Битвы на салфетках №184. Второй тур. Голосование.

Драконий лабиринт.

Сегодня у дракона был день рожденья. Правда, он об этом не знал, хоть и обладал разумностью, как и положено мифическому персонажу. Но у всего сущего есть день рождения, просто ощущается он каждым существом по-разному. Дракон, например, ощущал его как «очень хорошее настроение», с которым он и проснулся сегодня.

Он потянулся – высота пещеры позволяла это сделать, – пару раз взмахнул крыльями, дыхнул в сторону, стараясь не попасть на какую-нибудь зазевавшуюся крысу, и пополз к выходу, по пути размышляя: что же сегодня ему принесут на обед? Может, что-нибудь “эдакое”?

Этот дракон был хорошим: он не портил посевы, не крал людей, не требовал себе в жертву местных красавиц; был неприхотлив в еде и мог питаться овощами, растениями, больными овцами, которых у людей рука не поднималась дорезать. В некоторой степени им даже гордились – как и пещерами, где он жил, – и рассказывали про него разные истории. Только вот почти все они были какие-то…неправдивые.

Была, конечно, на его совести тройка заблудившихся в пещерном лабиринте туристов, которые на третий день блуждания, уставшие и измождённые, готовы были сожрать друг друга и обглодать   косточки. Ну так он же просто оказал им благодеяние… Да и недолго они мучились: одна точная струя пламени – и все муки голода и жажды позабыты. А как красочно зато расписали этот случай! И, главное – как раз те, кто и покинул бедных туристов. Подлецы…

Но больше всего дракона угнетало даже не обилие кровожадных сплетен, а то, что у него не было друга. А ведь как хорошо было бы полетать вместе с ним вечерком над окрестностями, показать ему сверху мир, чтоб хоть один из их всех приобщился к Вечности, оторвал свой взгляд от земли, от своих бесконечных полей, забот, вечно орущего хозяйства. Ведь как хорошо разделить Красоту с кем-то, а не наслаждаться ею в одиночестве. Странные люди: плачутся, что одиноки, а от представителя другого мира шарахаются, как от чумы, да ещё и пугало из него делают…

* * *

Мальчик медленно шёл в темноте, стараясь держаться правой стены пещеры, на которой были выцарапаны еле ощутимые метки – чтоб не заблудиться. В левой руке он держал корзину с очередным подношением для дракона.

Поворот налево…прямо…так, направо…

Сердце колотилось, как бешеное, где-то в районе горла. Ноги дрожали при каждом шаге. Но мальчик шёл и чувствовал себя очень взрослым и смелым, хотя ему сегодня исполнилось всего лишь двенадцать лет…

Пал Палыч раздражённо крякнул, упершись в тупик. Опять тупик! Ну надо же так было запутать! Чёртов лабиринт! Без малого два часа он блуждает в поисках выхода и через каждые тридцать шагов тыкается носом. Злость заставила Пал Палыча пнуть ногой мягко спружинившую серую стену, испещрённую розоватыми трещинами извилин, и он повернул назад.

Желудок поджимало и ужасно хотелось пить. Сушняк скручивал внутренности. Ещё бы, столько водки выжрали вчера! А главное — без повода. Ну неписец у хозяина, бывает! Но разве ж можно так мучить и себя, и других?! Поёжившись от воспоминания, Пал Палыч ещё раз свернул и чуть не налетел на Серёгу. Тот двигался задом наперёд, и Пал Палыч восхитился этой находчивости. Есть чему поучиться у молодого, но перспективного специалиста по нестандартным решениям!

— Здрасьте, Пал Палыч, — рассеянно буркнул Серёга, и Пал Палыч уважительно кивнул в ответ, провожая его тёплым взглядом. Молодёжь наше будущее!

Через пару поворотов он наткнулся на весёлую компанию, которая играла в карты, допивая остатки вчерашней, уже тёплой водки. Миха, разбитной юнец со щербатой улыбкой, лихо опрокинул очередной стакан и крикнул:

— Пал Палыч, с нами? Третьим будешь, ядрёна вошь!

Он только качнул головой, отказываясь. Пить водку больше не хотелось. Даже с ответственным по матерным и ругательным словам. Хотя Миха — парень что надо. Сидевший рядом Гоги усмехнулся, разгладив пышные усы:

— Дарагой, выход ищешь? Не парься, да? Садись водка пить, карта играть!

— В другой раз, генацвале, — вежливо отказался Пал Палыч. Вот уж руководителя отдела акцентов он не переносил на дух! Дальше надо идти, дальше!

Ещё в одном закоулке обнаружились Верочка, Наденька и Любаша. Две спали, одна яростно грызла ногти. Пал Палыч неодобрительно покачал головой, гаркнул строго:

— Не спать! Эй, красавицы! А ну подъём!

