декабря в час ночи произошло обрушение небольшого участка плиты в переходе между станциями метро. Потерпевших двое. Очевидцы сообщают, что крики о помощи вскоре сменились томными вздохами и хихиканьем. Жертв нет. Пострадавших доставили в городскую больницу с многочисленными ушибами».

— Марио, ты молодец, — изрек босс на утренней планёрке, внимательно разглядывая меня. – Оперативники засекли четкие сигналы синдрома у подопытных людей сразу после подавления первичной паники. За нестандартность обстоятельств знакомства отдельная благодарность. Работники метрополитена активно принялись устранять неполадки в целостности бетонной плиты. Сегодня в «час пик» в метро должна была произойти катастрофа, которая пополнила бы ряды рая и ада душами. Но я не формалист и потому рад, что этого не случится. Теперь самое главное, — сказал шеф и обвел всех сотрудников лучистым взглядом. – Я подписал приказ о твоем повышении. Поздравляю тебя Марио.

Сотрудники отдела «Ангелы особого назначения» захлопали в ладоши, не стройно выбивая ритм, а я решил сделать подарок своим «подопечным», что по моей вине наставили себе шишек и синяков при происшествии.

Девять месяцев спустя в одном из роддомов города родились пятеро замечательных ребятишек. Счастливую мать и не менее счастливого отца у ворот больницы встречала вся городская пресса.

№3

— Последний шанс, Дольче. Зарвешься, спустим на девятый круг, вслед за Габанной. Спелись, голубки, важную душу упустили.

Я тяжело вздохнул, надвинул шляпу поглубже, пряча расстроенный взгляд.

Пульку красиво расписали, по тысяче лет на кон скинулись, отвлеклись только на минуту…и вдруг.

— Нас конкуренты подставили. Врача подкупили, увеличили дозу пропофола…

Шеф отмахнулся от оправдания, как от назойливой мухи.

— Все вы так говорите! Элвиса потеряли, Монро профукали. Теперь и Майкла. Везде у вас враги!

Расковырял тростью облако, проплывающее над бескрайней тайгой.

По моим жилам пробежался холодок. Не приведи, Господи!

— Наоборот приведи, бездарь! Скажи спасибо — в столицу десантируешься, а не на вечную мерзлоту — к оленям.

Сдерживая изо всех сил разочарование, я смотрел на мерцающие рубинами звезды и витые маковки церквей.

— Кто на тот раз? Бездомный бродяга?

Самаэль захохотал. Громовый раскат спугнул голубиную стаю, взмывшую над кремлевскими башнями.

— Хуже, Красавчик. Гастролерша из Иванова. Смотри, как резво на шпильках вышагивает, шею не боится свернуть, торопится в «высший свет».

Я обреченно вздохнул, увидев истерзанную гримом юную деву, ее соблазнительно-показательные формы в гардеробчике с «черкизона», вольную походку «от бедра».

Прикинул — насколько серьезно на этот раз попал?

Расплывшееся в издевательской ухмылке лицо шефа не предвещало ничего хорошего.

— Кто еще в игре? — мой голос дрогнул от затаенной надежды. Только бы он!

— Даже не мечтай! Габанна твой искушает отличника физмата.

Самаэль щелкнул пальцами, из дождливой тучки соткался гопник в спортивном костюме и с массивной голдой на шее.

— Вован, — парень сплюнул сквозь редкие зубы и, задрав на затылок кепку, ехидно прищурился.

Предусмотрительно отступив, я взглянул на свои старые кеды. И первая здравая мысль пришла в голову.

Босс свел нас как заправский рефери.

— К барьеру. Твоя ставка, Владимир!

Бычок-гопник сморщился от пафоса, как от лимонной дольки.

— Кукла поимеет семью банкира, разорит дотла гнездо, разжиреет на слезах и добьется своего. Ее примет «свет».

Теперь мой ход. Надо что-то эдакое придумать, главное произвести впечатление.

— Эта девушка будет цитировать Петрарку и сочинять стихи, глядя на звезды. Ее примет Свет.

Шеф хмыкнул, недоверчиво протянул — ну-ну, потом по быстрому разбил пари и был таков. Топ менеджменту везде хорошо — никакой грязной работы.

Не знаю, кто из нас на этот раз победит. Моя обаятельная свобода или его плебейская жадность. Терять уже нечего, кроме рваных кед и потрепанных крыльев. Да и у визави кроме золотой цепи ничего за душой не осталось. Ставки по ходу равны.

Прихватив забытую шефом газету с кроссвордом, я взлетел на крышу сталинки, подставил лицо лучам весеннего солнца. Легкий загар точно не повредит.

Завтра отправлю ей свою лучшую фотографию, сто лайков и несколько слов: Какая разница сколько лет кедам, если ты в них со мной гуляешь по Парижу.

Игра начинается, Вован… Если повезет, верну Габанну, как ни крути — мы семья.

№4

Мир внутри меня огромен, а вокруг бесконечно мал. Он ограничен стенами квартиры, где живу и окнами киоска, где работаю. Не жалейте, я очень счастливый человек, прочел все выпуски «Вокруг Света», бывал на затерянных в океане островах, поднимался на вулканические сопки, гулял по европейским столицам.Мысленно. И с работой мне повезло, крестная на почте служила и после училища пристроила ближе к дому.

Но история эта не обо мне, а о Девочке.

Когда она была маленькой, то подбегала к окошку, протягивала монеты и говорила:

— Дяденька, мне " Мурзилку".

Один раз вместе с журналом я подарил шоколадку Аленка и впервые увидел ее улыбку. Радостную и беззаботную. В груди, рядом с сердцем, тотчас вспыхнуло солнце. Второй раз подарок она не взяла, сказала — мама заругает. Стало немного грустно.

Чуть позже она уже собирала наклейки и комиксы, и я откладывал новые, чтобы еще раз услышать:

— Вот это да! Спасибо, дяденька!

Она взрослела, я старел. Но каждый день ждал.

Фотографии актеров, брелочки, а следом журналы мод и бестолковый глянец. И чем дальше, тем реже она улыбалась. Порой мелькнет за стеклами, серьезная и хмурая, даже не кивнет. Потом совсем пропала. И мир катастрофически сжался. Наверное, тогда я умер в первый раз. Отключился от течения времени, даже забыл о своих путешествиях. Солнце не всходило и совсем не грело, одну холодную ночь сменяла другая, еще более студеная.

И вдруг в окошке сверкнула колечком рука.

— У Вас есть что-нибудь для будущих мам? Вот это да! Спасибо, дяденька!

Если бы мог – пустился бы в пляс.

Жизнь вновь пошла своим чередом.

Теперь она покупала книжки для маленькой дочери и с радостью угощалась моими конфетами. Никто ее больше не ругал.

Она старела, я ждал покоя.

Когда умер во второй раз, мальчишки разбили в киоске стекла и, что не украли — раскидали по всему двору.

Мир внутри меня по-прежнему огромен, а вокруг – бесконечен. В нем молодо и солнечно. Я побывал на самых таинственных островах, поднялся на заоблачные высоты, истоптал брусчатку всех городов мира. Прошел Землю вдоль и поперек.

Кеды истерлись до дыр, я забываю, что кроме ног мне на всякий случай подарили крылья.

Вспоминаю о них лишь по утрам. Купив в Союзпечати газету, взлетаю на карниз нашего дома, читаю и жду.

И вот она устраивается на лавочке, подслеповато щурится, ловит мой солнечный зайчик и улыбается.

Как тогда в детстве, радостно и беззаботно!

