Блиц Министров №80. Голосование

Сидя верхом на пуфике Андрей Ильич обводил глазами комнату.

Не комната, а антикварный магазин. В этом «магазине» ему теперь и предстояло жить.

А ведь когда-то всё было совсем иначе: уютная комнатка с обычной мебелью, перспективы скорой женитьбы – уже и деньги были накоплены на свадьбу с Леночкой и на помолвочное кольцо – хорошее, дорогое, тоже деньги отложены… а впереди тихое семейное счастье. Отказа быть не могло – Леночка давно ждала предложения, но всё пошло прахом.

И сидит он теперь в полном одиночестве на старинном пуфике, обводя взглядом островок музейной старины, расположившийся в куда более ветхой хрущёвке.

А всё они – часы! Ишь, как довольно тикают! С них всё и началось.

Андрей Ильич вспомнил тот день, когда зашёл в антикварный магазин. Один раз он уже был в нём — тогда его по дороге домой застал дождь, совершенно безоружного — без зонта и даже целлофанового пакета.

Ему понравился особый музейный запах, к тому же, в этот музей и билет не надо было покупать, а экспонаты можно было не только трогать руками, но даже купить, но что-то покупать в его планы тогда не входило – планы на тот момент были совсем другие.

А спустя три месяца он снова зашёл – будто чёрт дёрнул. И… взгляд сразу же упёрся в часы! В прошлый раз он их не видел, а тут глаза сами их нашли, выделили среди прочих вещей. Такие хорошенькие, алебастровые, с позолотой, нежные какие-то, хрупкие. Они нервно тикали и будто просились на ручки.

— Нравятся? – улыбнулся продавец. – Если нравятся – берите, и цена хорошая.

Да… цена была «хорошая», хотя… как посмотреть. Для того, у кого были лишние тысяч сто – вполне себе хорошая. Деньги у него были – откладывал же. И на кольцо, и на свадьбу, и даже на первый взнос… а зачем ему этот взнос? Чем плоха его квартирка?

А дальше было всё, как в тумане. Бегом в банк, потом снова в магазин – и вот он уже их нёс, бережно прижимая к груди и бормоча что-то глупое, вроде как: «Сейчас, мои хорошие, сейчас будем дома…»

Принеся домой часы, распаковал их и поставил на книжную полку. И тут случилось непредвиденное, часы стали тикать сердито и презрительно:

— Ты ку-да нас по-ста-вил?! Э-то сов-сем не ко-миль-фо! Нам ну-жен наш ко-мо-дик!

И то верно – в магазине часы смотрелись куда лучше на старинном комоде с зеркалом, а ещё по обеим сторонам были подсвечники.

Ну, подсвечники совсем не обязательны, а вот комодик…

И Андрей Ильич вновь отправился в магазин. К его удивлению, комод оказался немногим дороже часов.

— Прекрасный выбор! – похвалил его продавец. – Девятнадцатый век, Людовик XVI, Франция.

Часы на комодике сразу повеселели, даже затикали звонче, бодрее, зато сам комод приуныл. Особенно зеркало. Андрей Ильич будто услышал его недовольный голос:

— Это что за убожество во мне отражается, мон шер? Это лежанка, на которой ты спишь?! В таком случае ты совсем себя не ценишь, а уж меня и подавно! Во мне должно отражаться ложе, а не это уродство!

И понеслось! Кровать удовлетворила зеркало, зато сама просто жить не могла без друга-пуфика, пуфик затосковал по стульям, те – по столу, стол – по буфету, потому что его оскорбляло то, что на него ставят посуду, пропахшую каким-то ДСП. Да и сама посуда унижала его достоинство.

— Это что? – возмущался стол. – Это ты называешь тарелками и чашками? Куда прикатился мир!

Единственное, с чем мирились требовательные старички – так это с телевизором. И Андрей Ильич подозревал, что они тоже охотно его смотрят, особенно исторические фильмы, наполненные старинными интерьерами.

Иногда он даже слышал их перешёптывания:

— Конечно, бутафория, не то, что мы, но эпоха передана совсем недурственно.

Личная жизнь у Андрея Ильича так и не сложилась, но о ней он давно уже не вспоминал. Да и зачем? Леночка оказалась настоящей варваркой! Андрей Ильич до сих пор вспоминал с ужасом тот момент, когда она взяла в руки часы и едва их не уронила.

