Блиц министров "С Новым годом 2025!"

Аделина Мирт

«Тени на стене»

Тема «Тень на стене»

Тень дрожала на стене, росла, трепетала, перебегала с предмета на предмет, меняла очертания и словно собирала все чёрные краски, превращаясь в черную дыру. Вещи в комнате тоже меняли очертания, казались не тем, что есть, шевелились. Лица на фото в рамках искажались и превращались в чужих, незнакомых людей; улыбки становились оскалом, а в глазах появлялся хищный блеск. Но страшнее всего было наблюдать за невидимым человеком на потолке. Малыш крепче прижимал к себе бежевого мишку, почти такого же размера, как и он, и накрывался с головой одеялом. Скрипы половиц, шорохи, вздохи не прекращались. Мерещилось, что кто-то шарил, шуршал конфетными фантиками, и доносились звуки машинок, расставленных под кроватью. Но тепло плюшевой игрушки успокаивало, словно рядом был защитник, и вскоре малыш засыпал. К утру игрушка неизменно выскальзывала из детских рук и оказывалась на полу.

Ежедневно, застилая кровать в детской, мама разбирала завал игрушек под кроватью, вытаскивала кучу фантиков, альбомные рисунки с монстрами, карандаши. Она расставляла всё по местам и отчитывала сына за наведённый беспорядок. Но снова наступал вечер, и мальчик доставал из коробок машинки и игрушки, словно совершая ритуал, раскладывал их по периметру кровати. Потом он довольно выдохнул и собирался залезть под одеяло, но застыл.

— Мам, мааааам, — донеслось из детской.

— Почему ты ещё не лёг?

— А где Михуха?

— Я его постирала, он был вымазан в шоколаде.

— Мам, куда ты его дела? Я не смогу без него уснуть.

— Он еще мокрый, возьми другую игрушку, а с Михухой будешь спать завтра.

— Ты не понимаешь, — всхлипывал малыш, — он меня защищает, ты же сама так говорила, как же я усну без него?

Ребёнок заплакал.

— Ты же уже взрослый, — вмешался отец, — ты сам себя можешь защитить.

— Вы не понимаете, не понимаете, — рыдал ребёнок.

— Если хочешь, можешь спать в нашей спальне, — предложила мама.

Ребёнок тут же понесся в родительскую комнату и забрался под одеяло.

— Нельзя так, — возмутился отец, — ты его балуешь, он должен перебороть страх.

— Да ладно, успеет ещё перебороть, — смягчила тон мама.

— Эх, — махнул рукой отец и ушёл в гостиную досматривать фильм.

Ночью маму разбудил шум. Он доносился из комнаты сына. Она отчётливо слышала, как заиграла игрушка, и скрипели половицы. По стенам бродили тени, откуда-то дул сквозняк. Мама включила свет. Машинки были разбросаны по всей комнате, люстра раскачивалась, как после землетрясения, книги слетели с полок на машинки, которые, разряжаясь, жалобно пищали. В форточку дул прохладный ветер. Она собрала книги обратно на полку, закрыла форточку. И тут заметила на кровати Михуху — плюшевого мишку. Игрушка оставила мокрое пятно на покрывале.

— Ах, Тима, Тима! — развела руками мама и усадила мишку на детский стульчик возле батареи досыхать, забрала покрывало на сушилку и ушла спать.

–Михуха, – обнимал утром Тима своего верного друга, – смотри, что видел я во сне.

Не выпуская мишку из рук, он достал альбом и карандаши, и начал рисовать дороги, машинки, озеро и птиц. Много-много птиц. Михуха поддавался объятиям и, казалось, улыбался.

Тени на стене перебегали на потолок и ложились на пол. Раздался скрип и шорох расталкиваемых машин, словно что-то освобождало пространство и пыталось вылезти из-под кровати. Михуха осторожно выскользнул из-под руки Тима и скатился вниз на мягкий ковёр. Зелёный свет из-под кровати выхватил пространство; многочисленные щупальца с машинками застыли и на Михуху посмотрело четыре пары красных глаз.

— Привет, Михуха!

— Здравствуй, хранитель врат.

— Есть новые игрушки? — с надеждой спросил монстр, аккуратно ставя на место одну из машинок.

— Нет, но зато есть новые рисунки. – Михуха достал со стола альбом и листы.

— Красиво, сегодня он меня не рисовал.

— Да, сегодня он рисовал птиц.

— Как он справляется?

— Я работаю над этим, и если бы ты не создавал теней, то здорово упростил бы мне задачу.

— Прости, — чудище опустило все восемь глаз, — ты же знаешь, в нашем мире нет теней, а они такие забавные…

— Создавай их в другом месте.

— Создаю, – и чудище опять стыдливо потупил взор.

— Ты опять открыл множество порталов, – догадался Михуха.

— Не беспокойся, они все под контролем.

— Сколько?

— 40 тысяч.

— Силы небесные!

— Не беспокойся, — с тех пор, как ты помог заточить владыку тьмы, опасности нет ни для нашего, ни для вашего мира.

— Раз всё под контролем…

–На следующей неделе, по вашему времени, у нас праздник кристаллов. Ты приглашён!

— Я обязательно буду.

— Ладно, мне пора. Можно я возьму эту синенькую машинку с мигалками поиграть?

— Ты ещё красную не вернул.

— Да-да, я верну обе.

— Ладно, до встречи.

Портал закрылся, погасив зелёный свет. Михуха, как обычно, уснул на полу.

–…как интересно, а этот с щупальцами – злой?

– Нет, это друг Михухи, он любит игрушки, особенно конструкторы и пазлы, – и многозначительно добавил, – он умеет открывать порталы!

– Вот оно что, здорово, –неподдельно удивлялся отец рисункам, поражаясь воображению сына. – А это, дай угадаю, звёзды на ночном небе?

– Нее, –забавно смеялся малыш, –это Михуха и его друзья сражаются с владыкой тьмы.

– А почему владыки нет на рисунках?

– Я не знаю, как он выглядит.

–Но ты знаешь, что его победили.

–Ага, владыка огня заставил хранителя врат открыть порталы, чтобы захватить наш мир, но хранитель открыл врата в комнаты детей, у которых были такие же мишки, как Михуха. Плюшевое войско вступило в схватку с монстром, и победило его. Они заточили зло на другой планете.