№5

Прошло уже много лет, но тот день вспомнился моментально, словно все было вчера…

…- Никогда ты меня не понимал! Ни-ког-да!!! Вечно пропадаешь в редакции этой своей «вшивой» газетенки!!! – она швыряла свои немногочисленные вещи на пол. – Если бы ты знал, как мне это надоело!

Он перекатывал спичку из одного уголка рта в другой. Стоял и наблюдал, как выплескивается вся ее накопившаяся обида. Что он мог ей сказать? Да ничего! Он, действительно, не уделял ей внимания, действительно, работал сутки напролет. Действительно, не любил.

Она с остервенением заталкивала вещи в дорожную сумку. Резкие движения, резкие слова… В этом вся она. Непослушный локон выбился из прически, и ей приходилось раз за разом убирать его с глаз. В конце концов, вещи были собраны, упакованы и она, стоя у двери и накидывая плащ, все же спросила. Она не могла не спросить:

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Он усмехнулся и пожал плечами:

— Ничего…

— Ну, ты и тварь, Рой! Самодовольная тварь! Но ничего! Даю тебе слово, что ты обо мне еще услышишь! И не только услышишь, но и напишешь в своей мерзкой газетенке! Будешь сидеть на своем гребанном карнизе, рядом с этой идиотской птицей, и читать обо мне! Даю тебе слово, что обо мне узнает весь мир! А ты… Ты так и подохнешь в этой вонючей конуре! И до самой смерти будешь настукивать некрологи! Так и будет, Рой! Помяни мое слово! Так и будет!

Тогда он рассмеялся и бросил ей в след:

— Дорогая, я напишу о тебе только в том случае, если ты станешь Первой Леди! Но это вряд ли случится, потому что кандидаты в президенты не женятся на захолустных официантках!..

…Она оказалась права. Сейчас он сидит на своем гребанном карнизе. Позади него расправил свои крылья орлан. И он действительно читает о ней в свой «вшивой» газетенке. Она ошиблась только в одном: это не он написал о ней. Ему никогда не давали первых полос.

Сегодняшние газеты пестрели заголовками: «Дерзкие грабители Бонни и Клайд убиты на одной из проселочных дорог штата Луизиана!», «167 пуль прошили машину, из них больше 110 попали в бандитов: Бонни — около 60, Клайд — около 50!».

Она свое слово сдержала …

№6

«Новый Ангел»

Ри сидел на карнизе. Лёгкий ветерок задевал непослушные волосы, которых никто и не хотел воспитывать уже лет пятнадцать. Полосатые подтяжки очень точно подчёркивали всю его натуру – подтянутую, держащую не только общество в целом, но и перед с низом по отдельности. С улицы могло показаться, что в такой вызывающей позе он ждал любимую, или же приманивал следующую жертву чар подтяжек.

Ри с интересом читал газету, сильно жестикулировал и размахивал шляпкой, то угрожая, то торжествуя, выкрикивал фразы и междометья. Прохожие ждали, когда же он всё-таки сорвётся, и под карнизом уже собралась кучка несильно спешащих зевак. Кто-то умудрился притащить бинокль и сообщить всем, как называется газета. Предупреждая события, отмечу, что после этого происшествия число людей, подписанных на el Mercurio, сильно увеличилось.

Но в это время в квартире за спиной Ри творились страшные вещи. Два буравящих всё живое глаза осматривались, скользили по стенам и мебели, не забывая и буравить. Послышались тихие шлёпающие шаги. Субъект остановился, сунулся в один из ящиков, но отдёрнулся – содержимое ящика его совершенно не интересовало. Тут два глаза уставились на Ри. Вытянув шею, посетитель пошлёпал к читателю прессы. Тот ничего не замечал. Субъект высунул голову из-за плеча Ри и стал буравить страницу газеты. Вдруг сей необычный гость загоготал, водрузил свои холодные лапы на основание спины Ри и раскинул крылья.

Перед прохожими развернулось грандиозная картина: за спиной Ри распахнулись белоснежные крыла, и он взмыл вперёд, к ним.

Перед Ри развернулась неожиданная картина: какой-то гусь взломал замок его квартиры, напугал и столкнул его вниз. Земля приближалась с непозволительной скоростью, как что-то твёрдое придержало его воротник и падение замедлилось.

Перед гусем развернулась героичная картина: Ри падал виз. Птица осознала свою ошибку и поспешила за жертвой своей наглости. Ри падал слишком быстро, а гусь – не сокол и подхватить его налету (не себя и не сокола) не получилось бы, если бы не телевизионная антенна, за которую зацепился воротник Ри. Героический гусь подхватил уже соскальзывающую с антенны жертву в лапы и понёс к горизонту.

Вся жёлтая пресса повествовала о Сантьяговском Ангеле ещё два месяца, а дальнейшую судьбу Ри я не знаю.

№7

Мужик

День начинался тяжело. Мы лежали навзничь на пластинах утеплителя, сложенных на кровле объекта — старинного питерского здания, и смотрели в ясное осеннее небо, сознавая, что работать надо, но и одновременно страдая от абсолютного физического отсутствия такой возможности. Организмы, истощенные накануне обильным алкогольным возлиянием, требовали неподвижности и сосредоточенного мысленного погружения внутрь себя. Внешне мы были почти готовы к труду — в моей руке даже был зажат конец альпинистской веревки, с помощью которой надо было зависнуть на фасаде и… Но бросая украдкой взгляд на мечтательно улыбающееся лицо напарника, который с закрытыми глазами лежал рядом, задрав к небу рыжую бороду, я тут же понимал — еще рано, а может быть, сегодня вообще не сложиться, и надо еще подождать…

В таком неустойчивом душевном равновесии я время от времени терял связь с реальностью и погружался в грезы.

Из очередного погружения меня вывел Серега, шипевший, возбужденно тряся за плечо:

— Слышишь?! Там… Там какой-то мужик!

Он был так напуган, как будто увидел привидение. А какое здесь, на крыше, где уже наверное с момента постройки дома никого не было, привидение? Да еще средь бела дня?

— Какой мужик? — своим хладнокровием я старался его успокоить, — Где там?

— Там, на карнизе сидит… С газетой!

— Гадит, что ли? — это становилось интересным. Здание было довольно высоким, и просто так на крышу не попадешь, да и вход мы всегда закрывали за собой на замок.

— Да не гадит! С крыльями он!

— Ты ж говорил с газетой!

— Ну да, сидит на карнизе и читает газету, а за спиной… Крылья!

— Серега, давай пока больше пока не пить, — кажется, это было довольно логическое предложение в такой ситуации.

— Не веришь, иди сам посмотри! — Серега обиделся.

Оторвавшись от уютно согревавшего спину пенопласта, я подошел к краю крыши и заглянул вниз.

Мужик был там, как и говорил Серега. Приятного вида молодой мужчина, щегольски одетый, в небольшой шляпе и кашне, явно иностранец, свесив беззаботно ноги, обутые в потертые кроссовки, сидел на многометровой высоте на карнизе окна верхнего этажа и читал газету, время от времени радостно посмеиваясь и что-то восклицая не по русски. И точно — за спиной у него были настоящие, большие белые крылья, как у птицы.

Ситуация была идиотская — страховки у мужика никакой не было, и в случае чего… Кому это надо — ЧП на объекте?! С другой стороны, крылья все-таки были, а это было как то не… необычно, что ли. Я не знал, что делать — то ли погнать мужика, и пусть себе летит на другое место, то ли понаблюдать, что он будет делать дальше.

Тем временем мужик, дочитав газету, отбросил ее и взглянув наверх, встретился со мной взглядом. Лучезарно улыбнувшись, кивнул и произнес:

— Чао, сеньор!