Люба оторвалась от увлекательного занятия и буркнула:

— Пусти ты их! Устали девочки от такой жизни!

— Давайте, давайте! Пошли искать выход! Без вас ничего не выйдет!

Любаша пихнула ногой храпящую Надю:

— Безнадёжно! И с другой тоже — не верю!

Пал Палыч всплеснул руками. Ну вот что делать с этими женщинами! И без них никак! Вернуться за ними потом, что ли? Так надо знаки оставлять, иначе он рискует их найти через пару лет уже мёртвыми. Пал Палыч пошевелил усами и решился. Будет обламывать кончик уса на каждые десять шагов. Жалко, а что поделать? Хозяина надо спасать. А кто это сделает лучше таракана Пал Палыча, руководителя отдела по поиску выхода из кризисной ситуации?!

Тупик.

Взгляд беспомощно скользит по глухой стене; останавливается на каждой метке, зарубке, пятне, что может привлечь внимание и оказаться подсказкой на пути к выходу. А сам я наивно верю, что уж в этот-то раз точно прав. Но вся логика, анализ и вычисления ничего не стоят перед одним простым фактом:

Опять тупик.

Так не хочется начинать с нуля. Возвращаться назад, превращая с таким трудом пройденный путь в бесполезно потерянное время. И снова делать первый шаг в надежде, что уж он-то обязательно выведет на верную дорогу. Вперед, только вперед. Забыть всю логику и выводы, что вели прежде. Не поддаваться навязчивому чувству дежавю. Не слышать мерзкий шепот в голове: «ты тут уже был, уже ошибся, опять не сможешь...»

И оказаться перед сплошной стеной, в которой нет ни смысла, ни подсказок.

Тупик.

А время поджимает. Я будто слышу назойливое тиканье секундной стрелки, хотя часов поблизости нет и в помине. Осталось лишь несколько минут – и все закончится. И осознание поднимает в душе целую бурю. Гордость не позволяет сдаться, спешка пугает мысли, заставляя их беспорядочно хвататься за один вариант, за другой, но все они уже испытаны. И все с ошибкой, которую я найти никак не могу, раз от разу тыкаясь в осточертевшую склизкую стену.

Глубокий вдох и остановка. Время еще есть, а паника никогда не позволит найти верного ответа. Нужно просто закрыть глаза и еще раз вспомнить, понять, увидеть. Взглянуть со стороны на каждый сделанный шаг и найти среди множества как будто бесполезных метаний те немногие, что вели к цели. Я знаю, что близок. Я знаю, что пропустил что-то элементарное, что-то такое… есть!

В казавшейся непроницаемой стене вдруг четко обозначилась замочная скважина – и как не заметил! – осталось лишь верно подобрать и повернуть ключ. Но стоило приблизиться, как все вокруг рассыпалось мелкими осколками, даря долгожданную свободу не так, как того хотелось бы.

– Виктор Максимович, ну чуть-чуть же! – сам понимаю, что мой голос звучит жалко, но так обидно, ведь я почти смог. Увы, экзаменатор бесстрастно уходит прочь, забирая работу уже у моего соседа.

Время вышло.

Я сдал. Но на душе так горько и обидно, как не было даже на первой в жизни пересдаче. Задача, с которой я боролся последние полчаса, выстраивая на бумаге стены преобразований, причудливо разбитые значками интегралов, так и осталась без ответа. Не поддалась. Единственная интересная, заставившая думать, а не тупо вписывать заученные формулы на свои места.

— Дорогой, мы забыли купить салфетки.

Перед глазами пронеслись три часа тупого блужданья меж полок мегамолла, тяжеленная тележка, набитая покупками, и я прожёг жену таким злобным взглядом, что другая съёжилась бы до размера напёрстка. А моей Кате хоть бы хны.

— В следующий раз купим, — буркнул я и потянулся к ключу зажигания.

Но Катя мягко перехватила мою руку и ласково-ласково улыбнулась.

— Это ведь недолго. Салфетки продают прямо у второй галереи налево от входа. Сходи быстренько, милый.

Выполз из прохладной кабины в адскую жару и поплёлся к входу.

Так, ну и где эти проклятые салфетки? Кажется здесь. Я свернул налево и уткнулся в прилавок, на котором блестели сковородки, кастрюли и тому подобная дребедень. Нет, салфетки должны быть в другой стороне.

— Простите, вы не подскажите … — я попытался остановить пробегавшую мимо работницу магазина, одетую в тёмную короткую юбку и белую блузку.

— Обратитесь к продавцам в красных футболках, — бросила на бегу девушка и молниеносно исчезла за поворотом.