Скачу во весь опор, подгоняю взмыленный экипаж, стремительно перебирающий копытами, быстрее, быстрее, хотя, кажется, куда еще быстрее. Варк умолял успеть, любой ценой, немедленно, добраться до поместья, пока не случилось непоправимое.

Потому что Квар…

Да, вот с этого надо было начать.

С Квара.

… я давно знал, что Квар, мягко говоря, позорит звание квариата, и чем дальше, тем больше – но та крайность, в которую он скатился на этот раз затмила все его предыдущие выходки.

— С чего вы взяли… что это вообще возможно? – спросил я наконец.

— Ну как вы не понимаете… – Квар смотрит с вызовом, он всегда смотрит с вызовом, по-другому не может, — если есть квариат, то где-то есть и…

— … вы должны остановить его… любой ценой, — говорит Варк, как всегда стоит ко мне спиной, что за манера, говорить, повернувшись к квариатам спиной, так и хочется сказать, что это порочит имя квариата, — вы должны остановить его…

Говорит так, будто я должен любой ценой понять, кого он имеет в виду, да как можно не понять, стыд и позор – но все-таки я спрашиваю:

— Кого?

— Да кого-кого, Квара же? Он же найдет… найдет…

Подгоняю взмыленный экипаж, он в изнеможении падает в кусты, с треском ломая ветви, проклинаю все на свете, теперь идти пешком, черт, черт, черт, бежать, бежать к поместью, пока не случилось непоправимое…

… не с этого надо начинать, не с этого…

А с…

— … можете меня поздравить…

Как всегда не узнаю голос Квара в телефоне.

— Э-э-э… с чем?

— Я нашел его…

— Кого… его?

— Ну как вы не понимаете? – только сейчас узнаю голос Квара, возмущенный, разгневанный, — если есть квариат…

— А-а-а… поздравляю…

— И… и все? Ну, ничего себе…

— И… и где он?

— Здесь, в поместье… в гостиной…

А вот теперь:

— … вы должны остановить его… любой ценой, — говорит Варк, как всегда стоит ко мне спиной, что за манера, говорить, повернувшись к квариатам спиной, так и хочется сказать, что это порочит имя квариата, — вы должны остановить его…

И вот теперь:

Скачу во весь опор, подгоняю взмыленный экипаж, стремительно перебирающий копытами, быстрее, быстрее, хотя, кажется, куда еще быстрее.

И теперь:

Бегу по садовой дорожке, взлетаю по ступенькам крыльца, толкаю дверь, начинаю метаться по огромному поместью, кабинет, гостиная, кухня, столовая, спальни, комнаты для гостей, где-где-где…

— … его нет. Мы опоздали…

Вздрагиваю от этого голоса за спиной, что за манера, говорить за спиной, что за манера, поворачиваться спиной к собеседнику…

— Квара… нет?

Варк кивает, все так же не поворачиваясь ко мне.

— Уже нет… он встретился с этим… с этим…

— И что случилось?

— Как вы не понимаете? Если встречаются квариат и…

Не договаривает. Замолкает.

— И… и что?

— И то… они обнуляют друг друга… плюс и минус…

— Вот черт…

— Говорил я ему, нельзя этого делать…

Спохватываюсь:

— Но… но ведь должно было что-то остаться… что-то… хоть что-нибудь…

Оглядываемся, прислушиваемся – странное чувство, что здесь, в поместье, и правда что-то есть, осталось что-то неуловимое, что смотрит нам в спину…

Вероника принесла мне статуэтку. Уселась, независимо откинувшись на спинку стула, и выставила ЕЁ на стол.

— Шедевр эпохи Мин. (Тут бы мне насторожиться.) Немыслимая редкость.

— И цена — тоже, как понимаю, немыслимая?

Она кивнула, коротко и равнодушно.

Это была серая курица. Не Вероника — та всегда ярка и прекрасна — статуэтка.

Курица печально отвела голову в сторону, пряча глаза. Ажурные фарфоровые крылья обнимали тонкие плечи. Перья прикрывали скрещенные ноги (курица сидела).

— И чем знаменита твоя птичка?