— П-привет, — машинально кивнул я в ответ, — Что пишут?

— Но, но каписко… — ответил он, продолжая улыбаться.

И что прикажете с этим делать? Я помахал ему концом веревки, как бы предлагая помощь, но он отрицательно покачав головой и кинув на последок — «Арриведерчи!», спрыгнул вниз и сделав несколько мощных взмахов крыльями, исчез между домами.

Озадаченно посмотрев ему вслед, я вернулся на наше лежбище и принял исходное положение. Серега уже мирно дремал, по прежнему улыбаясь чему-то. Вот нервы! Я тыкнул его в бок и мстительно прошептал, стараясь скопировать его тон:

— А мужик-то улетел!

— Какой мужик?

— С крыльями, какой…

— Слушай, друг, может нам уже хватит пока пить? — Серега точь в точь повторил мои слова.

— Не веришь?! Иди… — тут я осекся, засомневавшись. А вдруг мужика никакого и не было..?

Действительно, пора бросать пить.

№8

Да, я не ангел. Выпить-закусить — это моя стихия. Гульнуть-дебошнуть — тоже. У меня за плечами куча судебных разбирательств, пять арестов и три развода. Но Боже мой! В любви я прекрасен. У трех моих жен именно я до сих пор самый желанный гость поздним вечером, ведь склеивать разбитые сердца гораздо приятней даже, чем их разбивать. Любовь моя необъятна, ее хватит на всех! Я теряю голову «на раз» и несу свое сердце в зажатых ладонях. И когда я протягиваю его навстречу, оно ослепляет и обезоруживает даже самых неприступных красавиц. Так было всегда. Пока в квартирку напротив не въехала Франческа-Лючия Монтиземолло. Глазастая бестия!

Я надевал белые шарфики, полировал свой скутер, душился дольчегабанной. Распушал хвост и заводил с ней беседы баритональным тенором… Мое сердце не просто лежало на протянутых ладонях, оно валялось у ее ног прямо на мостовой.

Но то ли три моих брака, нашептанных Франческе-Лючии местными кумушками, то ли пылающий жар моего сердца отпугивал ее своим градусом…

Самым сложным было договориться с тетушкиным соседом Розарио.

Я оседлал свой Benelli и покатил в провинцию. Мы выпили с Розарио три литра молодого Бардолино, и я все это время объяснял ему удивительные математические истины — правила сложения. Ведь Франческа так божественно сложена! Движение бедер навстречу закатному небу, когда она возвращается вечером по нашей петляющей улочке… Дрожанье ресниц (уж не знаю, чем они их мажут)… А вот это! Утром она рывком распахивает шторы, и ты бы видел, как ласково улыбается и подмигивает мне ее грудь сквозь белую ночную рубашку… Понимаешь, Розарио, я не ищу себе четвертой жены, я просто хочу склеить свое разбитое сердце… Ее прекрасные глаза не дают мне ни единого шанса поорать спокойно с друзьями на футболе.

Розарио задумчиво почесал кудрявую грудь и сказал:

— Суть я понял. Гуся зовут Бартоломэо. Поговори с ним, я не против.

Да, Розарио было сложно уговорить, но еще тяжелее было договориться с его гусем. Мы выпили с Бортоломэо еще три литра Бардолино перед тем, как я сказал ему:

— У тебя у самого-то есть зазноба?

Взгляд гуся просветлел и он кивнул в сторону загончика:

— Вон видишь, беленькая… Бьянка… Моя! Все мои, но она — моя-моя! — гордо крякнул он.

— Вот видишь, значит, ты должен меня понять… — промолвил я, пожимая его красную лапу.

Да, я не ангел. У меня за плечами пять арестов, три брака и гусь. Очень терпеливый гусь, надо заметить. Каждое утро я читаю газетку напротив окна Франчески и тихонько шепчу: «Бартоло, потерпи еще чуток, брат...» И знаете что? Очень скоро наступит то утро, когда распахивая шторы, Франческа подмигнет мне точь-в-точь, как подмигивает мне ее бесподобная грудь.

Ведь кто устоит перед ангелом, каждое утро читающим тебе последние новости?

№9

Самаэль спрашивает: «Зачем тебе, Родриго, учиться грамоте? И что тебе до дел земных, если ты наследовал вечность? В какой карман положишь это лже-знание, умножающее скорбь? В мире столько алфавитов и в каждом из них свои закорючки, завитки, чернильные и печатные зверьки — запомнить это может разве только Мафусаил. А ты, Родриго, занимался бы подметанием облаков, работой гораздо более нужной, а по мне, так еще и приятной».

Но Родриго – парень упрямый, старательный и перспективный, считает он сам. Хотя одинокий и жутковатый, если по большому счету. Его имени нет ни в одном ангельском списке, его не рисуют, о нем не поют, не пишут стихов. Он не нашел о себе ни одного упоминания. Непорядок.

«Неучтенный ангел… людей записывают при рождении в приходские книги. Животных зовут по имени и даже предметам дают названия. Непорядок, Родриго. Ведь так? А непорядок мы не любим».

Ветер носит множество мелких и легких вещей. Пыль, щепки; мысли легкомысленные разные; листки бумаг, газеты.

Во вторник Родриго выловил над Макондо несколько листов, украденных ветром с подоконника какого-то писаки. Они еще свежие, чернила пахнут. А вот в прошлую среду, на радость себе поймал из воздуха старый, волглый лист, со стихами про ангелов, что-то вроде «добрые ангелы не причинят никакого вреда». Но о нем там тоже нет.

Сегодня не то. Подметая с утра сухое чилийское небо, забросанное за ночь с океана облаками, Родриго поймал себе прямо в лицо какую-то газетенку. Она так и пристала к нему, зануда бумажная, вьется вокруг шляпы, облепит сапоги, завернется за обшлаг, за край плаща. Черт с тобой! Свернул и сунул в карман. В обед будет что почитать.

«Люблю я это дело: сметнуть белопенные облака с Анд и погнать на север, придавливая слегка, чтобы внизу вырастала тень, а потом на земле за ней оставалась мокрая, тяжелая полоса шириной в тысячу миль… Обед в Нью-Йорке, Эмпайр-стейт — впрочем, как обычно. Булка, заправленная сосиской и острым кетчупом. И кола. Да простит меня ветер за отрыжку.

Так себе газетенка. Не пойми о чем. Про ангелов ни слова, картинки черно-белые, шрифт убогий. И как этим божественным гишпанским так бездарно про Альенду и Пиночета?

Кукольная игра. Марионетки «советов» и Никсона. Скорбь».

И, наслюнявив кончик химического карандаша, пишет на узком газетном поле свой первый, неказистый стих – на латыни:

Ангел сидит на бетонной скале.

Рядом метла дождевая в чехле.

Ножкой болтает, бутерброд жует.

Бедный Родриго, ангел-поэт.

Облачный дворник, скоро в полет.

Бедный Родриго, ангел-поэт.

№10

Подарите мне крылья

Вы хотите знать, как это произошло? Понимаете, бабушка называла меня ангелочком. Я спрашивал у неё: «А где же тогда мои крылья?» А она смеялась, трепала мои волосы и говорила что-то про глазки, носик и губки. Меня это не устраивало. Я не хотел становиться бескрылым ангелом! Даже Деда Мороза попросил подарить мне крылья. А он подсунул машинку и книжку со сказками. Машинка была большая и блестящая, а книжка пестрила разноцветными картинками, но мне-то хотелось летать.

