Битва на салфетках № 188. 2-й тур. Выкладка миниатюр.

№1

***

Табличка «Пристегните ремни» погасла, и Артем поднял подлокотник кресла, разделявший нас. Я немедленно пристроилась на его плече поспать – встали рано, а лететь больше четырех часов, успею. Муж (Да! Уже почти сутки мой муж!) повел плечом, укладывая меня поудобнее. Я закрыла глаза… И вспомнила тебя. Надо же, первый раз за год – без обиды и злости.

А воспоминания замелькали в памяти, оживляя недавнее прошлое.

Ты от меня уходишь. Смотришь совершенно спокойно, говоришь медленно, чуть с нажимом. Ты встретил настоящую любовь, хочешь быть с ней. А я хорошая, но совсем не она. Я слушала и смотрела, как ты тщательно укладывал вещи, сворачивал компьютерные провода. И, молча, ревела.

Через два дня уволилась из редакции. Ну не могла я спокойно смотреть на тебя, читать и исправлять твои заметки. Хорошо хоть, никто не знал, что мы три месяца жили вместе, только сплетен и обсуждений мне и не хватало. Так что ты был прав, скрывая все от коллег. Тогда я злилась, а сейчас благодарна.

Через месяц стояла на крыльце очередного офиса и глотала злые слезы. «Ваше техническое образование нам не подходит. Да и опыт работы… Полгода – это слишком мало… Мы Вам позвоним.» Если так пойдет и дальше, придется возвращаться к родителям. Они и так меня уже, по сути, кормят. Хорошо, хоть квартира оплачена до Нового года.

Вернувшись домой, чтобы успокоиться, отпросила у приболевшей соседки ее мопса на прогулку. Бедная собака замерзла на октябрьском ветру, она дрожала и смотрела на меня с явным осуждением. В качестве извинения я решила сшить для нее комбинезон, вспомнив детское увлечение.

А в середине декабря Артем пришел ко мне заказать одежку для любимицы моей уже постоянной клиентки. Мать доверила ему собаку, сама не смогла приехать на нашу встречу. Ох, и намучились же мы, обмеряя протестующего пинчера, так и норовящего выскользнуть из рук. Зато потом, когда снимали полученный стресс чаем, выпущенная на свободу вредина «отомстила» мне лужей прямо посреди комнаты. Которую пришлось ликвидировать, опять же, вдвоем.

Тот Новый год мы с Артемом встречали вместе. Видимо, совместный труд сближает.

И, ты знаешь, я тебе благодарна. За то, что вовремя ушел. За то, что заставил меня поменять жизнь. Я, оказывается, благодаря тебе нашла интересную работу. И встретила мужа.

Нет, я не стану тебе звонить и благодарить. Ты теперь прошлое. Но я впервые искренне желаю тебе счастья. Не меньшего, чем мое.

Я вдохнула теплый родной запах, почувствовала, как Артем прижимает меня к себе, улыбнулась, и уснула.

№2

***

Она тащила эту мятую канистру, не в силах нести тонкими смуглыми руками, волочила её, оставляя глубокий неровный след по берегу, а потом по влажному песку, захлёбываясь слезами и матерными выражениями, плача, фыркая, невнятно жалуясь и обвиняя меня во всех смертных грехах. Отщёлкнула крышку, с тихим «Ай!» сломав при этом ноготь и оттого заплакав ещё горше, хотя, казалось, куда горше-то? Лила пахучий бензин на брёвна, хлюпая им и носом. Пятясь, промочила весь мост, весь-весь: и золотистые ошкуренные стволы сосен, и резные перильца, с такой любовью вырезанные мной, и толстые пеньковые веревки цвета благородной бронзы.

И уже стоя с той стороны с моей Зиппо в дрожащих то ли от гнева, то ли от усталости руках, кричала мне те самые обычные слова, сто раз слышанные по фильмам и анекдотам: «Два года жизни!.. Придурок, козёл, бесчувственный чурбан, ненавижу, ненавижу!.. Вычёркиваю из жизни, не было тебя, не было, ничего не было!»

Такие истасканные слова. Простая ситуация: девушка в истерике, яростные выкрики, мост, облитый уже бензином. Так обычно, так часто бывает…

Почему тогда сердце пропускает удары, почему так больно, и банальные слова так бьют в лоб, под дых, по сердцу? И крошится эмаль сцепленных зубов, и стою с трудом, преодолевая желание упасть на колени, завалиться набок и сжаться в комочек, чтоб не видеть, не слышать, не чувствовать, не любить её, злую, истеричную, ненавидящую, свою, любимую…

И выше неба, выше чувства вспыхнет пламя

Пылает, корчась, всё, что было с нами.

И больше нет моста меж берегами.