Странно, но она — не Вероника, курица — нравится мне. Нравится, чёрт побери! Какая работа… И эта искренность… да, вещь…

— Почему птичка? Это прорицательница. Завернута в шаль, задумалась… Тончайшая работа, какое кружево…

Действительно… Женщина… Нормальный нос, никакой не клюв. И чего это я?.. А, плевать, всё равно классная штучка!

— Сколько? Сколько?! Ничего себе! Ладно. Беру!

… В далёком детстве у бабушки на комоде стояла похожая статуэтка. Не помню точно какая, просто некое общее впечатление. Что-то серое, грустное, возвышенное такое. М-да.

А рядом стояла круглая коробка с мотками шерстяных ниток, катушками, иголками и тому подобным. Старенькие часы…

Я поставил прорицательницу на открытую полку. Часто брал в руки и вертел, разглядывая, размышляя. Не осторожничал. То есть, брал-то аккуратно, но вот время…

Тянемся, не разбирая — полдень, полночь. А то и полнолуние. Лишь бы схватить…

Это было ошибкой. Роковой, сказал бы я, если бы не ненавидел этот стиль.

Итак. Полная луна, полночь. Прорицательница. И неосторожный болван, простерший свои лапки к драгоценной вещице.

А дальше? Не было озарившего комнату света, хлопка, падения. Закрыл глаза — здесь, открыл глаза — там… Так бывает, дамы и господа, так бывает…

Странное место было вокруг меня. И не менее странные обитатели оного. Я не стану об этом подробно — не сейчас. Их цели мне непонятны, жизнь — суетна. Но они добры ко мне. И этого достаточно.

Яркая, будто лакированная земля. Разноцветные дома, похожие на лохматые коконы или цилиндрической формы; острые, подобные пикам предметы, устремлённые в небо — монохромное, белое с подвижными тенями.

И вот что смущает меня. Не то, что я прогадал в деньгах. Не то, что попался по-глупому. Но не отняли ли у меня некую невидимую частицу меня самого? Это так, опасения, но… Зачем-то же это было затеяно? И вдруг кто-то нагрел на этом руки, хотя я пока не понимаю, как…

Будьте осторожны, дамы и господа, будьте осторожны!

Тэо, юный шалопай, прозванный за худобу и насмешливый нрав Москито, оседлал ветку старого дерева и рассеянно листал допотопные звездные карты на не менее древнем интерфейснике, не забывая по-хозяйски оглядывать окрестности. Его самого от чужих взглядов прикрывали каменная ограда соседнего приюта и заросли бурьяна. Место было козырное: заросший кустами пятачок угнездился аккурат на пересечении Дворянского проспекта и Нищего переулка, поэтому чужака Тэо заметил, сразу как только тот появился на горизонте.

Незнакомец неспешно вышагивал по проспекту. Был он молод, строен, щурился на солнце и усмехался, проходя мимо особо обшарпанных домов. Не глазел по сторонам, выискивая удачный фон для селфи, как туристы, не втягивал голову в плечи, стремясь прошмыгнуть незамеченным мимо чужих заборов, как опытный местный, не строил брезгливую мину, как заезжий барон или чиновник.

«Пират», — с восхищением подумал Тэо. Пирата распознать легко, даже если на нем сюртук ядовитого цвета из портового проката, без таких внеземельных прилетайцев не впускают в город. В ухе — непременно одном! — качается серьга мультилингвы. Ясен день, тем, кто не шляется по галактике, она ни к чему. А когда пират оборачивается на скрип старенького почтового дрона, то не только хватается правой рукой за интерфейсник, но и по привычке подгребает левой, как в невесомости. При этом держится уверенно, но не развязно, как небритые пилоты корпораций. Тэо усмехнулся и почесал босую ногу, отгоняя комаров.

Прохожий тем временем остановился напротив убежища Тэо, принял у почтовика пакет и распечатал депешу. Тэо чуть не присвистнул при виде свитка настоящей бумаги — чуть желтоватой, с завитушками букв и ленточкой, свисающей из-под круглой печати. «Сим имеем честь пригласить вас...», — прочитал Тэо перевернутую надпись.

— Эй, малец! Хочешь заработать?

— Кто ж не хочет? — Тэо сполз с ветки и не спеша вышел из кустов.

— До губернаторского дома за полчаса доведешь?

— За полчаса-то чего не довести? — пожал плечами Тэо.