Тогда я взял всё в свои руки: утащил ножик, вспорол всё подушки, чтоб перьев на крылья хватило и мне, и моему другу Вовке. Перья разлетались в разные стороны, а я смотрел на них и мечтал, как буду парить над городом. Всё испортил папа. Увидев мою мастерскую, он притащил ремень и пообещал, что сейчас я взлечу без всяких крыльев. Я бегал от него по квартире и оплакивал свой несостоявшийся полёт. А потом он посадил меня рядом и очень серьезно сказал, что я не ангел, а человек, и что люди не летают. Он говорил, что я уже взрослый и должен это понять. А я не хотел понимать, что бабушка обманщица, я хотел получить свои законные крылья.

Потом пришла мама и сказала, что папа устает, а я пристаю к нему со всякими глупостями. Она злилась, поэтому я взял книжку и решил сидеть тихо, чтоб никому не мешать. Мне попалась притча, про непослушных мальчиков. Их мама расстроилась, превратилась в птицу и улетела навсегда. Я снова заплакал, мне было жалко мальчиков и их маму, а еще я стал бояться, что и мои родители улетят, раз я испортил все подушки. А потом я подумал, что если посильнее расстроюсь, то, наверное, тоже смогу стать птицей. Тогда у меня будут собственные крылья.

Я сел на подоконник и старательно думал о плохом, а когда мне стало совсем грустно, я открыл окно и попробовал взлететь.

Что потом? Мы жили на первом этаже, так что улетел я недалеко. Долго лежал в больнице, там было больно, страшно и одиноко, но, как бы я не грустил, крылья не вырастали. А потом меня забрали домой, мама не отходила от меня ни на шаг и всё уговаривала поверить в то, что я поправлюсь и снова буду ходить. А я никак не мог решиться спросить её о крыльях.

Вы можете мне помочь? Машина времени? Экспериментальный образец? Можно вернуться в тот день и всё изменить? Если повезёт, я стану здоровым и знаменитым? А если нет? Молчите? Заплатите? Лучше подарите мне крылья.

№11

А я смеюсь над вашими ошибками. Представьте себе, здесь тоже выпускают газеты. Наша канцелярия зорко следит за тем, что вы там Внизу делаете, чем занимаетесь, как проходят ваши дни, чем они наполнены. В конце концов, чем ещё заниматься нам, как не следить за вами? Мы как камни — следим за проносящимися мимо дымными каретами, наслаждаемся движением, ибо сами бездвижны. Да, у нас есть крылья, но крылья нужны, когда есть куда лететь, а мы итак в небе. Поэтому я читаю газету, где в мельчайших подробностях воссоздано ваше время, ваша жизнь, смеюсь над вашими ссорами, трогательно детскими обидами, но мой смех — всего лишь роспись в собственном бессилии — ангелы не умеют летать. Вы же возноситесь к самому солнцу на простых картонных крыльях и падаете с небес лишь для того, чтобы взлететь снова… Мы завидуем вам, а вы хотите быть нами. Зачем?..

№12

«Не стой, беги все время. Беги!»

И Эйлин бежала, послушно следуя указаниям из письма. Сейчас она была в том самом месте, где в последний раз видели Ронни, и лишь на секунду остановилась, чтобы оглядеться. На парапете каменного здания сидел мужчина, а за спиной у него раскинулись крылья — белые, недвижимые. Эйлин замерла, судорожно глотнула воздуха — словно кислород в легких мог рассеять наваждение.

Порыв ветра подхватил газету из рук мужчины и унес прочь. Девушка откинула упавшие на лицо пряди волос и присмотрелась. Крыльев не было, и ангела не было — был только спешащий за газетой итальянец.

«Беги!»

Камень, повсюду камень. Он давил, создавал ощущение ловушки, и Эйлин вновь и вновь принималась бежать. Удастся ли выбраться?..

Девушка краем сознания чувствовала, что минуту назад случилось нечто странное, но отчего-то не могла вспомнить, что именно. Да и нужно ли это сейчас — вспоминать? Ей надо найти Ронни, вернуться домой, позаботиться об Эндрю — она впервые оставила младшего брата одного на такой срок и безумно за него волновалась. Если бы не письмо от Ронни, неизвестным образом появившееся утром прямо посередине комнаты…

Ронни писал, что отправился в этот район на поиски матери, а постскриптумом умолял о помощи. Здесь давно пропадали люди, и Эйлин ни за что сюда не сунулась бы… Но бросить в беде Ронни, единственного, кроме брата, близкого человека, девушка не смогла.

Эйлин свернула за угол и наткнулась на статую ангела. Она дышала красотой; девушка даже не задумалась бы, кому пришло в голову поставить статую в таком месте, однако в каменном лице ангела сквозило что-то хищное. Эйлин спешно достала письмо. Она ведь уже читала об этом?..

«Берегись статуй: они жестоки и опасны. Ангелы как-то влияют на мозг, заставляют забывать о себе, быть неосторожным. Записывай всё время! Своему почерку ты поверишь, даже если не вспомнишь про каменных хищников».

Когда Эйлин подняла взгляд, статуи на углу уже не было.

И она устремилась вперед, задыхаясь от бега, на ходу сквозь слезы переписывая письмо Ронни. Эйлин боялась — за себя, за оставшегося в одиночестве Эндрю, за потерявшегося любимого…

На очередном повороте она врезалась прямо в статую, не успев сбавить шаг. Эйлин отшатнулась и замерла. Лицо ангела казалось безумно знакомым, манило, обещало покой, и девушка сделала шаг вперед… и еще шаг…

Её письмо оказалось точной копией письма Ронни. Последние строчки она дописывала уже каменеющей рукой.

И когда сюда придет Эндрю, он поделится с её холодным камнем своим теплом.

№13

Я раньше не верил тому, что пишут в наших газетах. Да не только я. Многие сомневались, что на задворках галактики есть некая планета, где сильное притяжение мешает гуманоидам летать. Они по земле ногами топают, а к своему небу сами подняться не могут.

Решил проверить на собственном опыте, правда это или нет. Вот и отправился в путешествие.

***

Я обыкновенный белокрылый гуманоид. Абсолютно ничем не выделяюсь от своих собратьев. А эти земляне пялятся на меня, будто мои крылья имеют трехцветный окрас.

Странные они какие-то.

У них практически в каждом магазине есть вывеска «Вход с собаками запрещен». И когда я пытаюсь пройти в торговый зал, они показывают на табличку, машут руками и кричат.

К чему ор и чрезмерная жестикуляция? Я прекрасно понимаю человеческий. Мне для этого не нужно вслушиваться в слова. Но как можно меня – такого же гуманоида, как и они, — приравнивать к собакам?! И все из-за того, что у меня на спине растут крылья, а у них, видите ли, нет.

Никакой толерантности!

Дети здесь такие же непосредственные, как и наши. Кто посмелее, дергают за крылья, стараясь проверить «настоящие ли они».

Вот интересно, а какие еще бывают крылья?

Взрослые стараются скрывать свое удивление и не тыкают в меня пальцем. Но не все. Некоторые откровенно разглядывают, раскрыв рот. А один подошел на площади и нагло спросил: «Почем крыло продаешь?»

Ну, что за нравы?

Мне пришлось спрятаться от людей на карнизе высотного здания. Устал от любопытных глаз. Да и местную газету решил почитать.

Ох, и насмеялся от новостей. Какие все-таки глупости занимают человеческий ум. Правильно о них пишут в нашей прессе. А я думал, что привирают.

Дождусь сейчас попутного облака и на нем уйду в атмосферу. Не прилечу больше на Землю. Люди здесь невоспитанные. Хотя порой и встречаются забавные экземпляры. Взять хотя бы студента, который сменял свой пиджак и шляпу на одно перо от моего крыла.