–Ух ты! Значит ты больше не боишься монстров?

–Нет!

–Знаешь, когда я был, как ты, я тоже верил в подкроватного монстра, очень боялся, и часто плакал. Больше всего меня пугали тени на стене. А это оказывается хранитель развлекался. Жаль у меня не было твоего Михухи.

Малыш улыбнулся и протянул последний рисунок:

–А это Михуха с другом на празднике кристаллов. Благодаря этим кристаллам они и победили монстра. Это пока всё. Теперь давай поиграем в домино.

–Нееет, – протянул отец, создавая интригу, – давай лучше мяч погоняем.

–Урааа, –обрадовался малыш и бросился обуваться.

Отец отложил рисунки, взглянул на Михуху, который сидел на кровати и, подмигнув ему, вышел из комнаты.

Кирьякова Инна

"***"

Тема «Комната в комнате»

– …И не урони!

– Почему она такая маленькая?

– А ты как хотел? Чтобы комната поместилась в нашей комнате, она и должна быть маленькой.

– А там окошечко…

– А ты что ж думал? У тебя окошко – и у них окошко. Поставь на стол. Аккуратней! И не вздумай есть рядом, тем более чай ставить. Обольёшь… она, знаешь, сколько стоит?

– А там огонёк горит…

– Какой огонёк, там нет электричества… Свет от нашей лампы блестит на стекле. Всё, поиграл и ложись спать!

– Мам… Включи ночник, пожалуйста.

– Как будто я бы не включила, как ты спать будешь без луны и звёзд.

– …Ма-а…

– Что, зайка?

– Луна появилась.

– Луна, звёзды… Как всегда. Ты чего проснулась?

– До звёзд далеко?

– Конечно, свет идёт тысячи и миллионы лет, представляешь? Какая-нибудь из них уже погасла, а свет всё идёт.

– И от нас к ним миллионы?..

– Свет?.. Да, конечно. А теперь спи!

– Мам!!!

– Почему ты встал с кровати? Не трогай комнату! Ты знаешь, сколько сейчас времени?!

– Я туда фонариком… в окошечко… три раза посветил. Потом подождал, и ещё три…

– Дай сюда! Ещё разобьёшь стекло. Вот покупай тебе дорогое… Ложись немедленно!

Он, шёпотом:

– А оттуда тоже посветили… как будто фонариком… три раза… А внутри больше ничего и не видно.

Ответа нет. Дверь уже закрылась.

– Ма-а…

– Ну что, детка, что опять? Ты знаешь, сколько сейчас времени?

– А я видела, как звезда прилетела близко-близко и очень-очень ярко три раза посветила. Потом как будто подождала, и ещё три раза. И я ей фонариком тоже!

– Надо же, как бывает. Видишь, как замечательная сегодня ночь. Ну а теперь… давай подоткну одеяло… И правда уже совсем поздно.

– А та звезда?.. А, может, там ещё была планета. А на ней кто-то, который…

– Ничего уже нет, милая, я тебе ведь говорила. Свет идёт миллионы лет, и та звезда уже давным-давно погасла, и все умерли… Спи.

Армант, Илинар

«Наследил...»

Тема «Следы на песке»

Небо и море сливались воедино, создавая неподвижный серый фон.

«Рановато пришёл…» – зябко поёжился Олег.

Он фанатично любил закаты, не одна папка был ими забита. А восходов не было. Ни одного. А в этом месте, как уверяли отзывы отдыхающих, хороши были именно восходы.

Ну, что ж… восход так восход.

На этот раз с отдыхом, всё пошло не так – отпуск пришёлся на начало ноября, водичка и в бассейне-то холодная, экскурсий тоже уже нет, да и развлекательные заведения закрылись до начала следующего сезона. Правда, выбранное местечко само по себе оказалось очень живописным – его отель располагался на берегу небольшой бухты, с трёх сторон зажатой горами, густо поросшими соснами, и воздух был просто божественный.

Три дня Олег собирался с духом, чтобы встать пораньше, но будучи по природе своей совой, просыпаясь, мысленно махал рукой и переворачивался на другой бок. В конце концов, он и отпуск-то взял, пусть даже такой, ноябрьский, чтобы отоспаться.

А сегодня заставил себя подняться, и теперь стоял на набережной, ожидая, когда, наконец, проснётся и солнце, держа наизготовку фотоаппарат.

А оно где-то там уже пробуждалось, серость уходила, стальная гладь моря темнела, приобретая фиолетовый оттенок, а небо, напротив, светлело, и всё ярче проступала чёткая, ровная линия горизонта. Олег даже дыхание задержал – ведь это же рождение, начало! И чуть было не забыл про фотоаппарат. А потом щёлкал и щёлкал, сохраняя на память каждый миг этого рождения, потому что каждый миг был иным, не похожий на предыдущий. Остановился, лишь когда солнце застыло неподвижно над проснувшимися волнами.

Олег посмотрел на пляж. Кое-где валялись неубранные лежаки, будь сейчас сезон – на них бы уже лежали полотенца – мой!

И тут, на песке, он увидел следы, идущие ровненько, параллельно друг другу.

Не просто следы, а следы босых ног. Одни явно мужские, другие – женские.

«Ну, надо же,– усмехнулся Олег, – как любовь-то греет. Песок-то холодный, а гуляли наверняка ночью. Это как же нужно было прижаться друг к другу, чтобы следы шли вот так, совсем рядышком. О! И даже в ногу шли…»

Он засмеялся, и пошёл по набережной вдоль следов. Стало интересно – куда же они шли? Вдруг, ещё сидят где-то в конце набережной?

Настроение было прекрасное, хоть и зевал время от времени, но спать не хотелось – наоборот, была бодрость.

Но что это? Следы внезапно будто отскочили друг от друга. Теперь эти двое стояли напротив друг друга, неподвижно, даже не переминаясь с ноги на ногу. А потом… а потом, одни – мужские, потянулись к морю, а вторые – пошли дальше. Олег даже почувствовал, как медленно и тяжело они оставлялись на песке. А первые? Куда это он? Топиться, что ли?

Нет, конечно. Там был небольшой причал. И колышки. Значит, сел в лодку и уплыл?

Олег был разочарован. Вот тебе и любовь… и, будто, желая поддержать хозяйку вторых следов, он спрыгнул на песок и пошёл рядом с её следами. «Вдвоём» они прошлись до конца набережной, дошли до ступенек, поднялись, и Олег остался один. Дальше был уже асфальт. Куда она пошла дальше, теперь уже и не узнаешь.