Огляделся и внезапно возникло ощущение, что попал в какой-то безумный лабиринт, по которому потерянно ходили не люди, а инопланетяне. Решил позвонить жене, но так и не осмелился это сделать — было стыдно признаться, что потерялся в магазине как маленький мальчик. Панический ужас охватил меня. Я стал бесцельно метаться между прилавков, стараясь не смотреть на людей. Казалось, они показывают на меня пальцем, смеются и подшучивают.

И вдруг — о, чудо, я обнаружил выход. Выбежал стремглав на улицу и заскочил в машину.

— Почему ты так долго?

Я повернул голову и замер: это была вовсе не моя жена.

— Ты-ты просила купить салфетки, — пролепетал я автоматически.

— Нет, я просила купить зубную пасту! А ты, конечно, ничего не нашёл!

Совершенно незнакомый, грубый, как будто даже не женский, голос отозвался болезненным скрежетом в моей голове. Я выскочил из машины и у меня задрожали ноги.

Над горизонтом висел огромный шар, чем-то смахивающий на нашу Землю — я даже мог разглядеть материки, океаны, завихрения облаков.

— Где я? Боже, — простонал я.

— Ну, положим, пока что там, где всегда, — рядом остановился тощий субъект в плаще болотного цвета.

— Где, конкретно? Где?

— Вы что, дорогой мой, с Земли свалились?

— С-с Земли? Как это? — пробормотал я. — А где же я тогда? Разве не на Земле?

Мужчина посмотрел на меня с откровенной жалостью, как на тяжелобольного:

— Нет, конечно. Мы на Луне.

У меня потемнело в глазах, я пошатнулся, и рухнул вниз, потеряв сознание.

Гнусновато лыбящаяся морда Чеширского кота настойчиво маячила в воздухе перед входом в лабиринт, увещевая:

— Вы поймите, мне же ораву содержать, а когда они голодные, сам босс ни за что не ручается.

— Не хватало еще мне поддаваться всяким шантажистам и попрошайкам! – раздраженно бросил Джо, со всей решительностью шагнув в лабиринт прямо сквозь обнаглевшего улыбаку. Лиз, очарованная смелостью жениха, семенила за ним.

— И не говорите, что я вас не предупрежмя-я-я-я-у! – обиженно мяукнуло позади.

Как только парочка вошла в лабиринт, их окружила атмосфера романтической сказки, ресницы девушки затрепетали, а голова склонилась к плечу Джо. Все складывалось как нельзя лучше для того, чтобы наконец сделать предложение, и мужчина уже предвкушал победу над слегка заносчивой богатой красавицей. Как вдруг Лиз с радостным визгом устремилась куда-то в сторону.

— Посмотри на это, ты только посмотри! – девушка держала в руках барахтающегося белого котенка, мстительно взирающего на Джо, пока второй пушистый ангелочек прицельно замочил его новую туфлю. Момент был испорчен, обувь тоже.

— Пошли дальше, мы не туда свернули, — мужчина притянул девушку к себе, удаляясь от торжествующе мяукающих милашек.

Джо не решался делать предложение дочери магната в обычной обстановке. Вздорная Лиз славилась отказами, тут нужен был особый подход. Именно потому он и выбрал «Самый романтический лабиринт», но что-то пошло не так. И когда через пять поворотов и семь перекрестков мужчина уже вытянул из кармана коробочку с заветным кольцом, блеск бриллианта затмило сверкание желтых глаз наглого черного котяры, рассевшегося прямо на бортике фонтана. Создание покачивало задней лапкой, переброшенной через бетонные канделябры, а передней усердно начищало какую-то железяку. «Примус что ли? Настоящий дурдом», — промелькнуло в голове у Джо, пока Лиз с восторженным визгом хлопала в ладошки очередному аттракциону.

На пути к выходу романтической парочке повстречался Кот в сапогах, потом еще Кот-Ученый навязчиво громыхал цепью за спиной влюбленных, а напоследок их поразвлекал своими сентенциями о смысле жизни философский кот Мурр. Уединиться в этом лабиринте так и не получилось.

— Я же предупрежмя-я-я-яу! – послышалось ехидное на выходе из злосчастного лабиринта.

Состояние ухудшилось. Разлепив глаза в мутной действительности, у своей больничной койки я увидел их. Одного в белом облаке пушистых крыльев и другого, черного, перетекающего с места на место булькающей смолой.

Ангел светлым голосом заговорил о том, что жизнь устроена подобно лабиринту. Необходимо стремиться к выходу, не теряя ни минуты. Выход не надо искать – он возникнет сам. Достаточно коснуться стены правой рукой и двигаться, не теряя времени, скользя пальцами, вперед, вдоль стен.

— Зови за собой заблудших, отчаявшихся, остановившихся и сомневающихся! Правое – выведет, помни об этом, помни!