№14

«Любить не люби — почаще взглядывай»

Я не просто взглядывал, я глаз не сводил годы напролет. Впервые за всю жизнь заливался слезами, когда ее жгли на костре. Ее, целомудренную француженку в чепчике, которая и понятия не имела о заклятьях и зельях. Соседская служанка решила, что она слишком красива, и после доноса, Мари казнили. Я подошел к ней, просто взял за руку и мы полетели. Помню тогда Мари накатала приличную жалобу на церковника, но этот негодяй, перед самой смертью все отмолил. Ну, да ладно.

Сорок дней нашего счастья промелькнули, как и не было. Мари сказала, что ей понравилось там, и она не против попробовать еще. Держать ее не было смысла и я снова стал наблюдателем.

Марийка росла, а я любовался ею, но не я один. Когда на нее стал засматриваться сын плотника Грицько, я не выдержал. Такая ревность меня охватила, совсем как простого человека. Я решил взять отпуск и отправиться к ней. Отпуск у нас — дело святое. Херувим ты или демон, а каждые семьсот лет тебе положен отдых. На это время я выпросил человеческое тело, и явился ей славным казаком.

«А я чернява, гарна, кучерява…» Она задорно напевала и складывала в плетенку гроздья калины.

Подошел к ней неожиданно так; интересно, узнает или нет? Узнала. Мы тогда обвенчались под калиной и по человеческим меркам долго были вместе, но наш хутор вырезали, и моя Марийка погибла. Я, по грустному делу стал пьяницей, чуть не остался без работы, многое начудил. И, в то время, пока я спивался на Сечи, в одном из итальянских городишек родилась синьорина Мария.

Мой отпуск превратился в ссылку. Ко мне пришло понимание, что я начинаю ненавидеть этот мир и тем самым теряю компетенцию. Дабы не загубить душу и любовь пришлось суицидить. Я вновь оказался в зрительном зале.

Обожаю ее лицо крупным планом. Надо же, в третий раз рождаться в одном и том же обличье… Кино про мою возлюбленную длилось восемьдесят девять лет. Такой мюзикл, с ума сойти!.. Она пела чуть ли не от самого рождения и до самой…

Синьорина Мария замуж так и не вышла, и умирает в полном одиночестве. Тихо, спокойно задыхаясь.

Я распушил крылья и надел шляпу. Кофе выпит, сводка новостей прошла мимо меня, ну, вот и все. Сейчас возьму ее за руку и никуда больше не отпущу. Ну сколько можно бегать?! Мальчик я, что ли?..

№15

И снова он здесь ‒ Джованно.

Девушка вздохнула. Этот странный парень с крыльями за спиной прилетает к ней уже третий раз подряд. Средь бела дня. Окружающие его как будто не замечают. А вот она, ‒ то ли к своему счастью, то ли к своему несчастью, ‒ видит его. И слышит.

Джованно всегда несет дичайшую околесицу. С его слов ‒ он адепт Света, призванный защищать ее от чего-то жуткого. Однако в понимании девушки ангелы должны вести себя иначе. Этот же ерничает, подшучивает, и вообще ‒ ведет себя до безобразия несерьезно. Вот и сейчас, вместо того, чтобы чинно-благородно сидеть в гостиной и пить чай, он забрался на карниз (ну, а что, крылья ‒ хорошая страховка!) и открыл свежий номер местной газеты.

Скоро он бросит газетку вниз, нагло завалится в комнату, самодовольно ухмыльнется и опять начнет внушать ей всякую чушь.

«Ну уж нет! В этот раз я заставлю его ответить на все мои вопросы!» ‒ и девушка решительно сжала кулачки.

Тут в дверь позвонили. «Странно, кто бы это мог быть?» ‒ подумалось ей. Она уже выходила было из комнаты, как тут послышался звон разбитого стекла. Это Джованно с перепуганным лицом влетел в окно.

‒ Даже не вздумай открывать! ‒ стальным тоном приказал он, хватая ее за руку и притягивая к себе.

В дверь еще раз позвонили.

Внезапно крылатый парень громко расхохотался.

‒ Видела бы ты сейчас свое лицо! Тебе бы в комедиях сниматься! – ангел заливался далеко не ангельским смехом, совершенно не стесняясь обескураженной девицы. – Нет, ну ты только посмотри на себя!

‒ Ты…ты разбил окно! Напугал меня до смерти! А сейчас еще и смеешься! Что же ты за человек такой?

‒ Не человек, ‒ с легкой полуулыбкой поправил он девушку. – А вот дверь действительно лучше не открывать. Выбираться будем через окно. Высоты боишься?

‒ Что ты задумал? – прошептала она враз севшим голосом.

‒ Сейчас узнаешь, ‒ с этими словами Джованно лукаво подмигнул. – Пошли!

№16

–Марио, не ври мне! Достоверно известно: ты не посещал ни одного писателя за последний год!

–Донна Мельпомена! — возразил Дух Министерства Вдохновения № 35-09 или просто – Марио. – Пиериды трижды отправляли меня к только что женившимся сочинителям. К глухим и слепым, как котята, в ближайшие пять лет! И к восьми поэтам, которые не вязали лыка и посылали меня по… адресу! Это заговор!

–Марио, не перекладывай на муз свою лень и не дисциплинированность! – Донна Мельпомена протянула крепкую, тренированную в боях и трагедиях, руку к розоватому облаку у левого плеча и выудила из ватной субстанции свиток.

Марио закусил губу. Наверняка кляуза от донны Клио. Ну, не знал Марио, что «горилка» не сын гориллы, а «малина» может быть не связана с вареньем.

–Это от Урании, — министр подняла глаза и хмуро уставилась на Марио.

–Звезды давно не в почете у поэтов, — грустно сказал Марио. Только бы не ссылка к очередному стихоплету: «Я ждал любовь, как мог, и, в результате, слёг!»

–Звезды тебе благоволят! Поручаю важное задание. Вот газета. Ознакомься! Обрати внимание: салфетка уже сотая! Марш туда!

–Только соплей мне не хватало! – заныл Марио при слове «салфетка».

–Прочь с моих глаз!

Расположившись на карнизе брутального здания министерства, Марио раскрыл печатный орган министерской бухгалтерии — «Меркурий». И бухгалтеры витают в облаках, но в крылатых тапочках.

Настроение самое скверное.

Статья называлась: «Проблемы вдохновения в Мастерской Писателей».

–О, — Марио воздел очи небу. — Толпа нытиков обеспечена!

«Некоторые итоги в преддверии сотого конкурса. Перечень наиболее частых образов в картинках для вдохновения, использованных за отчетный период».

–М-м, интересно! Чем они там увлечены?

«Замки –20 раз. Девушки -23 раза. Мужчины -6. Демоны, нечисть -9. Бутылка -1».

Марио облегченно вздохнул. Истина там, видать, не в вине.

«Кот-2, бык-1, обезьяна -1».

Гориллы уже были. Это радует.

«Хладный труп-1, полутруп-1, мужчина без головы-1, гриб -1, привидений -2».

Марио улыбнулся. На 99 салфеток – жизнеутверждающий процент!

«Конструкция «Он и она»–5 случаев».

–Всего?! – застонал Марио.

«Робот-няня–2 случая».

–Прогресс не дремлет, — Марио перевернул страницу.

«Показательны подсчеты числа победителей по половому признаку. 77% выигравших -женщины. Эти ужасающие данные…»

Марио засмеялся во весь голос. Вот она — Удача!

Кто, как не женщины, всецело, сердцем, душой и телом, отдаются Вдохновению? Кто, как не они, милые, обладают… этими, как их, инсайтом и харизмой? Вот она – малина!

