Блиц Министров "С Новым Годом! 2023"

Неосторожность — Кирьякова Инна

Вероника принесла мне статуэтку. Уселась, независимо откинувшись на спинку стула, и выставила ЕЁ на стол.

— Шедевр эпохи Мин. (Тут бы мне насторожиться.) Немыслимая редкость.

— И цена — тоже, как понимаю, немыслимая?

Она кивнула, коротко и равнодушно.

Это была серая курица. Не Вероника — та всегда ярка и прекрасна — статуэтка.

Курица печально отвела голову в сторону, пряча глаза. Ажурные фарфоровые крылья обнимали тонкие плечи. Перья прикрывали скрещенные ноги (курица сидела).

— И чем знаменита твоя птичка?

Странно, но она — не Вероника, курица — нравится мне. Нравится, чёрт побери! Какая работа… И эта искренность… да, вещь…

— Почему птичка? Это прорицательница. Завернута в шаль, задумалась… Тончайшая работа, какое кружево…

Действительно… Женщина… Нормальный нос, никакой не клюв. И чего это я?.. А, плевать, всё равно классная штучка!

— Сколько? Сколько?! Ничего себе! Ладно. Беру!

… В далёком детстве у бабушки на комоде стояла похожая статуэтка. Не помню точно какая, просто некое общее впечатление. Что-то серое, грустное, возвышенное такое. М-да.

А рядом стояла круглая коробка с мотками шерстяных ниток, катушками, иголками и тому подобным. Старенькие часы…

Я поставил прорицательницу на открытую полку. Часто брал в руки и вертел, разглядывая, размышляя. Не осторожничал. То есть, брал-то аккуратно, но вот время…

Тянемся, не разбирая — полдень, полночь. А то и полнолуние. Лишь бы схватить…

Это было ошибкой. Роковой, сказал бы я, если бы не ненавидел этот стиль.

Итак. Полная луна, полночь. Прорицательница. И неосторожный болван, простерший свои лапки к драгоценной вещице.

А дальше? Не было озарившего комнату света, хлопка, падения. Закрыл глаза — здесь, открыл глаза — там… Так бывает, дамы и господа, так бывает…

Странное место было вокруг меня. И не менее странные обитатели оного. Я не стану об этом подробно — не сейчас. Их цели мне непонятны, жизнь — суетна. Но они добры ко мне. И этого достаточно.

Яркая, будто лакированная земля. Разноцветные дома, похожие на лохматые коконы или цилиндрической формы; острые, подобные пикам предметы, устремлённые в небо — монохромное, белое с подвижными тенями.

И вот что смущает меня. Не то, что я прогадал в деньгах. Не то, что попался по-глупому. Но не отняли ли у меня некую невидимую частицу меня самого? Это так, опасения, но… Зачем-то же это было затеяно? И вдруг кто-то нагрел на этом руки, хотя я пока не понимаю, как…

Будьте осторожны, дамы и господа, будьте осторожны!

Дорога — Армант, Илинар

Старенькую деревушку заботливо укрыли стенами с трёх сторон зелёные горы, лишь небольшое озеро слегка отодвинуло одну из стен. Тишина, покой… казалось, что и само время уснуло, превратившись в вечность. Время – оно такое. В больших городах несётся само не зная куда. Да и само ли? Гонят его, а оно летит, погоняемое кнутом человеческих страстей и амбиций, ощущая себя смертным и мимолётным.

Потому и любило такие места, где могло отдохнуть, а не считать потерянные часы и минуты. Зачем считать, если на него работает само солнце – и разбудит жителей и, закатившись за гору, возвестит о подступах сна.

…

Небольшая повозка медленно ползла в гору. Дорога была каменистая, но довольно ровная. Единственная дорога из деревушки до ближайшего города.

Впрочем, сам город тоже был невелик, но обзавёлся и рынком, и магазинчиками, и даже театром и музеем. А ещё и школой. Поэтому мог считать себя настоящим городом, к тому же, культурным.

И сейчас, как раз в школу и вёз старый дед Михей своего внука. Вёз и незаметно вздыхал – вот устроит Захарку в школу – так только на каникулах и будут они его с бабкой видеть. Пусть и непоседа внук, и частенько его ругать приходится, а без него скучновато станет.

— Дед! Смотри! – прервал его размышления голос Захарки.

Дед обернулся.

Внук показывал пальцем на узкую дорогу с левой стороны, которая ответвлялась от основной. Дорога была узкая – телега, вряд ли, проедет по ней, но ровненькая и гладкая.