Напополам наш мир разбит, клубясь,

Наш мир, что создавали мы, любя,

И в этой половине нет тебя…

Она ушла, бросив в воду зажигалку, ушла совсем, навсегда, прямая и хрупкая, ступая твёрдо, не спотыкаясь, не оглядываясь, уверенная в том, что всё правильно сделала.

А я еще долго стоял там, глядя сухими больными глазами на дымки над обугленным краем моста, на пепел, уносимый течением, на тлеющую траву на моём одиноком теперь берегу…

№3

***

Не бойся, я с тобой.

Ты ещё совсем юн, мой мальчик. Ты даже не можешь меня помнить, хотя я постоянно нахожусь рядом с тобою, с самого твоего рождения. И слежу за тобой. Знаю о тебе всё, гораздо больше, чем ты когда-либо узнаешь о себе сам. Я помню все твои предыдущие жизни и вижу твоё будущее, оберегаю тебя от искушений и дарю испытания твоих возрастающих сил. Ты никогда меня не видел и даже не догадываешься о моём существовании, хотя я незримо направляю каждый твой поступок. Но ты уверен, что всякий раз сам делаешь выбор, сам сжигаешь за собой мосты и творишь свою судьбу.

Ха-ха-ха! Смешно наблюдать такую самоуверенность, но иначе и не должно быть, ведь когда-то ты станешь мной. Поэтому я опять, в который раз, сдержу смех. Иди вперёд и не оглядывайся.

Лучше потом посмеёмся вместе. Над теми, кто остался позади.

№4

***

Идти тяжело. Дым выедает глаза, копоть и пепел набиваются в рот и нос. Душит кашель. Хочется остановиться, упасть на колени, разрыдаться от слабости и досады, но жар от горящего моста подгоняет.

Идти вперед. Не оглядываться. Не останавливаться. Вперед…

Шаг, другой, третий…

Ноги кажутся налитыми свинцом и закованными в кандалы…

Четвертый, пятый…

Сзади — рев, вой, треск…

Не оглядываться…

Приближается…

Быстрее — шестой, седьмой…

Еще ближе. Жжет спину…

Восемь, девять…

Скорее! Оно нагоняет! Хочется оглянуться, но нельзя… Опасно…

Бегом, прочь отсюда, прочь!

Жар слабеет, шум стихает…

Обернуться, посмотреть…

И… Ничего нет. Пустая дорога обрывается черным провалом. Да, теперь точно только вперед…

Луна над головой приветливо подмигивает, звезды мерцают, дорога под ногами искрится…

И я просыпаюсь. На удивление спокойная и решительная после вчерашнего разговора. Иду в кухню ставить кофе.

Звонит телефон:

— Да?

— Ирочка, солнышко, я все обдумал и решил, — тараторит в ухо «любимый». — Нам не нужно расставаться. Я был неправ! Давай поженимся?

— А кто это? — спрашиваю спокойно.

— Ир, ты чего? — он ошеломлен.

— Извините, здесь таких нет, — и нажимаю «сброс».

А потом и вовсе выключаю телефон.

Все, мост сожжен и обвалился в пропасть. Назад дороги нет. Только вперед…

№5

***

Как долго он добирался до Обители Душ, неприступной долины в горах в Сердце Мира? Плыл на корабле, шёл с караваном в пустыне, пробирался сквозь джунгли и пропасти. Много дней шёл отвесными тропами ежечасно рискуя сорваться, не позволив себе ни секунды сомнения-отдыха. Наконец ледяные ветра расступились пред странником, и посреди блеска вершин он увидел Обитель. Монахи пытались прогнать чужестранника, победил одного он, другого и третьего. А потом вышел сам Настоятель.

— Что за желание привело тебя в нашу Обитель?

— Я хочу обрести Силу.

— Для чего?

— Что б нести справедливость для Мира.

— Мы бы смогли взять тебя в ученики, только знай, ради Силы ты должен чем-то пожертвовать.

Алчущий всё это понял буквально. Он вернулся домой, продал поместье, и раздал свои деньги нуждающимся. Возвращаться назад было бы нелегко. Только вот тренировки укрепили и душу и тело. А занятия магией отточили и разум и навыки. А во всех путешествиях он развил все способности до совершенства. Наконец, он вернулся в Обитель. В этот раз не набросились стражники и ворота раскрылись пред Странником. Много лет ученичества, Настоятель сказал, — сам поймёшь, что постигнул основы. Наконец же, искатель решил провести Ритуал Посвящения. В тех горах жило странное племя, его члены могли развивать свою Силу, призывая в свой мир духа, ангела, или могучего демона, превратив себя в мост существу из обратного мира.