–Девушки! Марио – в деле!

№17

Я – ангел, и я только что спер газету в киоске на углу. По-моему, это так же очевидно, как и то, что я сижу перед твоим окном на высоте шестого этажа. Да ладно, не так много ты вчера и выпил. И потом, я же не зеленый с копытами и рогами, а в кедах и с крыльями. Или ты думал, что ангелы носят костюмы в стиле Фреда Астера? Или, того хуже, у них приняты белые ризы и босые пятки… Нет, конечно, если тебе так удобнее, можешь считать меня беспутным студентом, случайно загулявшим сюда после костюмированной вечеринки, и что к спине у меня привязан распятый гусь. К примеру. Но, думаю, в очевидное поверить проще.

Нет, Камила все-таки правильно от тебя ушла – ты ужасный тугодум. Понятно, что я здесь не случайно. Нужен мне именно ты, можешь в это поверить. О, вижу, ты посещал в детстве уроки Закона Божьего, – какие познания! Нет, я не ангел-хранитель. Да, существуют. Они просто няньки, их удел – повседневная рутина. Твой, кстати, довольно ленив. Но я – не он. Я – ангел-предохранитель.

Понимаю, нервный смех. Но это действительно так. Видишь ли, в каждом человеке – замысел Божий, у каждого – свое предназначение. И всем дается ровно столько сил и времени, чтобы хватило это предназначение выполнить. А чтобы силы и способности не были потрачены впустую и не вовремя, существуем мы – предохранители. Мы не даем совершить случайный выстрел, понимаешь? Только в цель. Ударник, курок, спусковой крючок – все это есть в тебе самом. Наша задача – не дать всему этому сработать раньше назначенного срока или впустую.

Да, Сальвадор, предчувствия тебя не обманули, приближается твой день. Читал «El Мercurio»? Митинг на железнодорожном вокзале в Сантьяго. Хватит болтать про произвол властей по кофейням! Пригласи меня, наконец, войти, — кстати, я бы чего-нибудь выпил. Пора обсудить твои планы. Я уже слышу звук взводимого курка…

№18

Иногда так хочется поплакать

Человеческие люди обычно рождаются из утробы своих родителей, это у них так издревле повелось. А у нас совсем по-другому, меня они по очереди высиживали и потом я вылупился. Вылупление было очень давно, и я про этот процесс почти ничего не помню, помню, что было очень тесно и пришлось изнутри стучать кулаком, папа что-то кричал, а мама как-то по-женски кудахтала и причитала.

Потом конечно я понял, что именно кричал папа, он кричал, чтоб я сильнее долбил и что я настоящий мужчина, и что я вообще буду похож на Челентано. Мечта у него такая была. В начале жизни меня приучали к шапочке и кедам, а когда стал постарше к джинсам, куртке и шарфику в крупную клетку.

Папа хотел, чтоб про меня написали в газете, и я прославился как великий Челентано. Но газет у нас не выпускали, и Челентано был жителем соседней Сферы. То есть папа мечтал несбыточную мечту.

Нашу Сферу Человеческие люди называли Спутником-луна, хотя все здравомыслящие учёные давно доказали обратное. Иногда учёные перемещались на соседнюю Сферу для исследований аборигенирующего населения и почему-то эти бескрылые, называли их ангелами, хотя мы обычные.

Когда мне исполнилось 12 лет, я решил подарить папе настоящую фотографию, как я – Челентано и я в шапочке, кедах и всяких куртках, джинсах и шарфике. И я держу в руках газету про меня, и всё это происходит на соседней Сфере. В отличии от соседей, на день своего рождения мы дарим подарки родителям и это должно быть от души и не из магазина.

Чтобы не привлекать лишнего внимания аборигенирующего населения, я решил это сделать в Венеции, это их населённый пункт, где они гуляют праздники и там много уличных актёров.

Фотография получилась хорошая, но папа мне не поверил, сказал что это фотошоп и обычное тридэ, хотя мой подарок повесил в платиновую рамочку в своём личном гнездовании.

Иногда просматривая видеопамять соседней Сферы, я думаю что и у них, у молодых бескрылых соседей, те же проблемы непонимания. Почему-то старшее население не верит своим детям, они даже придумали такое понятие «обида», это когда из глазных яблок выделяется солёная жидкость. Физиологически, у нас такой проблемы нет, хотя иногда так хочется поплакать…

(Отрывок из сочинения ученика 5 класса обратной стороны соседней Сферы.)

№19

Мечта эта родилась еще в тот день, когда высокая женщина поставила у корней старого дуба инвалидную коляску с маленьким сыном. Мальчик сидел в тени ветвей около часа и наблюдал за игривым полетом ласточек, снующих туда-сюда над пшеничным полем. О, как же ему хотелось стать таким же свободным, как эти птицы! Увы, желание это пока было неосуществимо, но оно не исчезло — оно стекло к корням старого дуба и проникло в самую сердцевину шершавого, нагретого солнцем ствола.

***

-Эти на Вишняковскую, — недовольно прозвучал чей-то голос.

Стопки газет подняли и погрузили в машину. Мир закачался и наполнился грохотом. Наконец, чья-то холодная рука вытащила одну из газет и опустила в почтовый ящик.

Было просторно и темно. Страницы, немного помятые веревкой, расправились и снова были похожи на сложенные черно-белые крылья.

Когда реальность проникла в ее сознание, все вокруг уже стало иным. Сильные мужские руки держали ее над головокружительной высотой, позволяя ветру гладить страницы и сдувать с них запах свежей краски. Где-то далеко внизу слышался гул машин, а высоко в небе – знакомые крики ласточек.

-Интересно, — мужчина улыбнулся, что-то тихонько шепнул и перелистнул страницу. – Ну, привет! – сказал он и подмигнул.

Газета удивленно затрепетала и робко ответила:

-Так странно, что вы слышите!

-Однако и мне странно встретить такое чудо. Откуда у тебя столь необычная мечта?

Сбиваясь от волнения, она рассказала о себе все, что знала.

-Ну что ж, — медленно произнес мужчина, — выбирай же, какие крылья ты хотела бы получить.

Он весело засмеялся и за его спиной поочередно стали появляться крылья – одни были узкие и длинные, другие широкие и пестрые, а третьи…

-Эти! – радостно воскликнула она. – Белые!

-Хороший выбор, — одобрил волшебник.

Он несколько раз сложил газету, и вскоре в его руках застыл бумажный голубок. Несколько мгновений он лежал неподвижно, потом ветер шевельнул его, голубок встрепенулся и… ожил.

-Лети в лес, чудо! Припади к тому месту, где росло ты деревом, впитай до конца волшебство, которое подарил тебе ребенок, и живи свободно!

-Но почему… Почему его желание не исполнилось для него самого?

Волшебник вздохнул, нежно погладил птицу по бумажной голове и ответил:

-Этот мальчик тоже волшебник, но ему еще нужно дорасти, чтобы выбрать себе правильную мечту. И тогда она обязательно сбудется. А теперь, лети, голубок, лети!

Сказав это, он подбросил невесомую птицу к небу, ветер подхватил ее и понес на запад, где за домами садилось в лесную чащу огромное оранжевое солнце.

№20

Дежавю

Жизнь жестокая игра. Как бы человек не стремился к полетам, ему никогда не взлететь собственными усилиями. Приходиться прибегать к помощи различных крылатых и даже бескрылых приспособлений. Но самолет, вертолет или воздушный шар на худой конец, всё не то. Это лишь иллюзия полета. А так иногда хочется закрыть глаза и, оттолкнувшись от земли, взлететь в бескрайнюю синеву. И там, уверенно расправив сильные крылья, почувствовать обволакивающий со всех сторон воздушный поток.