…

К берегу причалила лодка, из неё выпрыгнул молодой человек, и, торопясь куда-то, быстро зашагал по песку. Он почти бежал к ступенькам, но, вдруг, остановился. Его взгляд упёрся в следы – дорогие ему следы, но уже не одинокие – рядом отчётливо был виден и второй след…

Негодование, разочарование, боль отразились в тёмных глазах.

«Значит, я был прав… сердце не обманет, хоть сколько уверяй его в обратном… а как она уверяла-то!..»

Он развернулся и быстро пошёл назад, к причалу.

Кирьякова Инна

"***"

Тема «Сундук на дороге»

…Конечно, этот сундук оставил кто-то из ягодников.

Меня они раздражали. Встанут посреди грядки с клубникой и давай таскать ягоды. Застанешь – сразу лапы зелёные в разные стороны, голову в красной шапочке опустят. Якобы, кустик с клубничиной. А отвернёшься – и пошла работа, грузят тележки – и бегом, бегом…

Я не желала им зла. Но, застав, гнала без пощады.

Самое странное, никто не знал наверняка, разумны ли они. Вроде бы сундуки умели делать, тележки, хижины складывать. Но… Ни на какой контакт ни с кем не шли. Была ли у них письменность или даже язык – неведомо, писк какой-то издавали, и всё. Чуть что – лапы в стороны, на лице – тупость и полное отсутствие эмоций. Мол, я кустик…

Однако сундуки их были интересны. Во-первых, ягодники расставались с ними крайне редко. Может, тут на них напали разбойники? Во-вторых, в сундуках всегда было полно сюрпризов. Рассказывали про сокровища, драгоценные камни… На мой взгляд – чушь. Как минимум, сомнительно. Но кое-какие рассказы могли быть правдой. Да я сама видела раскрашенные ракушки, какие маленькие вещицы, сделанные непонятно для чего.

А вот этот сундук… Он был раскрыт, замок разломан, крышка держалась на одной петле.

Кто не знает этот народец, подумает – всё вычистили. А ведь в их сундуках почти всегда двойное дно.

Я положила сундук на ладонь. Постучала тут, там. Потрясла. Потыкала в разные углубления и завитки – вдруг выдвинется скрытый ящичек. Ничего.

И тут что-то зашевелилось в густой траве. О, идут. Три ягодника. Увидели меня – замерли.

– Ну что, мелкие? Опять будете притворяться растениями?

Молчат.

– Ладно. Я отдам вам ваш сундук. Но только откройте мне его секрет. Ну не можете вы прийти просто за сломанной деревяшкой.

Молчат.

А глаза грустные…

Ну и ладно. Конечно, клубничные воришки и прохиндеи. Но ведь мелкие… Жаль их.

Поставила сундук в траву и отошла на десяток шагов. Пусть забирают. Ягодники двинулись вперёд. Вот берут сундук, закрывают… И вдруг… Один посмотрел на меня. Я пожала плечами, не двигаясь с места. И тогда он махнул лапой. Я точно видела – он не притрагивался к сундуку. И тот – заиграл мелодию. Какая грустная она была! Какая светлая и странная!

Я не смогу описать её. Но знаю одно. Я больше не буду прогонять ягодников с моих грядок. Просто попрошу не жадничать, забирать только часть клубники.

И теперь уверена – они меня поймут и так и сделают…

Армант, Илинар

«Ночные посиделки»

Тема «Стеклянные глаза»

Витёк любил приезжать к бабушке в деревню на каникулах, любил тихую речку, лесок на пригорке, любил и воздух – ароматный, вкусный, совсем непохожий на городской. Три года назад его родители переехали в город, и Витёк привык и к городскому шуму, и к суматохе, и к новым друзьям, но «привык» совсем не то, что «полюбил», а потому скучал и ждал встречи со старыми друзьями. Особенно ему нравились ночные посиделки.

В деревне рано ложились спать, зато ребятишек никто по домам не загонял, пусть сидят, беседуют, чай не вставать – каникулы, в школу идти не надо.

Вот и сейчас, бабушка уснула, а их весёлая компания собралась в другой комнате. В окошко светит луна, ради пущего уюта зажжена свечка, а не лампа – с лампой не так интересно и таинственно, а ещё и разговоры ведутся полушепотом – разве в городе такое возможно? А компания какая хорошая – Санька, Гошка, Серёга – все погодки, и сестрёнка Серёгина – Ленка. К ней давно все привыкли – всегда за ними увязывалась, вот и выросла настоящей пацанкой – своей.

Поначалу делились новостями, закусывая новости бабушкиными пирожками, а потом мир стих, он и до того был тихим, а тут нутром почуяли – был тих да неспящ, а теперь уснул. И в подтверждение этому часы в бабушкиной комнате пробили полночь. И разу же потянуло на другие, иные разговоры – на страшилки разные.

— Ну, — спросил Витёк, — у кого какие истории есть?

— У меня! – неожиданно сказала Ленка. – Вот сейчас прям вспомнила. У меня же день рождения был на прошлой неделе – так мне тётка Лиза куклу подарила! Как маленькой. Вот я сейчас об этом подумала и вспомнила одну страшную историю, как раз, про куклу. А точнее – про глаза.

— Валяй! – кивнул Серёга.

— Одна девочка очень хотела куклу, но не какую-нибудь Барби, а настоящую – большую, красивую. И мама ей сказала, что если она хорошо закончит четверть, то она пойдёт с ней в магазин и купит ей куклу. Девочка очень старалась, и маме пришлось выполнить своё обещание. Они пошли в магазин, девочка долго смотрела на кукол и, вдруг, на самой верхней полке увидела «свою»! Кукла была большая и очень красивая. Особенно красивы были голубые, стеклянные глаза, совсем, как настоящие. Ей даже показалось, что кукла смотрит на неё. А маме кукла почему-то не понравилась, может, потому что и ей тоже показалось, что кукла смотрит? Но делать нечего – раз обещала… и она купила дочке эту куклу.

Девочка проиграла с ней весь день, а когда наступила ночь, и мама улеглась, она всё равно не могла уснуть и всё смотрела на куклу. В окно светила луна, вот как сейчас у нас, и стеклянные глаза ещё больше казались настоящими.

