Битва на салфетках №254. Голосование.

— Я не думал, что будет так тяжело-о-о! – стонет сержант Рик.

— Ног не чую, — выдыхает рядовой Диз. – И голова раскалывается.

— Нет, эти твари… Я десять раз, десять раз снимал одного с крыши!

— А я по лесу бегал. Полоса препятствий непонятно для кого сделана. Явно не для них. Им пофиг.

— Все нервы вымотали…

— Прошла всего неделя, всего неделя!

— …из трех лет, — обреченно шепчет Диз. – Я не вынесу.

— В меня вчера из арбалета попали, — закрыв глаза, жалуется Рик. — Дважды. В упор. Кевлар погнули.

— Впятером на одного – это подло!

— Ха! Они сделали подкоп! Ловушку на волка! Чуть левее бы – и все.

— Рик, придумай что-то! Они вчера кастрюлю кипятка подготовили! Решили попробовать, как в Средневековье! Ты же всегда был головастым!

— Да что тут можно… Хотя!..

Сержант Рик подскакивает и начинает рыться в бумагах.

— Есть! Примечание к альтернативной воспитательной службе, пункт 147, подпункт 41.Б! Мы еще можем пойти в звездный десант!

— После десятилеток звездный десант – детский лепет, сержант Рик.

— Согласен, рядовой Диз.

Капитан приземлил свой корабль на площадке на склоне вулкана. По трубе перехода экипаж перебрался в посадочный комплекс. Некогда самая знаменитая тюрьма на планете, теперь в знак открытости общества принимает матч дружбы между переселенцами и инопланетниками.

За окном – бесконечные льды и снега, пейзаж богатый ресурсами и геотермальными водами, но разрабатывать эти ресурсы не легко для большинства корпораций. До заселения русскими колонистами эта планета считалась тюрьмою, но теперь этот мир вновь открыт Федерации. Сам Кэр Мордор построен на огромном вулкане, говорят, с его верхних площадок хорошо виден весь остров Архаика.

Конечно, инопланетные гости не исчезали из внимания охраны. Здесь консервативное общество, и спецслужбы, агенты и мордоровцы наводили здесь страх на любого. Без сомнения номер в отеле прослушивался. Но капитан обсудил всё, что нужно со Стэном ещё на орбите.

— Помни, наша цель вытащить из камеры в Мордоре одного важного заключённого! – говорил капитан спецагенту, — Если получится, в Федерации станем героями!

Стэн готов был сыграть роль спортсмена, отыскал даже где-то рапиру и маску. Тут расчёт был таков, если Стэн победит на клинках – то понравится населению.

Но вояки из Мордора выбрали другой вид соревнования. Боевой симулятор – некогда популярное в военной среде развлечение, когда на голоэкране человек играет против компьютера.

В конференц-зале было не протолкнуться от зелёных мундиров охранки и журналистов со всех изданий Галактики. Ещё бы, первый матч мира после возобновления дипломатических отношений.

На доске симулятора Стэн отправлял в бой полупрозрачные танки и истребители, маневрировал в узких ущельях. Под прикрытием артиллерии отправил отряд по туннелям. Вот эти фигуры с прозрачной искрою в руках – десантные роботы. Но, в конце концов натолкнулся на сторожевых роботов

А в реале капитан мордоровцев заключил Стэна в наручники. И капитана. И всех людей с корабля Федерации.

— Ты играл через наш симулятор с заключённым в Кэр Мордоре. Только вам не удалось довести до конца этот план освобождения из Мордора. — Как вы узнали? – вопросил капитан у охранников.

— Наш тактический гений уже много лет ищет брешь в обороне Кэр Мордора. Просто наша работа заключается в том, что бы не давать нашим врагам освобождать ренегатов из Мордора.

— Дипломатическая неприкосновенность! – закричал спецагент.

— Забудьте о неприкосновенности с тех пор, как попали на эту планету. Добро пожаловать на Архаику, сэр, — это остров, где мы построим новый Кэр Мордор.