— Сэр! Мистер Эклз? Вас к телефону! – настойчивый голос секретарши, донесся из окна, развеяв мои мысли о вечном. И вот так всегда. Даже помечтать не дадут в обеденный перерыв. Обреченно вздохнув, я выпустил из рук газету, что так и не прочёл. Подхваченная ветром, она резко взмыла вверх. У нее тоже нет крыльев, но ведь, как красиво летит.

— Мистер Эклз!

— Да, иду я, иду, — забравшись обратно в окно, очутился в большом, но уютном кабинете. У стола, за которым я обычно провожу свой рабочий день, стояла симпатичная женщина.

— Кто там, Мари? – спросил я и, закрыв окно, обернулся. Она не ответила. В ее руках, которые почему-то дрожали, был не телефон, а газета.

— Что-то случилось?

Я шагнул к ней и, услышал тихий всхлип. Нахмурившись, протянул руку, чтобы успокаивающе обнять, обычно всегда помогает, когда человеку плохо. Но она вдруг резко повернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Вздрогнув, я шагнул к столу и, взял в руки оставленную газету. На первой странице, большими буквами был напечатан заголовок статьи.

«Самоубийство Джека Эклза, генерального директора инвестиционной компании, потрясло всех!»

Дочитав до конца, я все вспомнил. Тот день не заладился с самого утра. Ссора с женой, поломка машины по дороге на работу и ужасная новость о крахе компании. Разве жизнь бывает более жестокой? Да, — ответите вы, но я вам все равно не поверю.

Поэтому я, как и в тот день: закрыл дверь на замок, подошел к окну и, распахнув створки, выбрался на узкий, но длинный приступок. Долго я не раздумывал. Всегда мечтал летать. И хоть одной мечте, но суждено сегодня сбыться. Закрыв глаза, глубоко вдохнул и, вытянув руки в стороны, шагнул в пустоту.

Все же человеку суждено летать лишь после отведенного ему срока, а до этого придется пользоваться чудесами прогресса.

№21

Говорят, если голубь постучит в окно – это к новостям. Интересно, какие же новости ждали меня, если бедная пташка, не совладав с сильным ветром, врезалась в лобовое стекло моей машины?

Голубь смирно лежал рядом на сидении и не шевелился, раскрыв ушибленное крыло. Наверное, ему сейчас ужасно больно! Но все, что я могла сделать – это приютить беднягу до утра, а там – отвезти к ветеринару, что ли?..

Озадаченная поисками подходящего жилища для своего неожиданного гостя, я усадила поникшего голубя на стол, а сама зарылась в кладовке. Вернувшись, я обнаружила, что птах деловито расхаживал по столу и даже успел «пометить» клавиатуру. Что за глупая птица?!

— Гадить будешь здесь, — подхватив голубя, я посадила его в большую коробку из-под обуви. Тесновато, конечно, но все же.

Поразмыслив над тем, чем же покормить беднягу, я вспомнила о печенье. В кои-то веки решилась испечь по бабулиному рецепту. Пусть хоть голубь попробует!

Птах, почуяв выпечку, заинтересованно взглянул на меня то одним глазом, то другим, и, спрыгнув с края коробки, принялся клевать крошки. Выглядел он уже получше: осмелел, оправился от удара. А я понемногу засыпала под вой разразившейся за окном бури и тихое воркование моего гостя.

— Прости меня, я не хотела, — шепнула я, глядя на все еще раскрытое крыло. Белое, как у ангела. Но голубь продолжал увлеченно клевать печенье. Как же, понял он меня!

К утру буря успокоилась, и солнце пыталось пробиться сквозь задернутые шторы. Но разбудило меня вовсе не оно, а громкое воркование: мой гость покинул коробку и выжидающе глядел на меня.

— Доброе утро, — улыбнулась я. — На волю хочешь?..

То, что голубю уже гораздо лучше, я поняла, когда попыталась поймать резвую пташку и посадить на подоконник открытого окна – ощутив тепло солнца и свежий ветер свободы, он наверняка улетит. Но пока птах не собирался покидать мою скромную квартиру, облюбовав книжную полку. Пусть бы жил, так ведь гадит везде!

На мгновение задумавшись, я схватила одну из старых газет и, расстелив на подоконнике, насыпала крошек с печенья. Может, сработает? Сама же отправилась в ванную.

Через несколько минут я испуганно заглянула в комнату, услышав хлопанье крыльев: повсюду летал пух и перья. Я едва не выронила зубную щетку, обнаружив на своем подоконнике обаятельного молодого человека, лучезарно улыбавшегося на все тридцать два. Только потом я заметила за его спиной белоснежные крылья. Как у ангела…

— Есть еще печенье? — проворковал он.

Я оторопело кивнула, выпучив глаза. Вот уж новость так новость!

№22

— А вам, молодой человек, не видать зачета! Вы же в облаках витаете. Я даже не видел ни разу, чтобы вы читали периодику. Как вы сможете сдать зачет? Спуститесь на землю, хотя бы на карниз, чтобы быть в курсе проблем сегодняшнего дня. Что вы сможете рассказать об экономических проблемах нашего города? Вам следовало выбрать другую специальность, где ваш блуждающий взгляд смогли бы оценить по достоинству…

Профессор распалялся долго и нудно. Но в конце я услышал спасительную фразу.

— Если сможете меня удивить, то тогда и поговорим о доступе к сессии.

***

Ну, удивить-то я смогу. Во всяком случае, попытаюсь.

Я в драматическом театре не последний человек, выхожу на сцену часто, правда, только в массовке. Но мне все равно дадут напрокат бутафорские крылья. А купить газету в ближайшем киоске тоже не проблема…

В общем, в день зачета я – весь такой белокрылый — залез на карниз дома, стоявшего напротив нашего универа. Мой «блуждающий взгляд» скользил по строчкам местных новостей, рот улыбался, а мозг выдавал удивительную истину.

А ведь профессор прав! Зачем мне зачет, ровно как и весь университет с его экономическим образованием? Пойду-ка я лучше на актера учиться, чтобы больше не играть второстепенных персонажей.

№23

Джерри обожал послезавтрашние газеты. А как иначе узнаешь именно то место и время?

Кто-то из ангелочков скажет: «Жульничество!!!»

Да-да, так и скажет, мягким голоском, а восклицательные знаки покажет бровями. Ох уж эти ангелочки, они бровями могут рассудить даже философские диспуты.

Джерри вздохнул, послюнявил палец и перевернул страницу…

Жорина Быкк насупилась так, что зеркало затрепетало под грузом ее отражения.

— Чудное платье, — поперхнулась подружка невесты.

— О! Розовые ленты чудно обрамляют вашу… эээ… чёлку?

Жорина мрачно кивнула в трусливое зеркало и, подобно сметающим все на своем пути ледникам, двинулась навстречу судьбе.

Судьба представляла собой мужичонку в пышном прибое окутывающих его кружев.

Свадебными узами сочетались три четверти финансов – Жорина, и четверть субтильной аристократии – ее жених.

Папаня вел невесту к алтарю. Лепестки роз. Орган взвывал суровыми гимнами. Тетушки промакивали глаза чистыми платочками.

На плече счастливой невесты наливался синяк от хватки непреклонного отца.

Потеющая ладошка жениха все ближе и ближе. Жорина не верила в Богов, но сейчас, приближаясь к жизни золотоносной матки-производительницы, начала беспорядочно молиться. Про себя, конечно, папанина мозолистая ладонь не оставляла выбора.

— Сюда!!!