А утром маму разбудил страшный крик! Она влетела в комнату дочки и увидела, что та сидит на кровати, плачет и кричит: «Мама-мамочка! Я ничего не вижу!» Мама схватила её в охапку и повезла к врачу. Врач посмотрел глаза девочки и удивлённо сказал: «Что же вы хотите? Ведь у вашей дочери стеклянные глаза!»

Мама пришла в ужас, быстро вернулась домой, вбежала в комнату и увидела на кровати сидящую куклу, которая смотрела на неё глазами дочери!

— Ух… — выдохнул Санёк, — а дальше-то что было?

— А ничего, — пожала плечами Ленка, — мама не смогла поймать куклу, она же теперь видела, и ей удалось сбежать.

— Ой! – перебил её Гоша. – Так у меня тоже есть история про стеклянный глаз! И это даже не вымысел – на самом деле было! Жил в одной деревне дед, дед как дед, но одноглазый. А вот второй глаз у него был стеклянный. И однажды дед умер. И понесли его хоронить. А гроб открыт был. И вот несут его, несут, а кладбище старое, дорожка неровная, и впередиидущий споткнулся, и гроб здорово тряхнули. Потом снова на плечах его поправили и дальше понесли. И никто не заметил, что у деда глаз этот стеклянный выпал. Похоронили и пошли поминать.

А на следующий день Пасха была, и одна женщина с дочкой пошли на кладбище навестить могилу бабушки. И пошли они той же дорогой, по которой деда несли. Девочка чуть отстала и. вдруг, видит, в траве что-то блестит. Подняла она это «что-то» – а это глаз! И так блестит, как камешек – сам беленький, а серединка коричневая. И она его в кармашек положила, а матери не сказала, потому что мать ей строго-настрого наказала, что с кладбища ничего брать нельзя! День прошёл, наступила ночь, а девочка как увидела, что мать уснула, подошла к открытому окошку и стала разглядывать свою находку, а глаз прям сияет при свете луны. И, вдруг, она слышит шаги в саду, идёт кто-то. Тихо так идёт. Смотрит, какой-то старик. Страшный, бледный, весь в земле. Она от страха к месту приросла, даже кричать не может. А старик всё ближе, ближе… подошёл к окну, протянул костлявую руку… и как крикнет:

— Отдай мой глаз!

— А! А! А-а! – вскрикнули ребята, а потом засмеялись. И, конечно, разбудили бабушку.

Та вошла в комнату, сразу прервав веселье, и покачала головой.

— Всё не спите, полуночники. Смотрите, как бы беда не случилась. Слыхали небось про Лихо одноглазое?

Ребята переглянулись, вроде как слышали.

— А коли слышали, то и знать должны, что Лихо это по ночам ходит, выискивает тех, кто не спит. А глаз-то у неё один, и из глаза этого луч зелёный идёт. Часто человек думает, что это кошачьи глаза светятся, не подумав, что у кошек-то два глаза. А если бы догадался, то сразу бы лёг и глаза бы закрыл, потому что нельзя на луч тот смотреть – Лихо-то им через глаза в самую душу проникает. А, как проникнет — нападает на человека тоска зелёная: и плохо ему, и жить-то не хочется, и беды все от этого валиться начинают, а в результате идёт он вешаться или топиться. А Лихо душу его и забирает. А ходит оно после полуночи, как и вся нечистая сила. Вот глядите, ну, как и к нам заглянет, а у вас тут веселье, когда все люди давно уже спят.

Бабушка вышла, а ребята притихли и переглянулись.

— Да ну… — протянул Витёк, — Лихо какое-то… пугает просто…

В саду что-то зашуршало…

— Но, правда, — добавил он, — уже поздно, да и спать хочется…

Аделина Мирт

"***"

Тема «Стеклянные глаза»

Я не успел затормозить, и мы с Тимом слетели с дороги вниз по заросшему склону и разбились о дерево. Мне было больно. Я чувствовал все многочисленные ушибы и рваные раны. Удар оглушил и гул заслонил окружающие звуки. Запах бензина одурманивал. Тим не шевелился. Вокруг были одни деревья и никого, кто бы мог прийти на помощь. Как же я обрадовался, когда Тим очнулся. Он осторожно вылез из кабинки и начал карабкаться вверх. Я уже почти не видел его сквозь густую июльскую листву, но надеялся, что он пошёл за подмогой. Меня беспокоил запах бензина, я опасался возгорания, но начался ливень и смыл вытекший бензин ниже по склону.

Наступила ночь. Я пережил её в страшных волнениях, однако ни на следующее утро, ни через неделю за мной никто не пришёл.

Мне было по-прежнему больно и одиноко. Будь жив дедушка Тима, он бы этого не допустил. Он всегда заботился обо мне, следил за моим здоровьем. Мы любили путешествовать вместе. Дед брал меня на озеро на рыбалку, а однажды мы ездили на море, я до сих пор не могу забыть шелест песка, дружелюбно обнимающего и забивающегося во все щели. А запах моря был настолько необычным, что чем больше дышал, тем меньше становилось тревог, лишь умиротворение, подпеваемое тихими волнами. Но потом дед стал ограничиваться только дневными поездками, а вскоре и вовсе перестал ездить. Его очки до сих пор лежат здесь в бардачке. Эти воспоминания одолевали меня пока я терпеливо ждал, когда меня найдут. Я вздрагивал на каждое движение. Каждый звук приближающегося транспорта мне казался прибывшим спасением. Но машины проезжали мимо. Да и с дороги меня не было видно.

Так неделя сменилась месяцем. Я тосковал, окружённый лесом. Надо мной громко пели птицы, стрекотали цикады. Однажды сюда забрались подростки. Они больно пинались. Шарили в бардачке и в багажнике, курили, пили алкоголь, чуть не подрались и, наконец, оставили меня в покое.

Единственным постоянным посетителем был бельчонок, который жил в дупле дерева, в которое я врезался. Он не переставал суетиться и всё время что-то тащил в свой дом. Иногда громко щёлкал орехи наверху, и скорлупа слетала с веток прямо на меня.

Ощутимо холодало. А я продолжал зарастать плющом и мхом, и когда в лес пришли грибники они почти не заметили меня. Жёлтые листья медленно кружась в безмолвном танце укрывали меня лоскутным одеялом. Природа готовилась к зиме.