В нужный час Ученик изукрасил камнями площадку. И на каждом куске обелиска светилась защитная руна. Настоятель остался за краем волшебного круга.

— Ученик, ты уверен? Вдруг цена твоей Силы будет дороже, чем думаешь.

— Ну конечно уверен! Это всё для спасения Мира!

И Искатель вонзил в свой живот ритуальный клинок. Так уж здесь повелось, что б свершить Ритуал, нужно быть на краю жизни и смерти.

В голове прогремел словно гром, и Искатель услышал рокочущий голос:

— За возможность призыва ты отдаёшь боевое искусство и волшебную силу!

Обращённый припал к обелиску, посмотрел в центр круга и усмехнулся, — существо ростом всего с пол-ладони, — золотой эльф, бесполезное к бою создание, хотя Настоятель сказал, что призыв соответствует призывателю.

— Небеса, для чего это всё? Раньше мог повергать и врагов и чудовищ, а теперь развлекать лишь детишек на ярмарке!

— Посмотри, где теперь ты находишься.

Ученик оглянулся, его круг с Обелиском возвышался посреди совсем нового мира.

— Ты, должно быть силён, смог увидеть меня, убедил Настоятеля…. Что достигнул однажды, сумеешь вернуть, когда веришь в себя, а не в Силу…

№6

***

Под стук колес в памяти всплывают кадры старой видеосъемки: ты на руках несешь меня через мост. Я смеюсь, на мне свадебное платье, фата. Рядом шагают друзья. На их лицах улыбки. Трясущаяся в такт шагов оператора-самоучки камера выхватывает молодые, красивые лица. Из окон машин кортежа улюлюкают и машут руками гости. Как давно это было.

На одном берегу реки Авиагородок, на другом – узкая полоска дикого пляжа, хаос песчаных карьеров, задворки промзоны. Мост соединил небо и землю, меня и тебя, таких одинаковых и таких бесконечно разных.

В двух берегах всегда есть затаенная состязательность. Здесь – новая застройка, высокие дома, престижное жилье. Там старый город, добрый, невысокий. Готовый принять на постой и угостить ягодкой из своего сада-огорода.

Весной берег затапливает, года два назад залило железнодорожный мост, чуть не оставив без связи целое направление, а между берегами разлилось огромное озеро. В стародавние времена, скорее всего, это было руслом широкой и полноводной реки.

Все меняется. Берег Авиагородка сверкает витринами новеньких супермаркетов, над пестреющими петуньями аллеями вечером светят кованные фонари. А берег, где мы ночевали в палатках и резвились на мелководье превратился в свалку, в воде петляют черные зигзаги ужей, грязный песок зарос колючками.

А помнишь, тут хотели сделать пристань, пляж, лодочную станцию. Даже успели открыли несколько кафе, привозили тонары с курами гриль и мороженым. Были грибки, кабинки, контейнер для мусора…Для детей огораживали лягушатник, натягивали сетку для игры в мяч, привозили чистый песок… Сновали моторки спасателей. Речка кишела красными обгоревшими спинами отдыхающих. Горожане со смущением смотрели на них из окон проезжающих по мосту автобусов.

Вероятно в чем-то сместились «акценты и приоритеты». В планах Авиагородка теперь выдавать права частным летчикам, сейчас имеется спрос на недешевое удовольствие избранных. А на заброшенном пляже в этом году повесили плакат «Купаться запрещено».

***

Сегодня я уезжаю. Здесь меня уже ничего не держит. Поезд от станции пройдет мимо пустого песчаного берега и поедет на запад, обогнув Авиагородок. Если выставить голову в окно и посмотреть на хвост поезда, то можно увидеть, что мост остался позади, за красным сигналом семафора.

Такое ощущение, что мост злым горящим глазом смотрит мне вслед. Думаю, возвращения не будет. 

№7

***

— Господин! – Харт ворвался в кабинет к учителю, не занеся корзину с покупками на кухню. — Я поговорил на базаре с господином городским магом. Он уезжает в столицу. А на свое место порекомендует меня. Ответить надо завтра вечером.

Харт спросил виновато:

— Господин учитель, вы не будете против, если я соглашусь?

Маг вздохнул.

Харт был последним его учеником. Сын купца, добрый и толковый парень, изучивший всю магию, кроме Звездной.

Есть магия земли, природы и неба. Она нужна для обычной жизни, для мира людей.

А Звездная – только для магов. Зная ее, можно проникать в другие миры, понимать голоса звезд, постигнуть общность магии и Вселенной.

Старому магу не повезло в этой жизни. Никто из его учеников не захотел учиться Звездной магии. Всех звала жизнь. Все уходили раньше.

А ему так хотелось передать свои знания.

Маг принял решение.

— Нет, — кивнул он, – я не против. Получить такое место в 20 лет – большая удача.