— Проводишь — монетка твоя, — незнакомец подмигнул Тэо и покрутил в пальцах настоящий сандаловый эко-дублон.

Тэо чуть не присвистнул снова, но сделал скучающее лицо и вразвалочку двинулся по Дворянскому проспекту.

— Тут у нас приют. С компьютерным интеллектом. «Будущее Терры» называется.

Незнакомец с сомнением покосился на упитанных мальчишек, слоняющихся по двору, как сонные мухи.

— Сочувствую. Тяжелое будущее, — кивнул незнакомец. — Ты сам-то не из приюта?

— Неа, меня выгнали.

— Что так? — в глазах пирата плясали веселые чертики.

— Скучно было, убегал. И вес не набирал, статистику портил, — ухмыльнулся Тэо. Он махнул рукой в сторону помпезного здания напротив. — Туточки наша знаменитая городская почта. Вы если лепнину пойдете смотреть, за угол не заворачивайте, там штукатурка отваливается. А с этой стороны можно, сюда всех туристов водят.

— И что, много туристов?

— А то! Как старую Землю потеряли, все к нам за этим… историческим наследием повалили.

Незнакомец хмыкнул.

— Ну, показывай ваши древности.

— Вот венецианский дворец. Настоящий, в воде стоит, но на лодке кататься не советую — городскую канализацию прямо в канал спускают.

— А там что за толпа?

— Туристов в Объедальню привезли. Сегодня на обед Мечта Буонапарте с квасом.

— И о чем мечтал Наполеон, кроме кваса?

— Ну… вообще-то это перловая каша с лягушачьими лапками.

— Да ладно!

— Зуб даю! Сам в канале ловил и на кухню сдавал. Будете смотреть гараж, где Билл Виндовс паял Эппл?

Сделав порядочный круг по Дворянскому проспекту, Тэо с незнакомцем снова оказались у заросшего бурьяном пятачка и свернули в Нищий переулок. За углом открылась просторная лужайка с белоснежно-золотым дворцом губернаторского дома.

— Ну ты и шельмец, — восхитился пират и подкинул монетку.

Деревянный кругляшок рыбкой нырнул в подставленные мальчишеские ладони.

Пират подмигнул Тэо и решительным шагом направился к похожему на торт строению.

Тэо сидел на каменном заборе, качал ногой и мечтал о звездолетах и кротовых норах. Туристов увезли в прохладу Собора Святых Корпоратов, вечером их ждет казино. Музыканты расходились из трактира, унося под мышками парики и скрипки. Робот-дворник подметал приютский двор. Все как всегда. Тэо зевнул, подпер щеку рукой и прикрыл глаза.

— А есть здесь где нормально перекусить? Без перловки и риска для жизни? — раздался над ухом вкрадчивый голос.

Тэо встрепенулся. Рядом весело скалил зубы и покачивался на пятках давешний незнакомец.

— А то ж! — Тэо расплылся в улыбке и спрыгнул с забора.

— Веди, угощаю! — незнакомец галантно пропустил Тэо первым из кустов на проспект.

В сторону Объедальни Тэо даже не взглянул, на Ресторацию презрительно фыркнул, на бистро «Кот и Пес» пренебрежительно сморщил нос.

У вывески «Массажный салон Шаолинь» пират основательно завис, и Тэо пришлось тянуть его за рукав в дверь с нарисованной пивной кружкой. В забегаловке было полно байкеров. Качок у стойки, увидев Тэо с незнакомцем, вопросительно поднял бровь.

— Привет, дядь Митяй! Нам бы чего свеженького пожрать. И побольше, — Тэо плюхнулся на дубовую лавку. Пират молча выложил на стойку монеты и теперь с интересом осматривался.

Качок кивнул. Байкеры, наблюдавшие за разговором, потеряли интерес и занялись своим пивом.

Тэо с восхищением проводил взглядом огромные тарелки с картофельной поджаркой, ломтями жареной рыбы в тесте и шкворчащей глазуньей.

— Налетай, честно заработал, — подмигнул пират и воткнул вилку в яичницу.

Голоэкран над стойкой бубнил новости.

— Сегодня знаменитый космический путешественник Эван Христофоров передал в дар правительству Терры лоцманские карты вновь открытого пути на Землю. Путь на прародину человечества был утерян после взрыва сверхновой…

— Вау, — промычал Тео, набивая рот едой.