И вот я услышал, как остановились машины, хлопнули дверцы, послышались шаги и голоса. Они нашли меня! Обо мне вспомнили! Если бы эти стеклянные, покрытые трещинами, глаза могли плакать, я бы зарыдал. На следующий день эвакуатор вытащил моё искорёженное тело на дорогу и повёз на стоянку.

Во мне всё ещё теплилась надежда, что Тим заберёт меня. Но страховщики не поверили в версию угона и отказались ему платить. И тогда меня повезли на свалку. Двое рабочих долго изучали меня и спорили. Тот, что постарше сказал, что меня невозможно починить и приказал утилизировать. Младший пропавший бензином и маслом присоединил меня к мини-фургону и потащил в… мастерскую. Сэм, так его звали, решил дать мне шанс.

День за днём он разбирал и заменял мои органы. Я получил детали из разных машин, и стал автоматом. Сэм постоянно разговаривал со мной. Называл Глассайз (glass eyes).

Делился планами. Его голос и забота убаюкивали и мне больше не было больно. Я расслабился настолько, что погрузился в сон. Сквозь дрёму я чувствовал смену сезонов, запахи, звуки и знал, что нахожусь в безопасности.

И вот одним летним утром меня разбудил запуск движка. Я больше не был разбитым антиквариатом, не подлежащим ремонту. Во мне были сила табуна и грация леопарда. Внешне я очень изменился, но продолжал оставаться самим собой. Мы сделали почётный круг по свалке. Сэм издал победный клич, а я восторженно сигналил. На следующий день Сэм взял отпуск, и мы поехали на море.

Фомальгаут Мария

«Шляпа против корсета»

Тема «Там за поворотомй»

— … я… я его не хотел убивать…

Мы так и не знаем его имени, мы зовем его Шляпой по его причудливой шляпе, мы так и не знаем имен друг друга, да есть ли они вообще у нас, имена. Шляпа держит что-то причудливое, стреляющее, почему у него не отобрали это стреляющее, а почему, собственно, а почему у него кто-то что-то должен был отбирать. Смотрим на Бинокля, еще не верим, что все, люди так просто не умирают, а как они умирают, кто знает, кто вообще видел, как умирают бинокли, то есть, люди, то есть, в данном случае это одно и то же.

— Я… это не я… не я…

— А кто? – спрашивает Корсет, — мы, знаете, еще не сошли с ума, мы своими глазами видели, как вы…

— … я… но не я… меня… это он заставил…

— Кто? Бинокль?

— Да нет… – Шляпа беспомощно обводит пустоту вокруг, — он… он…

… сейчас они будут долго двигаться вперед, пока не поймут, что нет никакого вперед.

А сейчас они остановятся.

А сейчас они будут решать, что происходит.

А сейчас им нужно будет пить, и (Я? Мы? Они? Оно? Тебя? Вам? ) дам им пить.

А потом им нужны будут сандвичи с ветчиной и помидорами, и (Я? Мы?… ) дам им сандвичи с ветчиной и так далее.

А потом молодой (кто из них молодой?) должен убить старого, (Я? ...) дам ему то, из чего убить.

А потом…

— … слушайте, — не выдерживает Брошь, — вы когда-нибудь видели воду в таких… бутылях?

— Что-то не припомню… – Корсет растерянно вертит в руках воду, — а что такого?

— А то… Откуда она вообще взялась? Её же только что не было!

— А откуда мы все здесь застряли, что весь день едем, приехать не можем? Видите же, законы физики здесь не действуют… и логики… и математики… и вообще всего…

— … этому может быть только одно объяснение… – Шляпа затравленно оглядывает присутствующих, понимает, что на него того и гляди набросятся, скрутят руки за спиной, — до нас здесь застревал кто-то… какие-то люди… на этом отрезке дороги… С ними что-то происходило… сначала они хотели пить, потом есть, потом поссорились, кто-то кого-то убил… и это… это место… или это существо, которое живет в этом месте… он… оно… запомнило… и теперь делает то же самое с нами… Сначала дает нам воду, потом еду, потом он… оно… заставило меня убить Бинокля… вы понимаете, у меня даже оружия не было, не было! Вы… вы посмотрите, вы когда-нибудь такое оружие видели? Видели? Откуда оно взялось вообще…

Корсет хочет сказать, что раньше никогда не видела такой дом – не говорит, потому что и так понятно, это построили те, кто был здесь до них, где-то своими силами, где-то с помощью того неведомого, что было здесь… И нужно молчать, и невозможно молчать, и…

— … вы такие технологии видели раньше?

— Да нет же, нет… – Шляпа хватается за голову, хоть бы шляпу снял в самом-то деле…

— Так откуда были те… которые были здесь до нас? Откуда? Откуда?

Брошь хочет ответить, не отвечает, собирает со стола чашки, тарелки, переворачивает блюдце, смотрит на цифры, три ноль двадцать восемь, это не может быть датой, это не может быть правдой…

— А что… а что с ними случилось? – спрашивает Корсет, спрашивает никуда, в пустоту.

— В смысле… случилось?

— Ну… они выбрались отсюда, или остались, или как?

— В смысле… остались?

— В смысле… ну… надо будет посмотреть, может, тут где-то…

— Что где-то?

Корсет хочет сказать – «кости», понимает, что не может выговорить это слово, не может, и все…

Визг.

Надрывный, отчаянный, не верится, что человек может так визжать.

Корсет и Шляпа задумываются, а стоит ли вообще бежать туда, где визжат – не успевают задуматься, бегут, видят Брошь, вот она стоит, маленькая, компактная, смотрит куда-то в глубину рощицы, визжит…

— Ну что, что такое? – Корсет разглядывает три могилы, одну зарытую с наскоро сооруженным памятником, две пустые…

— Это… это значит…

… Брошь уже видела эти цифры, три ноль что-то там – на блюдце, а теперь на надгробиях, вот они стоят три в ряд. Наверное, когда часы бьют полночь, появляются старые надгробия, а потом исчезают, думает Брошь, глядя, как могилы снова становятся разрытыми и пустыми. На всякий случай Брошь смотрит на часы, пытается понять, сколько сейчас может быть времени, стрелки вертятся в бешеном темпе в обеих направлениях, часовая вперед, минутная назад, секундная как будто вообще в каком-то другом измерении…

— … ты иди… иди… от… – Корсет выплевывает кровавые сгустки, давится кровью, — иди…

— … сама… хороша… – Шляпа чувствует, как стремительно утекает жизнь.