Инспектор Новак осторожно высунулся из-за угла коридора. На расстоянии тридцати сантиметров от его лица из стены торчала башенка системы наблюдения, оборудованная на всякий случай крупнокалиберной пушкой.

Инсектор поспешно вогнал острие титанового бумеранга в пушечное гнездо. Заискрило.

«Говорила мне мама...»

– Новак! Ты как там? – заорал в ухе голос оператора.

– Отлично, Сидни, – отозвался инспектор. – Здесь точно жили люди?

– Так они нас и вызвали…

– Это ловушка. Специально для инспектирующих… Извини, я на минутку, – прервал разговор Новак и нырнул вперед.

В дальнем конце коридора открылась дверца лифта «только для персонала», и выкрашенный в красный с золотом цвет киберкоридорный бесшумно ломанулся к инспектору.

Бумеранг легко рассек кибердорного пополам, верхняя часть бедолаги шмякнулась на пол, а нижняя прогарцевала до самой стены, в каковую и влетела с подобающим шумом.

– Что там у тебя? – не вытерпел Сидни.

– Коридорный.

– На чай выпрашивал? Тыне давай.

Грузовой лифт был самым старым, заслуженным и надежным механизмом отеля. Разумеется, его охраняли. Прежде, чем Новак снес голову длинноногой киберофициантке, ее безжалостные пальцы запустили двигатель лифта и метнули в инспектора пару сверкающих тарелочек.

Новак вскочил на платформу.

«Говорила мне мама...»

– Новак, ты где сейчас?

– Я в грузовом лифта, еду на тридцать восьмой…

– Ради всего святого, Новак, двигай назад!

– Не могу. И хватит паниковать!

– Я не паникую! – заорал Сидни. – Звонили владельцы отеля! Там у них мусоросжигатель!

– На тридцать восьмом? – Новак усмехнулся. – Ну-ну. Вот я сейчас доеду и…

– Слушай, они там свои шляпы жрут! Со страху! Нельзя туда!

– Эх… Вот говорила мне мама: Сташек, иди в армию, или в полицию, или в сантехники… да хоть в писатели – только не в инспекторы недвижимости… Короче, дай мне пять минут, я уже приехал.

Дверь на тридцать восьмом была всего одна. Новак приглушил надрывающегося Сидни и вошел в темное, хоть глаз выколи, помещение.

– Новак, тебя шеф!!!

– О драконах ни слова, – буркнул Новак.

– Э… Откуда ты знаешь?

– Знаю что? – спросил Новак, нашаривая рукой выключатель и вглядываясь в дальний угол комнаты.

Свет наконец зажегся, и инспектор Новак увидел мусоросжигатель, выполненный здешним безумным дизайнером в виде небольшого, в человеческий рост, кенгурообразного дракона.

«А ведь потом придумаю, что у нас костюмы были, как у капитана Пауэрса, – подумал Новак. – И еще инопланетян приплетут. А тут поди за бумеранг отчитайся, если с ним что… Говорила мне мама!»

Нет в жизни справедливости, правильно Мурзик предупреждал. А я-то не слушал, это мол не про меня, у меня все замечательно и хорошо будет. И вот нате вам. Даже плакать хочется, первый раз в жизни. Но как говорит дед – мужчины не плачут. И вообще… Нууу, ууууууууу… счас соберусь, соберуууусь…

А ведь как готовился, все знаю и умею и получше братца. Все задания с дедом прошли и отработали на отлично, а не взяли, ууу… Брат вот теперь будет служить, а я?! А он не хотел, а я мечтал! Вон сидит, ухмыляется во всю пасть. На медкомиссии срезали. Нечестно! Ну подумаешь телосложение не то, росту не хватает и совсем не много, и я еще вырасту, я еще маленький… Не всем же такими орясинами быть, как братец, и вообще в службе главное не рост, а умения и общая сообразительность. Как там дед учил: нужно уметь правильно оценить обстановку и действовать соответственно обстоятельствам, а не только на напарника надеяться и ждать, что он скажет. А ведь хвалили, когда задания выполнял. Ууу…