Демон захохотал, шипя и булькая смолой.

– Не слушай, пернатый глуп. Ты свалишься в первую яму, а те несчастные, что двинутся за тобой, забросают тебя камнями упреков! Что знает умеющий летать о ямах? Лабиринт жизни многогранен. Послушай меня, дружок!

Чудовище, перетекая, поползло по постельному белью к моему лицу. Шипящая смола, казалось, вливалась мне прямо в уши.

— Жизнь — это цепь мгновений! И каждое мгновение состоит из бесконечной россыпи вариантов! От тех, где по дороге домой ты споткнешься о золотой самородок размером с лошадиную голову, до тех, в которых спятившая жестянка на колесах размажет тебя по асфальту. Все — вероятно. И какая «правая» рука тебя выведет? Кто играет ниточкой бус каждой микросекунды жизни? Человеческий лабиринт управляем. Хочешь пройти сквозь стену – пожалуйста! Я, именно я найду для тебя бусинку с аркой! А добродетельные пусть стенают за стенами. Прими мою помощь! Я выберу для тебя действительно лучшее!

— Не верь! — Взмахом крыла ангел отбросил темную массу. — Демон выжжет душу, замкнув лабиринт жизни в круг бесцельности. Выхода из него не будет…

Я попытался дотянуться до ангела. В ладони оказалось невесомое перо. Я проснулся.

К вечеру мне стало заметно лучше. Молоденькая медсестра рассказала, что сегодня в больницу прошмыгнула черная кошка. Санитары долго не могли поймать шустрое животное. А еще девушка удивлялась – откуда у меня перья в руке – подушка вроде целая.

К стойке подошла душа в форме курьеров служб Рая. Местные её стали отчитывать.

— Скажите, а это Чистилище?

— Чистилище, это Вам будет, а это предварительная комиссия по рассмотрению жанра Чистилища. Что там у Вас?

— Эээ, список поступлений в Чистилище.

— Давайте Ваш список.

За стойкою посмотрели, и тут начали распекать райского:

— Ну что тут такое, у Вас перерасход грешников, а у нас, понимаете, из-за того недобор душ, изо всех сил стараемся, что б гуманизмом и современными ценностями как можно больше людей вытянуть, а Вы тут специально целый отряд для нас завалили! Ну что это такое, политики, не сдержавшие обещаний! Извините, а может, стоит поставить вопрос о соответствии и о Вашем разжаловании? Давайте сюда Вашу анкету, так, значит, вы из самоопределённых, нынче святоша, и вчерашний раскаившийся грешник?

— Извините, а Вы какой имеете разряд чистоты по классификации ангельских сил, и сколько кругов Рая прошли по комиссии по повышению квалификации?

— Так Вам надо в эту комиссию? Тогда мы не КППАиК, они за соседнею дверью, а Вы ошиблись дверью. А мы потерявшие веру святые, самоопределённые с Ада, из отдела по укреплению положений по сомнениям в веры. Куда же вы убежали, на-последок возьмите хоть наш календарик!

Неприкаянный дух забрал тот календарик, и заглянул на рекламные надписи, —

Сплести Лабиринт из иллюзий и судеб сумеет лишь тот, кто в него истово верит, что в той, что в другой жизни.

Дух усмехнулся, и забросил всё в урну:

— Что же, ребята, похоже, что Вы хорошо исполняете Вашу работу!

«Глупо…это было очень глупо!»

Время расплавилось и медленно струилось по мозаичным стенам. Лёгкий перезвон капающих секунд был слышен где-то впереди: динь-динь. Я поправил ремень ножен. Чёртова деревяшка ударяла по бедру на каждом шагу. Сколько уже прошло: день, месяц, год?! Следующий миг был похож на предыдущий. Часы и не шли, и не останавливались — песчинка падала бесконечно долго, отмеряя очередное мгновение.

«Проклятый колдун!» — крик резко оборвался под сверкающими сводами лабиринта. Здесь не было эха — глухие стены впитывали звук, как песок — кровь.

Память вновь шалила, жонглируя образами, звуками и запахами. Он возник из ниоткуда, испросив разрешения погреться у костра — бородатый старец на фоне звёздного неба. Я наяву ощутил вкус дыма и жар чадящих ветвей.

«Почему я не догадался сразу, что не огонь отражался в его глазах?! Пламя не может быть таким ядовито-зелёным». Вздох.

«Он обещал ответы на все вопросы, достойного соперника и смерть, воспеваемую в балладах! А вместо этого меня ждал лабиринт!»

Дорога резко оборвалась. Огромные ворота, окованные бронзой, открылись со змеиным шипением.

Мой противник восседал на деревянном троне, спиной ко мне.

— Я тебя ждал, — сказал он и обернулся.

«Значит вот мой самый страшный враг?! Колдун не обманул».