— … мы все… иди… это же… три моги… три… а чет… чет…

— … спасся…

— … ник… то не…

— … с чего ты реши…

— … ник… то… не… спа… спа… чет… вер… тый… – кровавые сгустки, — не… тоже не… прос… то… не… ко… му… бы… ло… похоро…

Не договаривает, падает в разрытую могилу, еще успевает подумать, а как это так, если все погибли, то кто зароет могилу, а почему та сила, царящая здесь, не могла сделать четвертую могилу, а что-то не сходится…

… просыпаюсь, стряхиваю с себя остатки замкнутых миров, пустых могил, что-то не сходится в этом сне, ну на то он и сон, чтобы не сходиться, и все-таки…

Стряхиваю с себя оцепенение, узнаю лицо Шляпы напротив меня, чуть поодаль сидят Корсет и Брошь, конечно же, беж корсета и броши, кто будет в таком ходить в три тысячи двадцать восьмом, да и у меня никакого бинокля нет…

Смотрю на дорогу впереди, спохватываюсь, дергаю навигатор, поворачивай, поворачивай…

— Что… что такое? – Шляпа оторопело смотрит на меня.

Отчаянно прикидываю, что можно соврать…

— … там… дорогу ремонтируют… Объезжать надо…

— Да вроде не слышали такого…

— Я где-то в ленте читал… давайте… объедем…

Флаер нехотя скользит над пустошью, сворачивает влево…

… отмечаю про себя, еще четверо, прощупываю дорогу впереди, вон еще кто-то подъезжает, вроде бы там двое дремлют, это даже лучше, что двое, а не один, брошу им сон, больше вероятности, что поверят, а пока можно заняться теми четырьмя…

Фомальгаут Мария

«Зонтик для замка»

Тема «Случай в старом замке»

— Зонтик… я потерял свой зонтик…

Накрапывает дождь, готовый превратиться в проливной.

— Простите…

— А?

— Простите… вы разрешите его позаимствовать?

— К-кого?

— Ваш зонтик… а то я тут стою, мокну…

— А… э… ну… вообще-то, мне самому…

— Поймите, вам же ничего не стоит купить себе еще один, а я стою тут, не могу отойти…

— Ничего себе…

— Ну а как вы хотели, работа такая…

А вы… собственно… кто?

— Да вот же я, перед вами, вы ко мне приехали…

— Простите, я не к вам, я приехал посмотреть замок…

— Да-да, вот именно.

— Так вы…

— Да… вы поймите, я не могу отойти, я весь промок…

— Да-да, конечно, берите…

— Спасибо… большое вам спасибо…

— Да не за что…

… присутствующие были немало удивлены, когда во время вручения премии на сцену вышел не человек, а замок, самый настоящий замок с башенками и шпилями, с зубчатыми стенами и остроконечными окнами…

— … что… что вы себе позволяете, черт вас дери?

— Я думал, вы разрешите…

— Что разрешу?

— Разрешите… позаимствовать ненадолго вашу судьбу…

— Ну, знаете ли, это уже слишком…

— Но вы так любезно уступили зонтик…

— То зонтик, а то судьба!

— Но я совсем ненадолго, честное слово! Лет на десять, не боль…

— Да вы с ума сошли, лет на десять, я годами не разбрасываюсь, знаете ли!

— Но вы и меня поймите, мне тут веками стоять!

— А я тут при чем вообще?

— Я верну… я ненадолго… честное слово…

— Здравствуйте.

— Вот так встреча, вот уж не думал, что вы сюда вернетесь!

— Я же обещал, вы не думайте, что я обманщик…

— Да уж, и полвека не прошло…

— Простите, увлёкся… как вы?

— Да… все хуже и хуже, время подтачивает меня…

— Ну то же самое могу сказать и про себя, время не щадит и камень…

— Но замок-то реставрируют, а вот с человеком это не прокатит…

— Да, к сожалению…

— Увы… ну, давайте меняться.

— Простите… меняться чем?

— Ну, я же обещал вам вернуть судьбу!

— Ладно, можете взять назад свое обещание.

— Простите?

— Так и быть, можете дальше оставаться человеком.

— Но… я как-то не собирался…

— Что же, в жизни не всегда получается, как мы хотим…

— Слушайте, что это за выходки такие вообще, верните мне мою судьбу, слышите?

Задержан, когда пытался разбить стекла в Штайнштайне, который представляет собой памятник культуры…

— Здравствуйте.

— А-а-а, опять вы… что-то зачастили…

— Ценю вашу иронию… тысяча лет прошло…

— И что вам… угодно?

— Я все-таки хотел бы вернуть свою судьбу.

— Очень заманчивое предложение, получить руины замка…

— Но вы тоже не очень-то сохранились…

— Истлевший прах…

— Да, и…

— Думаю, вместе мы могли бы как-нибудь…

… сейчас он больше человек, нежели замок, идет по узким ущельям, наклоняется, жадно пьет студеную воду из родника, вытирает пересохшие губы, шагает дальше. Ближе к вечеру холодает, он выбирает место на высоком плато, становится замком, устраивается на ночлег. Сквозь замковость просачивается что-то человеческое, видит сны. С рассветом он снова становится человеком, шагает дальше, изредка прикрываясь от ветра крепостными стенами.