Харт просиял.

Маг сел за стол.

— Мне понадобится твоя помощь в одном магическом деле. Сегодня вечером.

— Конечно, господин учитель!

— Хорошо. – Кивнул маг. – Иди пока разложи покупки. Мне надо написать пару писем.

Вечером маг и Харт вышли из города и повернули в сторону холмов.

На закате они поднялись на самую высокую вершину. Харт взялся собирать хворост, а маг занялся подготовкой к ритуалу.

Последний луч солнца коснулся медальона в его руке, отразился и упал на пентаграмму, вычерченную на земле. Над ней появился туманный овал в рост человека, заполненный серой мглой.

— Харт, нам придется подождать. – Сказал маг. – Портал откроется в полночь.

Ученик кивнул.

Они развели костер, перекусили, выпили чаю. Потом молча сидели, глядя как темнеют холмы и небо, как зажигаются звезды.

В полночь в овале появился небольшой базальтовый мостик. Он начинался у самого портала. За мостом виднелась неширокая дорога.

Старый маг поднялся, подхватил мешок и достал из кармана небольшой свиток.

— Харт, я сейчас уйду и больше не вернусь.

— Но, господин…

— Я дарю тебе дом и все, что мне принадлежит. Вот, возьми, – и маг протянул ученику свиток. – Единственное, о чем я прошу: напиши письмо Совету Магов, расскажи обо всем. Удачи тебе, Харт. Прощай.

Маг шагнул в портал на черный мост.

— Прощайте, — растерянно сказал Харт.

Бывший ученик видел, как старый маг прошел по мосту и зашагал по дороге. Его седые волосы потемнели, спина выпрямилась, а походка стала упругой и легкой.

Черный мост вдруг вспыхнул зеленым пламенем и рухнул, подняв сноп искр. Овал портала задрожал и исчез.

Маг ушел к своим новым ученикам.

№8

***

Ты даришь себя торопливо, как голодный запуганный зверь, который спешит насытиться и не находит утоления. Ты устаешь быть усталой, быть больной. Мне трудно быть с тобой. Трудно не замечать очевидное. Быть спокойным и болтать о пустяках. Быть с тобой и… без тебя. Мне трудно без тебя!

Где-то там, в глубинах своего сознания ты ищешь опору бытия, ищешь смысл, ради чего стоит жить. И возвращаешься вновь. Возвращаешься, потому что я ожидаю тебя на этом берегу. Возвращаешься ради меня.

В серых судорогах буден я встречу тебя как обычно. Твоя рука тихо вспорхнет и коснется моей щеки. Твои губы растягиваются в ироничной улыбке – я опять не побрился. Я пытаюсь загладить свою вину, целуя эти тонкие, почти бесплотные пальчики – маленькие продолжения твоего большого сердца. Мы лежим молча, прижимаясь друг к другу, насыщаясь ощущениями близости. Я прислушиваюсь к стуку твоего сердца – оно звучит робко и неуверенно. Мои объятия придают ему смелости. Еще один день ты сможешь прожить ради меня.

Тихо шелестит ветер за окном. Небо серое, набрякшее. Скоро пойдет дождь. Тебе всегда нравилась осень своей неприютной отстраненностью. Ты любила бродить по заполненному опавшими листьями парку, даже под дождем. Ты искала что-то необычное в запахах блеклой листвы, в загадочных силуэтах деревьев, в шепоте и постанываниях прохладного ветра. Твоему потрясающему таланту нужна была пища. Таланту видеть необычное в обычном и запечатлевать это навсегда.

Осень подарила мне тебя. Мы встретились в маленьком кафе, где я подрабатывал игрой на гитаре. Даже не верится, что когда-то мне не всегда хватало на еду. В большом городе быть студентом непросто. Ты любила пить кофе с круассанами за оконной стойкой, наблюдая за спешащими по улице в никуда силуэтами людей. Мне нравилось смотреть на твой задумчивый профиль. Я не знал, что ты тоже иногда наблюдаешь за мной. Однажды ты подарила мне мой портрет своей работы. Я согнулся лохматый, с гитарой на стуле. Выглядел смешно, словно нахохленный воробей…

Звуки дня уже не вернут те чувства беспричинной радости, когда я в первый раз встретил тебя. Я думал, что это навсегда. Ты сделала все, чтобы мы расстались, когда узнала… Но я не смог забыть тебя. А потом и ты сама испугалась остаться одна. Теперь мы будем вместе навсегда.

Каждый человек хоть немного, но эгоист. Я заставлял тебя жить ради себя. Пришла пора платить по счетам. Когда ты снова проснешься, я буду ждать тебя на другом берегу. Постарайся уснуть навсегда, обнимая меня, даря последнее тепло своей души моим губам.