— Пора заканчивать!

Мне ничего не осталось. Только вынуть меч и броситься вперёд на человека с моим лицом.

***

«Сашка, я больше не могу здесь. Я любил ее. Не знал об этом, а любил.

Я так жалею, что понял это только сейчас.

Теперь ее нет. И мамы нет. Пусто.

Не обижайся, ты никуда не делся. Но Ольки нет, и я не хочу здесь оставаться.

Я решил исчезнуть, уйти отсюда.

Мне объяснили, как это сделать. Надеюсь, у меня получится.

Пожелай мне удачи.

Ромка.»

Мы учились в одной группе: Ромка, Олька и я. Мы были настоящими друзьями. У каждого из нас случались романы «на стороне». Но они не мешали нам оставаться вместе.

В конце третьего курса у Ромки умерла мама.

После похорон он чуть не завалил сессию. Хотел уйти в академ, но мы с Олькой ему не дали. Заставили его, уговорили преподов, доказали в деканате – и Ромка еле-еле, но сдал экзамены.

Было решено после сессии вместе поехать на Алтай. Олькин отец обещал показать места, которые мало кто знает.

Но Оля не сдала последний экзамен. Ее сбил пьяный водитель на пешеходном переходе. Насмерть.

Мы были с Ромкой на похоронах. Олин отец, кажется, не узнал нас.

Потом Ромка потерялся. Мобильник молчал, в квартире пусто. Я уже готов был заявить в милицию, и тут от него пришло письмо.

Я поехал на Алтай один.

Исчезающие, – это было новое поветрие среди молодежи.

Если тебе плохо в этом мире, — открой дверь в другой. Пройди внутренний лабиринт из своих страхов и желаний и найди внутреннее безмолвие. Одновременно с этим пройди невидимый лабиринт в окружающем тебя пространстве и достигни безмолвия мира.

Оба безмолвия наступят одновременно, и там, где находится твоя дверь в другой мир.

Шел молодой человек по улице (по лесу, полю, горам, степям), вдруг останавливался, и сворачивал в сторону. Или шел дальше. И так днями напролет, пока не находил свою дверь и не исчезал из нашего мира.

Я не мог оставить Ромку одного. Я знал, где его искать.

Как-то Оля рассказала, что на Алтае, там, где Казнахта впадает в Катунь, есть распадок, куда на закате падают последние лучи солнца. Они заливают все оранжевым светом, делая мир нереальным. Оля говорила, что там ее дверь в сказочную страну. Над этим распадком есть гора, похожая на спящего дракона, который протянул морду и одну лапу в сторону реки. По этой примете это место легко найти.

Доехав до Тюнгура, дальше пошел пешком. Я шел к Ромке.

Было трудно. Я уже не знал сколько иду, куда и зачем.

Однажды на закате я спустился к небольшой реке. На берегу горел костер. Возле него сидел Ромка.

— Привет, Сашка. Я нашел Олину дверь. Мы ждали тебя.

Озаренный закатным солнцем, Дракон за его спиной поднял голову и улыбнулся…

Вот ты говоришь, лабиринт… Удачный поворот еще не означает удачи в целом. Мы все поначалу — ведомые духом мечты. Ее неповторимый аромат увлекает мимо углов, тупиков и развилок — да так, что их не замечаешь. Но рано или поздно перед тобой возникает стена. Она может туманно угадываться издалека (но ты, конечно, назовешь ее миражом, наваждением, и будешь твердо ступать вперед), пока наконец не упрешься в холодную шершавую кладку. А может, она возникнет из ниоткуда: выскочит из-за угла и — глядь! — уже насмехается над тобой с высоты собственной неприступности. Но тебя ей не остановить. Нет. Что за нелепость — стена! Просто еще один разворот. Не беда. И ты идешь, ищешь, спешишь: еще не замечая, как копится усталость и раздражение…

И сейчас уже сложно сказать, после какого перекрестка ты окончательно потерял ее. Ту, что стояла перед глазами, стоило лишь на мгновение смежить веки. Уже не вспомнить, когда твой нюх впервые уловил вязкий запах благополучия. Когда фимиам стабильности и комфорта окончательно одурманил мозг и прельстил идеей отвоевать себе тупичок. Инстинкт гнездования все же силен. Ведь нельзя, в конце концов, всю жизнь чего-то искать! И к тому же, поиски — это риск. Вдруг, оставив позади то, к чему ты пришел, уже никогда не найдешь лучшего? И останется лишь сожалеть. А мечта? Мечта — химера, и нужно уметь ценить то, что имеешь. Все это создано, каким-никаким, а трудом… И тогда, успокоенный, ты засыпаешь — в облагороженном глухом закутке, который гордо именуешь своим. Засыпаешь — не замечая, как стены лабиринта медленно тают вместе с твоим угасающим в ночи сознанием. Тают затем, чтобы наутро явиться снова.