Ближе к полудню он, наконец, находит то, что…

… нет, даже не искал, просто находит, высохший скелет, осторожно собирает кости, идет дальше, сверятся с картой, если ей можно верить, этой карте, вечером добирается до обломков, в которые с трудом можно узнать бесконечно древнюю крепость. Он (они) кладет остов на остатки крепости, выжидает, главное, вспомнить, что они делали, получилось же как-то у них…

Крепость открывает глаза, сонно потягивается, вздрагивает, вскрикивает, когда видит замок, подающий ей руку. С трудом встает, сначала на четвереньки, потом на ноги, неумело идет по песку. Шагают по мертвой пустыне, сверяясь с картой, где-то тут должен быть еще один замок – у них еще много работы…

svetulja2010

«Музей сказок»

Тема «Ночь в музее»

Тихо. Ночь. А Никите не спалось. Мальчик обиженно засопел. Завтра его одноклассники идут в музей сказки, а он болеет. И ведь самое обидное, что послезавтра его должны выписать, доктор обещал… Но в музей с друзьями он не попадает. Гадство. Погода тоже настроения не добавляла. За окном моросил мелкий весенний дождик, съедающий сугробы, освобождающий тротуары ото льда и снега. Никита вертелся на кровати, но никак не засыпалось. И тут что-то бухнуло в окно, словно кто-то стукнул. «Ветер? Форточка!» — подумал мальчик и, в подтверждение его мыслей штора вздулась пузырем. И снова что-то стукнуло. Никита решил даже встать и закрыть форточку, чтобы не бумкало и не мешало спать и страдать. Он спустил ноги с кровати… И вдруг что-то крупное и темное выпрыгнуло из открытой форточки в комнату. А потом выпутавшись из тюля на письменный стол у окна. Мальчишка замер, боясь пошевелиться. Темная тень обзавелась большим пушистым хвостом, острыми ушками с кисточками, и вообще образовался вполне узнаваемый силуэт мохнатого упитанного кота. Тот чем-то звякнул, прошелся по столу и, спрыгнув на пол, подошел к Никите.

— Мыррр! – поздоровался ночной гость.

— Привет! – прошептал мальчик. – Ты кто?

— Фррр! – напушил усы кот, — Ты, что котов никогда не видел? – и потерся влажным шерстяным боком о голые ноги ребенка. – Это я, значит, правильно зашел…

— В форточку? – снова удивился мальчик.

— В форточку, — подтвердил кот, — У вас для входа двери, а у нас все остальное! Скажи, что у нас выбор больше!

Никита слушал кота и постепенно оттаивал от первоначального оцепенения. Мысль о том, что коты не разговаривают, смущенно забилась в уголок. Вот ведь он же есть тут перед ним в комнате – кот рыжий, пушистый… разговорчивый…

Рыжий и пушистый в это время залез на кровать оставляя мокрые следы на белом пододеяльнике. Уселся напротив мальчика, так чтобы глаза в глаза, и проникновенно спросил:

— В сказку хочешь? – потом поправился и добавил – в музей сказки на экскурсию пойдешь?

— Ночью? – спросил Никита и, не дожидаясь ответа, уже активно кивал головой, соглашаясь. – Сейчас оденусь…

— Фррр, -вновь напушил усы кот, — не утруждайся, мы по-простому, без официоза… И пижама сойдет…

***

Как они попали в музей, Никита не понял. Вот только что были в комнате, а вот уже стояли под сводами большого полутемного зала. Спросить не успел. Вокруг стало светлеть, и тут вдруг распахнулись высокие двухстворчатые двери в противоположном конце, и в помещение с грохотом и лязгом ворвался рыцарь… Настоящий, размахивающий мечом в железной руке. Явно с серьезными намерениями.

— Фе-ве-вись! Ша-ши-бу! – разобрать, что там выкрикивал рыцарь из недр лат, было трудно, но мальчик попятился, а кот, наоборот выдвинулся вперед. И нападающий резко затормозил.

— Ой! Мессир Хранитель, — уже вполне нормальным голосом проговорил рыцарь, подняв забрало, — извините, я думал у нас тут вторжение…

— Все в порядке сэр Ланселот, — успокоил кот, — все в порядке и под контролем. Это наш гость.

А Никита тем временем разглядывал доспехи и даже потрогал, настоящие? Холод металла подтвердил – настоящие. Рыцарь оказался веселым улыбчивым парнем.

— Хочешь примерить? – предложил мальчику. А кто же от такого откажется?! Но успели снять только перчатку из мелких пластинок.

— В следующий раз! – пресек переодевание кот, — а то не успеем. Но меч можешь поносить…

Так и пошли по залу, гремя железом, иногда скрежеща по каменному полу концом меча. Нелегкой ношей оказался тот меч. Сэр Ланселот рассказывал про рыцарские поединки и прекрасных дам, про путешествия и походы, битвы с врагами и чудеса в дальних странах, про то что было так давным-давно, что стало сказкой, небылью… а ведь все это когда-то жило… И в подтверждение его слов зал наполнялся людьми и существами, некоторые из них просто грустно смотрели на мальчика, другие отодвигались, словно прячась, а были и такие, что наоборот подходили совсем близко, как белый маленький пони. Засопел, обнюхивая протянутую руку, и позволил погладить пышную шелковую челку.

— Вырастет, единорогом станет – прояснил рыцарь, — а сейчас так, пончик… ласковый…

И тоже погладил подставленную мордочку. Никита успевал только вертеть головой по сторонам. А рыцарский зал кончился. Меч пришлось отдать.

В следующем зале оказался лес. Тропка вела сквозь высоченные ели, чьи верхушки терялись где-то под потолком, под ногами мягко пружинила хвоя, скрадывая звук шагов.

— Гости?! Гости! – тоненько заверещал, выпрыгнувший на тропинку заяц. – Ага! Как сейчас съем! – и стукнул лапой по земле. Получилось не очень страшно, но все же…

У Никиты даже рот открылся от изумления. Где это плотоядные зайцы водятся? Но тут косой разглядел кота и сдулся.

— Так это я так, для профилактики… — смущенно пояснил лопоухий страж, — я же не знал, что приглашенные… с сопровождающими…

Заяц оказался болтливым, самое то для экскурсовода, правда, иногда он прятался за спины гостей. Ну, например, когда шли мимо берлоги медведя, или когда вдруг мелькнул среди стволов рыжий хвост. Жители сказочного леса кивали путешественникам, здоровались, некоторые делились пирожками и даже репой…

По мостику перешли какой-то ручей. Заяц остался с другой стороны, помахав лапой на прощание.

— Смородина! — проговорил рыжий, — Осторожнее тут…

— Что? – спросил Никита, — Зеленая еще? Есть нельзя?

— Фррр! – рассердился кот, — Ох, уж эта молодешшшь…

И добавил:

— Река Смородина! Граница между мирами… Житью и нежитью… Добром и злом…

А впереди замаячила избушка. На большущих куриных ногах… Дверь распахнулась и оттуда вывалилась бабка в старом цветастом когда-то платке.

— Ой, касатик! Как долго я тебя ждала! Извелась, измаялась! Да, ты проходи в избу-то, чего стал столбом? Покормлю, приголублю!