Дед сразу рассердился:

— Да ты пальцем-то не тычь, не тычь! И забудь про неё! Плохая это дорога, опасная. Даже не вздумай когда-либо пойти по ней!

Испуганный Захарка слегка даже отодвинулся вправо, но и глаза загорелись любопытством.

— А почему она плохая-то? А?

Дед вздохнул. Что ж, рано или поздно всем — и сыновьям, и внукам приходится рассказывать об этом месте. Вот пришло время и для его внука.

Дед тронул поводья и, отъехав вперёд так, чтобы дорожка скрылась из вида, вновь остановил лошадь и, обернувшись, ответил:

— Плохая, потому что никто ещё, кто по ней пошёл, не воротился назад. Человек с десяток, поди пропало, если не больше.

Захарка задумался.

— А откуда же узнали, что они пропали на ней? Вдруг, они просто уходили из деревни и уже не возвращались?

— Просто так не уходят. Кто и уходил, то письма присылал или весточку о себе давал … а вот те, кто собирался изучить эту дорогу – те уходили и уже не возвращались. Когда самый первый ушёл и не вернулся, то пошли его искать. Двое. Одним из них дед мой был. И не воротились. Опроси всех в нашей деревне – можно ли идти по ней? И любой тебе ответит – можно, но только если сам ищешь погибели.

Захарка поёжился. Ему стало страшно.

— Дед, поедем, а?

…

Проснулось время, отряхнулось и заскучало. Захотелось вновь полёта. И полетело в город, отыскало Захарку и закружило.

«Скорей бы каникулы! Сразу пошли бы рыбалить с дедом, да и поплавал бы вдосталь в озере…»

Захарка на каникулы – и время за ним. Плавает, рыбу ловит…

«Скорей бы в город вернуться… скучновато у нас, а там весело, порой даже ночью музыка играет, и люди пляшут».

Да и по Даньке он соскучился. Дружку закадычному. Данька-то городской, а учатся вместе. Звал его Захарка с собой, но родители его не отпустили.

…

Несётся время быстро. Дни, месяцы, годы… в руках у Захарки заветная бумажка. Красивая, с подписями и печатью. Вот дед будет рад! Но только не останется он в деревне, с такой-то бумажкой можно дальше учиться, а там… мир такой огромный! И от таких мыслей у Захарки аж дух захватывало.

На этот раз возвращается он не один, а вместе с дружком своим – поди уже взрослые, отпустили родители Даньку в гости, ещё и повозку дали.

— Стой!

Данька остановил лошадь.

— Ты что?

Но Захарка молчал, он вожделенно, но не без опаски смотрел на дорожку. Ту самую, страшную. Сколько раз за эти годы он проезжал мимо неё. Сначала отворачивался. Потом вглядывался, а теперь…

«Уеду далеко, может, и не вернусь потом в деревню… а эта тайна так и останется…»

— Ты меня подожди тут, не ходи за мной, а я хочу немножко пройтись.

— Ты с ума сошёл?! – Данька соскочил с повозки. – Ведь все знают, что по ней нельзя ходить. Не дури! Поедем!

Но Захарка покачал головой.

— Неужели ты веришь во все эти россказни?

— А куда по-твоему делись те, кто по ней уходил, а?

— А куда делся мой отец, когда собрал свои вещички и исчез? И безо всякой дороги! – парировал Захарка. – Да ты не бойся, я совсем немного пройдусь и буду тебе кричать, а ты мне.

И Захарка сделал первый шаг. Потом второй… третий…

«Обычное ущелье…»

И, действительно – дорожка не петляла, ровненько ложилась между гор, по обеим сторонам пушистые низкорослые сосенки. Да ещё и солнышком вся освещена.

— Эй! – донёсся издалека до него голос Даньки.

— Эй! – весело откликнулся Захарка. Страх ушёл, он бодро шагал вперёд.

«Ещё немножко пройду и назад, всего лишь повернуться. Вот если бы это был лабиринт…»

Тьма обрушилась на него внезапно. Захарка остановился, закричал от ужаса и закрыл руками глаза. Подумалось, что ослеп или свалился в какую-то бездонную яму, куда не проникал солнечный свет. С опаской открыл глаза, и облегчённо перевёл дыхание. Сердце колотилось, но ужас отступал. Ни в какой он не яме – стоит на той же дорожке, а тьма… так это же ночь! Вон сколько звёзд над головой – крупных, ярких – никогда Захарка не видел такого сияющего неба. Даже дорожка – и та. пусть едва заметно, но видна. Вот только… как же так внезапно могла наступить ночь? Без заката, без сумерек… и вновь подкрался страх. А ещё усталость. Захарка крикнул, позвал Даньку, то ответом была тишина.