Все стены увешаны зеркалами, закрепленными под разными углами — у каких-то выступают верхние края, у каких-то нижние, у каких-то правые, у каких-то левые. Поэтому находиться здесь жутковато.

Свет преломляется не равномерно, создавая причудливые иллюзии присутствия, хотя я здесь один.

Мои отражения безмолвно следуют за мной, то в ногу, то обгоняя, то отставая. А еще круглые и тоже зеркальные колонны прямо посреди галереи. Все это создает ощущение лабиринта. И выхода из него я не нахожу.

Сколько я уже здесь? Час? Два? День? Или уже месяц? Я потерял счет времени, и мне иногда кажется, что я был здесь всегда. Но все равно не удается запомнить расположение коридоров и комнат — искривленное в зеркалах пространство обманывает чувства и дезориентирует.

— Здесь есть кто-нибудь?

Но в ответ только еле слышный шепот. И неясные тени, стоит мне попытаться рассмотреть их, разбегаются и растворяются среди моих отражений.

— Эй?

И тишина.

Я буквально валюсь с ног от усталости, но останавливаться нельзя — я должен найти выход…

Вдруг впереди что-то блеснуло. Свет! Яркий! Дневной! Короткая вспышка, но ее оказалось достаточно. Я собрал в кулак остатки сил и побежал, спотыкаясь и скользя на гладком полу.

Выход! Там, впереди! Я скоро буду сво…

Мне навстречу бежит мое же отражение…

Внезапно меня охватывает слабость, я падаю на колени, и слезы сами катятся из глаз.

Опять иллюзия, опять обман! Сколько я уже видел таких вспышек? И всякий раз натыкался на зеркальные стены. Но все равно продолжал надеяться, что однажды там будет выход…

* * *

— Как давно он в таком состоянии?

— Третий день…

— И ни на что не реагирует?

— На свет немного — веки вздрагивают…

Ночь, в кромешной темноте нащупываю одеяло и прячусь под него, груз усталости прожитого дня вдавливает меня в матрас. Закрываю глаза и вижу перед собой витрину под самый потолок заставленную салфетками и туалетной бумагой, бесконечный ассортимент. Кажется, этим полкам только не хватает слогана: «СУТЬ В ТОМ, ЧТОБЫ ВЫБРАТЬ, ЧЕМ ПОДТЕРЕТЬ СЕБЯ». Почему-то, в голове только это воспоминание, я в крошечном магазине бытовой химии, таращусь в спрессованные и дважды убитые деревья, ожидая момента, когда Оля выберет ацетон, и мы свалим из этой душной каморки, или… Нет, дело вовсе не в бумаге и полках. Нет, эти монотонные узоры почему-то напоминают мне: Знойный ветер, выжженная трава, снующие вороны, перескакивающие с креста на памятник, высохшие слезы, и гроб, на который вот-вот упадет земля. Я все еще там, но горе и печаль уже покинули меня, сквозь влажные глаза мерещиться завтра. День, который наступит лишь несколько лет спустя: соленый воздух, солнце, пойманное в паутину, и кем-то давно позабытый чай. В этом июльском дне все кажется неизбежностью, единственно возможной цепочкой событий приведших меня сюда. Вспоминается детство: шумные гости, праздничный стол, суматоха, взрослые заискивающе спрашивают тебя: «Кем ты станешь, когда вырастешь?» Конечно же, как и все, мечтаю быть космонавтом, а в итоге… Часами напролет блуждаю в лабиринте воспоминаний без сна, с единственным желанием выблевать «вчера».

Пути, пути, пути. Много путей и самых разных: влево, вправо, вперёд, назад. И все они перемешиваются, неспокойно, и всё гудит, жужжит, как улей. И плещется неизвестно откуда мерзкий яд. Быть может, из сердца, из души? Как глупо, бессмысленно! И ради этого каждый раз платить такую высокую цену, и видеть только хаос и хаос, и хаос, и чужую боль. И страдания чужие – свои ты будешь чувствовать… всем телом. Если не разберёшься. Если не выйдешь из этих переплетений тайн, лжи, мелких сплетен и страха.

«Идиот!» – Не туда. Снова. И снова боль. И тьма.

«Я тебя найду!» – Страх пронзает пугливую душу, которая раз за разом закрывается от меня самого. Никчёмная душа, если сам человек не может познать её. И тьма вновь накрывает.

«Но я всё равно прощаю тебя!» – Свет. Яркий. Обжигающий. Он высушивает яд, накопленный простыми словами.