Бабка трещала без умолку и тянула руки к Никите. Тот изумленно молчал, косясь на кота.

— Некогда нам у тебя гостевать Ядвига Моровна, — проговорил кот, — как-нибудь в следующий раз…

И толкнул мальчика, торопя пройти мимо. Бабка скривилась, но пройти не помешала. Только крикнула вдогонку:

— А клубок?

— Обойдемся… — прошипел кот.

И они снова пошли. Мимо чудесного сада с золотыми яблоками, мимо широкого луга, на котором вдали паслись огнегривые кони. Где-то далеко-далеко жалобно пела свирель, а над головами пролетали дикие лебеди и сверкающие жар-птицы. И тут вдруг, нарушая идиллию, словно реактивный самолет с гулом просвистело нечто, оставляющее дымный след в небе.

— Горыныч на посадку пошел, — прокомментировал кот, — Давай-ка быстрее шевели ногами… Можем не успеть…

Куда не успеть Никита не знал, но бодро шел за мохнатым спутником, разглядывая окрестности. Видимо успели, потому что тропинка уткнулась в большой камень. Тот самый – «Налево пойдешь…». Никита, прочитав вязь букв, оглянулся на кота, мол, что дальше-то? А тот безмятежно развалился на травке, словно отдыхая, намывая лапу и всем своим видом показывая, что решать не ему. Откуда-то налетел ветер, напоенный сладким запахом цветов, бросил в лицо горсть светлых лепестков, Никита заморгал… и проснулся.

***

Яркое солнце освещало комнату. Ночной дождик кончился, в открытую форточку тянуло свежестью. «Это мне все приснилось?» — подумал Никита, вставая с постели, и ему стало грустно. Приснилась сказка… И кровожадный заяц, и сэр Ланселот, и летающий змей, и белоснежный пончик, пахнущий ландышами…Но ведь он их видел и чувствовал, как живых, вполне реальных. Рука еще помнила тяжесть меча, а во рту ощущался сладкий вкус пирожка с малиной… как же так?! Все в незаправду? Но тут его взгляд упал на пододеяльник. Прямо по центру на белом полотне серели четырехпалые округлые следы…

Аделина Мирт

«На дне»

Тема «Тайна лесного озера»

Холодно. Боже, как же мне холодно. Кто я? Где я? Долгое время я не могла двигаться и открыть глаз. Словно тело было моим собственным гробом. Сон опутывал липкими щупальцами спрута, возвращая меня в небытие. И сквозь полный паралич мышц я ощущала многотонное давление. Что-то сидело на моей груди и пыталось душить. А я не могла издать ни звука. Я задыхалась. Пыталась вдохнуть воздух, но его не было. И тогда мне удалось открыть глаза. Тёмная мутная холодная вода была моей колыбелью. Мне казалось — я тону. Словно рыба, которую выкинуло на сушу судорожно хватает ртом воздух, я пыталась, но уже не могла дышать. Склизкое каменистое дно, на котором поблёскивали осколки стекла, не отпускало меня. Моё тело, привязанное к огромному валуну джутовой веревкой, не могло вырваться из этого тинистого омута. Я была мертва.

Как долго я здесь находилась? Я не помнила. Тело белое, одутловатое, покрытое рваными ранами часто подвергалось нападению мелких водных хищников, но теперь на мне прорастали водоросли. Они тянулись к свету. Я помнила тепло ласкающего солнца, и сквозь маревую колеблющуюся поверхность угадывала время суток и года. Однако не смотря на сезон здесь было жутко холодно. Над поверхностью хлопали крыльями перелетные птицы, устраивающие завтрак и ужин прямо надо мной. Подныривая, замирая и словно подмигивая мне, хватали мелких рыбёшек шустрые утки и величавые лебеди. Озеро находилось в лесу. И часто мой покой нарушали лесные жители, прибегающие на водопой.

Сейчас было лето. В воде плескались двое семилеток. Мальчик и девочка. Они были близнецами. Я помню их. Раньше, когда глаза были сомкнуты, я слышала их плескание. Потом приходил взрослый и заставлял их выбраться из воды. Они всегда расстраивались. Меня влекло к этим детям, я тянулась к ним всеми силами, мыслями, слабеющей верёвкой и зелено-бурыми водорослями. Я хотела их оставить себе, но не понимала почему.

Наступила зима. Поверхность озера покрылось льдом. Было тихо. Только дремлющие рыбы издавали бульканье и трещал лёд. Но вот я слышу чьи-то шаги. Дети скользят по льду. Им весело. Они смеются. Звонко и жизнерадостно, напоминая о лете. И тут лёд трескается, покрывается быстро растущей паутинкой под девочкой, и она проваливается под воду. Она тонет. Я тянусь к ней на помощь, мои водоросли уже достигают ребёнка, но верёвка всё ещё не отпускает меня. И тогда я увидела его. Он нырнул в воду, чтобы спасти свою дочь, и я узнала своего убийцу.

– Сколько вам можно говорить, – кричал он уже на берегу на орущего мальчика и испуганную мокрую девочку, – не ходите к этому озеру, никогда! Слышите…

***

Тогда я вспомнила всё. Мы приехали на выходные в его домик в лесу. Купались в озере. Ужинали при свечах. Занимались любовью. Всё это напоминало сказку. Я была влюблена. Но всего одна фатальная ошибка. Стеклянная крыша оранжереи и сквозняк. Дверь захлопнулась, и крыша обрушилась на меня. Зачем я только зашла в эту оранжерею? Глубокие многочисленные порезы. Я истекала кровью. Я просила его отвезти меня в больницу. Но он сказал, что не может. Сказал, что не сможет это объяснить беременной жене.

–Ты женат? – не знаю, что было больнее, порезы или эта новость, – прошу тебя, я никому не скажу, помоги мне…

–Прости меня, – обнимая, он оказался сверху и начал меня душить, –прости…

***

Я хотела отмотать время назад, и забыть кто я и как сюда попала. Мой беззвучный крик слышали только рыбы. Течение тщетно пыталось меня убаюкать, оно только помогало мне освободиться от джута. С каждым колебанием воды веревка расползалась об осколки стекла. Я мечтала о мести. Я хотела забрать у него всё. Я ждала лета. Дети всегда так непослушны. Они легко запутаются в водорослях и навсегда останутся со мной. Уж я об этом позабочусь…