Картинка с диктором сменилась кадрами приема у губернатора — расфранченный толстяк, раскрыв объятия, семенил навстречу пирату.

Тео переводил взгляд с экрана на пирата с тарелкой и восхищенно хлопал глазами.

— Ты жуй, остынет, — смущенно пробормотал пират.

— Я не понял, он что, Землю нашел? — спросили в зале.

Ответ утонул в жужжании дрона. Почтовик влетел в оконце и завис перед пиратом.

— Согласно Уложению о дарениях, — зачитал механический голос, — владение имуществом облагается налогом. Планета Земля считается имуществом со дня, когда была найдена, то есть налог начислен за последние десять световых лет. Срок на уплату налога начинается со дня подачи заявки на посещение Терры и заканчивается сегодня в пятнадцать часов по местному времени. У вас есть полчаса на уплату налога. Извещение зачитано при свидетелях, копия доставлена.

Почтовик зажужжал, на стол вывалился свиток. Щелкнула вспышка, запечатлев Тео с открытым ртом и мрачного, как туча, Эвана.

В зале засвистели.

— Мухлюют! Десять световых — это расстояние, а время по прыжкам считают!

— За двадцать минут до порта успеем? — наклонившись к Тео, с надеждой спросил пират.

Мальчишка шмыгнул носом и кивнул на дверь. По улице прохаживались два жандарма.

— Ржавый, а помнишь, ты нам с Москито желание проиграл? — пробасил байкер за соседним столом. В ответ угукнули.

— Слышь, пират, мы тебя до причала добросим, если ты пацана с собой заберешь. Знатный будет лоцман, когда вырастет.

— По рукам, — Эван мгновенно собрался, стянул с плеч прокатный сюртук и повязал свой шейный платок как бандану.

— Чего сидишь? Выводи коней! — рыжий бородач рявкнул на ошалевшего Тэо. Мальчишка выскочил за дверь.

Толпа байкеров в черном, обнявшись и горланя, неторопливо вывалилась на на улицу и, оседлав мотоциклы, рванула к порту.

— Как тебя зовут-то, лоцман? — сквозь рев моторов проорал Эван.

— Теодор Конюхов, — перекрикивая ветер, прокричал в ответ счастливый Тео.

Впереди у причала тянулся носом в небо и блестел серебром межзвездный нырок класса Стриж.

1

Коммисар Жульен ещё раз подошёл к трупу продавца-хозяина, лежащему в проходе между прилавком и стеной с выставленными древностями, и уточнил расположение синяков на шее. Никакого беспорядка в этой лавке антиквариата он не обнаружил. По телефону час назад утром супруга продавца Мари сообщила об убийстве мужа Жака и об обнаруженной ею открытой двери в лавку.

Сама Мари сидела у входа в кресле и находилась в молчаливом состоянии глубокой скорби. Вначале она сообщила, что пропала картина, на которой был изображён какой-то «клошар», — так называли бродяг здесь в Париже. Картина очень запомнилась ей потому, что она висела недалеко от входа и была помещена в позолоченную рамку, на которой находились странные знаки.

Двое полицейских составили протокол осмотра, сфотографировали лежащий труп и погрузили труп в машину. При этом никаких чужих следов в лавке обнаружено не было.

Придя в участок, коммисар услышал телефонный звонок и ему сообщили ещё об одном убийстве.

Прибыв на место происшествия, он обнаружил труп известного художника Люпэна в своей мастерской с такими же синяками на шее. Допрошенный ученик сообщил, что мастер Люпэн рисовал углём на бумаге портрет какого-то бродяги, приглашённого с улицы. Затем ученик вышел из мастерской, а когда снова вошёл, то обнаружил убитого Люпэна. Бродяга с рисунком исчез.

Жульен приказал полицейским, прибывшим с ним, закончить осмотр и убрать труп, а сам вышел на улицу, чтобы проветриться и подумать о причине убийства.

Коммисар решил, что эти два убийства связаны между собой. Конечно ясно, что убийца был один и тот же.

Придя снова в участок, Жульен позвонил своему близкому другу Брюсару, очень известному в Париже учёному, чтобы посоветоваться. Брюсар умел хранить тайны следствия и часто своими предположениями помогал Жульену в раскрытии преступлений. Они договорились встретиться завтра.