«Значит, я далеко ушёл… но я никуда не сворачивал. И не поворачивался, значит, если повернусь, то по ней же выйду назад… только устал шибко…»

Захарка уселся на землю.

«Посижу немного… а там и рассвет, ночи июньские короткие…»

Захарка закрыл глаза. Его окутали тишина, покой…

«Ты спи, — прошептало время, — ночью все должны спать…»

Ему снова захотелось замереть, чтобы почувствовать себя вечностью.

…

А рассвет так и не наступил.

Отрывки из эссе «Биографические мотивы в романе Петара Бранковича «Седьмая шахматная фигура» — Кирьякова Инна

… Написаны сотни статей, рецензий, исследований об этом романе, переведённом на десятки языков. Завершив книгу в конце 2001 года, Бранкович получил Нобелевскую премию по литературе в 2004 г. Бодрийар посвятил ему статью «Фрагмент гиперреальности». Умберто Эко назвал его французским Борхесом (с 1998 года писатель переехал во Францию, в Комбре, где и писал роман… или так: чтобы написать роман).

Но один аспект не то, чтобы затаился в тени – просто был незамечен. Не то, что вошло, отраженное и измененное, в книгу, а то, что могло быть, но не случилось, и вот – овеществилось в написанном. Не реальность, а тень реальности. Об этом и пойдёт речь в данной скромной работе.

… Итак, несколько сюжетных линий, несколько пластов действительности, между которыми мы будем перемещаться вслед за автором. Ну и некая точка момента истины, когда станет ясно, что все они, как водные слои и течения, пронизаны, словно насажены на копье солнечного луча, на длинную иглу авторской мысли.

Реальность, как перчатка, выворачивается наизнанку – и изнанка оказывается лицевой стороной, которая вновь будет вывернута – не обратно, как ожидалось, а в некое иное измерение.

Первая линия – актёры, богемная компания молодёжи. В их компании есть некто Макс – красавец, сын обеспеченных родителей, путешественник, удачник и счастливчик. Макс вызывает негодование, обожание, ревнивую зависть. Вот он написал замечательную пародию. Вот он забыл свой дорогой пиджак – тот даже пахнет ещё любимым табаком Макса. Только Макса никто никогда не видел – потому что его не существовало.

Разумеется, биографами Петара Бранковича эта часть сюжета пересказана, исследована, объяснена миллион раз.

Жил в Дубровнике тихий мальчик из интеллигентной сербской семьи (отец – преподаватель философии, мать – художница)… Ему интересно всё – литература, музыка, театр. Он читает по-английски позднего Набокова, переводит на сербский «Охоту на Снарка».

Петар пока стеснителен и замкнут (сравните две его известные фотографии, 1989 год, он в синей водолазке под горло в фойе театра Држича и снимок 1991, где Бранкович в безликой военной форме и каске на фоне каких-то серых зданий и размокшей от ливней земли – разве что взгляд, немного рассеянный и самоуглублённый, тут похож).

Да, его интересовал театр. Но Петар не был знаком ни с кем из актёров.

Я уверен – он мечтал быть таким вот бесшабашным Максом, всеобщим любимцем, обаятельным баловнем. Затевать сложные многоходовые интриги, шутить, легко входить в любую компанию и уходить без объяснений.

И когда Бранкович описывает Макса – да, он говорит о себе. Это он, Бранкович, был на шумной вечеринке, это он устроил каверзу с подменой реквизита, это всё он… Но – только в пространстве книги.

Никакого личного опыта, никаких знакомств в театральной среде, о которых взахлёб фантазируют биографы Бранковича, у него не было! А размах воображения у них немалый, чего только не приписали молодому Бранковичу. Но нет. Всё, о чём он мечтал тогда, в предвоенном Дубровнике, он проделал в своём романе. Не в жизни.

Вторая линия сюжетной реальности – книга. Литературная игра. Одно из действующих (чуть не написал «живущих») лиц в книге – писатель, который пишет о некоем исследователе сербской литературы, отправившемся на зиму в Рас, чтобы поработать в одиночестве над мемуарами о войне. Большинство биографов уверяют, что этот писатель – сам Бранкович! Факты его жизни перекочевали в «Седьмую шахматную фигуру».