№1

***

Она была прекрасней всех на свете. Длинные светлые кудри, голубые, словно морская синь, глаза. Одетая в белое, воздушное, она летала по воздуху, словно ангел. И улыбка, такая милая, от которой даже в пасмурный день становилось светло. А имя – Агнесса – оно звучало музыкой, придавая её облику невинность. Даже оно выдавало её добрую и чуткую душу.

Кирилл влюбился в неё с первого взгляда. И хотя парень всегда был не робкого десятка, и с девчонками легко сходился, к ней просто так подойти познакомиться не решался.

Но к счастью, она была лучшей подругой Риты, однокурсницы, с которой Кирилл был в приятельских отношениях. Ей он однажды и признался, что давно и безнадёжно влюблён в её подругу.

— Может, познакомишь меня с Асей? – попросил он Риту. – А то я не знаю, как к ней подойти.

— Почему бы и нет? – согласилась Рита, немного подумав. – У меня как раз в следующую пятницу день рождения. Приходи. Ася тоже там будет. Вот и познакомитесь.

— Спасибо, Рит, ты просто класс!

***

К празднику Рита подготовилась основательно. Накануне до позднего вечера пекла торт, украшала свежей клубникой, строгала салаты, фаршировала курицу яблоками. Ну, и конечно же, не забыла накраситься и надеть лучшее платье.

Кирилл поздравил её, отметил, что она замечательно выглядит, и тут же перенёс всё своё внимание на более привлекательный объект. В шёлковом белом платье Ася была просто неотразимой. Капли жемчуга окутывали её шею, ниспадали с ушей, пытаясь спрятаться за нежные волны волос. Удержаться от восхищённых комплиментов было просто невозможно. В ответ девушка одарила его милой, чуть застенчивой улыбкой.

— Ну что, садитесь за стол, — пригласила именинница.

Кирилл сел рядом с Асей – напротив Риты. В перерывах между тостами за здоровье именинницы и похвалами её кулинарному таланту ребята говорили обо всём и в то же время ни о чём. Впрочем, тема Кириллу была не так уж и важна, главное – он слышит чарующий голос Аси, сидит рядом. Мог ли он мечтать о большем счастьи?

Когда и как случилось, что в светскую беседу вдруг вмешалась политика? Никто бы, наверное, толком и не смог этого сказать. Но вмешавшись, она полностью захватила пространство, и вот уже Ася взволнованно рассказывала о кознях страшного и ужасного чудовища по имени Госдеп.

— Они убивают мою страну! Вся эта купленная ими оппозиция, Майдан этот, Болотная! Они убили Украину, а теперь хотят и Россию! Я не хочу жить в убитой стране! Так что я голосовала и буду голосовать за Путина! Я не позволю убить Россию! И таких, как я – большинство!

— Извини, Ася, но всё это сплошная пропаганда! – возразил Кирилл. – Путин хочет, чтобы голосовали за него. Вот нам по телику и компостируют мозги. Типа, запугать, чтоб овечками ходили.

— Вот именно, — поддержала его Рита. – Втирают народу очки, а люди верят. Я сама была на Болотной, видела, как ОМОН бил дубинками мирных людей. А потом их ещё и «врагами народа» объявили.

— Зато Янукович либеральничал. А ему за это едва башку не снесли. Вы гляньте, что делается на Донбассе! Там людей убивают! Детей! Вы этого хотите для России?

— В России уже подобное было, — ответил Кирилл. — Чечню помнишь?

При слове «Чечня» ангельское личико вдруг перекосилось до неузнаваемости, словно рука самого дьявола с силой схватила его и безжалостно сплющила:

— А вот не надо мне а-ля-ля про Чечню! Не надо! – завизжала Ася так, будто её режут. – Мой брат погиб в 2001-м! Мой брат! В Чечне! Нехрен спекулировать на его смерти!

— Извини, но это не я посылал его на войну, которая никому не нужна. Разве только тем, кто слупили на ней бабло. И я ещё после этого спекулянт?

— Ребята, прекратите! – пыталась урезонить их Рита. – Вы чего?

— Да, ты спекулянт! И ты тоже тварь подлая! Либерасты лживые! – Ася пулей выскочила из-за стола. – Чтоб вы оба сдохли!

В прихожей громко хлопнула входная дверь.

Именинница закрыла лицо ладонями и зарыдала:

— Блин, Кирюха, ну кто тебя просил говорить про Чечню?

— Ну, я же не знал… — оправдывался парень. – Впрочем, прости, я был неправ. Мне надо было тут же прекратить спор на эту тему. Права она, неправа – неважно. Хочешь, я сейчас же ей позвоню и извинюсь?

— Дай бумагу, — пробормотала Рита едва разборчиво.