И деда подвел, он тоже надеялся, и папу… И вообще всю семью… У нас же все служили из поколения в поколение, у деда груди на все медали не хватает. А папа-то со службы отпросился, чтобы нас поддержать на смотре, а я? Всех опозорил. Не взяли! Ууу…

Пойду куда-нибудь в уголок спрячусь, а то что же тут у толпы на глазах светиться-то, вон уже пальцами тыкают, таким мол не доверяют служить… И чего надо, все на меня уставились, ну не подошел, куда же мне теперь?! В сторожа? Ууу…

А кто это к нам идет? Сам генерал что ли? Ой, ругаться будет, или сочувствовать? Какая разница, все плохо, не оправдал… А что это он там деду говорит? Хвалит? Поздравляет?! Какие, мол, внуки замечательные выросли, гордиться можно, не подвели семью?! А как же я?!

Это он про меня?! Меня туда выбрали?! Ух ты! Вот это да! Вот это служба, это ж высший класс – элита! И я?! И меня?! Да я, я буду стараться, я буду учиться! Я все сделаю, я все смогу!

Через поле, на котором проходил смотр, шли двое — уже немолодой мужчина в генеральской форме и совсем еще молодой пес. Они остановились перед парнем в инвалидной коляске и генерал произнес: «Ну, знакомьтесь!» И, уже обращаясь к собаке, добавил: «Вась, я на тебя надеюсь, без тебя Сергею никак, поможешь, послужишь?»

Ветеран стелс-пихотных войск медленно приблизился к военкомату. Подавленное и расстроенное здание обреченно распахнуло свои двери. Пихотинец со скрипом вошел в военкомат и недовольно поморщился, раньше случаев скрипа не было. Силами вверенного ему подразделения в составе одного человека, усиленного тяжелой (килограммов пять в этом пневмопихе-то по-любому было) техникой практически сразу же были заняты входной тамбур, “вертушка” и коридор от входа до кабинета. Охранник на входе позорно капитулировал, едва завидя вероятного противника и быстро ретировался к условному союзнику, уборщице тете Клаве в подсобку.

Кабинет военкома по новым правилам техники безопасности был оборудован железной оконной решеткой, что должно было способствовать душевному спокойствию сурового распорядителя человеческих душ. Кстати, вот только что он распорядился и распределил триста духов в военные части. Но решетка, это вам не нипель, куда дуй, а оттуда э-э-э ничего. Комиссар всё-таки был военным до мозга лобной кости и решил встретить опасность лицом, по заветам Портоса выбрав вариант, не показывать собственного тыла противнику.

Обратив свой лик, по бледности сравнимый с иконой, к вошедшему военком решительно сжал зубы и героически пискнул.

— Здравствуйте.

— Я по поводу службы, альтернативной, по возрасту, — начал старый солдат, который так и не выучил слов любви.

На этом их разговор был прерван появлением тети Клавы. Та со шваброй наперевес ворвалась в кабинет, таща за собой упиравшегося охранника.

— Оглоед, куды по мытому топчешь? А нукась покорячься с моё, сколько я с этой шваброй внагибку енти полы натираю, а он по ним сапожищами, да грязюки-то натащил, ирод. Выметайси отседова.

Оторопевший от такого натиска пихот, невнятно оправдывался и рассказывал про отсутствующий коврик и сложные семейные обстоятельства.

Военком за это время пришел в себя и стер с лица рельефные следы решетки и приказным тоном остановил разбушевавшуюся уборщицу.

— Клавдия Петровна, голубушка, товарищ всё понял и больше не будет, да и уходит он уже, я ему только справку наведу и он пойдет.