Что ж, рассмотрим известный случай под Вуковаром, после которого мы поговорим о третьей, шахматной линии романа.

Представьте себе плачущий безнадёжным дождем беспросветный сентябрьский день. Хорватской армии воевать хочется не более, чем солдатам ЮНА*. Тем не менее, одним приходится обороняться и умирать, другим – наступать и умирать. И вот хорваты бегут, а сербы осваиваются в их траншеях. И Бранкович, оскальзываясь и поднимая повыше воротник, идёт мимо искорёженного взрывом тела вражеского солдата и его разорванного рюкзака. Видит расколотую шахматную доску, рассыпавшиеся фигурки. Его сапог вдавливает в грязь одну из фигурок.

И много лет спустя пишет эту сцену – совершенно иначе: хорватские солдаты заходят на оставленные позиции, видят брошенный сербский штаб, столик с шахматной доской и частично опрокинутыми фигурами, кружку ещё теплого кофе и растрёпанный блокнот с записями ходов…

«Это всё то же самое военное воспоминание». Неужели? В реальности, в которой существовал в 1991-1992 году Петар Бранкович, до войны – студент третьего курса филологического факультета, сербы разбили под Вуковаром хорватов. В романе под тем же самым Вуковаром хорваты теснят сербов, замыкая кольцо окружения. «Это эмоциональный опыт! Факты вторичны!».

Не соглашусь ещё раз.

Писатель переживает определённый жизненный опыт.

А потом, в романе, выворачивает реальность, сохраняя только её видимость…

… И теперь, собственно, шахматы – эпизоды, перемежающиеся с отрывками о войне (а военные сцены перебиваются воспоминаниями о мирной жизни).

Мы видим шахматную доску откуда-то сверху. Потом, будто снижаясь, всё ближе и ближе… Нет, это не доска никакая, а огромное поле, тут и там разрытое снарядами. Черные лоскуты чередуются с нетронутыми, покрытыми стоптанной травой.

Бранкович – в пешечной пехоте, вбиваемой в раскисшую землю. Их теснят, разматывают, артиллерийские башни бьют, не переставая, и почти в унисон, как подтверждение Высшей воли, грохочет гром. Спецназ, ферзь военных дел, пытается поменять положение – безуспешно.

Шахматные кони, разведывают силы врага, и появляясь внезапно и так же исчезая, схлестываются тут и там с его отрядами.

Пулемётчики бьют кинжальным огнём, резким, как рывок по всей диагонали чёрного или белого слона.

Штабы – статичные и непререкаемые, как короли, приказывают и подгоняют – вперёд, смерть не ждать не станет!

Кто-то уже обречён. Кто-то жертвует, продлевая время королевской жизни.

Одна пешка, вытирая грязь с лица, поднимает голову к хмурому небу. Вдруг случится чудо, вдруг что-то… кто-то, кого не ждёшь – поможет? Иначе – придётся умирать…

… И последний из сюжетных пластов – то самое иное измерение, соприкоснувшись с которым эфемерное, выдуманное, смутно предчувствуемое – осуществляется.

Мы видим вещи выдуманного человека, читаем приписываемые ему стихи. Чувствуем чье-то присутствие – кого-то, иного в каждый момент времени. Обозначающего себя не ожидаемым действием. Шагами в пустой комнате. Озарением несуществующего жизненного опыта.

То, что не существует, может осуществиться! Не проникнув полностью в нашу действительность, нет, но оно, это нечто, будет действовать как реальное и одновременно потустороннее, как некая пограничная сущность.

… Итак, все линии сошлись в знаменитой сцене эндшпиля.

А потом автор разворачивает действие, как коня на полном скаку, и начинается самое странное. Как будто роман (а с ним и рассказчик, и читатель) проваливается в безвоздушное пространство абстракций и отвлечённости. Да ведь это оно и есть – скрытое измерение, не имеющее координат, примет. Ни единой чёрточкой хоть чего-то, схожего с привычным и узнаваемым, не откликающееся на наши вопрошания – кто ты? Что ты?

– Иное. Нездешнее.

Итак, теперь, думаю, совершенно ясен ответ на вопрос – кто же эта седьмая шахматная фигура?

_______________

Драгомир Вуканович, 31.11. 2000г, Сербия, Рас.