Когда Кирилл протянул ей тетрадный лист, девушка написала на нём циферки.

— Это телефон Аси. Звони, извиняйся.

Телефон Аси. В его руках. Мог ли Кирилл прежде мечтать об этом? А теперь, когда это счастье в его руках, что-то было не то, что-то не так. Да, он должен сейчас же позвонить, сказать: извини, был неправ. Должен… Звонить той, которую любил… Любил…

Неуверенной рукой он набрал номер.

— Ася, я хотел сказать, — начал он, как только услышал «алло».

Но Ася не дала ему договорить – тут же сбросила вызов.

«Истеричка! Дура психованная!» — впервые подумал он так о недавно любимой девушке.

Он бы чувствовал себя последней сволочью, если бы Ася, по его вине, расплакалась, укоризненно спросила бы: «Как ты можешь?». Тогда он был бы в диком отчаянии, что необдуманным словом причинил ей боль. Он, пожалуй, готов был бы пасть перед ней на колени и ползать, пока Ася его не простит. А если бы Ася выскочила из-за стола и убежала, он бы пустился за ней следом, умоляя простить его, дурака. Но ругаться как базарная баба! А тем более, желать смерти… Ладно, ему, но Рите-то за что? Она же про Чечню и слова не сказала. Ангел растворился без следа, оставив пустоту и неприятный осадок.

— Прости, Рита. Со мной она разговаривать не хочет. Позвони ей сама, скажи, чтобы возвращалась. Ну, хочешь, я уйду?

— Зачем?

— Ну, чтобы вы помирились. А то напросился в гости, вёл себя как последний хам. Стыдно за себя.

— Да ладно, забудь! – махнула рукой Рита, вытирая слёзы. – Ты тоже извини за подругу. Она и раньше была не от мира сего, но чтобы вот так пожелать кому-то смерти… Ну что, давай, что ли, чайку? А то мы ещё торт не попробовали.

Кирилл охотно согласился.

Стрелки часов давно уже зашли за полночь, а хозяйка и гость никак не могли допить несчастную чашку чая. Впрочем, чай уже давно остыл, и никому не пришло в голову его подогреть.

Рита сидела напротив Кирилл, красивая, нарядная и такая трогательно-беззащитная. Давно знакомая и в то же время такая таинственная и загадочная. Как же он раньше не замечал её больших зелёных глаз, её чёрных, как смоль, волос, ниспадающих на плечи, словно шёлковое покрывало? Только сейчас он разглядел, как ей к лицу зелёное платье, что подчёркивало её тонкую талию. Вина он выпил совсем чуть-чуть, ровно столько, сколько разрешил доктор. Но даже если бы он и злоупотребил, оно не могло бы, пожалуй, опьянить его больше, чем та, которая для него долгое время была просто приятельницей. Та, на которую он смотрел безотрывно.

Рита тоже смотрела на него и улыбалась. Не как другу и приятелю, но как любимому мужчине.

№2

***

Нехватка солнца

— Ты возомнил себя перспективным учёным, а на самом деле, таких, как ты много, — гордо приосанившись, Виталий сказал это прямо в глаза Виктору. Остальные с предвкушением зрителей, купивших билет на первый ряд, смотрели на начинавшееся представление. Виталий, похоже, с самого утра дожидался, когда Виктор придёт в институт, чтобы затеять с ним ссору. Возникшее теперь внимание к ней было для него самым важным — пусть хорошенько посмотрят, как ничтожен Виктор, он раскроет им глаза, сотрет, обесценит его авторитет. Виктор тоже посмотрел по сторонам, но только чтобы скрыть свой интерес к тому, была ли уже за своим рабочим столом Катя. В нём снова что-то всколыхнулось и ноюще заболело. «Это уже, как по инерции», — разжигая себя, подумал он. Продолжать и дальше терпеть такое унижение, было невыносимо. Его презрение к этому узколобому павиану пересиливало в нём то давно греющее душу чувство, из-за которого он уже не первый год откладывал уход из института. «Она не подала виду. Ей нет дела до его самолюбия, как учёного. Никому нет дела, сколько сил и бессонных ночей провел он за этой работой, чтобы они все потом премии получали. Рабочая лошадка. Да, Катя, я умный и сильный, справлюсь без группы поддержки. А ты, так и будешь небрежно посматривать на меня, пронзая в самое сердце, как ни в чём не бывало, прикрываясь своим любящим мужем. Только, что же взгляд у тебя всегда такой… одинокий?..».