— Окстись, направо! Бегом, давай, быстрей!

— Ой-ой-ой, куда нас занесло!

Три потрепанных фигуры озирались в переулке. И по всему их виду было ясно – с фигурами этими закон предпочитал не иметь ничего общего.

— Куда?

— Кальмар раздери, тебе виднее, капитан!

Это было послезавтра, и это был звездный час Джерри – подмастерья ангелов. Карьера просто так не делается.

Тихий шепот подсказал: «В церкви законники бессильны».

— А? Что? – заозирался капитан, чье имя — тайна.

«Не тупи, дуй за эту дверь».

— Ага!

Почти не намокшие платочки застыли на пути к слезным железам, когда в часовню ворвались три крайне невоспитанных личности.

— Ограбление!

— Стоять!

— Оппа, свадьба!

Личности переглянулись и пришли к согласию:

— Никому не двигаться, или всем будет… Ай!

Жорина не питала склонности к аристократичности, но о пиратской карьере мечтала с детства. И папаня вовремя отвлекся…

Джерри с довольной ухмылкой вырезал из уже вчерашней газеты заметку, чтобы вклеить в альбомчик побед:

«Юная девица Жорина Быкк была украдена с собственной свадьбы жестоким пиратом Капитаном Слобье. Отец невесты, достопочтимый Бино Быкк, опровергает слухи о том, что пират сопротивлялся и просил пощады. За возвращение кроткой девицы назначается награда….»

№24

— Эй, пернатый, может, слезешь отсюда-то? Холодно, и ветер поднялся, чтоб его! Так ведь и снёсет!

Фрэнк от испуга и вправду чуть не свалился:

— Кто здесь? – огляделся по сторонам: устав запрещает в крылатом виде показываться людям.

Но только рябой голубь, одиноко сидевший на отливе этажом выше, удивленно курлыкнул в ответ.

— Так слазить будем или нет? – ехидно поинтересовались вновь.

— Если вам чем-то мешает моё общество, то почему бы не слезть первым? Дом большой, карнизов для всех хватит, — Фрэнк украдкой расправил мощные крылья, чтобы, в случае чего, быстро спикировать вниз.

— Ишь, умный какой! Сам меня в руках держит, а говорит: «Слезай!»

Фрэнк с недоверием покосился на газету: видно, за эту неделю он слегка перетрудился, раз такая ерунда мерещится:

— Мне пора в отпуск.

— Куда тебе в отпуск, лоботряс! Судя по оперению, тебе ещё лет сорок без него ходить!

— Вам-то откуда знать? – рассеянно пробормотал Фрэнк, ощупывая собственный лоб. Теоретически, заболеть он не мог, но мало ли? Экология, вредная работа, эволюция, в конце концов!

— Такие, как я, просто обязаны знать про таких, как ты! – гордо заявила газета. – Я тебе на какой-то там «Таймс» неверующий, а солидное религиозное издание. В шестом поколении, между прочим!

Фрэнк прыснул от смеха:

— Ну, если в шестом, то мне страшно повезло.

— И ты даже не представляешь насколько! – упрямо заявила собеседница. – А теперь встряхни-ка свои перышки, птенчик, и марш работать! На углу 46-ой нас ждёт тяжёлая работёнка!

— Быть может, сначала Центральный госпиталь? – Фрэнк, перелистнул страницу, чтоб ещё раз рассмотреть фотографию больного ребёнка: светлые глазёнки не могли не вызывать сочувствия.

— Нет уж! Знаю я вас, пернатых, целой стаей туда слетитесь, на халтурку-то. Этой девочке и без вас уже станет хорошо. Раньше-то где были, а?

Фрэнку сразу стало неуютно и зябко на крыше. Обеденный перерыв давно закончился, а приниматься за работу совсем не хотелось.

— А ну подъём! – заорала бумажная вредина. И зачем её поймал? Пусть бы и дальше летела по городу. — Кто будет футбольных фанатов разгонять, а? Вот ни один же пернатый не явится!

— Так побьют же, — жалобно простонал Фрэнк. Честно говоря, обезумевшая толпа – не его специализация. И по «массовой истерии» в дипломе стояла жирная тройка. И ту преподаватель ставил, скрепя крыльями.

— Зато премию начальство выдаст. – Фрэнк свернул газету трубочкой и засунул в карман брюк. И та глухо добавила: — А то и отпуск… по болезни. И полегче там – я высоты боюсь!..

№25

– Сеньорита, за вашим столиком свободно? Знаете, после долгого вынужденного уединения хочется пообщаться. Вы, люди… то есть, я хотел сказать, мы, люди – интересные существа. Только что тяготились обществом себе подобных – и вот уже страдаем от одиночества. Взять хотя бы того старика-банкира, с которым беседовал не так давно. Всю жизнь он усердно копил деньги, – надо признать, не без моей помощи, – а под старость вдруг вспомнил, что у него есть близкие. Просил меня помочь восстановить отношения с дочерью, которая его ни видеть, ни знать не хочет. Конечно, трудные сделки – моя стихия, но что касается чувств, особенно родственных и любовных… у вас… я хотел сказать, у нас, людей редкостный дар запутывать и усложнять себе жизнь. Вот скажите, у вас есть отец? Нету? Простите, но у меня природный дар отличать правду от лжи. И ваши обворожительные губки только что, увы, солгали. А вот глаза сказали правду. Он есть, но вы не желаете о нём говорить. Простите, если задел ваши чувства – я, право же, без злого умысла. Мне очень горько видеть такую очаровательную девушку расстроенной. И всё же прошу вас проявить сострадание к несчастному старику. У него ведь, кроме вас, на свете никого не осталось. Да, скрывать нечего – это он меня послал к вам. Простите его, прекрасная сеньорита. Ваш… ну то есть наш Господь велел прощать ближних своих. Позвоните ему. Вот его номер телефона. Ваши соплеменники говорят, что в каждой женщине живет Матерь Божья, а её милость и доброта безграничны. Позвоните прямо сейчас? Спасибо, добрая сеньорита! Кто я такой? Ну как вам сказать? Я лучше покажу.

За спиной незнакомца развернулись два белоснежных крыла. Девушка в изумлении широко открыла глаза, недоумевая, почему никто в этом уличном кафе не обращает на ангела никакого внимания. А тот улыбнулся ей и вдруг, взмахнув крыльями, взлетел на карниз дома напротив. Помахал в последний раз рукой и растворился в воздухе. Пару секунд она ещё стояла, ошеломлённая, с полуоткрытым ртом, сжимая в руке листок с цифрами, а потом достала из сумочки мобильный телефон…

«Да, человеческая природа за века не изменилась. Говори с людьми о том, что их трогает, на понятном им языке, а главное, в понятном для них облике – и они откроют тебе своё сердце. Мне здесь уже нравится. К тому же, как вижу, эти милые люди назвали свою крупнейшую газету одним из моих имён. Ну-ка, посмотрим, о чём они в ней пишут», – и, устроившись поудобнее на карнизе, невидимый для человеческих глаз, он открыл свежий номер «El Mercurio».

№26

Попалась как-то Ангелу в руки интересная газета. В ней была статья о новом фильме про ангелов. Ангел всегда любил читать, что люди напридумывают про ангелов.

Присел он на карниз какого-то здания, читает, смеется и не видит, как внизу, на оживленном перекрестке опаздывающим молодой человек перебегает дорогу, не дождавшись зеленого сигнала светофора. Ему бы (Ангелы) быть бы сейчас рядом с человеком, помочь ему перейти дорогу и увернуться от мчащихся машин, но он читает статью. По иронии судьбы именно этого молодого человека.