*ЮНА — Югославская Народная Армия

Не ходи в русский лес — Weiss Viktoriya (Velvichia)

– Уже вечер мне пора, завтра рано на работу вставать.

Йорг, покачал отрицательно головой.

– Останься, ещё хоть часик, – умоляюще просила Зигрид.

– Нет, ни в коем случае.

– Ведь видимся так редко, да и вечер на славу удался. Ещё не так поздно, – настаивала Зигрид. – Ты что, темноты боишься?

Йорг, мялся но потом ответил:

– Мне ещё через Русский лес идти.

– Что за русский лес? Не понимаю, и что в нём такого? – поддевала Зигрид, ухмыляясь.

– Да знаешь есть легенда…

Ему было явно не по себе.

– С каких это пор ты стал суеверным? Раньше за тобой такого не замечала.

– Я не суеверный, но там мне ночью не нравится ходить.

– Почему? Что с тем лесом не так? Ну, не заставляй тебя за язык тянуть, рассказывай!

Йорг, глубоко вздохнул…

– Почти сто лет назад, в Первую Мировую, недалеко от леса был посёлок, там жили земледельцы. Однажды к ним на сеновал забрёл беглый русский солдат, он бежал из плена и прятался там какое-то время. Но видно, слабый и измождённый, он неловко пробирался по старым ветхим балкам сеновала и, упав вниз, разбился на смерть. Местные нашли его, но хоронить на кладбище не позволила Католическая церковь, он чужой веры, говорили они. Тогда селяне похоронили солдата в лесу.

И с тех пор по ночам, многие видели его призрак или слышали его голос.

– А что говорит?

– Да неизвестно, это он ведь по-русски говорит… Я пошёл уже полночь.

– А как же лес?

– Да, ладно… легенда ведь, всего-то бабкины сказки.

Йорг надел куртку, похлопал Зигрид на прощание по плечу:

– Ты это в твоём Ганновере не пропадай больше так долго,

Звони хоть иногда, пока.

– Обязательно, – уверила Зигрид.

Йорг отправился через лес к себе, всего-то пятьсот метров,

больше ничего, только при выходе из леса он услышал странный крик филина:

– ДООО…МООЙ…

Дом исполнения желаний — Романова Леона

Полыхнуло на небе зарево, словно жар-птица взмахнула крыльями, прорычал грозным великаном гром и полился на землю слезами девицы-красавицы долгий дождь. Три дня лесные жители прятались по домам и пещерам от непогоды. А на четвертый, выглянуло солнышко, и все увидели, что на окраине леса появился чудной дом. Стены зеленые чешуйчатые словно шкура дракона, а крыша красная и блестит как стекло на солнце. Только не было в том доме ни одного окна. Лишь открытая нараспашку дверь с золотой надписью над ней «Исполнение желаний».

Увидела такое чудо из своей избушки баба Яга и удивилась: «Вот-те на! Сколько лет живу, а такое диво-дивное в первый раз вижу. Пойду-ка узнаю в чем дело!» Принарядилась Яга в праздничный сарафан, повязала яркую косынку, как будто в гости собралась, схватила метлу подмышку и поспешила к дому. Приходит, а там уже Кощей Бессмертный с Лешим в двери застряли. Каждый первым протиснуться норовит.

– Пусти, – пыхтел Леший, – дом в моем лесу оказался, значит я должен первым войти в него.

– Еще чего! – прорычал Кощей Бесмертный, – твой лес в моем царстве стоит. Значит я главнее и буду первее.

– Вот чего удумали! – Баба Яга изловчилась и прошлась по каждому колючей как еж метлой, – женщину вперед надо пропустить.

– Кого? – оба от неожиданности открыли рты и даже перестали толкать друг друга.

– Сейчас я вам покажу кого! – вызверилась на них Яга и снова замахнулась метлой.

Кощей моментально втянул в себя тощий живот и замер, а Леший присел на корточки и колобком вкатился в дверь. За ним и Кощей с Бабой Ягой пожаловали.

Внутри еще чудней оказалось чем снаружи. Окон нет, а отовсюду свет в глаза льется. По стенам картины развешаны, а на них и золотые дворцы, и желтые пустыни, и острова на морях-океанах, и чаши непроходимые. А поближе подойдешь кажется, что не картина это рисованная, а будто ты здесь живешь.