Как возможно быстро уполномоченный нацарапал на специальном бланке несколько слов и передал бумагу стелсу, который практически незамедлительно растворился.

На следующий день уже бывший стелс-пихотинец вышел на безлюдную дорогу, а в его руке поблескивал большой отбойный молоток.

– Р-разойдись! К заготовке пр-риступить! – бодро рявкнул фельдфебель Кулебяхин. Рядовые с тесаками наголо разбрелись по густым зарослям орешника, и вскоре вся поляна наполнилась звуками рубки, перемежаемыми задорным: «Э-йех!», а порою и смачным, вполголоса, солдатским матерком. Кто-то затянул походную песню, несколько голосов подхватили. Работа спорилась.

Савелию не хотелось ни петь, ни даже материться. Выть ему хотелось – драным волком да на полную луну, даром что день был в самом разгаре. «Что ж вы, братцы? – рвался у него из горла вопрос. – Это ж всё не на фашины пойдёт, не болото гатить, а таким же, как вы, солдатикам, на позор и мучение. А вы сейчас тесаком машете и глотки дерёте, а завтра этими же руками… Эх!..»

Кулебяхинский взвод заготавливал шпицрутены. Завтра на плацу должна была состояться экзекуция. Одного из наказуемых, проворовавшегося каптенармуса, Савелию было ни капельки не жаль: поделом вору и мука. А вот трёх остальных, нижних чинов, пойманных в нетрезвом виде, он жалел всею душой. Во-первых, потому, что попались глупо донельзя, а во-вторых, потому, что один из питухов, Антон Запечников, был его близким приятелем. А завтра выгонят их на плац, и он, Савелий, будет в числе прочих собственноручно лупцевать Антоху ореховой палкой по голой спине. До смерти, конечно, не запорют, за пьянство чересчур строго не наказывают – только как другу после такого в глаза смотреть?

– Р-работу кон-чай! – проорал Кулебяхин, и солдаты, со свеженарубленными прутьями, потянулись к телеге, в которую впряжён был полковой мерин Савраска. Фельдфебель придирчиво осматривал шпицрутены, проверял на гибкость, сухие тут же, на месте, изламывал о спину виновника, а кривые, чересчур тонкие или просто чем-то ему не приглянувшиеся сваливал в кучку рядом с телегой, приговаривая: «К строевой – негоден! К строевой – негоден!»

А я ведь тоже, по правде говоря, к строевой негоден, подумал вдруг Савелий. Плоскостопие у меня, и животом маюсь часто. Вместо меня соседского Пахомку должны были забрить, да его родня, говорят, богатое подношение сделала. Хорошо Пахомке, лежит сейчас, наверное, на печи и трескает калачи, а я…

– Р-рядовой Лыкин, ка-а мне! – вырвал его из задумчивости голос фельдфебеля. – Отдельное поручение для тебя имеется. Можно сказать, ентер… антерлативная служба. Бери вязанку этих вот… нестроевых на плечо и шагом марш в село Ивовка. Сыщешь там управителя Потапа, ему всё это добро и отдашь. Скажешь, мол, от Кулебяхина поклон барину вашему, Аркадию Георгичу. Он аккурат завтра, по обыкновению, своих мужиков на конюшне уму-разуму учить станет – вот и пригодится в дело наша недосортица. Вопросы есть?

– Господин унтер-офицер, – несмело промолвил Савелий, опустив глаза в землю, – а как же я обратно-то вернусь дотемна? До Ивовки ж без малого тридцать вёрст…

– А кто тебе сказал, служивый, что тебе в тот же день обратно вертаться нужно? Заночуешь там на сеновале, а с утра барину подсобишь, батогами чуток помашешь. Записку вот управителю снеси. Да не потеряй, дурья башка.

И он, дописав на клочке бумаги огрызком карандаша последние слова: «А подателю сего опосля всыпать полсотни батогов – за тугоумие, нерадение и просто так, для порядку», – сунул свёрнутую цидульку Савелию в карман.