Виктор уже был готов с садисткой улыбкой рассказать всем то, что он, как доверенное лицо и самый перспективный сотрудник Голованова — руководителя НИИ, знал давно, и о чём всё это время даже не выказывал виду. Он давно хранил плохо пахнущую тайну о Виталии, который был братом второй жены Голованова, которого тот забрал к себе из какого-то «Мухосранска», где он не подавал никаких надежд. Но сделав это, он уронил бы себя до его уровня. Этого и добивался этот до крайности обнаглевший тип — стащить с пьедестала Виктора, на глазах у Кати. «Как он вообще мог возомнить, что будучи такой посредственностью, не обладающим утонченностью, мог понравиться — ей!..».

Виктор уже не мог сохранять самообладание, потому что попросту, в этот самый момент, оно ему отказало. И как это ни банально, выпад Виталия в отношении его заурядности, теперь вызвал у него состояние рвущейся на свободу ярости. «К черту, сжечь все мосты, не оставить возможности к возвращению. По-другому уже просто — нельзя!..». Руки Виктора сами собой потянулись к рубашке Виталия, на пол упали две или три пуговицы. Все в испуге повыскакивали со своих мест, кроме Кати, которая уже не выглядела так спокойно. Выражение её лица было скорее очень глупым, чем обеспокоенным из-за него. Она так боялась за свою репутацию. От Виктора ожидался, по меньшей мере, рыцарский поступок, так она себе это представляла. Иначе, зачем ей понадобилось бы поглядывать на него, питая надеждами. Даме нужен рыцарь, который смиренно выльет все помои себе на голову, и по-рыцарски удалится, никому не навредив. Вот, такое было представление у Кати о рыцарях. И думать о Викторе она могла только так — красиво. В момент этого недолгого замешательства, пока Виталий раздувал щеки, как рыба, вдруг вытащенная на сушу, Виктор собрался со всеми силами, и что есть мочи толкнул мерзавца прямо под ноги, с ужасом вжавшейся спиной в подоконник Кате. Теперь, Виталий, не обладавший крепкой комплекцией, напоминал механическую игрушку зверька, перевернутую на спину, и двигающую конечностями, пока не сядет батарейка. Послышались крики, Виктор ощутил на плечах чьи-то мягкие руки, пытающиеся его удержать. Кто-то подошел спереди, пытаясь прижать, и увести из лаборатории. Он резко вывернулся, ощущая еще больший прилив силы и ярости. Воображаемый мост без переправы вспыхнул, и терять уже было нечего! Каким-то образом в его руке оказалась главная награда осеннего симпозиума по биологии — увесистый титановый макет ДНК дельфина, которым он угрожающе потряхивал в воздухе. Виталий, сердобольно гладя по руке, успокаивал Катю, которая в своем уже не совсем юном возрасте всё-таки узнала, какими бывают рыцари. После того, как Виктор сделал дерганый шаг вперед, всё также раскачивая в руке ДНК дельфина, на лицах теснящихся к окну Кати и Виталия отразился дикий ужас, вызвавший у него одновременно, и презрение, и жалость. Как правило, в такие моменты человек вспоминает, что он — интеллигент. Кулак Виктора начал медленно разжиматься, окружающая картина стала яснее, и обрела резкость, послышался гулкий стук упавшей на пол гордости всего исследовательского института. Уже немного сбросив напряжение, пошатываясь, Виктор небрежно вытер рукавом пот с лица, зачем-то театрально зло улыбнулся, и уже крайне подавленный, на ватных ногах, пошел, оставив незакрытой дверь. Кажется, талантливейшего биолога института на все голоса оскорбляли вслед.

Шел к концу второй месяц безделья и вторая пачка таблеток, которые доктор настоятельно рекомендовал пропить Виктору целым курсом. Самому же Виктору было важно переложить всю вину на своё душевное состояние, а ни как на слабость характера. Глубоко раскапывать, с какого же момента он стал слабым, он подавно не хотел. Так что, будь эти таблетки обычной глюкозой, а не пилюлями от ярости, как их называл Виктор, они бы всё равно помогали бы ему забыться. Время теперь было много, а денег, к сожалению, с каждым днём становилось всё меньше. Принимать поддержку от кого-то, с жалеющим взглядом, он не хотел. Рыцари, они, хоть и ведут себя порой отвратительно, но гордость для них важнее всего. Это он теперь знал точно. Значит, ничего не остаётся, как найти то хвалебное письмо в ответ на его блестящую публикацию в «JBC», написанное ему полгода назад профессором из американского общества биохимии и молекулярной биологии. «Уже и не помню, сколько нулей там было перед значком доллара?..», — с этой, волнующей своей актуальностью мыслей, он поддался расслабляющему эффекту пилюль, и уже представляя себя, сидящим в самолете, почему-то одетого, как сейчас — в вязанный мамой свитер в радужную цветную полоску и спортивные штаны с мотивирующими на поступки надписями по бокам «Just do it!», уснул. Теперь, не было мостов, ни наяву, ни во сне, и поэтому он парил высоко над облаками, освещаемыми ярким солнцем, ставшим ближе к нему чуть больше, чем на десять тысяч километров.