Залюбовался Кощей дворцами с золотыми мостами и вздохнул: «Мне бы такой мост. Мой-то совсем развалился. Скоро к себе домой не попаду». А Леший взглянул на чащу и пробормотал: «Эх, мне бы такую чащу в лес, чтоб ни один супостат не сунулся». А Баба Яга словно застыла перед картиной с дивной избушкой. Избушка та новенькая с резными ставеньками и черепичной крышей. «Все бы отдала за такую избушку!» – топнула ногой Баба Яга.

– Ну и за чем же дело стало? – раздался вдруг неизвестно откуда голос. И все увидели как появился дракон с разноцветными крыльями: одно зеленое, другое красное.

– Ты кто? – первым нашелся Леший.– Почему я раньше тебя не видел в моем лесу?

–Я тот кто исполняет желания пришедшего в мой дом.

–Да ну? – вытаращил глаза Кощей. – Что, и любые желания?

– Конечно, – гордо ответил дракон. – Только надо выполнить некоторые условия.

– Какие такие условия? – подозрительно прищурилась Баба Яга.

– Условия совсем простые. Надо сделать хотя бы по одному доброму делу каждому, – сообщил дракон.

–Это какие такие еще добрые дела? – заинтересовался Кощей.

–Не, добрые дела мы не умеем, – продолжил Леший.–Мы же лесная нечисть.

–Ну тогда, ваши желания не будут исполнены, –сказал дракон.– Выбирайте что вам важнее.

– Хорошо, – решилась Баба Яга.– Я согласна. А что нужно сделать?

–Тогда мы тоже согласны! – закивали головами Кощей с Лешим.

–Тебе, Баба Яга, как появится у тебя путник, на лопату в печь не сажать. А в баньке попарить, сытно накормить и спать уложить. Тебе, Кощей Бессмертный, Василису из плена выпустить. А тебе, Леший, гостей что у тебя по лесу неделю плутают, не губить, а домой проводить.

–Всего-то? –обрадовалась баба Яга.

–Ну, не знаю, – протянул Кощей.– Вот а вдруг ведь и Василису отпущу, и моста у меня не будет!

–Ага. А я этих путников домой провожу, а они мне напакостят в лесу, – возмутился Леший. И вместо чащи у меня пустыня как на твоей картине останется.

–Дело ваше, – ответил дракон.–Три дня у вас на решение есть. Потом я улетаю в чужие края, чтобы исполнять другие желания.

Баба Яга подмигнула всем левым глазом и поспешила на выход.

– Слушай, а давай посмотрим, что там у Яги выйдет, потом и сами этими добрыми делами займемся, – прошептал на ухо Лешему Кощей Бессмертный.

– Договорились, – согласился Леший, – главное успеть все за эти три дня.

Прибежала Баба Яга домой, а там хлопец заезжий ее у избушки уже поджидает. Обрадовалась Яга и давай гостя маринованными грибками, огурчиками да пирожками потчевать. А после в баньке его попарила да спать на мягкие перины уложила. Сама довольная спать легла. Условие дракона она выполнила. Пусть дракон теперь ей красивую избу как с картины построит.

Проснулась Яга от стука топора. Выглянула на улицу, а там вчерашний гость с молодыми ребятами поваленные ураганом деревья из леса притащили и топором рубят.

–Это что же это такое здесь делается? –Баба Яга уперлась руками в бока и стала наступать на вчерашнего гостя.

– Это тебе, мать, мы решили избушку новую справить, –улыбнулся гость. – Уж больно изба у тебя худая. Я с утра встал пошел в деревню, ребят привел. Мы быстро!

Увидели Кощей с Лешим какая у бабы Яги теперь избушка. Краше, чем на картине. И побежали свои добрые дела исполнять.

Отыскал Леший путников, что заблудились и вывел их из леса. Обрадовались путники:

–Спасибо тебе, добрый человек! – мы озеленители и шли, чтобы изучить лес да посадить новые деревья. Так что скоро здесь вырастет чаща.

А Кощей отправил домой Василису. И к нему Иван-царевич с мастером-золотые руки пожаловали. Соорудил он Кощею мост к дому с разными хитрыми механизмами. Когда хозяин уходит из дома, мост сам поднимается. А когда Кощей возвращается, опускается мост. Глядит Кощей на мост да не нарадуется. Ходит улыбается теперь всем.

Собрались наконец, Баба Яга с Кощем и Лешим к дракону, что в доме на окраине леса живет, чтобы поблагодарить. Пришли, а нет ни дома, ни дракона.

– Эх, улетел дракон вместе с домом другие желания исполнять!– вздохнул Леший.– А я хотел у него еще кое-что попросить!