2

На следующий день Жульен, одетый в свою обычную полицейскую форму, вошёл в лабораторию к Брюсару и увидел того в накрахмаленном белом халате в состоянии необычайного волнения.

На большом столе на четырёх подставках был помещён какой-то удивительный прибор. Под этим прибором находилась картина, а точнее, белый холст в позолоченной раме с какими-то странными знаками.

— Сейчас я буду исследовать это при помощи моего недавнего изобретения, «ню»-мезонного излучателя, который выявляет невидимую энергетическую ауру, которую оставляет после себя каждый изображённый предмет на бумаге или на холсте. Вот этот холст в раме мне принёс какой-то бродяга-«клошар». Я посмотрел холст на просвет и увидел там пятна. Может быть, на этом холсте было изображено ещё что-то и это может пригодиться в моих исследованиях. И я купил у него это всего за двадцать франков.

— Постой, постой. Так это, наверное, та самая рама, но где картина? — воскликнул Жульен и рассказал о загадочном убийстве в лавке.

— Ну, об этом — потом, а сейчас мы начнём, — радостно потирая руки, произнёс Брюсар и включил прибор.

Но здесь надо сообщить, что Брюсар был энергичным человеком, он всюду и всегда спешил, что бы не делал.

Сначала послышалось гудение и поток розового света упал на белый холст в раме. Через несколько минут на холсте стали проступать контуры какого-то лица, а затем появилось и само лицо. То было лицо бродяги с всклокоченными волосами, густыми пышными бровями и шрамом на щеке. Стал виден помятый и грязный воротник коричневого пиджака, и розовый шарф-кашне на шее.

— Да, наверное, — воскликнул Жульен, — этот тот «клошар»!

После этого оба они замолчали на несколько минут.

Брюсар выключил свой прибор и изображение лица на картине исчезло.

— Ну, вот, пока и всё. После этого мне надо ещё подумать, как точнее отрегулировать пучок излучения.

Завтра я захвачу этот холст и пойду посоветуюсь с моим другом Мюраном, ты, наверное слышал о нём.

Так вот, он пошёл дальше в своих исследованиях, но ещё не закончил изготовление своего прибора.

А сейчас мы отпразднуем моё открытие, — с радостью сообщил Брюсар после этого и быстро достал из шкафа бутылку коньяка «Наполеон».

Но сразу же поник настроением, словно какая-то тень упала на его лицо. И очень тихо, словно боясь спугнуть свою мысль, произнёс:

— Ты знаешь, Жульен, мне показалось, что он подмигнул мне правым глазом.

Тут и Жульен резко отвернул свой взгляд от бутылки и повернулся к Брюсару, тихо произнеся:

— Что самое удивительное, так это то, что и мне показалось то же самое.

3

Брюсар вошёл в гостинную комнату профессора Мюрана на первом этаже дома. Входную дверь открыл сам хозяин дома. Мюран поздоровался и тут же вернулся за журнальный столик, где лежал раскрытый каталог художественных выставок в Париже.

— Вот тебе объект для исследования, — ещё с порога торжественно произнёс Брюсар и положил на журнальный столик тот холст в раме, завёрнутый в бумагу.

— Это очень кстати! — воскликнул Мюран и продолжал:

— Я только что закончил изготовление своего прибора и ищу художественное произведение-картину для исследования. Может быть, как раз это то, что ты мне принёс!

Мюран развернул бумагу и удивлённо произнёс:

— Рама — дорогая, но здесь ничего не изображено!

Брюсар таинственно ответил:

— В том-то и вся загадка. Это — скрытое изображение бродяги-«клошара». И с помощью моего изобретения мы с коммисаром Жульеном увидели это изображение! Так что, пожалуйста, исследуй это как следует.

— Да, я немедленно займусь этим, но вот только есть одна проблема. Служанку я отпустил, чтобы не помешала. Я не могу сейчас оторваться от моей работы, — я могу растерять свои мысли и моё исследование ещё затянется на продолжительное время. Я попрошу тебя принести мне из ближайшего магазина несколько бутербродов, булок и молока. Сочтёмся позже.

— Хорошо, я сделаю это, — ответил Брюсар и тут же вышел.