И я иду к свету, к выходу. И разливается тепло, искреннее и чистое. И уже у границы света и тьмы приходит озарение, знакомый голос произносит: «Разберись в себе, прежде чем оскорблять, иначе вечность будешь бродить среди своих слов злых и мыслей. Пойми, ты оскорбляешь и себя тоже. И с каждым разом становится всё меньше тех, кто готов тебя простить и подарить тебе свет, а не тьму».

И делаю шаг вперёд с закрытыми глазами. Чтобы, когда открою, увидеть мир по-новому.

Многие думают, что лабиринт — это мшистые, влажные стены, напоенные вековечной тьмой, уводящие в сердце земли ходы, множество ведущих в никуда дверей и обрывающихся лестниц… Может быть, и так, но…

Мой лабиринт другой. Это пустыня. Беспощадная, открытая всем ветрам, иссушающая и абсолютно одинаковая везде, куда бы ты ни бросил взгляд.

Как я здесь оказался — другая история. Она небезынтересна, но, боюсь, неуместна здесь и сейчас, поскольку моих скромных сил хватает только на то, чтобы сделать шаг. Ещё один, ещё. Раскалённый песок обжигает ступни — туфли давно пришлось сбросить — они тянули меня вниз, хотели навечно оставить под одним из барханов.

Сдаваться — не в моих правилах. Поэтому голова обмотана самодельным тюрбаном из шёлковой сорочки. Хорошая сорочка была, кстати. Идеально подходила к моему строгому смокингу. Всё в прошлом. И я стану прошлым. Если в скором времени не выберусь отсюда. Больше всего нервирует отсутствие воды. Если не сделаю хотя бы глоток — умру. Прокусываю руку и пью. Жадно, остервенело. Кровь чуть солоноватая на вкус, во рту остаётся привкус железа, как будто лизнул клинок. Становится легче. Отрываю штанину, перевязываю рану и продолжаю путь. Неожиданно слышу тихий, осторожный плеск воды. Окрылённый надеждой, бегу на звук. Плеск всё отчётливее, сильнее, судя по ощущениям это полноводная река. Где река, там люди, где река, там жизнь.

Вот уже высокие пальмы манят насладиться их прохладой, нежная трава ковром стелется под измождёнными ногами, незнакомые, яркие цветы наполняют воздух вокруг чарующим ароматом. Неспешная река несёт свои кристальные воды в столь желанную для меня неизвестность. Я припадаю к холодным волнам и чувствую только песок. Нет сил даже прокричать проклятье.

Мой путь окончен. Я выжжен до тла. Через время я стану пустыней, лёгким песком, что разносится ветром, бесконечным лабиринтом, ловушкой для незадачливых путников.

А где-то там, за сотни миль отсюда, в одном из гарлемских клубов другой я в шёлковой сорочке и строгом смокинге будет самозабвенно играть джаз на старом отцовском тромбоне.

Он был огромен и пугал меня. Тишина давила, заставляя моё тело тревожно сжиматься. Лабиринт.

Гладкие белые стены, извиваясь, вели меня к цели. И я бежал. Бежал так, что боль, разрастаясь, проникала во все клетки моего тела, разрывая мышцы. Превращая страх перед лабиринтом в физическую боль. Поворот и ещё один. С каждым разом я пробегал лабиринт всё быстрее. Знакомые коридоры превращались в смазанное безликое видение.

Шерсть становилась мокрой от испарины, а когти неустанно отбивали привычную мелодию. Бежать, нужно бежать. Повернув направо, я уткнулся носом в тупик. Вспоминая удобные опилки, пропитанные моим запахом, я с досадой вильнул хвостом. Нет. Голодным я туда не вернусь.

Принюхавшись, я выбрал другой коридор. О, да! Она уже рядом. Когда лёгкие начали сжиматься в комок, и я прекращал дышать, всё внезапно закончилось. В конце лабиринта стояло небольшое блюдце, наполненное просом с яйцом. Любимое варёное яйцо! Я с наслаждением ел, не обращая внимания на тень, поглощающую лабиринт.

Он поднял меня на руки, стало тепло, уютно. Странное создание. Мягкое, временами плохо пахнущее и издающее непонятные звуки. Но он был моим другом, единственным другом. Я посмотрел на него с надеждой, что в моих красных глазах он увидит благодарность.

Всё же я не понимал его. Какой смысл в этом лабиринте? Неужели нельзя просто покормить меня?

Королевская Школа:

Объявление взбудоражило всю Королевскую Школу. Повелители Света и Тьмы изберут двух навигаторов Школы для участия в традиционной регате. Давно в гонке не принимали участие жители Серого Острова. Ученики собрались в Главном Зале, обсуждая события. На официальный приём позвали и организаторов этой регаты, вот, приц тёмных Юрпейнт, и королева Наб Светлой Империи сидят за столом, говорят с навигаторами.