№3

***

Ни о чем не жалею

— Насть, что у тебя опять случилось? Сидишь все утро, как зависшая программа! Вот, возьми, выпи, может, проснешься немного, у нас сегодня много дел — заботливо произнесла Даша, протягивая коллеге чашку со свежезаваренным кофе.

— Да все, как обычно, снова поругались с Юрой – с долей обреченности ответила женщина – вчера приехала к нему, а он сказал, чтоб я уходила, что он устал и не хочет меня видеть. Я со слезами на глазах выбежала из подъезда его дома и пошла бродить, куда глаза глядят, и только около часа ночи вернулась домой. Меня душила обида и боль: как он мог, после всего, что мы пережили, что я для него сделала, вот так просто взять и выгнать меня, как чужую….

— Совсем он тебя не ценит, — закуривая сигару, перебила подругу Даша, — я помню, сколько времени он сидел у тебя на шее, когда был безработный. А как ты его выхаживала после той аварии, когда он разбился пьяный на мотоцикле, столько бессонных ночей возле него провела. Я уже молчу о пьяных выходках и изменах. А ты все терпишь и прощаешь непонятно ради чего…… Мы с девочками давно договорились, в тот день, когда ты его бросишь, мы скинемся на ящик шампанского и будем отмечать целую неделю.

— Легко вам говорить! Не могу я без него, люблю его, словно больна им. Да и если уйти, кому я нужна? Уже давно не девочка, а в нашем возрасте мужики, как туалеты: либо занято, либо… сама понимаешь.

— Брось! Это всего лишь отговорки и страхи. Всем страшно начинать все сначала, это естественно. И мне было страшно, но я смогла, сможешь и ты.

-Ты другая, Дашка, ты сильная, умная, красивая, а я так не смогу…

— Я такая же, как и все, просто однажды я решилась круто изменить свою жизнь и нашла силы ни о чем не жалеть… Мы с Сашей прожили около десяти лет. Все начиналось просто чудесно: он любил меня до слез, каждый день встречал меня с работы, готовил мне ужин и вообще не замечал вокруг себя женщин, кроме меня… Вскоре мы поженились, он настолько меня покорил, что я расслабилась, я полностью растворилась в семейной жизни и в нем, он стал для меня кумиром. Я жила его интересами, его жизнью, и незаметно потеряла себя. А Саша в то время стал успешным бизнесменом, у него появились большие деньги и любовницы. Долгое время я не могла прийти в себя, и о дальнейших планах на нашу жизнь он отказывался разговаривать. И я решилась на отчаянный шаг: забрала детей и ушла. Первое время я жила у подруги, мне было очень тяжело, я нашла работу, сняла квартиру и пошла учиться на курсы вождения. Но мысли о муже не давали мне покоя: по ночам я закрывалась в ванне и рыдала, но так, чтоб этого не видели дети. Я насильно заставляла себя забыть о нем, я отвлекалась, как могла: ходила в гости, на вечеринки. Так продолжалась несколько месяцев, а потом объявился мой бывший муж, — мы встретились, он просил меня вернуться, началась все сначала ради детей и прожитых лет. Но я сказала, что хочу развода, я поняла, что не смогу забыть и простить его измену, хоть, все еще любила его, однако уже в этот момент я чувствовала, что стала другой, во мне что-то перещелкнуло, и назад уже дороги не было. Через полгода я уже была свободной женщиной, а еще через пару месяцев мы познакомились с Димой. На тот момент даже не думалось о чем-то серьезном, просто хотелось наслаждаться сегодняшним днем. С ним я увидела в себе то, на что раньше не обращала внимания. У меня появилось куча своих интересов и внутренняя свобода. Важно, что между нами присутствует обоюдная благодарность, и это помогает нам соблюдать личные интересы и где-то идти на компромисс.

— Вы отличная пара! А с бывшим вы общаетесь?

— Дети видятся с ним, а я очень редко, только по необходимости. Какой-то время он еще делал попытки все вернуть, но слишком поздно. Важно только научиться ни о чем не жалеть, какой бы выбор ты не сделала… Ладно, заболтались мы с тобой, работа зовет, — Даша торопливо взглянула на часы, — у тебя, кажется, телефон звонит, а я побежала.

Настя достала из сумочки мобильный, на табло высвечивался номер Юры. В тот момент казалось, что звонок пронзает ее насквозь, она не могла оторвать взгляд от экрана телефона, будто хотела что-то там важное прочесть. Затем она протянула руку и нажала кнопку «сброс»…