4

Когда Брюсар вошёл снова в дом Мюрана, то дверь была открыта. Наверное, хозяин сам забыл её закрыть. Брюсар оставил на столике продукты из магазина, закрыл дверь на внутренний прочный замок, прошёл через дверь на лестницу и поднялся на второй этаж в лабораторию профессора.

И застал его, сидящего на полу с отупелым взглядом, направленным в пол перед собой. Он бессвязно бормотал:

— Я проявил его, но он убежал.

После продолжительных распросов Брюсару удалось выяснить следущее.

Профессор Мюран долго занимался осуществлением своей идеи: при помощи открытого им «эпсилон»-излучения превращать плоское изображение предмета или произведения искусства-картины в объёмное его изображение.

В последнее время он заканчивал работу над превращением этого полученного объёмного изображения животных и людей в живое состояние.

На большом столе в лаборатории стоял на подставке прибор, из которого доносилось странное жужжание. Рядом на полу лежала позолоченная сломанная рама от портрета.

После того, как Брюсар помог встать Мюрану с пола, прибор был выключен.

Испуганно озираясь кругом, Мюран прошептал:

— После того, как я положил твой холст с рамой под мой прибор и включил, то увидел, что сначала начали проступать контуры изображения, затем начало выявляться лицо и проступать в объёме. Это было изображение бродяги. Лопнула и отскочила рама картины и проявилось в объёме всё его тело в одежде, выйдя из рамки холста. Тело сползло с холста, затем со стола на пол и поднялось во весь рост. Так этот бродяга простоял неподвижно несколько минут, а затем начали двигаться его руки и он сделал шаг к двери. Через несколько секунд его уже не было в лаборатории.

Но он может сделать такое… Кроме всего, я думаю, он может обладать большой чувствительностью на расстоянии и вернуться.

Шопот Мюрана перешёл в крик:

— Да, он может совершить новое преступление! И чтобы прекратить этот процесс, надо найти то, что остановило бы его! Выявить диапазон жёсткого нейтрализующего излучения. Нам с тобой надо немедленно сделать это!

5

Через два месяца дней и бессонных ночей такое открытие было сделано ими обоими.

На этот раз они оба стояли у стола в лаборатории Мюрана. Тот самый холст был помещён под новый излучатель. Всё уже было готово для эксперимента.

Внезапно они услышали стук во входную дверь.

— Это, наверное мой сосед, он часто ко мне заходит. Пойду открою, а то он поднимет шум, — сказал Мюран и вышел из лаборатории, чтобы спуститься на первый этаж.

Но через несколько минут он вбежал испуганный и запыхавшийся от бега по лестнице и закрыл за собой на прочную задвижку дверь лаборатории.

— Они там вдвоём: тот цветной «клошар» и такой же чёрно-белый! Ломятся в дверь! Я закрыл ещё и дверь, ведущую на лестницу сюда наверх.

И, действительно, после этого послышались сильные удары во входную дверь.

Через несколько минут раздался треск ломаемых досок входной двери и затем стали слышны удары в дверь на лестницу. Но и дверь на лестницу тоже не выдержала.

И в тот момент, когда послышались удары в дверь лаборатории, Мюран включил новый прибор. Послышалось жужжание. Но удары продолжали сыпаться на дверь с той же силой. Уже лопнула одна дверная доска, и в щель просунулась огромная волосатая рука. Послышалось какое-то нечленораздельное мычание.

— Я забыл, — надо сменить оптическую насадку излучателя, — крикнул дрожащим голосом Брюсар. Помогая друг другу, они, наконец, заменили насадку и снова включили прибор.

Последняя доска двери была выломана и в лабораторию ввалились и остановились неподвижно два странных существа. Одно было очень похоже на бродягу-«клошара» в коричневом пиджаке, в зелёных испачканных краской штанах и розовом шарфе-кашне на шее. Другое было точно таким же по форме, но совершенно неокрашенным, — чёрно-белым!

Жужжание продолжалось и вокруг прибора в тот же момент разлилось волнами голубое сияние. Эти волны медленно перемещались по направлению вломившихся в дверь существ.

Мюран увидел как две руки, одна — в грязных пятнах, а другая — белая, протянулись к шеям его и Брюсара. Но не достигнув нескольких сантиметров до цели, они начали медленно растворяться в воздухе, затем исчезли и тела этих существ.

После этого на полу остались лишь несколько капелек разных красок и маленькая горка чёрного угля.