— Нас обязательно изберут, — сказала Сээра для Мито.

— Конечно, ведь мы самые лучшие.

— Но, что, если мы попадём на разные корабли? И нам придётся сражаться друг с другом?! – в глазах у Сээры застыли слёзы.

— О прекрасная Сээра, я могу обещать лишь одно, мы никогда не направим оружие друг против друга.

Так и получилось, Сээра попала на корабль к Наб, а Мито на корабль Юрпейнта. Взревели буреновые двигатели, и корабли вышли из доков, направившись к кипящему среди бурунов Лабиринту.

Никто точно не знает, кто создал Лабиринт. Он разделил океан на две части. На суше же земли Света и Тьмы были разделены бастионами и неприступными стенами. Когда война двух Империй могла погубить всё, предки Мито бежали сквозь Лабиринт от катастроф на Серый Остров. Когда люди достигли туманного берега, они полагали, что остались последними из выживших в мире.

С той поры прошло много лет. Два государства почти помирились, и в память об этом событий проводили регату.

Ещё в Школе Сээра залюбовалась обводами стремительного корабля королевы. Состоящий из острых углов, он походил на кленовые листья. Корабль Юрпейнта ему был подстать. Хищный, огромный, напоминавший изготовившегося для атаки дракона.

Сээра держала штурвал, через особый кристалл заглянула на переплетение едва заметных под гладью воды линий. Корабль сопровождения случайно пересёк эту границу, вознеслась водяная стена, разрубив его в щепки. Лабиринт умел хранить свои тайны, и не прощал самонадеянность и ошибки.

— Мы непременно должны обойти принца Юрпейнта, заметила Наб, посмотрев на корабль противника.

Сээра лавировала, стремясь отыскать быстрый, и безопасный путь через ловушки. По отвесной водной стене проскользили чёрные точки. Сээра посмотрела на них через кристаллы. Чёрные стрэдеры скользили на волнах, опираясь на лезвия. От этих машин к кораблю потянулись ниточки выстрелов. Корабль Юрпейнта вырывался вперёд.

— Мы не должны позволить Принцу Теней победить! Заряжайте антимагический шар! – приказала светлая королева. На катапульте возник огненный шарик. Сээра изумлённо вздохнуло, это оружие запрещено, и теперь доступ к нему есть лишь у правителей. Но ведь там Мито, а они обещали никогда не направлять оружие друг против друга! Сээра вывернула штурвала так, что заряд антимагии пролетел мимо корабля Юрпейнта.

— Все предатели должны быть уничтожены, — воскликнула Наб, и попыталась дотянуться до Сээры кинжалом. Но в этот момент водяная стена подхватила корабль, и вознесла высоко в небо. На мгновение Сээра увидела за нагромождением стен окружённый водяным крошевом остров, а в центре его серебристую башню. Лишь на мгновение Лабиринт приоткрыл своё сердце исследователям, что бы обрушиться вниз, утащив их в подводную бездну.

Словно сквозь толстое одеяло Сээра услышала Мито:

— Сээра, Сээра, очнись! Я обещал же тебе, что мы никогда не направим оружие друг против друга!

Сээра тепло улыбнулась и обняла Мито.

Они стояли в просторной пещере, позади громоздились обломки их кораблей. В центре Юрпейнт сражался на мечах с королевой.

— Где это мы?

— Похоже, в подземельях под Лабиринтом. Мы просто обязаны изучить это место!

— А как же, — Сээра покосилась на сражающихся повелителей.

— Не беспокойся за них. Их слишком долго учили всех ненавидеть, и они не увидят чудес этого места, — Мито проговорил заклинание, и погрузил в сон Наб и Юрпейнта, — когда они проснуться, мы уже благополучно вернёмся до Серого Острова.

Девушка знала, что друг изучал магию ещё раньше, до Школы, и с той поры он добился очевидных успехов.

— Так что у нас здесь, — волшебный кристалл Сээры осветил уходящие под землю ступени.

— Похоже, это творение наших предков. Кто знает, что мы сможем здесь обнаружить.

И Мито и Сээра обнявшись, пошли навстречу к новому миру и жизни.

Асфальтовые лабиринты

Снег падал и алел, смешиваясь с пятнами на асфальте.

Мальвы не выживают в городе. Они замерзают среди безразличия и пустоты. Неискренность сверкающих витрин выталкивает их в темные проулки, где теряешь себя в поисках Минотавра.

Знаешь, а Фрейд бывал в том лабиринте, и ласково называл сына Европы – Ид.

Это он, одинокий Ид, темный и непричесанный, блуждает, мечется от электричества и неона. Он убегает от блеска и боится увидеть – себя…

Словно мальвами укрыт асфальт… Снег падает и расползается алыми пятнами.